Глава 15
26 августа
С утра Микаэль пробежал вдоль берега целую милю, возвратился в дом, и тут раздался звонок. Это была Эрика Бергер. Последний номер «Миллениума» отправлялся в типографию завтра. Он не вызывал у Эрики ни особенного восторга, ни недовольства.
– Мы возвращаемся к своему обычному формату, – заявила она и спросила, чем Микаэль собирается заняться.
В ответ Блумквист напомнил, что находится в отпуске, поэтому ближайшие дни намерен посвятить спортивным тренировкам. Не исключено, что в промежутках между ними ему захочется почитать что-нибудь о министре обороны и всей той грязи, которая была на него вылита в последнее время. Эрика нашла его планы забавными.
– В самом деле? – удивился Блумквист.
– Именно о нем будет следующий репортаж Софи Мелкер, – объяснила Эрика.
– То есть?
– Она собирается писать о нападении на детей Форселля и патрулях, которые полиция выставила возле еврейской школы.
– Я читал об этом.
– Ты… – Эрика всегда нервничала, когда речь заходила о ближайших репортажах. – Может, у тебя получится вернуть Форселлю доброе имя, если только снова займешься темой биржевого краха. Вы с ним, как я слышала, хорошо спелись.
Она как в воду глядела.
– Да, похоже на то.
– Я только хотела сказать… ты поможешь читателю понять, что и с Форселлем не все так однозначно. Подбросишь материала для размышлений.
Микаэль замолчал.
– Что ж, не такая глупая идея.
Он думал о шерпах и экспедиции на Эверест.
– Как я слышала, Форселль тоже взял недельный отпуск. Разве вы не соседи?
– Его дом на другой стороне острова.
– Ну вот…
– Я подумаю об этом.
– Раньше ты так много не думал. Просто делал.
– У меня отпуск, – повторил Микаэль.
– У тебя не может быть отпуска.
– Почему это?
– Старые трудоголики вроде тебя не понимают, что это такое.
– Я пытаюсь, по крайней мере.
– Плохо пытаешься, – рассмеялась Эрика.
Блумквист рассмеялся в ответ, скорее из вежливости. Он был рад, что Эрика не напрашивается в гости. Не стоило усложнять ситуацию с Катрин. Дав отбой, Микаэль перевел взгляд на волнующееся под ветром море. Что теперь делать? Доказывать Эрике, что он понимает толк в отпуске, или в самом деле поработать?
Имело смысл встретиться с Форселлем, но перед этим хорошенько ознакомиться с тем, что о нем пишут. Блумквист долго вздыхал, а потом принимал душ, мысленно готовясь погрузиться в трясину, знакомую ему по работе над фабриками троллей.
Но сев за стол, Микаэль и сам не заметил, как втянулся. Он изучал каждое обвинение по пунктам. Не без труда отслеживал первоисточники и слухи, которыми обрастали факты, и так постепенно подошел к событиям на Эвересте.
Сигнал мобильника заставил его вздрогнуть. На этот раз это была не Эрика, а Боб Карсон из Денвера. И, судя по голосу, он был взволнован.
* * *
Чарли Нильссон сидел на скамье в пункте помощи лицам, страдающим алкогольной и наркотической зависимостью – попросту говоря, в «сушилке», – и морщил лоб. Беседы с полицией доставляли Чарли мало удовольствия, особенно на глазах у знакомых. Он согласился встретиться с женщиной по фамилии Мудиг или Старк лишь потому, что та здорово напугала его. Чарли совсем не хотелось из-за нее осложнять себе жизнь.
– Подождите, подождите… – Он успокаивающе выставил ладонь. – Я никогда не продам бутылку, в которую чего-то подмешали.
– Хотите сказать, что пробуете их все?
– Не шутите так со мной.
– Шучу? Я? – Мудиг или Старк выпучила глаза. – Да вы даже не представляете себе, насколько я серьезна.
– Хватит, – рассердился Чарли. – Он мог получить это от кого угодно. Знаете, как называется в народе этот квартал?
– Нет, Чарли, не знаю.
– Бермудский треугольник. Между Систембулагетом и «сушилкой» пропала масса людей.
– То есть как пропала?
– В том-то все и дело, что никто ничего толком не знает. Время от времени неизвестно откуда возникают темные личности и предлагают кто спиртное, кто таблетки счастья. Но мы люди серьезные и не имеем к этому никакого отношения. Нам мутить ни к чему, у нас дело. Мы крутимся день и ночь и заинтересованы продавать самую качественную продукцию. Качество для нас – первое условие выживания. Иначе прогорим.
– Не верю ни единому слову. – Мудиг или Старк решительно замотала головой. – Всем давно известно, какие вы честные, и вы, Чарли, сегодня здорово влипли. Видите тех господ в форме?
Чарли их видел. Он с самого начала косился на них, и теперь ему показалось, что один из полицейских ему подмигнул.
– Мы заберем вас немедленно, если не расскажете, как все было, – продолжала Мудиг или Старк. – Итак, вы говорили, что продавали спиртное этому человеку…
Чарли вздохнул.
– Да, я продавал ему спиртное, – признался он. – Но это был жуткий тип, поэтому в остальном я старался держаться от него подальше.
– Что же в нем было такого жуткого?
– Глаза. И потом… эти обрубки вместо пальцев и чертово пятно на щеке… он все время бормотал что-то… о луне, что ли… «Луна, луна», – повторял он… а потом совсем взбесился.
– Как это, взбесился? – не поняла она.
– Он выл на луну… По крайней мере, создавалось такое впечатление. Он вынырнул откуда-то со стороны Крюкмакаргатан, ударил себя кулаком в грудь и сказал, что Луна одинока, а потом позвал или назвал кого-то по имени «Мам Сабиб», или уж не знаю как… у меня поджилки затряслись от страха. Конченый шизик. Денег у него не хватало, но я не спорил… А потом он совсем озверел… но я не удивился.
– Озверел?
«Черт бы тебя подрал, – подумал Чарли. – Я ведь обещал молчать… Но теперь поздно, чего уж…»
– Озверел, да. Он набросился на Хейкки Йервинена.
– Кто это?
– Один из моих клиентов, стильный мужчина, на свой лад… Так вот, Хейкки встретил его на Нура – Банторгет в полночь. Судя по тому, что говорил Хейкки, это мог быть только он. Маленький китаец без пальцев и в большой куртке, который рассказывал, что побывал на небе или на Луне… что-то в этом роде. Хейкки не поверил ему, и китаец его ударил, да так, что у Хейкки зазвенело в голове. Потому что китаец был сильный, как медведь.
– Как найти этого Хейкки Йервинена?
– С Йервиненом не все так просто… Никогда не знаешь, откуда он появится.
Женщина по фамилии Мудиг или Старк кивнула и что-то записала в свои бумаги. Потом задала еще пару вопросов и исчезла. Чарли вздохнул с облегчением. Ему с самого начала казалось, что с китайцем неладно. Нужно было срочно предупредить Хейкки, пока до него не добралась полиция.
* * *
Микаэль сразу расслышал, как изменился голос Боба Карсона. Словно тот только что проснулся или сильно простудился.
– У вас ведь сейчас день, вы не спите? – поинтересовался американец.
– У нас почти утро, – успокоил его Микаэль.
– А у нас почти ночь, и моя голова раскалывается на кусочки… Насколько я помню, в прошлый раз вы говорили о моем родственнике, предположительно участвовавшем в экспедиции на Эверест в мае две тысячи восьмого.
– Точно, – подтвердил Блумвист.
– Его как будто убили?
– Именно так.
– Да, похоже, это он… Хотя обо всем по порядку.
– Да, так будет лучше.
– В общем, я позвонил дяде в Кхумбу… Он там нечто вроде местного информационного агентства. Вместе мы прошлись по вашему списку и действительно обнаружили там одного нашего родственника. Вот только… знаете, я уже хотел сдаться, но потом подумал, что, собственно, мешало ему умереть там, а потом воскреснуть в Стокгольме ради того, чтобы умереть снова… А потом я узнал, что его тело так и не нашли. И обратил внимание, что возраст и рост – все совпадает, и…
– Как его звали?
– Нима Рита.
– Он был там кем-то вроде начальника, ведь так?
– Он был сирдар, начальник группы шерпов. И в тот день поработал больше всех остальных, вместе взятых.
– Похоже на то… Это ведь он спас Мадса Ларсена и Шарлотту… как там ее…
– Совершенно верно. Если б не он, жертв было бы намного больше. Но Нима Рита заплатил за это высокую цену. Он сделал много рейсов вверх-вниз, мотался на этой веревке, как проклятый… и в результате отморозил кожу на лице и груди. Ему пришлось ампутировать несколько пальцев…
– То есть вы и в самом деле думаете, что это был он?
– У него была татуировка на руке… Колесо Сансары…
– Боже мой… – вырвалось у Микаэля.
– Да, именно так. Как видите, все сходится. Нима Рита – мой кузен в третьем поколении. Поэтому неудивительно, что у нас с ним общие особенности Y-хромосомы, на которые указала ваша коллега-генетик.
– Как он попал в Швецию? У вас есть какие-нибудь предположения на этот счет?
– Никаких. Но я еще не закончил…
– Так выкладывайте скорей, что там у вас еще…
– Начну с того, что все лавры за спасение людей достались Роберту Хэмиллу и Мартину Норрису – обоим помощникам начальника экспедиции. Хотя в первых репортажах с места событий недвусмысленно говорилось, что решающую роль в этом сыграли шерпа, и прежде всего Нима Рита. Не уверен, правда, что это признание заслуг сильно его обрадовало…
– Почему нет?
– Потому что уже в то время его жизнь стремительно летела под откос. Нима получил обморожения четвертой степени, страшно болезненные, и врачи до последнего медлили с ампутацией. Они ведь понимали, что тем самым лишат его возможности зарабатывать на жизнь. Нима Рита, конечно, кое-что получил за то восхождение, возможно, даже не так мало для жителя долины Кхумбу. Но по европейским меркам это были гроши. И они утекали, как песок сквозь пальцы, потому что Нима Рита стал много пить, не имея при этом никаких сбережений. Но самым страшным все-таки была клевета и… его собственные демоны.
– То есть?
– Нима Рита втайне признался семье и близким людям, что Стан Энгельман заплатил ему некую сумму сверх положенного, с тем чтобы Нима заботился о Кларе. Но Клара погибла, и Нима не смог ей помочь. За это его обвинили в том, что он сам способствовал ее смерти. Не думаю, что это правда, Нима был человек чести. Но в высшей степени суеверный, как и все шерпы. А они… знаете, считают Эверест чем-то вроде живого существа, которое наказывает людей за их грехи. А Клара…
– Я в курсе, – перебил его Микаэль, – читал отчеты.
– Она настроила против себя всех шерпов. Многие шептались за ее спиной, что Клара принесет группе несчастье. И Нима, конечно, тоже верил в это. Так или иначе, из-за нее он прошел через все муки ада. Страдал галлюцинациями и, похоже, чем-то неврологическим. Там, на высоте больше восьми тысяч метров, он получил повреждение мозга и с каждым днем вел себя все более странно. Людям все тяжелей давалось выносить его общество. От него отворачивались друзья. И только жена, Луна, была с ним до конца.
– Луна Рита, если я правильно понимаю? Где она сейчас?
– Именно так. Луна выхаживала Ниму после операций. Она пекла хлеб, возделывала картофель. Иногда уезжала в Тибет, где покупала соль и шерсть, чтобы продать в Непале. Но денег все равно не хватало, и тогда Луна тоже начала осваивать профессию высокогорного проводника. Она была намного моложе Нимы, сильна и вынослива, поэтому довольно быстро из умелой стряпухи превратилась в ловкую шерпани. В две тысячи тринадцатом Луна принимала участие в голландской экспедиции на Чо Ойю – шестую вершину мира – и упала в расщелину. Там тоже случилась катастрофа. Поднялся буран. Альпинисты были вынуждены спуститься, оставив Луну умирать в расщелине. Нима едва не сошел с ума от горя. Он усмотрел в действиях группы расистские мотивы. «Сахиба они обязательно подняли бы!» – кричал он.
– Но это была всего лишь бедная туземная женщина…
– Честно говоря, не уверен, что в данном случае это имело значение, – ответил Боб. – Расизм совсем не в стиле скалолазов, на таких высотах все равны. Но Нима совсем потерял голову. Он хотел организовать свою экспедицию, с тем чтобы устроить Луне достойные похороны, но не нашел себе в команду ни единого человека. Поэтому в конце концов отправился сам, с отмороженными пальцами на руках и ногах и не совсем здоровой головой. Помимо прочего, к тому времени он был слишком стар для таких восхождений.
– О боже…
– И в Кхумбу, если вы поговорите с моими тамошними родственниками, Ниму почитают прежде всего за это его последнее восхождение, а потом уже за все остальные. Он поднялся и увидел Луну в расщелине. В глыбе льда, она навсегда осталась молодой и красивой. Нима спустился и лег было рядом с ней, но тут ему явилась богиня гор и сказала, что он должен снова спуститься в долину и обо всем рассказать людям.
– Звучит…
– …безумно, согласен. Тем не менее Нима поднялся из расщелины и пошел к людям. Но, где бы он ни рассказывал о Луне, его никто не понимал. По крайней мере, в Катманду… Со временем его история все больше походила на бред. Уже тогда его видели плачущим под флагами возле ступы в Боднатхе. Иногда он развешивал листовки на плохом английском в торговом квартале в Тамеле. Помимо прочего, они были написаны от руки, совершенно неразборчиво. Но он продолжал и продолжал говорить людям о Кларе Энгельман.
– О Кларе?
– К тому времени в его больной голове все смешалось – Луна, Клара и все остальное… Однажды Нима напал на английских туристов и сутки просидел под арестом. Наконец родственники поместили его в психиатрическую лечебницу в Джитджунг Марге, в Катманду, где он и содержался, время от времени, по крайней мере, до конца сентября семнадцатого года.
– И что случилось потом?
– То же, что и много раз до того. Нима отлучился выпить пива и водки. По отношению к врачам и лечению он всегда был настроен скептически, говорил, что алкоголь – единственное, что заставляет молчать голоса в его голове. Полагаю, персонал был вынужден идти у него на поводу в этом вопросе. Они отпускали Ниму, поскольку знали, что тот вернется. Но теперь он пропал, и в больнице забеспокоились. У Нимы была назначена встреча, которой он очень ждал.
– Что за встреча?
– Точно не знаю, но, похоже, с кем-то из журналистов. К десятилетию гибели Клары и Виктора готовилась серия статей и документальных фильмов. Можно себе представить, как радовался Нима тому, что его хоть кто-то захотел выслушать.
– Но вы не знаете, что именно он хотел им рассказать?
– Судя по всему, нечто совершенно неудобоваримое, с большим количеством духов и прочих призраков.
– И ничего о Форселле?
– Ничего такого, что было бы мне известно, по крайней мере. Притом что я располагаю информацией из вторых рук, не думаю, что журналы придавали большое значение репортажу из психбольницы.
– Итак, в больницу Нима не вернулся, – напомнил Блумквист. – Что происходило с ним дальше?
– Его искали, конечно. Но в тех местах, где обычно бывал Нима, на этот раз его не обнаружили. Потом пронесся слух, что его тело якобы видели неподалеку от реки Багмати, где кремируют мертвых. Его не оказалось и там, но розыск прекратили. Родные потеряли надежду и организовали нечто вроде поминок в Намче-Базаре. Это… как бы вам объяснить… совместная молитва о душе покойного. Она вернула Ниме доброе имя и достоинство в глазах людей, ведь за последние годы он порядком опустился. А ведь Нима Рита одиннадцать раз поднимался на Эверест, на Чо Ойю, и это было…
Боб Карсон говорил и говорил, но Микаэль не особенно его слушал. В «Гугле» много писали о Ниме, в «Википедии» о нем были страницы на английском и немецком языках, при этом фотографий отыскалось всего две. На одной Нима был с австрийским альпинистом Хансом Мозелем, после восхождения на Эверест с северной стороны в 2001 году. На другой, более поздней, он стоял в профиль на фоне каменного дома в поселке Пангбоче в долине Кхумбу. Хотя за давностью, по крайней мере первый из снимков точно не годился для объявления о розыске, у Микаэля не возникло никаких сомнений. Он узнал и волосы, и глаза, и черное пятно на щеке.
– Вы еще здесь? – раздался голос Боба.
– Просто немного шокирован, – ответил Блумквист.
– Понимаю, задал я вам задачу…
– Можно сказать и так. Честно говоря, Боб…
– Да?
– Вы гений. Теперь я точно готов поверить в ваш суперген.
– Мой суперген помогает в скалолазании, не в детективных расследованиях.
– Ну, значит, у вас есть еще один, детективный.
Боб Карсон рассмеялся.
– Могу я еще раз попросить вас хранить молчание? – продолжал Микаэль. – Нежелательно давать всему этому огласку, пока мы не узнаем больше.
– Но я уже успел рассказать жене.
– В таком случае постарайтесь, чтобы информация не вышла за пределы вашего дома.
– Обещаю.
Распрощавшись с Бобом, Блумквист написал об услышанном Фредрике Нюман и Яну Бублански. Потом снова переключился на Форселля и ближе к вечеру позвонил ему в надежде договориться об интервью.
* * *
Юханнес затопил камин, Ребека почуяла запах на кухне. А потом наверху раздались его шаги.
Ей не нравилось, что Юханнес так расхаживает по кабинету. Еще более невыносимым было его молчание и странный блеск в глазах. Ребека решила сделать все возможное, чтобы снова увидеть мужа улыбающимся.
«Что с ним?» – недоумевала она. Когда Ребека вышла из кухни, Юханнес спускался по винтовой лестнице. Поначалу Ребека обрадовалась. Спортивный костюм, кроссовки «Найк» – самое время было побеспокоить охрану. При этом в движениях мужа она уловила нечто пугающее, по крайней мере настораживающее. Встала перед ним и погладила по щеке.
– Я люблю тебя, – сказала Ребека.
Его взгляд заставил ее отшатнуться.
– Я тоже люблю тебя.
Это прозвучало как прощание. Когда она поцеловала Юханнеса, он вздрогнул и спросил, где охрана. Ребека ответила не сразу. В доме было две террасы, и парни сидели на западной, той, что выходила к воде. Обычно они сопровождали Юханнеса во время пробежки, как бы ни было им трудно придерживаться его темпа. Иногда Юханнес возвращался на несколько метров назад, чтобы парни экономили силы.
– На западной террасе, – ответила Ребека на вопрос мужа.
Он как будто хотел сказать что-то еще. Во всяком случае, его грудь ходила ходуном, плечи казались напряженнее, чем обычно, а на шее были красные пятна, которых Ребека раньше не видела.
– Что это? – спросила она.
– Я хотел написать тебе письмо, – сказал Юханнес вместо ответа, – но ничего не получилось.
– Письмо? – воскликнула она. – Зачем, во имя всего святого, писать мне письма, когда я здесь?
– Но я…
– Что?
Ребека зашаталась и вцепилась ему в руку. Она поняла, что не должна отпускать Юханнеса, пока не узнает всей правды. Заглянула ему в глаза – и тут произошло самое страшное, чего только можно было ожидать.
Он вырвался, пробормотал «прощай» и исчез. И не в том направлении, где была охрана, а в противоположном. Ребека закричала. Подоспевшие парни не смогли вытянуть из нее ничего, кроме невнятного бормотания:
– Он убежал… он от меня убежал…
