Седеющее племя

Билл Мартин, «Переходы», 1978

В такие дни у него болели все суставы. Начались дожди, и от влажности воспалились бедра и колени, особенно на месте застарелой травмы. Он ковылял через поле в поисках еды и, может быть, друга, чтобы посидеть вместе. Один за другим выпадали зубы, и добывать нормальную пищу становилось все труднее: иногда на то, чтобы утолить голод, уходило полдня. Он остановился, замявшись, на минуту потеряв направление. В юности он гонялся здесь за приятелями, дрался с ними и просто носился по полю.

Он вернулся на тропу. Из-за дерева вышли двое и направились навстречу. Он напрягся. Это были незнакомцы, не местные, но, в отличие от обычных новичков, они не тушевались. Это были уверенные в себе смутьяны. Они были заодно. Может быть, они были братьями.

Он испугался, задышал чаще. Поскреб внезапно зачесавшееся плечо. Посмотрел вниз, не встречаясь глазами с приближающимися пришельцами, и почувствовал волну облегчения, когда они прошли мимо. Но она длилась недолго – они вдруг развернулись, и ближайший сильно пихнул его. Он попытался упереться больной ногой, но она подломилась под ним. Он завизжал от страха. Они кинулись на него, перед глазами промелькнуло что-то острое, и с резкой болью он почувствовал порез через всю щеку, а потом сзади, на спине. Все закончилось за секунду, и они убежали, оставив его на земле, – второй еще больно дернул его за хвост.

Как уже обсуждалось в предыдущих очерках, почти 20 лет я каждое лето проводил в лугах Восточной Африки, изучая поведение и физиологию диких павианов. Это умные животные с ярким характером, которые живут по 20–25 лет, организуясь в большие социальные группы. С ними мне довелось испытать ужас смертности в миниатюре – я видел павианов, которые когда-то были грозой саванны, а теперь, скрюченные артритом, отставая, тащились в хвосте стаи; я вздрагивал, видя, как одряхлел самец, с которым мы оба были взрослеющими юными приматами в 1970-х, когда я начинал работу. Они старели на моих глазах.

Когда поседело мое племя, мне выпала возможность разобраться, как влияет качество прожитой жизни на качество поздних лет. Иногда я наблюдал поведение пожилых самцов, которое на первый взгляд кажется необъяснимым, загадочным. Но оно несет важный урок о том, как привычки всей жизни могут обернуться против своего носителя.

Как говорилось в очерке «Юные и безрассудные», большинство сообществ приматов Старого Света, в числе которых и павианы, – матрилокально: самки проводят всю жизнь, окруженные родственницами, в той стае, в которой родились. Самцы же обычно оставляют «родное» племя примерно в возрасте полового созревания, отправляясь в неизведанные края попытать счастья в новой стае. Это распространенная для большинства социальных видов схема: один из полов мигрирует, чтобы избежать близкородственного скрещивания. И, как обсуждалось в том очерке, удивительное свойство таких миграций у приматов в том, что они добровольны, в отличие от многих других видов, у которых главный производитель вытесняет молодых самцов при первых признаках полового созревания, то есть при первых признаках конкуренции. Приматы уходят добровольно: они чувствуют этот зов, эту тягу к странствиям, и им нестерпимо хочется оказаться где угодно еще, только не в знакомой и надоевшей родной земле.

Они уходят, постепенно приживаются в новой стае – начинают на периферии, подчиненными и одинокими, но потом образуют дружеские связи и взрослеют. Это период жизни, наполненный опасностями и возможностями, страхами и волнением.

Иногда стаю меняет и самец павиана в расцвете сил. Это чисто карьерный ход: сильный соперник только что захватил лидирующую позицию в иерархии и явно собирается там задержаться; несколько самцов, сговорившись, сместили тебя с твоей позиции; случился стратегический провал – самое время попробовать подняться по карьерной лестнице в другой стае.

Но и я, и другие исследователи наблюдали, как иногда стаю меняют старые самцы. На первый взгляд это кажется бессмысленным: старость не лучшее время, чтобы провести его в саванне одиноким, беззащитным, в переходном периоде – когда уже ушел из одной стаи, но еще не прижился в другой. Органы чувств уже не так восприимчивы, мышцы не так крепки, кругом хищники. Риск гибели для молодого павиана в период миграции возрастает от двух до десяти раз – представьте, каково будет пожилому животному.

Миграции в старости выглядят еще парадоксальнее, если представить себе, что ждет павиана дальше, даже если ему удастся безопасно переселиться в новую стаю. Он перебрался в мир чужаков, с новыми социальными и экологическими правилами – кто из крупных самцов может проявить внезапную агрессию, а с кем рядом можно расслабиться? На каких деревьях есть шанс найти плоды в самую жестокую засуху? Новые требования оказываются еще жестче, если учитывать когнитивное старение: в старости сохраняется «кристаллизованное» знание – память о фактах и их применении привычным способом, но угасает «гибкое» знание – усвоение новой информации и способность импровизировать, находить ей новое применение. Это не самое удачное время, чтобы учиться новым трюкам.

Физическая уязвимость, привязанность к привычному, важность непрерывности. Все это говорит, что попытки строить новую жизнь в старости для павиана – полное безумие. Зачем они вообще это делают?

Ученые, заметив этот факт, придумали несколько объяснений. Может быть, трава зеленее на поле соседней стаи – и питаться там будет легче. Может быть, самцу кажется, что миграция – это шанс получить еще один, последний, карьерный взлет в соседней стае. Некоторые данные в поддержку этой теории собрали Мария ван Нордвик и Карел ван Шайк из Утрехтского университета в Нидерландах, исследуя макак. От одной из этих теорий щемит сердце, как от трогательной открытки: может быть, пожилые самцы уходят, чтобы вернуться в свою изначальную стаю, в родной городок, чтобы провести последние годы в заботе и ласке своих престарелых сестер и других родственниц. Согласно другой теории, старики уходят из стаи, в которой пережили расцвет, когда их дочери достигают репродуктивного возраста. Это может быть способом предотвратить непреднамеренное скрещивание стареющих самцов с собственными детьми. Сьюзан Олбертс и Джин Олтманн из Чикагского университета нашли косвенные данные в поддержку этой гипотезы в своих исследованиях павианов. Необычный вариант этой теории приводит Элисон Ричардс из Йельского университета, которая изучала лемуров-сифак с Мадагаскара. Ее наблюдения напоминают «Короля Лира» – похоже, что дочери, достигшие репродуктивного возраста, выгоняют престарелых отцов из стаи. И никаких открыток ко Дню отца.

Данные по моим павианам подсказывают еще одну причину миграции престарелых самцов: последнее, чего вам захочется, – это провести свою старость в той же стае, которая видела ваш расцвет. Потому что теперешние главари будут обращаться с вами самым отвратительным образом.

Изучая схемы иерархического взаимодействия между членами стаи, можно увидеть явную закономерность. Высокоранговые самцы иногда сцепляются друг с другом, отбирая еду, спихивая с удобного места, мешая сексуальным контактам. Номер 3 чаще всего взаимодействует с номером 2, которому дышит в затылок, надеясь обскакать, и с номером 4, который надеется обскакать его самого. Но эти высокоранговые задиры редко снисходят до номера 20, тщедушного подростка, который только перебрался в стаю (если только у них особенно плохое настроение и надо на ком-то сорвать злость).

Это общая закономерность частоты иерархических взаимодействий. Но посмотрите на матрицу внимательно и увидите одну странность: высокоранговые самцы очень часто взаимодействуют с номером 14. Кто он такой, в чем дело, почему его так часто тыкают носом в его подчиненное положение? Оказывается, что старик был когда-то номером 1 – тогда нынешнее поколение было зелеными юнцами. И они всё помнят. Когда я изучал редких самцов, которые переселились в стаи в пожилом возрасте, они все оказывались в одинаковом положении – подчиненные, на дне иерархии, но, по крайней мере, на них никто не обращал внимания. А самцы, постаревшие в стае, где жили в расцвете сил, вдвое чаще взаимодействовали с доминантами, чем самцы, перебравшиеся в эту стаю в старости.

Почему самцы в расцвете сил так жестоки к свергнутому правящему классу? Они все еще боятся, что старики воспрянут и захватят власть? Они получают безотчетное извращенное удовольствие от того, что им это сходит с рук? Невозможно вычислить, что творится у них в головах. Но мои данные показывают, что молодое поколение не очень заботит, кто сейчас этот старик, скорее то, что он когда-то занимал высокое положение. Теоретически можно было бы ожидать некой мрачной справедливости, воздаяния по заслугам – если бы самцы, которые в расцвете сил вели себя особенно жестоко с молодыми подчиненными, получали больше всего пинков в старости, когда время меняло их ролями. Но я не обнаружил такой закономерности: агрессия в адрес пожилых самцов не зависела от того, как они вели себя когда-то в доминирующей позиции. Важно было только то, что они тогда были главными и страшными. А теперь – нет.

Эта особенность жизни наших близких родственников кажется мне довольно печальной: в старости им кажется лучше попытать счастья, встретившись со львами, чем с представителями собственного вида; они больше полагаются на доброту – или хотя бы безразличие – чужаков.

В свете этой закономерности озадаченность (с чего это старый самец покидает стаю?) уступает место мысли: с чего бы ему оставаться? Но примерно половина остается, доживая свой век в стае. В том ли дело, что они оставались на сильных позициях дольше, или в том, что по какой-то причине следующие поколения меньше на них нападают? Мои данные указывают, что дело не в этом. У самцов, которые оставались, была уникальная поддержка в трудные времена – дружба. Говорят, что старость часто приходится проводить среди чужаков. Учитывая демографию старения людей, среди чужаков часто проводят старость женщины, потому что они переживают своих мужей.

А учитывая стандартные схемы социализации, мужчина в нашем обществе проводит старость среди чужаков, потому что переживает свою роль – работника, кормильца, профессионала – и обнаруживает, что так и не образовал ни с кем близких связей. Исследования гендерных паттернов социализации показали, насколько легче заводят друзей женщины: они больше способны к коммуникации в целом и к выражению эмоций в частности; более склонны рассматривать сотрудничество и взаимозависимость как цель, а не как признак слабости; более заинтересованы не только в решении проблем друг друга, но и в их эмоциональном подтверждении. А к старости у мужчин и женщин значительно различается количество оставшихся друзей и близких. В интересном продолжении этой идеи Тереза Симан с коллегами из Йельского университета показали, что близкие дружеские связи для престарелых мужчин дают физиологическую защиту самим своим наличием, а для женщин важно и качество дружеской связи. Интерпретация: для старых мужчин сама по себе близкая дружба так редка, что она уже влияет на показатели здоровья. А для старой женщины близкие друзья – это норма, а не особое событие. Слишком часто близость в этом возрасте для женщины значит, что на нее ложится тяжелый груз заботы о ком-то немощном, что не очень-то полезно для ее собственного гармоничного старения. Исследования Симан выявили психологическую защищенность у женщин, чьи близкие отношения симметричны и взаимны, а не лежат на них обузой.

Я вижу некоторые параллели с миром павианов. Самки, поскольку они проводят всю жизнь в одной и той же стае, окружены родственниками, да и с не родственниками за десятки лет отношения у них складываются. Более того, социальный ранг у самок передается по наследству и в большинстве случаев не меняется на протяжении всей жизни, так что толкотня и уловки ради продвижения в иерархии у самок времени не отнимают. Самцы же проводят свои зрелые годы в месте, где у них нет родных, обычно отдельно от тех, с кем они вместе росли, а основная тема социальных взаимодействий – соперничество с другими самцами. В таком мире редко у какого самца будут друзья.

Этот термин не антропоморфизирует животных. У самцов павианов нет друзей среди других самцов: за годы работы я могу по пальцам одной руки сосчитать случаи, когда видел, как взрослые самцы вычесывают друг друга. Самец может надеяться максимум на временное сотрудничество, но даже такой союз будет непрочным. Редкие дружеские связи, которые достаются самцам, бывают с самками.

Это никак не связано с сексом – позор вам за грязные мыслишки! Это чисто платонические отношения, не связанные с репродуктивным циклом самки. Они просто друзья. Это особь, которую самец будет вычесывать, а она будет вычесывать его в ответ. Это та, с кем он присядет рядом, когда что-то стряслось. Это с ее детенышем он будет играть или унесет в безопасное место, если приближается хищник.

Барбара Сматс из Мичиганского университета десять лет назад опубликовала великолепную монографию, в которой анализировала выгоды и потери от подобных дружеских связей, пытаясь разобраться, кто из самцов способен на такую долгую дружбу. И она описала то, что наблюдали и многие другие исследователи павианов: самцы, которые поддерживали дружеские связи, еще в годы своего расцвета придавали им большое значение. Это самцы, которые уделяли больше сил тому, чтобы сдружиться с самками, чем создавать стратегические боевые альянсы с другими самцами. Это павианы, которые свой репродуктивный успех строят на конспиративных спариваниях с самками, которые сами их выбирают, а не победно-показательных спариваниях после драк с другими самцами. Самцы, которые, будучи в расцвете лет, может быть, даже не приняли высокий ранг, отказавшись от доминирующей позиции добровольно, чтобы не пришлось терпеть решительное поражение (и, вероятно, увечья) в своем Ватерлоо.

Работы Крейга Пэкера из Университета Миннесоты и Фреда Берковича из Карибского центра приматов показали, что самцы павианов более склонны образовывать дружеские связи с самками ближе к старости. Если описать мир павианов психологическим жаргоном, самцы с самыми высокими показателями дружеского поведения – это те, кто сделал свой жизненный выбор достаточно рано. И в старости их отличает именно эта расстановка приоритетов. Когда я сравнил самцов, которые остались стареть в той же стае, с теми, кто мигрировал, то выходило, что у оставшихся были давние подруги: они могли спариваться, вычесывать друг друга, сидеть вместе, играть с детьми. Эти самцы смолоду работали на то, чтобы стать частью сообщества.

В современной геронтологии делают акцент на «успешное старение» – исследуют неожиданно большое количество людей, которые в свои поздние годы здоровы, продуктивны и довольны жизнью. Это позволяет не смотреть на старость как на угасание. Конечно, хорошая старость зависит и от удачи в генетической лотерее, и от финансовых возможностей. Но геронтологи отмечают, какую важную роль в успешном старении играет то, как вы живете до того, как начнете стариться. Речь не об экстренных медицинских мерах и не о клятвах правильно питаться, заниматься спортом и больше отдыхать – с завтрашнего дня! Речь об отчаянии, в которое впадают многие специалисты, когда видят, как трудно людям выполнять несложный набор ежедневных действий, которые лежат в основе профилактической медицины. Похоже, средний самец павиана тоже не слишком хорошо справляется с тем, чтобы маленькими шагами идти к дружбе на всю жизнь. Но те из них, кому это удается, вознаграждаются с лихвой. И это справедливо, ведь между намерением сделать завтра и сегодняшним реальным действием лежит огромная пропасть.

Где-то есть склад, забитый нераспроданными товарами, залежавшимися с 1960-х: фенечками и брюками-клеш в красно-белую полоску. Но наверняка кому-то это еще можно продать. Может быть, и павианы обратят внимание на, казалось бы, никому не нужный и затасканных штамп о том, что сегодня первый день оставшейся тебе жизни?

Более научно этот предмет изложен в R. Sapolsky, "Why Should an Aged Male Baboon Ever Transfer Troops?" American Journal of Primatology 39 (1996): 149. См. также C. Packer, "Male Dominance and Reproductive Activity in Papio anubis", Animal Behaviour 27 (1979): 37. См. также F. Bercovitch, "Coalition, Cooperation and Reproductive Tactics among Adult Male Baboons," Animal Behaviour 36 (1988): 1198.

Обзор того, что мы сегодня знаем о старении, можно найти в J. Birren and K. Schaie, Handbook of the Psychology of Aging, 3rd ed. (San Diego, Calif: Academic Press, 1990). Работы Марии ван Нордвик и Карела ван Шайка можно найти в "Male Careers in Sumatran Long-Tailed Macaques (Macaca fascicularis)," Behavior 107 (1988): 25.

Исследования Сьюзен Олбертс и Джин Олтманн опубликованы в "Balancing Costs and Opportunities: Dispersal in Male Baboons," American Naturalist 145 (1995): 279. Также в этой статье демонстрируется увеличение смертности от двух до десяти раз в период миграции молодых павианов. Исследование сифак приведено в A. Richards, P. Rakotomanga, and M. Schwartz, "Dispersal by Propithecus verreauxi at Beza Mahafaly, Madagascar: 1984–1991," American Journal of Primatology 30 (1993): 1.

Гендерные различия в паттернах успешного старения – тема T. Seeman, L. Berkman, D. Blazer, and J. Rowe, "Social Ties and Support and Neuroendocrine Function: The MacArthur Studies of Successful Aging," Annals of Behavioral Medicine 16 (1994): 95. Прекрасный обзор гендерных различий в выражении эмоций можно найти в книге Деборы Таннен You Just Don't Understand (New York: Morrow, 1990). Я твердо убежден, что ее надо сделать обязательным чтением для всех новобрачных.

Противоядие от боязни антропоморфизировать приматов: обсуждение платонических связей – B. Smuts, Sex and Friendship (New York: Aldine Publishing Company, 1985). Характер и личность у приматов – A. Clarkeand S. Boinski, "Temperament in Nonhuman Primates," American Journal of Primatology 376 (1995): 103. Также см. J. Ray and R. Sapolsky, "Styles of Male Social Behavior and Their Endocrine Correlates among High-ranking Baboons," American Journal of Primatology 28 (1992): 231. Обзор культурных различий у приматов можно найти в R. Wrangham, Chimpanzee Cultures (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1994).

Вдохновляющая работа о старении, которое не всегда ужасно, приводится в Pand M. Bakes, Successful Aging (Cambridge, Eng.: Cambridge University Press, 1990).