30
После обеда никакой новой информации не поступило, и к вечеру Кейт вернулась домой с чувством тревоги. Но, несмотря на это, она была очень рада поговорить с Джейком по скайпу, особенно потому, что их обычный разговор в четверг пришлось перенести из-за его тренировки по футболу.
Он скакал по кухне, держа в руках содержимое дорожной сумки, которую он уже начал собирать, чтобы приехать к Кейт на каникулы.
– Уже меньше двух недель! – он улыбнулся. – Я попросил бабушку купить мне аквашузы, потому что там же скалы, – он показал пару ярко-зеленых резиновых тапочек.
– Чудесные, – сказала Кейт.
– Не, мам, они клевые. Не говори «чудесные». Так бабушка говорит, а она намного старше тебя.
– Это кто тут «она»? – сказала Гленда, появившись за спиной у Джейка, держа в руках пакет с продуктами, который она поставила на столешницу. – Здравствуй, Кэтрин.
– Привет, мам. Что у вас сегодня? – спросила Кейт, почувствовав, как внутри нее вспыхнула зависть. Как бы она хотела сидеть там с ними со всеми за кухонным столом.
– Лосось en croute, – сказала Гленда, подняв повыше коробку. – В «Маркс энд Спенсер» делают замечательные.
– Это выпендрежное название для слоеного пирога с лососем, – тихо сказал Джейк в камеру, заставив Кейт улыбнуться.
– Он у нас будет со спаржей и молодым картофелем, – добавила Гленда.
– Сможешь взять мне гидрокостюм, когда я приеду? Море же холодное будет, да?
– Да, я спрошу у Майры из серферского магазина. Хотя я плаваю каждый день без костюма.
– Да это же дичь, – сказал Джейк, тряся головой. – Ты с ума сошла.
Гленда разложила покупки и, заметив что-то на кухонном столе, подошла туда.
– Джейк, это ты все съел? – спросила она, держа в руках пустую упаковку от мармелада Haribo co вкусом колы. Джейк помотал головой. – Я надеюсь, что нет, молодой человек. Смотри, ты опять трясешь ногой! Джейк, я не могу справиться с твоей гиперактивностью. Давай не сегодня.
Засунув пальцы в рот, Джейк растянул губы и закатил глаза так, что остались видны лишь белки.
– Это бабушка, перед тем как накраситься, – сказал он.
– Джейк, прекрати, это некрасиво, – сказала Кейт.
– Он рассказал тебе про «Фейсбук»? – спросила Гленда.
– Нет, а что? – спросила Кейт. Джейк сложил руки, и вид у него стал виноватый.
– Он удалил меня из друзей.
– Ни у кого нет бабушек в друзьях, и ты вообще видела ее фотографии? Она там в купальнике! – закричал Джейк.
Кейт открыла «Фейсбук», поверх окна с видеозвонком. Нашла страницу Гленды. У ее матери все еще была прекрасная фигура, и на фотографии в профиле она сидела в шезлонге в темно-красном цельном купальнике. Она сидела прямо, покрытые лосьоном худые загорелые ноги блестели на солнце. На голове, поверх идеально уложенных светлых волос, был надет козырек от солнца, подходящего к купальнику красного цвета.
– Вот это фотография, мам! – сказала Кейт.
– Спасибо. Это мы на вилле в Португалии два года назад. Ты у Джейка все еще в друзьях? – спросила Гленда.
Кейт проверила и с удивлением обнаружила, что она тоже была удалена. Она могла видеть только имя и фотографию.
– Нет. Джейк! Мы же тебе сказали, что ты можешь сидеть на «Фейсбуке», только если добавишь нас в друзья и дашь пароль от своего аккаунта, – сказала Кейт.
– Мам, ты же знаешь, что я тебя люблю, – сказал он глупым, заискивающим тоном. – Но у меня есть репутация, которую я должен поддерживать. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, прости меня, – он молитвенно сложил руки и захлопал глазами. Кейт ясно видела, что это он съел весь пакет мармелада.
– Тебе четырнадцать, какая репутация?
– Я должен быть классным, – сказал он, продолжив ухмыляться. – Это не значит, что я тебя не люблю. Я тебя люблю, но просто не на людях.
Кейт не могла на него злиться, но тем не менее он должен был понять, что к чему.
– Ты добавишь нас обеих в друзья и вышлешь нам свой новый пароль, иначе нам придется заблокировать твою страницу, – сказала Кейт.
– Вы не сможете, – сказал Джейк.
– Я работала в полиции, и у меня остались там знакомые. Они вполне могут закрыть любой профиль на «Фейсбуке» и удалить все.
– Но у меня там фотки, и сообщения, и куча лайков! – кричал он.
– Добавь нас в друзья сейчас же, и все там и останется, – сказала Кейт.
Джейк сделал, как было велено, и умчался прочь из кухни. Был слышен только отдаленный грохот, с которым он взбежал вверх по лестнице, и стук захлопнувшейся двери. Гленда устало опустилась на стул и потерла глаза.
– Спасибо, милая, – сказала она.
– Теперь он меня ненавидит, – сказала Кейт.
– Это не так.
– Легко тебе говорить. Ты можешь подняться наверх и поговорить с ним.
Гленда улыбнулась.
– Я знаю, дорогая. Почему бы тебе не перезвонить ему попозже?
Кейт кивнула. Гленда поднесла палец к губам, а затем приложила его к камере.
* * *
Это был первый раз за долгое время, когда Джейк обиделся на Кейт. Разумеется, она была права, но пока она жарила яичницу, эта ситуация не шла у нее из головы. Когда она переложила яйца на тарелку и пошла есть в гостиную, солнце над морем только начало садиться.
Закаты всегда наполняли Кейт радостью, а с наступлением ночи она мрачнела и на нее накатывало одиночество. Она посмотрела в тарелку, но есть ей не хотелось. Вернувшись в кухню, Кейт выбросила яичницу в мусорку. Она выглянула в окно и увидела, как Майра, ссутулившись, спускается к пляжу и пытается закурить сигарету, а ее белые волосы раздувает ветер.
Кейт кинула тарелку в раковину и поспешила к задней двери.
– Майра! Есть минутка? – крикнула она, следуя за женщиной по песчаному склону.
– Здравствуйте, мы разве знакомы? – сказала она. – Я не видела тебя на двух последних собраниях.
– Прости.
– Не нужно извиняться передо мной. Это твоя трезвость.
– Все так завертелось. Мы можем поговорить? Ты можешь открыть магазин? Мне нужен гидрокостюм, – сказала Кейт.
– Конечно, я возьму ключи.
В магазине стоял затхлый запах, а длинные, выходящие в сторону моря окна были заколочены до следующего сезона. Майра включила свет, и длинная флоурисцентрая лампа, поморгав, осветила помещение. На полках в зале стояли консервированные и сушеные продукты, походные плиты, газовые баллоны и несколько небольших палаток.
Майра провела Кейт в отдел для серферов, где стояли стойки с вешалками, на которых висели гидрокостюмы, ласты, трубки и выцветшие картонки с рекламой серферского снаряжения, где накачанные парни стоят рядом с грациозными девушками в бикини. Снаружи завывал ветер.
– Какой у Джейка рост? – спросила Майра, перебирая детские гидрокостюмы с сигаретой во рту. – Когда я видела его на Пасху, он не доставал мне до плеча.
Она вытащила маленький черно-синий гидрокостюм с логотипом Rip Curl на спине.
– Я видела его в прошлом месяце, он был мне по плечо, – сказала Кейт.
Майра приложила костюм к Кейт.
– Он растолстел? Некоторых детей раздувает, когда у них начинается пубертатный период. Когда мне исполнилось четырнадцать, я стала очень толстой и заносчивой, – сказала Майра.
– Он не толстый.
– Тут есть еще цвета, можешь посмотреть, если хочешь, – сказала Майра. Она закурила новую сигарету от остатков старой и бросила окурок на грязный цементный пол. Кейт перебрала костюмы на стойке. – Теперь нельзя говорить «толстый». Как-то раз женщина, которая приехала на лето, пришла с девочкой, а та была натуральная свиноматка. Я ей сказала: море изумительное и теплое, а девочка и так хорошо теплоизолирована, можете не тратить деньги на гидрокостюм.
– Не может быть!
– Ну я не кричала это на весь магазин. Отвела мать в сторону, но все равно реакция была такая, что можно было подумать, что я начала Третью мировую!
– Вот этот возьму, Джейк любит зеленый, – сказала Кейт, сняв со стойки гидрокостюм с узором, похожим на потеки зеленой краски.
– Когда он приезжает?
– Во время каникул, через двенадцать дней. Я просто хочу отправить ему фотку.
– Бери, дорогая, – сказала Майра.
– Сколько?
– А сама как думаешь? Нисколько.
– Спасибо.
– Кейт, – сказала Майра, положив руку на плечо Кейт. – Не пропусти следующее собрание, ладно?
– Да это все дело, над которым я работаю.
– Нет ничего важнее твоей трезвости. Видишь этот костюм на вешалке? Через двенадцать дней он так и останется на ней висеть, если ты сорвешься. Твоя мать близко не подпустит к тебе сына, если ты начнешь пить, – сказала Майра.
– Я знаю. Это всегда будет так сложно? Оставаться трезвой.
Майра кивнула.
– Я не пью уже двадцать три года. Я все еще хожу на собрания и встречаюсь со своим куратором. Но зато я живу.