Глава 11
25 августа
Фредрика Нюман перевернулась на другой бок и посмотрела на будильник на ночном столике. Двадцать минут пятого – она опять спала меньше пяти часов. Фредрика выругалась вслух. По опыту она знала, что больше уснуть не удастся, поэтому пошла на кухню и заварила зеленого чая.
Утренние газеты еще не принесли. Доктор Нюман села за стол и взяла мобильник. За окном щебетали птицы. Она скучала по городу. Ей не хватало мужчины, взрослого человека, которому, по крайней мере, можно было пожаловаться на бессонницу и боли в спине.
После порывистого ночного ветра на озере установился штиль. Вдали мелькала пара лебедей, скользивших рядом по темной глади. Фредрика завидовала им, и вовсе не потому, что лебединая жизнь представлялась ей такой веселой. Просто их было двое, и если они и спали плохо, то вместе. А потом, наверное, жаловались друг другу на своем птичьем языке.
В электронной почте Фредрика обнаружила сообщение от некоей Осы.
«Получила STR-маркеры и отчет о вскрытии от Блумквиста, – писала она. – Есть идеи, особенно насчет углеродного анализа. Но нужно полное секвенирование генома. Думаю, с УГЦ дело пойдет быстрее. Подключите их, время дорого».
«Что за тон? – возмутилась доктор Нюман. – Сама и секвенируй, раз тебе надо». Таким же торопыгой был ее муж, совершенно безнадежный тип.
Однако, дочитав письмо, Фредрика успокоилась. Как бы ни было оно возмутительно, а шло в направлении ее собственных мыслей. Вот уже неделя как доктор Нюман отправила пробы в Генетический центр в Уппсале с просьбой провести полное секвенирование генома. И она нажимала на них, прося пометить красным все необычные мутации. Результатов можно было ждать в любой момент. Поэтому Фредрика написала им, вместо того чтобы отвечать нетерпеливому генетику из Лондона, и, сама не заметив как, вошла в раж и тоже взяла возмущенный тон.
«Мне срочно нужны результаты секвенирования».
Время приближалось к пяти утра, и это тоже должно было их впечатлить. Даже лебеди на озере передвигались как сонные, и то, что их было двое, похоже, не спасало положения.
* * *
Магазин электроники Курта Видмаркса на Хорнсгатан еще не открылся. Но инспектор Соня Мудиг, заметив в торговом зале пожилого мужчину, осторожно постучала в окно.
– Вы рано. – Он встретил ее в дверях с натянутой улыбкой. – Тем не менее добро пожаловать.
Соня представилась и изложила суть дела. Мужчина опешил от неожиданности, потом завздыхал и заохал. В глазах блеснула искорка раздражения, у рта залегла горестная складка.
– Выживать все труднее, – пожаловался он. – Нас теснят торговые сети и крупные магазины.
Соня улыбнулась, демонстрируя сочувствие. На днях она собирала информацию в окрестных кварталах, и парень из парикмахерского салона вспомнил, что нищий, о котором говорил Бублански, подолгу стоял возле витрины этого магазина и глазел на телевизоры за стеклом.
– Когда вы увидели его в первый раз? – спросила Соня.
– Несколько недель тому назад. Он буквально вломился в салон и долго торчал перед одним из моих телевизоров.
– И что шло по телевизору?
– Новости. Помню, говорили о Юханнесе Форселле и биржевом крахе… Довольно нервно.
– С какой стати нищий этим заинтересовался?
– Ни малейшего понятия.
– Ни малейшего?
– Да, черт… А почему я должен об этом знать? Я пытался его выдворить, вот и всё. Возможно, не слишком вежливо. Все намекал, что он отпугивает покупателей.
– Каким образом?
– Он бубнил все время, плохо пах и вообще производил впечатление больного на голову.
– Вы слышали, что он бубнил?
– Да, конечно. Он спросил меня по-английски, известный ли человек этот Форселль. И я ответил, что да, конечно. Он теперь министр обороны и сказочно богат.
– То есть, похоже, этот нищий знал Форселля до того, как тот стал известным человеком?
– Этого я сказать не могу. Помню только одну его фразу: «Problem, now he has problem?» Он произнес это так, будто рассчитывал получить только положительный ответ.
– И что вы сказали?
– Что да, у Форселля определенно очень большие проблемы. Что он мухлюет с акциями и играет по-крупному.
– Откуда такая информация?
– Все говорят.
– Так что с тем нищим?
– Он словно взбесился. Стал кричать и все показывал на свое лицо… «Look at me! See what happened to me! And I took him! I took him!» Я пытался его вывести, но он оказался сильным. И тогда я оставил его в покое, а по телевизору начался сюжет о шведской школе, и тут появилась эта ведьма…
– О ком это вы?
Теперь Соня буквально физически ощущала исходившую от него агрессию.
– Об этой Линдос. Вот кто держит нос по ветру. Но бродяга уставился на нее, словно увидел ангела, и все бормотал по-английски: «Очень, очень красивая женщина… и она тоже критикует Форселля?» Я пытался объяснить ему, что этот сюжет не имеет никакого отношения к предыдущему, но он, похоже, не понимал. Вскоре ушел…
– Но потом вернулся?
– После этого случая он возвращался каждый день в одно и то же время, как раз перед самым закрытием. Он всю неделю торчал у меня под дверью и расспрашивал людей, как можно позвонить журналистам. В конце концов я вызвал полицию, но им, конечно, не было дела до всего этого.
– То есть имени его вы так и не узнали?
– Он говорил, что его зовут Сардар.
– Сардар?
– «Me Sardar», – сказал он, когда однажды вечером я попытался его выпроводить.
– Это уже кое-что.
Соня поблагодарила продавца, вышла и направилась в сторону Мариаторгет.
В метро, на пути к площади Фридхемсплан и полицейскому участку, она набрала «Сардар» в «Гугле». Оказалось, это древнее персидское слово, обозначающее принца, аристократа или главу рода. Используется на Среднем Востоке, в Центральной и Южной Азии, в различных местных вариациях: «Сардар», «Сардаар», «Сердар»… «Принц, – подумала Соня. – Принц в обличье нищего, как в сказке».
Вот только жизнь никогда не бывает похожей на сказку.
* * *
Прошло время, прежде чем дело сдвинулось с мертвой точки. И не только потому, что до сих пор им так и не удалось напасть на след Лисбет Саландер. Иван Галинов, старый агент ГРУ, был занят другим, а Камилла хотела работать только с ним. Шестидесятитрехлетний Галинов имел огромный опыт службы в разведке.
Прекрасно образованный, он говорил на одиннадцати языках и свободно владел множеством диалектов и наречий. Его принимали то за уроженца Великобритании, то за немца, то за француза. Наконец, многие считали его красавцем, несмотря на что-то птичье в его чертах.
Галинов был высок, худощав, с белыми бакенбардами, сединой и безукоризненными аристократическими манерами. Он имел привычку пугать людей рассказами из своей жизни, которая казалась закономерным следствием его характера.
Одна из историй была о глазе, который Галинов потерял в Чечне. Он заменил его искусственным, из лучшей эмали, какая только нашлась на рынке. Суть истории – вдохновленной, как видно, старым анекдотом о клиенте и банковском служащем – состояла в том, что якобы никто не мог определить, какой глаз у Галинова искусственный, а какой настоящий. Сам Галинов шутил по этому поводу, что искусственный тот, в котором хоть изредка мелькает искра человечности.
В другой истории говорилось о крематории на минус втором этаже Главного управления ГРУ на Ходынке. Галинов утверждал, что заманил туда одного своего коллегу, продавшего секретные материалы британской разведке, и кремировал заживо. Ходили слухи, что когда Галинов пытает врагов в застенках управления, его движения становятся замедленными, а единственный глаз перестает моргать. Разумеется, здесь не обходилось без мифологизации и преувеличений.
Камилла использовала все доступные средства для достижения своего и все-таки имела особые причины обратиться именно к Галинову. А именно, он был близок ее отцу. Восхищался им, как она, и пережил такое же разочарование. Возможно, их сблизил этот совместный опыт. Во всяком случае, Камилла находила у Галинова только заботу и отеческое сочувствие и никогда не затруднялась определить, какой глаз у него настоящий.
Этот седовласый разведчик научил Камиллу забывать прошлое и двигаться дальше. Узнав, какой бойней обернулось для него переселение Залаченко в Швецию, она поинтересовалась, как он вообще выжил.
– Так же, как и ты, Кира, – ответил Галинов.
– А что сделала я?
– Стала таким, как он.
Этих слов Камилла не забыла. Они напугали ее и одновременно придали силы. И каждый раз, когда вдруг воскресали призраки прошлого, Камилле хотелось, чтобы Галинов был рядом с ней. С ним она не боялась быть слабой. Он один видел ее слезы, еще когда была жива мать. И теперь, сидя рядом с Галиновым в своем личном джете на пути к Стокгольму и Арланде, она высматривала на лице разведчика хотя бы намек на улыбку.
– Спасибо, что согласились мне помочь.
– Мы найдем ее, моя радость. Мы обязательно до нее доберемся.
И Галинов ласково похлопал ее по руке.
* * *
Предоставив Камилле и ее покровителю скучать в самолете, Лисбет прилегла на кровать и только теперь заметила записку от Паулины на ночном столике. Подруга извещала, что вышла купить еды. Часы показывали десять минут двенадцатого. Ресторан внизу еще не открыли, а в мини-баре не осталось ничего съестного.
Лисбет выругалась. Плеснула в лицо водой в ванной, смахнула со стола остатки чипсов и высыпала в рот. Потом приняла душ, надела джинсы и черную футболку, села за ноутбук и открыла почту. Там обнаружились два новых файла, больше десяти гигабайтов каждый, и письмо от судмедэксперта Фредрики Нюман.
«Здравствуйте. Разумеется, я давно заказала анализ всего генома и получила результат сегодня утром. Не знаю, насколько добросовестны были биоинформатики из Уппсалы, но то, что они отметили, настораживает. У меня есть свои специалисты. Тем не менее, полагаю, будет нелишним и вам взглянуть на все это. Направляю вам файлы с их пометками, замечаниями и FastQ с начальными данными, на случай если вам будет удобнее работать непосредственно с ними.
С надеждой на скорый ответ.
Ф.»
Лисбет не заметила между строк ни гнева, ни раздражения Фредрики. Она не смогла сосредоточиться на письме, так как Камилла и ее спутник к тому времени успели прибыть в Швецию и теперь направлялись из Арланды в Стокгольм по трассе Е4. Лисбет сжала кулаки. Ей захотелось немедленно оказаться рядом с ними. Но вместо этого она осталась сидеть за письменным столом, скачала присланные Фредрикой файлы и прокрутила их на мониторе. Перед глазами, как на бесконечной кинопленке, замелькали буквы и цифры. Насколько разумней было бы с ее стороны послать все это к черту?
С другой стороны, ей было чем заняться, пока в голове не созрел план действий. Расшифровка генома – ее конек, Саландер знала об этом.
И здесь, как правильно угадала Фредрика Нюман, она предпочитала иметь дело с необработанными данными, а не руководствоваться чужими замечаниями и отметками. Поэтому открыла программу «Сэм тулз» и преобразовала исходный файл в формат. bam, который давал представление о геноме в целом, а это было уже кое-что.
В целом это походило на секретное послание, в основе шифра которого лежали всего четыре буквы: A, C, G, T. Таким образом обозначались четыре нуклеотида – азотистых основания, при помощи которых кодировалась информация в ДНК: аденин, цитозин, гуанин и тимин. На первый взгляд беспорядочное нагромождение букв и цифр, но это был ключ к человеческой жизни и личности со всеми ее особенностями.
Именно поиск особенностей и отклонений и составлял суть работы Саландер. При помощи «Бам вьювера» ей предстояло сравнить выбранные отрезки ДНК Залаченко с соответствующими участками генома других людей. В ее распоряжении находились базы проекта «1000 геномов», содержавшие генетическую информацию со всего мира.
Первой ласточкой оказалась аномалия в так называемом гене EPAS1, регулирующем выработку в организме гемоглобина. И она оказалась настолько примечательной, что Лисбет немедленно полезла в базу «ПабМед», после чего громко выругалась и присвистнула. Собственно, она предвидела что-нибудь в этом роде, но не ожидала нащупать больное место так быстро. Лисбет погрузилась в работу, да так увлеклась, что забыла и сестру в Стокгольме и не заметила Паулину, которая вошла в номер, сказала «привет-привет» и заперлась в ванной.
Лисбет погрузилась в изучение этого нового для нее варианта гена EPAS1. У него и в самом деле оказалась впечатляющая история, которая прослеживалась вплоть до денисовского человека – ветви хомо сапиенс, вымершей около сорока тысяч лет назад.
Денисовский человек долгое время оставался неизвестным науке, но вошел в базу после того, как российские археологи в 2008 году обнаружили фрагмент кости и зуб первобытной женщины в Денисовской пещере на Алтае. Очевидно, эта разновидность хомо сапиенс на протяжении достаточно длительного времени спаривалась с представителями вида из Южной Азии, передавая им таким образом особенности своего генома. В частности, эту разновидность гена EPAS1.
Этот вариант EPAS1 позволял организму утилизировать даже незначительные дозы кислорода в крови. Благодаря ему кровь становилась более жидкой и быстрее циркулировала, а риск образования тромбов и отеков заметно снижался. Чрезвычайно полезное генетическое приобретение для тех, кто живет высоко в горах, где воздух разрежен и концентрация кислорода меньше. И это вполне согласовывалось с первыми предположениями Лисбет относительно повреждений на теле мертвого нищего и результатов углеродного анализа ДНК его волоса.
И все же полной уверенности не было. При всей своей необычности этот вариант был разбросан по всеми миру. Поэтому Лисбет посмотрела Y-хромосому и митохондриальную ДНК мужчины. И только когда выяснила, что тот принадлежит C4ab1 гаплогруппе, последние сомнения развеялись окончательно.
Представители этой группы жили только на склонах Гималаев, в Непале и Тибете. Нередко они нанимались в высокогорные экспедиции проводниками.
Этот человек был шерпа.
