ЭПИЛОГ

Низкорослые мохноногие лошадки неспешно переставляли копытца, неся на себе вьюки и десятерых седоков. Небольшой караван медленно продвигался по травянистому склону горы, вершина которой вздымала над облаками сверкающий на солнце ледник. И везде, куда ни глянь, высились такие же горы, превращая небо из купола в темно-синий, почти фиолетовый лоскут над головой.

– Даже днем тут видны яркие звезды, – рассказывал Ли едущей рядом Варе. – Надо только знать, куда смотреть. Но так везде. Если знаешь, куда смотреть, всегда увидишь что-нибудь необычное.

Во главе каравана покачивался в седле пожилой проводник-китаец. По его лицу невозможно было понять, сколько ему лет, но движения его были не менее, а может, и более точны, чем у Ли.

Сердюченко с женой чувствовали себя на лошадях непривычно.

– Это ж потом неделю будет поясница болеть! – жаловался хохол, неуклюже двигаясь в седле. – Эй, Ли! Далеко еще?

– Полчаса, не больше, – с улыбкой обернулся китаец.

– Хватит причитать! – одернула мужа Верочка. – Доберемся до людей, отдохнешь.

– А потом куда? Дико здесь все. И автомобилей нет. Чем я тут займусь?

– Профессор нас приглашал с собой, когда поедет в Европу.

– Так это добре! – приободрился Сердюченко. – Балакать по-ихнему подучусь и устроюсь таксистом.

– Кем? – удивилась Верочка.

– Это вроде извозчика, только на машине. Дроздов рассказывал, гори он в аду.

Павел млел от восторга, озирая окружающее великолепие.

– Сюда попасть я и мечтать не смел, – сказал он Машеньке. – На карте горы совсем другие, да и на картинках другие. А это…

Он запнулся, не находя слов.

– Может, тогда не поедем в Европу? – осторожно предложила бывшая секретарша. – Мне здесь тоже очень нравится. Я так устала сидеть взаперти, что хочется простора. Взобраться бы на одну из этих гор и глянуть на мир сверху.

– А я тебе боялся предложить, – смутился Стаднюк. – Думал, тебе общества захочется.

– Да что я, буржуйка, что ли? Нет, здесь хорошо. И цветами пахнет.

– Это альпийские луга, – похвастался Павел почерпнутыми из книг знаниями.

Ехавший позади них профессор пробурчал:

– В Париже тоже цветами пахнет. Так что я уж лучше туда переберусь по возможности. Абигаль навещу, у нее дом большой.

Он зябко поежился и укутался в просторный плед, свалянный из шерсти лам.

Замыкали цепочку Богдан и Шамхат, едущие стремя в стремя.

– Жалеешь, что так получилось? – спросила подруга Энкиду.

– Нет, – ответил он. – Эта дрянь и впрямь превращала меня в чудовище.

– И откажешься от бессмертия? – лукаво улыбнулась Шамхат.

– Ли говорил, что есть другие способы получения Света Шамаша. Обещал научить. Думаешь, почему китайцы такие здоровые и живут почти двести лет?

– Какая разница, сто или двести? – Она пожала плечами. – Сидури была права. И за день можно прожить тысячу лет любви.

– Ну… – Энкиду хотел сменить тему, но Шамхат посмотрела на него таким взглядом, что он продолжил: – Следующий раз Голос Шамаша люди смогут услышать через семьдесят лет.

– Ну уж нет! – нахмурилась Шамхат. – Снова все сначала? Давай лучше поживем, как люди. К тому же не известно, каким будет мир через семьдесят лет.

– Это точно. Но я на всякий случай подстраховался.

– Что?! О чем это ты?

– Ну… – Энкиду замялся. – Понимаешь, у Хильгера Знак был уже не новый, он им пользовался несколько часов, а я в тот момент только получил его. У меня было больше света, чем у советника. В общем, еще чуть-чуть оставалось после уничтожения его силы. И я…

– Надеюсь, ты не загадал нам бессмертия? – нахмурилась Шамхат.

– Нет! – широко улыбнулся Энкиду. – Только еще тысячу лет. На большее не хватило.