Часть III
Мы

Появление человека в нашей истории происхождения мира – большое событие. Мы пришли всего несколько тысяч лет назад и уже начинаем перестраивать биосферу. В прошлом случалось, что ее изменяли целые группы организмов, например цианобактерии, но никакой другой отдельный вид не имел такой силы. Мы делаем еще кое-что совершенно новое. Поскольку люди способны обмениваться индивидуальными картами окружающей их действительности, мы составили подробное коллективное представление о пространстве и времени, на котором основаны все наши истории происхождения. Это достижение, принадлежащее, по-видимому, одному лишь нашему виду, означает, что сегодня крошечная частичка Вселенной понемногу начала разбираться в собственном устройстве.

Наш рассказ об истории человечества едва затронет то, о чем обычно говорят историки, – войны и правителей, государства и империи или развитие всевозможных традиций в искусстве, религии и философии. Вместо этого мы продолжим обсуждать основные темы современной истории происхождения мира. Увидим, как появились новые формы сложных сущностей, на этот раз созданные видом, который нашел собственный способ использовать информацию, чтобы осваивать все большие и большие потоки энергии. Мы будем наблюдать, как сперва в пределах локальных сообществ, а в конце концов по всему миру люди стали перестраивать биосферу: сначала медленно, затем быстрее, пока к сегодняшнему дню не превратились в вид, который меняет облик планеты. Как мы распорядимся своей силой в будущем, пока неясно. Но уже понятно, что человечество, а на самом деле и вся биосфера, стоит перед лицом глубоких и, скорее всего, бурных перемен.

Как мы к этому пришли? Современная история происхождения мира должна помочь нам сориентироваться, потому что она позволяет поместить историю человечества в гораздо более широкий контекст истории планеты Земля и Вселенной в целом. Глядя с вершины горы, можно увидеть, в чем наша уникальность.

Люди удивительно разные в культурном плане, и отчасти в этом наша сила. Генетика же у нас гораздо более однородная, чем у ближайших из ныне живущих родственников человека – шимпанзе, гориллы и орангутана. Мы попросту слишком недавно появились, чтобы развилось большое разнообразие. К тому же мы крайне общительны и очень любим путешествовать, так что наши гены вполне свободно переходили от группы к группе.

Мы относимся к отряду млекопитающих под названием «приматы», в который входят лемуры, обезьяны и человекообразные обезьяны. С родственниками-приматами у нас много общего. Первые из них почти наверняка жили на деревьях, а детеныши человека (и я сам не был исключением) лазают по деревьям с удовольствием, и очень неплохо. Для этого необходимы руки или ноги с пальцами, которые могли бы хватать. Если вы собираетесь прыгать с ветки на ветку, неплохо бы обзавестись объемным зрением, чтобы оценивать расстояния. Для этого требуются два глаза на передней части лица, чтобы линии взгляда у них пересекались (не пытайтесь перескочить с ветки на ветку, закрыв один глаз). Поэтому у всех приматов руки и ноги могут хватать, а лица плоские и глаза на них спереди.

Приматы исключительно мозговиты. Размер их мозга относительно размеров тела необычно велик, а его внешний слой, неокортекс, огромен. У большинства млекопитающих кора составляет от 10 до 40 % мозга. У приматов этот показатель более 50 %, а у человека целых 80 %. У нас исключительно много кортикальных нейронов – около 15 млрд, в два с лишним раза больше, чем у шимпанзе (у которых их около 6 млрд). У китов и слонов, которые в списке обладателей самого большого количества кортикальных нейронов идут сразу за человеком, их около 10 млрд, но относительно размеров тела их мозг меньше, чем у шимпанзе. Благодаря большому мозгу приматы – настоящие мастера в получении, хранении и использовании информации об окружающем мире.

Почему у приматов такой крупный мозг? Казалось бы, это понятно: разве не очевидно, что мозг – это хорошо? На самом деле необязательно, ведь он съедает много энергии – порой в 20 раз больше, чем то же количество мышечной ткани. У человека этот орган потребляет 16 % доступной энергии, притом что составляет лишь 2 % от массы тела. Вот почему, выбирая между силой и умом, эволюция обычно склонялась в пользу мускулов. По той же причине видов с большим мозгом так мало. Некоторые животные относятся к этому органу пренебрежительно, как к расходному материалу, излишеству. Существует вид морских улиток, у детенышей которых есть миниатюрный мозг. Он помогает им путешествовать по морям в поисках насеста, где можно будет питаться, фильтруя воду. Но, найдя себе место, улитка теряет потребность в таком дорогом в обхождении приборе, поэтому… съедает свой мозг (злые языки говорят, что тут есть что-то общее с университетским преподавателем, дослужившимся до бессрочного контракта).

Тем не менее, похоже, мозг приматов себя окупает. Он нужен, чтобы управлять их ловкими руками и ногами и чтобы виды с высокоразвитым зрением могли обрабатывать изображения (что это там, через три дерева, не спелая ли слива?), – у мозга, прямо как у компьютера, на это уходит вся мощность. Что еще важнее, приматы общительны, потому что, живя скученно, они обеспечивают себе защиту и поддержку. На открытой просматриваемой территории, такой как пастбища и леса, что раскинулись в остывающем после PETM мире, оказалось лучше жить большими группами. Чтобы успешно сосуществовать с другими членами своего вида, нужно быть в курсе постоянно изменяющихся отношений в семье, между друзьями и врагами. Кто вырвался вперед, а кто отстал? Кто друг, а кто нет? Кто должен мне, а кому задолжал я? Сложность этих вычислительных задач с ростом группы увеличивается по экспоненте. Если вас всего четверо, вы, наверно, справитесь. А если 50 или 100, расчеты становятся гораздо сложнее.

Чтобы жить в группе, нужно также понимать, что происходит в мозге других ее членов. Возможно, способность интуитивно улавливать мысли и чувства окружающих была важным шагом к развитию сознания – высокой степени осознанности в отношении того, что происходит в нашем собственном уме. Внимательное наблюдение за обществами приматов показывает, что, если в ходе общения вы ошибаетесь в социальных расчетах, вероятнее всего, вы будете хуже питаться, вас будут меньше защищать, чаще бить и ваши шансы быть здоровым и иметь здоровых детей снизятся. Таким образом, способность к общению, сотрудничество и мыслительные способности, по-видимому, в истории приматов развивались вместе. На самом деле, похоже, у приматов действительно существует грубая корреляция между численностью группы и размером мозга. Очевидно, многие их популяции были готовы заплатить энтропии еще один налог, налог на мозг, чтобы та позволила им жить более крупными группами.

Вероятно, первые приматы возникли до исчезновения динозавров, но самые древние сохранившиеся их останки относятся ко времени спустя несколько миллионов лет после приземления Чиксулубского астероида. Мы принадлежим к группе крупных бесхвостых обезьян, которых называют человекообразными. Они появились около 30 млн лет назад, а 20 млн лет назад процветали в Африке и Евразии, увеличивая свое разнообразие. В число гоминид сегодня входят орангутаны, гориллы и шимпанзе, а также человек. Их предки развивались в мире, где после PETM падал уровень углекислого газа и формировался более холодный, менее предсказуемый климат. Нестабильность климата вдавила педаль газа на трассе эволюции, вынудив множество разных видов быстро и интенсивно приспосабливаться. Примерно 10 млн лет назад во многих местах обитания человекообразных обезьян стало суше и холоднее, и их популяция, вероятно, оказалась довольно жестко прорежена, когда их родные леса превратились в пастбища. Нашими предками стали те, кто выжил в результате этого вынужденного эволюционного рывка.

До 70-х годов XX века большинство палеонтологов, опираясь на ископаемые останки, были убеждены, что человек отделился от других крупных обезьян не меньше 20 млн лет назад. Но в 1968 году два генетика, Винсент Сарич и Алан Уилсон, показали, что можно оценить время, когда разделились два вида, сравнивая ДНК их современных представителей. Это возможно, потому что длинные участки ДНК, особенно те ее части, которые не кодируют гены, меняются случайным образом и с весьма постоянной скоростью. Генетическое сравнение на основе этих открытий показало, что общий предок человека, шимпанзе и гориллы существовал до отметки примерно 8 млн лет назад, когда предки современных горилл решили пойти своей дорогой. У человека и шимпанзе общий предок был около 6 или 7 млн лет назад. Иными словами, где-то в Африке около 6–7 млн лет назад жило существо, от которого произошли и люди, и шимпанзе. Пока что у нас нет его останков, но, согласно данным генетики, оно действительно существовало.

У современных шимпанзе и человека 96 % генома по-прежнему общие. Но, учитывая, что в каждом из геномов около 3 млрд пар оснований, примерно 35 млн букв генетического текста, или пар оснований, у них отличаются. Здесь и таятся подсказки, которые могут объяснить, почему у человека и шимпанзе оказалась такая разная история, особенно в последние тысячелетия. Почему от наших ближайших родственников остались лишь скудные популяции в несколько сотен тысяч, тогда как людей сейчас больше 7 млрд и мы господствуем в биосфере?

Все виды, которые после эволюционного разделения между человеком и шимпанзе оказались на одной стороне с человеком, называются гоминины. За последние 50 лет палеонтологи нашли ископаемые останки (иногда это всего лишь фаланга пальца или несколько зубов), наверное, 30 или более видов гоминин. Я говорю «наверное», потому что ответ на вопрос, отдельный ли перед вами вид, зависит от того, с кем из палеонтологов вы говорите. Одни любят разделять, для них существует множество разных видов. Другие предпочитают объединять, для них видов меньше, но внутри каждого из них большое разнообразие. Сегодня мы – единственный выживший вид гоминин. Это необычно, потому что всего 20 или 30 тысяч лет назад в саваннах Африки и Евразии их было несколько. То, что, когда мы, люди, стали захватывать все больше земли и ресурсов, другие виды гоминин исчезли, показывает, насколько мы опасны.

В последние 50 лет в распоряжении палеонтологов появилась масса новых исследовательских игрушек – инструментов и хитростей, которые помогли им выяснить массу подробностей об истории гоминин. Особенно много информации можно извлечь из останков зубов. Это хорошо, потому что часто ничего больше найти не удается. Так же как ваш стоматолог может определить, ели ли вы попкорн, шоколад и мороженое, хороший «зубной» палеонтолог может сказать, ели ли наши предки мясо или растения. Форма зуба говорит о том, использовался ли он, чтобы прорезать или чтобы перетирать пищу для своего хозяина, а это очень информативно. Для орехов нужны перетирающие зубы, такие как моляры, а для мяса – режущие, такие как клыки.

Химические сигналы из костей и зубов тоже многое сообщают о диете и образе жизни. Так, растения, которые владеют С₄-фотосинтезом, например травы и осока, в меньшем количестве поглощают более распространенный изотоп углерода, углерод-12, и в большем – углерод-13, который чуть тяжелее. Анализ показывает, что в зубах африканского австралопитека, которым около 2,5 млн лет, содержание углерода-13 выше, чем ожидалось, а поскольку австралопитеки точно не питались травой (ее не ест никто из человекообразных обезьян), можно предположить, что они употребляли мясо животных, которые, в свою очередь, ели траву. Мясная диета означает, что они либо питались падалью, либо охотились и, вероятно, пользовались каменными орудиями.

Химический анализ изотопов стронция в костях может даже показать размер территории, по которой перемещались особи. Исследование костей в группе ранних гоминин под названием «австралопитеки» показало, что самки перемещались больше, чем самцы, а значит, скорее женщины присоединялись к группам мужчин, чем наоборот. Иными словами, их общества были патрилокальными, как и у современных шимпанзе, а это многое говорит об общественном строе их мира. Все это мощные инструменты для сыщика-антрополога. Но к сожалению, они часто дают больше вопросов, чем ответов, и напоминают нам, как сложна на самом деле история эволюции человека.

Палеонтологическая летопись гоминин теперь гораздо богаче, чем была когда-то. В 1900 году у антропологов были ископаемые останки всего двух типов древнего человека: неандертальца, первого из которых нашли в Германии в 1848 году, и человека прямоходящего, чьи останки на острове Ява в 1891 году обнаружил нидерландский палеоантрополог Эжен Дюбуа. Эти находки заставили предположить, что люди могли бы появиться в Европе или Азии. Но в 1924 году Рэймонд Дарт, профессор анатомии австралийского происхождения, живший в Южной Африке, обнаружил первые останки африканских гоминин, что стало важной находкой. Это был череп, оказавшийся среди других останков и принадлежавший детенышу вида, который теперь известен как африканские австралопитеки (Australopithecus africanus) и относится к австралопитекам – большой группе видов, возникшей около 5 млн лет назад. После этого открытия в Африке стали обнаруживать все больше и больше останков гоминин, и большинство палеоантропологов теперь считают, что наш вид появился где-то там. С 30-х годов XX века Луис и Мэри Лики стали находить останки и артефакты гоминин в Восточно-Африканской рифтовой долине, где магма, поднимаясь из мантии, начала разделять тектоническую плиту, на которой лежит бóльшая часть Африки. Когда-нибудь здесь появится новое море. А пока трещины в Африканской тектонической плите позволяют археологам заглянуть в далекое прошлое нашего вида.

В 1974 году Дональд Джохансон обнаружил в Эфиопии 40 % скелета, принадлежащего представителю другого вида австралопитеков – афарскому австралопитеку (Australopithecus afarensis). Скелет назвали Люси и датировали его возраст примерно 3,2 млн лет. Находили также останки австралопитеков, возраст которых составляет почти 4 млн лет. С тех пор в других частях Африки обнаруживали и более ранние виды гоминин, которым 4, 5 (ардипитек, или Ardipithecus) и даже 6 млн лет (оррорин, или Orrorin tugenensis), а может быть, и 7 (чадский сахелантроп, или Sahelanthropus tchadensis), что довольно близко к гипотетической дате, когда жил последний общий предок всех гоминин.

Останков самых ранних гоминин у нас так мало, что одна новая находка может полностью изменить всю картину. Нельзя даже точно сказать, что самые старые останки действительно принадлежат гомининам, и не всегда понятно, принадлежат ли они какому-то определенному виду или нет. Следует ли относить человека умелого и человека прямоходящего с их очень разными размерами мозга к разным родам или считать первого поздним австралопитеком? Наши представления о начале истории гоминин остаются обрывочными, но некоторые ее части понемногу проясняются.

По-видимому, даже самые первые виды гоминин хотя бы часть времени ходили на двух ногах. Этим они сильно отличаются от шимпанзе и горилл, которые перемещаются на четвереньках. Насколько регулярно представители вида двигались на двух ногах, можно сказать по костям. Прямоходящие перестают использовать большой палец ноги, чтобы хватать, поэтому он оказывается расположен ближе к другим пальцам, а позвоночник входит в череп снизу, а не сзади (встаньте на четвереньки, и вы поймете почему). Чтобы ходить на двух ногах, потребовалось перестроить спину, бедра и даже черепную коробку. Прямохождение также способствовало сужению бедер, поэтому вынашивать детей стало труднее и опаснее, а это может означать, что многие гоминины, как и современные люди, рожали детенышей, еще неспособных выжить самостоятельно. В таком случае их младенцам нужно было больше родительской заботы, что способствовало развитию навыков общения и заставило отцов-гоминин активнее участвовать в выращивании детей. У прямохождения было много косвенных следствий, но мы еще не совсем уверены, почему именно гоминины стали прямоходящими. Возможно, это позволило нашим предкам дальше перемещаться шагом или бегóм по травянистым саваннам, которые распространились в остывающем мире за последние 30 млн лет. Благодаря этому у человека также освободились руки, и он смог сосредоточиться на ручной работе, включая в итоге изготовление орудий.

Нет никаких признаков того, что мозг первых гоминин был выдающихся для приматов размеров. Он был значительно меньше нашего и гораздо ближе к мозгу шимпанзе, объем которого – примерно 300–450 см³. Для сравнения средний объем нашего мозга составляет около 1350 см³. Более значим не абсолютный размер, а другой показатель, хотя его сложнее вычислить, – степень отклонения размера мозга от ожидания размера для заданной массы тела у определенной группы организмов. Это коэффициент энцефализации (EQ). У шимпанзе EQ примерно равен 2 (в сравнении с другими млекопитающими), а у современного человека он чрезвычайно высок и составляет около 5,8. EQ австралопитеков колеблется от 2,4 до 3,1. Исключительно крупный мозг не был первой отличительной чертой гоминин. А прямохождение было.

Самые древние останки, которые в настоящее время относят к нашему роду, Homo, принадлежат виду под названием «человек умелый», проживавшему в Африке начиная примерно с 2,5 до 1,5 млн лет назад. Первое материальное свидетельство об этом виде, состоявшее всего лишь из челюсти и нескольких костей кисти, в 1960 году нашла Мэри Лики со своим сыном Джонатаном в ущелье Олдувай в Восточно-Африканской рифтовой долине. Найденные рядом каменные орудия дали Лики основание классифицировать новый вид как форму рода людей, что на языке палеонтологов значило: «Я думаю, это действительно люди, потому что они делали инструменты».

Но были ли это мы? Здесь ли началась история человечества? Сегодня большинство исследователей скептически относятся к идее отдельного рода – люди, который включал бы нас и человека умелого. В конце концов, мозг последнего был лишь немного больше мозга австралопитеков, составляющего от 500 до 700 см³ при коэффициенте энцефализации чуть больше 3. А изготовление каменных орудий у него практически сводилось к тому, чтобы расколоть камень и использовать обломки. Учитывая, что каменные орудия, вероятно, создавали и некоторые австралопитеки и что шимпанзе тоже могут изготовить инструмент (хотя и не из камня), по-видимому, человек умелый был достаточно близок к австралопитекам, чтобы отнести его к этой группе. Использование орудий не делает их частью человечества, ведь это свойственно и другим существам.

С начала плейстоценовой эпохи (2 млн лет назад) встречаются виды гоминин более крупного размера, их мозг становится больше, каменные орудия сложнее, а условия, которые они осваивают, – разнообразнее. Скорее всего, они не случайно возникли в те времена, когда климат становился более холодным и сухим. Данные виды обычно классифицируют как человека прямоходящего и человека работающего, но здесь я буду называть всю эту группу «человек прямоходящий».

У человека прямоходящего поразительно большой мозг, ведь мы видели, какой это дорогостоящий эволюционный механизм. В самом деле, относительно веса тела размер мозга у гоминин увеличивался быстрее, чем у какой бы то ни было группы видов в истории эволюции. Возможно, этому способствовала их склонность к общению. Структура человеческого мозга явно свидетельствует о необходимости рассчитывать социальное взаимодействие, на это у нас отведено великое множество нейронных путей. Возможно, при большем количестве нейронов особь могла рассчитывать на большее количество друзей, еды, лучшее здоровье и повышенные шансы на размножение. Определенно увеличение мозга позволило гомининам жить бóльшими группами и сообществами. В основном приматы, включая шимпанзе и павианов, жили вместе, в группах менее 50 особей, и, грубо говоря, чем меньше был мозг, тем меньше группа. Но с ростом этого органа за последние 2 млн лет увеличилась и численность их сообществ. Вероятно, человек прямоходящий был первым видом приматов, группы которого объединяли более 50 особей.

Первые останки человека прямоходящего нашел на острове Ява в 1891 году Эжен Дюбуа. Он искал в Индонезии, потому что подозревал, что люди произошли не от африканских шимпанзе (на это ставил Дарвин), а от азиатских орангутанов. В этом он ошибся. Но останки, которые он нашел, принадлежали особи с объемом мозга почти 900 см³, что гораздо ближе к среднему объему мозга современного человека (около 1350 см³). EQ этой особи составлял от 3 до 4. То, что останки были найдены на Яве, также говорило о приспособлениях и умениях человека прямоходящего, которые позволили ему мигрировать из Африки через бóльшую часть южной Евразии. Но этому не стоит так уж сильно удивляться. Многие другие виды, например львы, тигры, слоны и даже наши близкие родственники орангутаны, перемещались подобным образом, потому что по условиям южная Евразия часто довольно похожа на Африку. Новейшие данные действительно заставляют предположить, что виды, близкие к человеку умелому, могли дойти до самой Индонезии и стать предками карликовых гоминин, которых называют человек флоресский (Homo floresiensis), или хоббит, и которые жили на острове Флорес еще 60 000 лет назад.

Человек прямоходящий был выше человека умелого, иногда ростом с современных людей. Он также делал более сложные каменные орудия. Эти красивые, искусно выполненные каменные инструменты называют ашельскими рубилами. Возможно, развитие орудий позволило человеку прямоходящему получать больше мяса, а это важнейшая энергетически богатая пища, которая служила топливом для его растущего мозга. Не исключено, что он также научился управлять огнем, контролировать и использовать его и таким образом сумел освоить огромный новый источник энергии. Приматолог Ричард Рэнгем считал, что человек прямоходящий готовил на огне мясо и другую пищу (иными словами, проводил ее предварительное переваривание и удалял из нее токсины). Благодаря этому он мог употреблять больше видов питания, потому что многие из них без температурной обработки не перевариваются или ядовиты. Возможно, это также позволяло быстрее пережевывать и переваривать еду.

Не исключено, что использование огня вызвало и другие важные последствия. Например, приготовление пищи сняло часть нагрузки по перевариванию с кишечника, тот уменьшился (в пользу чего действительно есть ископаемые свидетельства), и освободилась дополнительная энергия метаболизма, необходимая для работы более крупного мозга. Это интересная гипотеза, но на данный момент она остается недоказанной, потому что надежные свидетельства систематического разведения огня относятся ко времени 800 000 лет назад, а широко распространилось оно не ранее 400 000 лет назад. Нам также известно, что каменные приспособления человека прямоходящего на протяжении миллиона лет менялись мало, так что ему, похоже, недоставало технических и творческих наклонностей, свойственных нашему виду.

В последний миллион лет эволюция гоминин ускорилась. Около 600 000 лет назад в палеонтологической летописи появляется новый вид, мозгом и телом все больше похожий на современного человека. По-видимому, и это неудивительно, его представители также жили более крупными группами, объединяющими по 150 особей, что, скорее всего, составляло максимум для наших предков-гоминин.

Ученые ведут споры о том, сколько разных видов гоминин существовало полмиллиона лет назад. Мы знаем, что их было много. Но важнее общая тенденция: теперь гоминины появляются в Европе ледникового периода и Северной Азии, в условиях, совсем не похожих на африканскую саванну. Эти условия требуют новых умений и технологий, так что неудивительно, что орудия стали сложнее, разнообразнее и более узкоспециализированными, чем у человека прямоходящего. Гоминины начали насаживать каменные наконечники на деревянное древко. В Шёнингене, на территории Германии, археологи нашли деревянные копья, которым 400 000 лет, – тонкой и очень аккуратной работы. Некоторые антропологи даже отмечают признаки художественной и ритуальной деятельности. Среди находок Эжена Дюбуа были декорированные раковины моллюсков, возраст которых датирован 500 000 лет, и они подозрительно напоминают простые формы искусства.

И все же… все же революции еще не произошло. По-настоящему впечатляющие изменения начались лишь около 200 000–300 000 лет назад, после появления нашего вида, человека разумного.

Представьте себе, что группа инопланетных ученых летает по орбите вокруг Земли в поисках разумных существ и наблюдает местные формы жизни в рамках долгосрочного исследовательского проекта длиной в несколько миллионов лет. 200 000 лет назад они не заметили бы в наших предках ничего необычного. В Африке и некоторых частях Европы и Азии они могли бы обратить внимание на ряд видов крупных прямоходящих приматов, включая тех, что мы называем неандертальцами (Homo neanderthalensis) и человеком гейдельбергским (Homo heidelbergensis). Они даже могли бы видеть особей, которых современный земной палеонтолог назвал бы человеком разумным, потому что самому старому черепу из тех, что обычно относят к нашему виду, почти 200 000 лет. Его нашли в долине Омо в Эфиопии, в Восточно-Африканской рифтовой долине (в июне 2017 года датировали человеческие останки из Марокко, которым около 300 000 лет, но кем нам приходился тот, от кого они остались, точно пока не установлено). Однако мало что отличало этих первых людей от множества других видов приматов и млекопитающих крупных и средних размеров. Они жили небольшими разбросанными кочевыми сообществами, общая популяция которых составляла не более нескольких сотен тысяч особей. Как и все крупные животные, они добывали необходимую пищу и источники энергии охотой или собирательством в ближайших окрестностях.

Сегодня, через 200 000–300 000 лет (с точки зрения палеонтологии это ничтожно короткое время), наши инопланетяне, летающие по орбите в поисках разумной жизни, увидели бы в поведении этого особого вида достаточно изменений, чтобы их ученые заулыбались и начали потирать руки. Они смотрели бы, как люди распространяются по миру. Затем, с конца последнего ледникового периода, 10 000 лет назад, они стали бы замечать, что численность людей быстро растет. Они также увидели бы, как человек меняет окружающую среду, чтобы приспособить ее под себя, сжигая леса, меняя русла рек, вспахивая землю и сооружая села и города. За последние 200 лет численность людей переросла 7 млрд и наш вид стал преобразовывать океаны, землю и воздух. По континентам зазмеились проложенные людьми дороги, каналы и рельсы, соединяя между собой тысячи городов с миллионным населением. Огромные суда ходят по океанам, самолеты по воздуху перевозят между материками грузы и людей. Всего 100 лет назад по ночам на Земле стали зажигаться светящиеся ниточки дорог и пятнами сиять города. Приборы инопланетян также показали бы, что в океанах растет кислотность, атмосфера нагревается, коралловые рифы умирают, а полярные льды тают. Биологическое разнообразие сокращается так быстро, что некоторые инопланетные биологи задумались бы, не начинается ли тут очередное массовое вымирание.

С точки зрения палеонтологии такие быстрые изменения подобны взрыву. Неожиданно для самих себя мы стали видом, преобразующим планету. Если мы будем достаточно глупы, у нас даже хватит сил, чтобы за считаные часы уничтожить бóльшую часть биосферы, запустив несколько из 1800 ядерных ракет, которые сегодня остаются в повышенной боевой готовности. За все 4 млрд лет истории жизни на Земле ни у одного вида не было такой мощи.

Очевидно, был преодолен новый порог. Наши ученые-инопланетяне, конечно, спрашивали бы себя: «В чем секрет этого странного вида?»

Над этим же вопросом долго и тяжело бились историки, антропологи, философы и представители многих других направлений. Некоторые считают, что он слишком сложный, многоплановый и предвзятый, чтобы можно было ответить на него с научной позиции. Но любопытно, что, если рассматривать историю человечества в более широком контексте развития биосферы и Вселенной, отличительные черты нашего вида проступят более отчетливо. Сегодня во многих областях ученые, по-видимому, приходят к одному и тому же ответу на вопрос о том, что делает нас уникальными.

Если вы видите такие внезапные резкие изменения, поищите мелкие сдвиги, которые привели к большим последствиям. Теория сложных систем и смежная с ней теория хаоса изобилуют подобными случаями. Это часто называют эффектом бабочки. Метафора принадлежит метеорологу Эдварду Лоренцу, который отметил, что в метеорологических системах сила маленького события (такого, как взмах крыльев бабочки) может приумножиться в цикле положительной обратной связи и вызвать каскад изменений, которые приведут к торнадо на расстоянии тысяч километров. Какие же маленькие изменения заставили разразиться торнадо человеческой истории?

У человека богатый арсенал свойств, от ловких рук до крупного мозга и предрасположенности к общению. Но наше радикальное отличие – это то, что мы работаем над информацией об окружающем мире сообща. Мы не просто собираем информацию, как другие виды. Похоже, мы ее культивируем и приручаем, как фермер культивирует злаки. Мы генерируем ее все больше и больше, обмениваемся ею и используем ее, чтобы осваивать все более мощные потоки энергии и ресурсов. Благодаря новой информации копья, луки и стрелы человека стали лучше, и охотиться на крупных животных стало менее опасно. Появились более совершенные лодки, которые позволяли добираться до новых рыболовных мест и новых земель, а благодаря накопленным познаниям в ботанике люди научились вываривать яд из потенциально съедобных растений, например маниока. В современном мире новая информация лежит в основе технологий, благодаря которым мы освоили энергию ископаемого топлива и построили электронные сети, объединяющие нас в единую всемирную систему.

Управление информацией на таком уровне не может быть достижением отдельных индивидов. Для этого был необходим обмен, требовалось от поколения к поколению накапливать открытия. В конце концов в результате этого обмена из отдельных общин сформировалось то, что русский геолог Владимир Вернадский назвал ноосферой, – единое глобальное пространство мысли, культуры, общих понятий и идей. «Известен, – пишет Майкл Томаселло, – лишь один биологический механизм, который мог вызвать подобные изменения в поведении и познании за столь короткое время… это механизм социальной или культурной трансмиссии, и он действует на много порядков быстрее эволюции организмов». Томаселло называет данный процесс «кумулятивной культурной эволюцией», и единственный вид, которому это свойственно, – наш.

Маленькое изменение, благодаря которому люди оказались способны обмениваться информацией и накапливать ее в таких количествах, имело лингвистический характер. Язык есть у многих видов. Птицы и павианы умеют предупреждать других членов своей группы о приближении хищников. Но языки животных позволяют делиться лишь самыми простыми идеями, почти всегда связанными с чем-то непосредственно присутствующим в пространстве, примерно как в пантомиме (представьте себе, что вы пытаетесь с помощью пантомимы преподавать биохимию или виноделие). Некоторые исследователи пытались научить говорить шимпанзе, и те действительно способны усвоить 100–200 слов и оперировать ими. Они даже могут соединять их в пары, образуя новые структуры. Но у них маленький словарный запас, и они не пользуются синтаксисом и грамматикой – правилами, с помощью которых мы получаем огромное разнообразие значений из небольшого количества словесных символов. По языковым способностям они, по-видимому, никогда не превосходили двух- или трехлетнего ребенка, а этого недостаточно, чтобы создать мир, который мы видим сегодня.

Вот тут бабочка и взмахнула крылышками. Человеческий язык преодолел неприметный лингвистический порог, после чего стали возможны совершенно новые типы коммуникации. В первую очередь он позволяет нам обмениваться информацией об абстрактных сущностях или вещах и возможностях, которые не присутствуют непосредственно и порой даже существуют лишь в нашем воображении. И это у нас получается быстро и эффективно. За небольшим исключением медоносных пчел, с помощью танца сообщающих друг другу, где найти нектар, нам неизвестны животные, которые могли бы передавать точную информацию о том, что не находится прямо перед ними. Никто из них не умеет обмениваться историями из будущего или прошлого, не может предупредить о стае львов в десятке километров к северу или рассказать что-то о богах и демонах. Не исключено, что они способны думать о таких вещах, но говорить о них не умеют. Возможно, поэтому так сложно найти у других видов, даже у наших ближайших родственников, человекообразных обезьян, какие-либо признаки обучаемости.

Развитие языка позволило человеку передавать информацию с такой точностью и ясностью, что знание стало накапливаться из поколения в поколение. Языки животных для этого слишком ограниченны и недостаточно точны. Если у какого-то более древнего вида все же была бы такая способность, он наверняка оставил бы следы, в том числе в виде расширения своей территории и роста воздействия на окружающую среду. На самом деле мы находили бы об этом такие же свидетельства, какие находим об истории человечества. Человеческий язык имеет достаточно большую силу, чтобы действовать в культуре как храповик, фиксируя идеи одного поколения и сохраняя их для следующего, которое, в свою очередь, может к ним что-то добавить. Я называю этот механизм коллективным обучением. Это новый двигатель изменений, по силе не уступающий естественному отбору, но действующий значительно быстрее, позволяя обмениваться информацией мгновенно.

Как и почему у нашего вида язык развился настолько, чтобы запустить этот мощный двигатель изменений, остается неясным. Может быть, как утверждал американский нейроантрополог Терренс Дикон, дело было в новой способности сжимать большое количество информации, вкладывая ее в символы (обманчиво простые слова, несущие огромную информационную нагрузку, например, само слово «символ»)? Или в том, что в человеческом мозге развились новые сети, отвечающие за грамматику, благодаря которым мы умеем соединять слова по строгим правилам, чтобы передавать великое множество разнообразных значений, как предполагает лингвист Ноам Хомский? Эта идея очень соблазнительна, потому что, как сказал другой лингвист Стивен Пинкер, по-настоящему сложная задача – это «создать код, с помощью которого запутанный клубок понятий можно было бы преобразовать в линейную цепочку слов», причем настолько хорошо, чтобы слушающий мог быстро восстановить из нее этот клубок. Или человеческий язык появился, потому что увеличилась кора головного мозга, и пространство для мыслительного процесса стало достаточно большим, чтобы вмещать сложные мысли и строить из них синтаксически сложные предложения или чтобы особь оказалась способна запомнить значения тысячи слов? Или формы языка усовершенствовались из-за тяги к общению и готовности к сотрудничеству, которые особенно развиты у нашего вида? А может быть, все эти факторы вместе оказали синергический эффект?

Как бы то ни было, по-видимому, наш вид первым пересек лингвистический порог, после преодоления которого информация может накапливаться в сообществах и от поколения к поколению. Благодаря коллективному обучению вскрылась золотая жила, изобилующая данными о растениях и животных, о почвах, огне, химикатах, о литературе, искусстве, религии и о других человеческих существах. Какое-то количество информации в каждом поколении терялось, но в целом ее запасы у человечества накапливались, и это растущее богатство знаний определяло ход нашей истории, обеспечивая людям все большие потоки энергии и все большую власть над окружающим миром. Вот как этот механизм описывает пионер исследований памяти, нобелевский лауреат Эрик Кандель:

Великий историк Уильям Макнилл построил вокруг этой же идеи свой классический труд по всемирной истории «Восхождение Запада»: «В первую очередь исторически значимые социальные изменения происходят благодаря взаимодействию с чужестранцами, у которых есть новые, доселе неизвестные умения».

Итак, история человечества началась с коллективного обучения. Но когда же началось оно само?

Даже наши ученые-инопланетяне вряд ли заметили бы первые проблески коллективного обучения, летая вокруг Земли 200 000 лет назад. В какой-то форме оно уже могло быть представлено в сообществах человека прямоходящего, но тогда еще не вызвало революционных последствий. Первые признаки более стремительных технологических изменений начинают появляться в африканских археологических памятниках не менее 300 000 лет назад в виде все более изысканных каменных орудий, часто снабженных ручкой. Такую изобретательность демонстрирует не только человек разумный, но и неандертальцы, и вид гоминин под названием «человек гейдельбергский». Возможно, все эти виды освоили усовершенствованные формы языка, которые подвели их к самой черте шестого порога.

Особенно важны первые свидетельства ритуальной, символической или художественной деятельности, потому что она предполагает способность мыслить символами или рассказывать истории о воображаемых существах и может говорить о появлении языка в его современной форме.

Вероятно, за порогом коллективного обучения было место лишь для кого-то одного. Существует эволюционный механизм под названием «конкурентное исключение», в силу которого два вида не могут делить одну и ту же нишу. В конце концов один из них вытеснит соперника, если сумеет воспользоваться своим положением чуть-чуть эффективнее. Так что можно представить себе, что у эволюционного порога, за которым лежит коллективное обучение, собралось несколько видов, но затем один из них прорвался через порог и стал использовать окружающую среду настолько эффективно, что численность его приумножилась и стала расти достаточно быстро, чтобы закрыть вход соперникам. Возможно, это объясняет, почему наши ближайшие родственники-гоминины, например неандертальцы, исчезли, а ближайшие ныне живущие родственники, шимпанзе и гориллы, находятся на грани вымирания.

Признаки технологических и культурных изменений до рубежа в 100 000 лет назад туманны и с трудом поддаются интерпретации. Наши сородичи стали распространяться по Африке не менее 200 000 лет назад, что может говорить о прогрессе в коллективном обучении. Но в мире мелких разрозненных сообществ, которые в основном были немногим больше расширенной семьи, изменения шли медленно, неравномерно, и легко происходил откат. Целая группа могла внезапно вымереть вместе с технологиями, историями и традициями, которые она создавала много веков. Самая крупная подобная катастрофа произошла около 70 000 лет назад. Генетические данные говорят о том, что численность людей неожиданно упала всего до нескольких десятков тысяч человек – количества, которого хватило бы лишь на то, чтобы заполнить спортивный стадион средних размеров. Наш вид оказался на грани вымирания. Возможно, катастрофу вызвало мощное извержение вулкана на горе Тоба в Индонезии, в результате которого в атмосферу поднялись облака сажи, на месяцы или годы остановив фотосинтез и подвергнув опасности многие виды крупных животных. Но затем численность людей опять стала расти; они распространились шире, и машина коллективного обучения вновь с ревом ринулась в мир живого.

Что касается последних 100 000 лет, иногда удается заглянуть в прошлое, получить представление о том, как жили наши предки, и увидеть более явные признаки коллективного обучения. Как и все крупные животные, они собирали в окрестностях ресурсы и охотились на дичь. Но между животными и первыми людьми было существенное отличие. Другие виды охотились или добывали пищу с помощью ряда знаний и умений, которые из поколения в поколение оставались практически неизменными. Люди же делали это, все лучше разбираясь в окружающей среде, потому что обменивались информацией о растениях, животных, временах года и местности и накапливали ее. Коллективное обучение привело к тому, что человеческие сообщества от поколения к поколению становились все более искусны и успешны в охоте и собирательстве.

Иногда в результате раскопок можно получить очень хорошее представление о жизни наших предков. В пещере Бломбос в Южной Африке, на побережье Индийского океана, археолог Кристофер Хеншилвуд и его коллеги нашли стоянки, возраст которых составляет от 90 000 до 60 000 лет. Жители этой пещеры ели моллюсков, рыбу и морских животных, а также сухопутных млекопитающих и рептилий. Они готовили пищу в очагах, за которыми хорошо присматривали. Они создавали изящные каменные клинки и костяные наконечники с деревянными ручками, присоединяя их, скорее всего, специально изготовленным клеем. А еще они были художниками. Археологи нашли куски охры с процарапанными геометрическими знаками, и весь мир признает, что они напоминают символы или даже письмо. Эти люди также делали пигменты разных цветов и бусины из скорлупы страусовых яиц. Велик соблазн трактовать данные находки как признак того, что общины Бломбоса ценили коллективное обучение, а также сохранение и передачу информации, и точно можно утверждать, что здесь хранили и рассказывали истории, в которых заключались знания общины.

Бросается в глаза сходство с современными общинами охотников-собирателей. Если оно нас не обманывает, можно представить себе большое количество групп, подобных группам из пещеры Бломбос, где за много поколений сложилось великое множество разнообразных приемов собирательства и охоты. Мы можем вообразить, как эти группы мигрируют по знакомым им территориям, связанные семейными узами, общим языком и традициями. Несомненно, они также пели и танцевали, рассказывали истории происхождения мира, и почти наверняка у них было то, что мы, современные люди, могли бы назвать религиями.

На стоянке на озере Мунго в Австралии признаки религии очень убедительны. Кремация и захоронения, проведенные около 40 000 лет назад, а также другие человеческие останки, везде встречающиеся в этих окрестностях, говорят о богатых ритуальных традициях. Другие находки здесь напоминают нам, что общины палеолита, как и современные общества, переживали глубокие потрясения, часто вызванные непредсказуемыми изменениями климата в последнюю ледниковую эру. С того момента, как, вероятно, 50 000 лет назад люди впервые появились в озерном районе Уилландра, регулярно случались периоды засушливости. Около 40 000 лет назад стало еще суше, и озерная система начала сокращаться.

Через 20 000 лет, в самую холодную фазу ледникового периода, человеческие общины жили в тундровых условиях в степях современной Украины. На таких стоянках, как в Межириче, люди ставили огромные палатки-шатры, натягивая шкуры на каркас из костей мамонта, и обогревали их изнутри очагами. Они охотились на мамонтов и других крупных животных и хранили мясо в прохладных ямах, чтобы подкрепляться им долгими морозными зимами. Они убивали пушных зверей и с помощью своеобразных игл с украшенными головками, вырезанными из кости, шили теплую одежду. В самые холодные периоды в Межириче могло вместе проживать до 30 человек. Поблизости есть похожие стоянки. Это говорит о том, что соседствующие группы регулярно общались между собой, образуя своеобразные сети, по которым передавали информацию о новых технологиях, изменениях климата, перемещениях животных и других ресурсах, а также истории. Люди тоже перемещались между соседними группами.

То, что осталось от общин палеолита, складывается в обрывочную картину, как на размытой фотографии. Но на каждом таком снимке запечатлен целый культурный мир с историями, легендами, героями и злодеями, научными и географическими знаниями, а также традициями и ритуалами, которые помогали сохранять и передавать древние умения. Накопление идей, традиций и информации – вот что позволило нашим предкам в палеолите найти энергию и ресурсы, необходимые, чтобы выживать, процветать и все дальше и дальше продвигаться, мигрируя по суровому ледниковому миру.

Из ледяных кернов можно получить данные, которые позволяют с большой точностью проследить за изменениями температуры на протяжении сотен тысяч лет. Плейстоценовая эпоха, которая шла 2 млн лет начиная с появления человека прямоходящего, включает в себя множество ледниковых периодов. Обычно они длились около 100 000 лет или больше, перемежаясь более краткими теплыми межледниковьями. Время, в которое мы живем, – это теплый межледниковый период, который идет уже 10 000 лет, с начала голоцена. Предыдущий такой период случился около 100 000 лет назад и, возможно, длился 20 000 лет или больше. Когда он окончился, мировой климат постепенно стал холоднее и суше, хотя неоднократно временно менялся в обратную сторону, и были локальные отклонения. Самая холодная часть последней ледниковой эры началась 22 000 лет назад и окончилась 18 000 лет назад.

По мере охлаждения климата места, которые были населены в течение сотен или тысяч лет, пришлось покинуть. Стоянки в Северной Европе, занятые около 40 000 лет назад, были оставлены на много тысячелетий. Даже в более теплом климате на крайнем севере Австралии людям едва удалось выжить. Река Лоун-Хилл в северо-западной части штата Квинсленд прорезала ущелья в толстых слоях известняка, обеспечив жителям этих мест питание рыбой и водоплавающими животными рек и окружающих возвышенностей. Но в самые холодные времена люди полностью покидали обледенелые высокогорья и оседали в защищенных ущельях.

По мере того как накапливались технологические и экологические знания, многие общины переместились в новые места, гонимые или влекомые климатическими изменениями, конфликтами с соседями или, может быть, перенаселением. За тысячи лет мелких передвижений наш вид в конце концов километр за километром проник на все континенты, кроме Антарктики. Сегодня за этой миграцией можно проследить по шлейфу из археологических останков, встречающихся на всей планете, а также сравнивая гены различных современных популяций.

100 000 лет назад, во время последнего межледниковья, почти все люди жили в Африке, хотя небольшое их количество ушло на Ближний Восток. Возможно, в таких местах, как пещеры Схул и Кафзех в современном Израиле, они встретились с неандертальцами и в конце концов скрестились с ними (нам это известно, потому что сегодня у большинства людей, живущих за пределами Африки, есть гены неандертальцев). Затем, когда климат стал более холодным, наши предки, по-видимому, оставили Ближний Восток неандертальцам, тела которых были лучше приспособлены к холоду. Люди вернулись сюда лишь около 60 000 лет назад. Однако, возможно, некоторые из них ушли в Центральную и Южную Азию. Одна из причин, по которой можно это предполагать, состоит в том, что люди добрались до Сахула (континент ледникового периода, в который входили Австралия, Папуа – Новая Гвинея и Тасмания) 50 000–60 000 лет назад. Мигрантам, покинувшим Африку 60 000 лет назад, пришлось бы чрезвычайно быстро двигаться, чтобы попасть туда, так что более вероятно, что первые австралийцы пришли из общин, давно уже устоявшихся в Азии. Заселение Австралии было важнейшим событием в истории человечества. Мы не знаем, что двигало первыми поселенцами – возможно, демографическое давление или конфликты с другими общинами в южных частях теперешней Индонезии. Но нам известно, что для такого путешествия нужно быть умелыми мореходами и быстро приспособиться к совершенно новому растительному и животному миру. Ни один другой вид не пересекал океан (собаки динго прибыли сюда в последние тысячелетия, почти наверняка с помощью человека).

Первые случаи миграции в Сибирь и Северную Европу, вероятно, были мимолетными попытками разведки во время коротких потеплений. Но такие стоянки, как Межирич, говорят о том, что 20 000 лет назад наши предки могли вынести крайне холодные условия. Возможно, уже 40 000 лет назад кто-то из них остался в Сибири на постоянное жительство. Через 20 000 лет, в самую холодную фазу последнего ледникового периода, часть сибиряков ушла на восток через Берингию, сухопутный мост, где можно было пройти, потому что полярные ледники удерживали много воды и уровень океана был ниже, чем теперь. Из Берингии люди распространились по Америке, пройдя через Аляску либо путешествуя на мелких лодках вдоль северо-западного побережья Северной Америки. Отсюда часть из них мигрировала в Южную Америку, возможно за 2000–3000 лет добравшись до Тьерры-дель-Фуэго. В настоящее время первое надежное свидетельство присутствия человека в Северной Америке датировано временем в 15 000 лет назад.

Вероятно, в палеолите нововведения и демографическое давление обычно приводили к миграции. Небольшой поток эмигрантов позволял любой человеческой общине оставаться примерно одного и того же размера, пока наш вид расселялся по всему миру, а это означало, что в общинах могли сохраняться многие традиционные социальные правила. Именно поэтому у нас нет свидетельств о крупных палеолитических поселениях, хотя есть масса данных о том, что количество общин, как и численность людей, в целом росло. Английский антрополог Робин Данбар утверждал, что максимальная группа, в которой может нормально ориентироваться наш мозг, это 150 человек, так что возможно, что общины естественным путем разделялись, как только переходили эту черту. Данбар доказывал, что и сегодня сеть близких знакомств, в которой мы функционируем, для большинства составляет до 150 человек, даже если у нас есть поверхностные отношения со многими другими людьми. Современные сообщества огромны, но только благодаря созданию особых новых социальных структур, которые позволяют сохранять их целостность.

Как бы то ни было, большинство общин в палеолите оставались достаточно мелкими, чтобы в основе их организации лежали понятия семьи или родства, как и у многих современных охотников-собирателей. Поэтому их следует считать скорее семействами, чем обществами. И если можно хоть в какой-то степени опираться на знания о современных охотниках-собирателях, скорее всего, наши предки из палеолита широко понимали слово «семья»: она не ограничивалась миром людей, включала в себя другие виды и даже элементы рельефа, например горы и реки. Сообщества палеолита были экологически и культурно встроены в окружающую среду, что трудно понять современным городским жителям.

Общины палеолита, хотя и маленькие, со свойственной всему человечеству ловкостью накапливали новые идеи, открытия и знания, так что даже если мы не можем подробно проследить их историю, нам известно, что они демонстрировали ту же гибкость в плане культуры и технологий, что и более поздние человеческие сообщества, пусть и в меньших масштабах.

Как и современные охотники-собиратели, наши предки в палеолите совершенно точно были близко знакомы с повадками и образом жизни животных и насекомых, на которых они охотились, а также растений, которые употребляли в пищу и использовали для одежды и технических приспособлений. На больших территориях общины, должно быть, соединялись в сети более свободными связями, которые объединяли людей, истории, ритуалы и информацию. Данные археологии и антропологии позволяют заключить, что семейные группы бóльшую часть времени жили отдельно друг от друга, но периодически встречались и вместе проводили палеолитический аналог Олимпийских игр в местах, где было достаточно пищи, чтобы некоторое время могли питаться сотни людей. Так, в район реки Сноуи-Ривер в Юго-Восточной Австралии приходило множество групп, когда выводились мотыльки Богонга, служившие пищей людям во время сборищ, которые теперь называют корробори. На таких встречах делились историями, обменивались ритуалами и дарами, с помощью танцев и церемоний поддерживали узы солидарности, а из группы в группу переходили брачные партнеры (или отдельные недовольные чем-то члены групп). На юге Франции 15 000 лет назад проходили похожие собрания, когда человеческие сообщества следовали за стадами лошадей, оленей и крупного рогатого скота и охотились на них, регулярно участвуя в ритуалах, от которых осталась прекрасная наскальная живопись. Изображения и скульптуры, созданные в таких местах, как пещеры Ласко и Ла-Мадлен в департаменте Дордонь, и даже более древние образцы резьбы по камню, которые можно найти во многих частях Австралии, современному зрителю кажутся не менее прекрасными и сложными, чем любое другое произведение искусства, когда-либо созданное человеком. Они позволяют заглянуть в богатый интеллектуальный и духовный мир наших предков из палеолита.

С усложнением методов охоты и собирательства наши предки стали по-новому формировать окружающее их пространство. В некоторых местах своего обитания они влияли на состав видов. Первые люди в Австралии встретили множество крупных животных, или мегафауну. Некоторые из них были размером с носорогов, слонов и жирафов Южной Африки, той единственной части света, где мегафауна в основным сохранилась до сегодняшнего дня. В Австралии были гигантские кенгуру и вомбаты, а также огромные бескрылые птицы, например михирунг (Genyornis newtoni). Затем, весьма внезапно, бóльшая часть австралийской мегафауны исчезла, и в конце концов то же произошло в Сибири и в Америке.

Возможно, это произошло, потому что поменялся климат. Но животные пережили предыдущие ледниковые периоды, поэтому трудно избавиться от мысли, что их подтолкнул в пропасть человек с его все более сложными методами охоты. В пользу этого объяснения говорит хронология. В Австралии, Сибири и Северной Америке мегафауна исчезла вскоре после прихода людей. Возможно, как и птица додо на Маврикии, эти крупные животные недостаточно боялись наших предков, в отличие от африканской мегафауны, которая развивалась одновременно с людьми и знала, насколько мы можем быть опасны. В любом случае мегафауна, как и все крупные животные (включая динозавров), особенно уязвима для внезапных изменений. В ней и сегодня есть множество примеров вымирания, например исчезновение больших новозеландских птиц моа в течение нескольких веков после прихода людей. В Сибири и Америке сохранились даже непосредственные признаки мест забоя животных, поэтому мы знаем, что человек охотился на крупных зверей, например на мамонта.

С исчезновением мегафауны изменился пейзаж. Крупные травоядные употребляют в пищу много растений. Уничтожение этих животных привело к частым возгораниям, потому что остатки растений больше никто не подъедал. В Австралии около 40 000 лет назад во многих местах участились пожары. Возможно, многие из них были вызваны ударами молний. Но мы знаем, что в палеолите здесь, как и в других частях мира, люди систематически использовали огонь, чтобы обогащать почву. Этот прием археологи называют «земледелием с горящей головней», поскольку австралийские аборигены в прошлом носили головни и поджигали ими землю. Систематическое использование огня не только для приготовления пищи и самозащиты, но и для перестройки окружающей среды – это один из первых признаков того, как рос вес нашего вида в экологии. Если уметь безопасно обращаться с огнем, регулярное выжигание земли дает массу преимуществ. Выжгите участок луга, затем вернитесь через день-два, и первое, что вы увидите, – это жаркóе из растений и животных. Подождите несколько недель, и вы обнаружите новую поросль, потому что огонь удобрил землю пеплом и ускорил разложение останков растений и животных. Травы и другие растения пустят побеги и быстрее дадут урожай. А новая зелень обычно привлекает травоядных и мелких рептилий, что делает охоту проще и продуктивнее. Проще говоря, «земледелие с горящей головней» повышает производительность земли.

Похожие методы в конце палеолита практиковали во многих частях света. Хотя их нельзя назвать земледелием в строгом смысле, все же это способ увеличить производство пригодных к использованию растений и животных на определенном участке земли. Иными словами, это можно считать формой интенсификации. «Земледелие с горящей головней» – предтеча той пищевой, ресурсной и энергетической золотой жилы, которая вскроется благодаря земледелию.

Люди долгое время передавали информацию, идеи, открытия, а также шутки, сплетни и истории из поколения в поколение и от общины к общине, и постепенно, область за областью, накапливался массив информации, которую мне хочется назвать научной. Наука палеолита содержала знания о пригодных к использованию ресурсах, которые можно получить путем охоты или собирательства, будь то для еды, изготовления одежды или лечения; информацию о методах навигации, охоты или выкапывания корнеплодов; знания по астрономии, а также о социальном взаимодействии: как обращаться к старшим или незнакомцам, как говорить с ними и как отмечать важные переходные моменты в жизни человека. Ценность этих знаний была в том, что они требовались для выживания, так что накапливать и передавать их было очень серьезным делом. Данные просеивались через множество умов, проверялись на авторитетность, точность и полезность и в конце концов встраивались в истории происхождения мира, которые легли в основу образования. Этот медленный рост доступной информации и власть, которую она дала нашему виду над миром природы и проходящими через биосферу потоками энергии, оказались главным двигателем изменений в истории человечества. С распространением людей распространялось и знание. Хотя оно все еще было дискретным, можно вообразить, как от общины к общине впервые в истории планеты медленно строилась новая сфера общего знания – ноосфера.

В течение палеолита с увеличением численности людей ноосфера распространилась по Африке, Евразии, Австралии и Океании, а затем проникла в Америку. Пока человеческие сообщества расселялись по Африке, их популяция могла вырасти до нескольких десятков или даже сотен тысяч, хотя, конечно, случались локальные флуктуации численности. И, как мы видели, количество людей упало всего до нескольких десятков тысяч каких-то 70 000 лет назад. По оценкам итальянского демографа Массимо Ливи Баччи, 30 000 лет назад людей могло быть 500 000, а к началу голоцена, всего 10 000 лет назад, их было, возможно, 5–6 млн.

Одни только эти последние значения подразумевают, что популяция людей выросла примерно в 12 раз за последние 20 000 лет палеолита (или в среднем росла на четверть миллиона в тысячу лет). Разумно предположить, что каждый отдельный человек употреблял не меньше энергии, чем раньше, и тогда общее количество ее потребления людьми тоже выросло примерно в 12 раз. Коллективное обучение более чем за 100 000 лет значительно укрепило власть человека над потоками энергии и ресурсов в самых разных частях света.

В основном эти расширяющиеся энергетические потоки обеспечивали рост населения. Нельзя сказать, что много энергии шло на локальное усложнение; как мы видели, человеческие сообщества оставались небольшими и замкнутыми. Но на уровне вида, несомненно, распространение человека по миру означало рост сложности, потому что к отметке в 10 000 лет назад люди использовали значительно более разнообразный арсенал технологий и информации, чем какой-либо другой вид на Земле, и задействовали его на значительной части территории планеты.

Нет никаких признаков того, что большее потребление энергии означало изобилие. Возможно, некоторые охотники-собиратели жили вполне неплохо. В самом деле, антрополог Маршалл Салинс утверждал, что в отдельных местах члены общин палеолита могли наслаждаться разнообразной диетой, обладали хорошим здоровьем и располагали большим количеством свободного времени, которое, вероятно, использовалось для рассказывания историй, сна или отдыха и танцевальных марафонов, служивших, по-видимому, для сплочения многих маленьких сообществ. Но значительной разницы в обеспеченности быть не могло, ведь охотникам-собирателям незачем было накапливать продукцию, потому что почти все необходимое можно было достать где-то рядом. Кроме того, если вам часто приходится перемещаться, вас интересуют лишь самые ценные и пригодные к переноске вещи.

За самой холодной частью последнего ледникового периода, закончившейся чуть больше 20 000 лет назад, последовало несколько тысячелетий неравномерного потепления, пока около 12 000 лет назад не установилась более теплая и стабильная мировая температура, которая преобладала в истории человечества на протяжении голоцена. К концу последнего ледникового периода наши ученые-инопланетяне уже очень заинтересовались бы странностями, которые происходили на Земле. С потеплением климата человек стал вести себя еще более необычно. Благодаря земледелию люди довольно неожиданно (по меркам палеонтологии) получили доступ к значительно более мощным потокам энергии. Эти потоки подготовили почву для квантового скачка, в результате которого человеческие общества стали гораздо сложнее, разнообразнее и крупнее.