9. Лютый, Кора, Малой, Череда
На том конце провода друг пообещал сделать все, чтобы установочные данные на молодого человека с погонялом или, может так статься, что и с фамилией Лютый пробили еще до конца дня. В крайнем случае — до следующего утра. Мельник старательно продиктовал приметы Лютого, те, которые успел рассмотреть. При этом предупредил: если на него что-то накопается, там рядом с ним обязательно нарисуются еще трое.
Или хотя бы двое.
На самом деле этот коллега из главного управления Черниговской областной полиции мог запросто послать Мельника, теперь уже — гражданского человека, к тому же уволенного из органов, по всем известному адресу. Более того, даже если бы Мельник сейчас еще работал опером, его точно так же могли послать. Делать нечего ответственному работнику, майору в должности подполковника, кроме как лично решать проблемы опального сыщика. Все очень просто: с Лешей Скрыпником, которому сейчас звонил Мельник, они учились сначала в одном классе, потом — в школе милиции, а дальше Мельник был свидетелем на свадьбе Скрыпника и крестил его сына.
Никто не виноват. Так судьба распорядилась, что более активный Алексей Скрыпник быстро сделал и дальше делает неплохую карьеру. Опер из него вышел посредственный, зато на административной работе он проявил себя с лучшей стороны. Поэтому и пошел в руководители. Это не мешало кумовьям регулярно общаться. В конце концов, даже президент Украины своих кумовьев пытался пристроить. Ведь кум — самый главный родственник, есть такой грех. Правда, Скрыпник никуда Мельника не тянул — знал, что друг детства лучше будет ходить всю жизнь в простых операх, чем начнет рваться в начальство и играть в аппаратные игры. Зато у Мельника оказался свой человек в главном управлении, который всегда мог помочь организовать что-то без десятков бумаг и потери времени на сбор кучи резолюций и закорючек-виз. И бумаги всегда можно было подготовить задним числом, тем более если это надо куму.
К тому же Виталий Мельник никогда не злоупотреблял своим знакомством. А Алексей Скрыпник, в свою очередь, знал: без необходимости кум его беспокоить не станет. Словом, теперешний полицейский чиновник и бывший милицейский опер понимали друг друга всегда, поняли и теперь. Поэтому получение ответа на запрос было для Мельника лишь делом времени.
Пока что, позавтракав «Мивиной» и рыбными консервами, он поехал в Козубы. Уже перед самым отъездом решил соблюдать правила игры. Ведь сейчас он — формально подчиненный Обуховского. Значит, надо поставить его в известность о необходимости на несколько часов отлучиться. Начальнику базы, по большому счету, передвижения охранника во времени и пространстве были глубоко до лампочки. Но он тоже соблюдал правила игры, поэтому важно кивнул, не возражая против недолгого отсутствия Мельника на рабочем месте.
Однако поездка в Козубы ничего нового не дала.
Вдова Григория Коцюбы как раз готовилась отмечать девять дней, поэтому говорила без особой охоты. Хотя и не поинтересовалась, для чего человеку, которого она знать не знает, вдруг понадобилось расспрашивать о ее трагически погибшем муже. Видимо, она привыкла рассказывать о Коцюбе множеству незнакомых людей, похожих на городское начальство как с виду, так и по манере поведения. Мельник на начальство похож не был, но кто знает — может, то же начальство его и послало…
Она ничем не отличалась от большинства сельских женщин, которые уже в тридцать лет могут выглядеть на сорок, в сорок — на все пятьдесят, и чем дальше, тем труднее определить их настоящий возраст. Огород, рынок, несколько вечерних сериалов — и спать рядом с мужем, от которого уже традиционно разит только что выпитым самогоном или вчерашним перегаром. Еще надо передать детям продукты в город. Для чего им покупать картофель, капусту, лук, морковь и сало, когда у матери все это бесплатно… Главное — такие женщины могут дожить если не до ста, то до девяноста лет точно.
О самом Коцюбе от вдовы Мельник узнал очень мало. Хотя бы потому, что в земной жизни покойного сельского мужика не было ничего особенного. Ни с кем не ссорился, даже когда выпивал изрядно. За пределы родных Козубов выбирался редко. Супруги Коцюбы только один раз, где-то через два месяца после свадьбы, съездили на Черное море. Теперь в райцентр на базар зачастили. Жизнь такая началась: не вынесешь свои овощи на продажу, по-другому не заработаешь. Ну, еще несколько раз в год в Чернигов ездили, к родственникам и в целом по семейным делам.
Правда, рыба семью очень выручала. Особенно когда дочери учиться начали. Деньги понадобились, вот Григорий и насобачился чужие сетки вытряхивать. Об этом вдова говорила как о чем-то обыденном. Будто ее покойный муж официально оформился на эту работу и регулярно на нее ходил, причем держался за место всеми конечностями и даже зубами. Возникали ли вокруг этого проблемы? А какие? Григорий знал, кто из своих где рыбачит, а на чужих он плевать хотел.
Теперь, получается, некому рыбу в дом приносить и на базаре продавать. Кормильца семья потеряла.
О нечистой силе в Тихом затоне вдова Коцюбы ничего не слышала. И не знала, кто мог бы что-то об этом сказать. Также не знала женщина, верит ли она в нечистую силу или нет. Почти такой же вышел разговор с вдовой еще одного погибшего — Василия Мироненко. Здесь, правда, сын семью кормил — малый предприниматель, держал свою пилораму, ерундой голову не забивал. И семейный бюджет Мироненко не зависел прямо от улова рыбы Василия.
Еще им не нравилось то, что свежий труп Василия из могилы извлекли. Полиции какая-то ерунда в голову взбрела — начали в могилах копаться. Это ни вдова, ни сын, ни невестка погибшего обсуждать неизвестно с кем не стали.
О нечистой силе они тоже ничего не знали. Женщина, правда, ляпнула в сердцах: вся нечисть в сельмаге сидит, и зовут эту нечисть Галька Штанько. Вот у кого не язык — помело грязное!
Галина, заведующая козубским продуктовым магазином, она же по совместительству, из-за нехватки средств на еще одну зарплату, продавщица, оказалась куда разговорчивее. Хоть и намолола она Виталию семь бочек арестантов. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы направить разговор в нужное русло. Только все ее подозрения относительно чудовища, живущего в Тихом затоне и нападающего на людей, точно так же основывались на различных слухах. А исходили они от дяди Вани. Вообще-то, сразу поправилась Галина, он дед Иван. Потому что ему лет, дай бог памяти, за шестьдесят. Или вообще под семьдесят… Короче, учительствовал он здесь, в козубской школе, сколько она, Галька, себя помнит. Он еще ее учил, только ничему не научил. Чему надо — она сама кого угодно научит, вот так-то! Дядя Ваня, кроме того что читал в школе язык с литературой, разные местные сказки и небылицы собирал. У него даже книжечка лет, может, десять назад вышла. Ее на почте продавали — что-то о легендах родного края.
Где живет? Она уже задолбалась всем дорогу показывать. К нему часто из разных газет приезжают, даже областное телевидение было. И все — прямо в сельмаг, как будто она, Галина Петровна Штанько, здесь справочным бюро работает, а не магазином заведует. А те, что могилу Мироненко раскапывали, тоже дядю Ваню искали. Кажется, на Тихий затон с ним зачем-то ездили.
Ворчала она так, для порядка. Все равно объяснила молодому-интересному, куда и как ехать надо. Только дома дядю Ваню Мельник не застал. Соседка сказала — поехал к сыну в Чернигов, внука проведать. Вернется разве что завтра после обеда.
Пусть так. Больше Мельнику в Козубах искать было некого.
Кум сработал оперативно.
Уже около трех дня Скрыпник отзвонился на мобильник Виталия. Тот как раз прогуливался по пляжу, делая вид, что следит за порядком, отошел подальше от людей, в тень, чтобы говорить свободно. Хотя ему пришлось больше слушать и запоминать.
Собственно, оперативность, с которой Скрыпник получил информацию о подозреваемом, объяснялась очень просто: тот, кого называли Лютым, действительно был давним «клиентом» и городского, и областного уголовного розыска. Несмотря на то, что на сегодняшний день ему исполнилось только полных семнадцать лет. Виталий не столкнулся с Лютым лишь потому, что работал в «убойном» отделе. А Лютого несколько раз привлекали за кражи, грабежи и причинение телесных повреждений средней тяжести.
Фамилия его — Лютик, зовут Юрий Николаевич. Родился и вырос в Чернигове, на легендарной среди черниговских малолетних преступников улице имени Рокоссовского. Там же в десять лет вместе с группой старших ребят впервые влез в криминал — мальчишки решили забраться в какой-то офис, а его, самого младшего, поставили на шухере. Ясное дело, тогда ограничились профилактической беседой с родителями. Те, кто втянул малолетнего в преступление, тоже на зону не пошли, получили условные сроки. Но уже через четыре года Юра Лютик, тогда уже Лютый, сам попался на попытке обокрасть частную квартиру. Провалился по глупости — в форточке застрял, с видеоплеером в руках. Все не мог решить, как удобнее вылезти, а тут как раз хозяева вернулись. Лютый уже тогда считался по-настоящему «трудным» подростком, и суд учел его возраст — приговорил к двум годам условно. Но в течение следующих семи месяцев он обокрал еще три квартиры. Поэтому, когда на четвертой он попался снова, суд уже не стал либеральничать. Лютый отправился в Прилуки на знаменитую тамошнюю зону — «малолетку», но свое не досидел, через два года каким-то образом его выпустили по амнистии.
Мельник очень хорошо знал эти расклады. На самом деле зоны переполнены, и время от времени администрация просто чистит их, выпуская раньше тех, кто сидит по «легким» статьям.
Уже через два месяца Лютый, а вместе с ним некие Сергей Корбут и Олег Мальцев загремели за групповое ограбление и избиение человека. Поздно ночью эта троица встретила на улице подвыпившего мужичка. Лютый, угрожая ножом, потребовал у него деньги. Как назло, пострадавший в тот день получил зарплату и обмывал с друзьями это знаковое событие. Действие происходило в Бахмаче, Лютик и Мальцев приехали туда в гости к своему другу Корбуту. Если бы мужичок не выпил тогда, он точно отдал бы кошелек. Но хмель добавил смелости, он начал сопротивляться, и тогда троица набросилась на него. Ударом в челюсть Лютый выбил мужчине два зуба, потом повалил на землю, и все трое принялись избивать его, сломав два ребра.
Нашли нападавших очень быстро. До суда дело не дошло: терпила вдруг забрал заявление. Ну, не совсем вдруг, объяснил Скрыпник. Оказывается, родители у Корбута постоянно находились где-то на заработках, деньги в семье водились. Бахмач — городок небольшой, все друг друга знают. То есть в данном конкретном случае помогло знакомство отца Корбута с заместителем начальника тогда еще милиции; более того, он даже заочно знал потерпевшего. Они втроем закрылись в кабинете, и в результате этих переговоров пострадавший заявление забрал. Сколько Корбут-старший заплатил и кому, не знают даже в главке. Хотя, учитывая тот факт, что один из фигурантов дела о разбойном нападении — рецидивист, материалы уже пошли из города в область.
В течение следующего года, по разным сведениям, Лютого и его гоп-компанию могли посадить минимум трижды. За ними числились уличные ограбления, разбитые носы, выбитые зубы, сломанные кости. И точно так же в каждом случае терпилы забирали заявления. Хотя Скрыпник был уверен, и Мельник с ним соглашался: больше гопники не давали откуп. Скорее всего, их жертвы забирали заявления после длительных угроз. Хотя Виталий никого из этой компании в деле не видел, но точно знал: когда они угрожали, что будет хуже, если не забрать заявление, люди верили им сразу. К тому же не факт, что все их жертвы обращались в полицию.
Эта компания уже не раз пускала людям кровь. Каждый из них уже знал ее вкус и опьянел от собственной безнаказанности. Скрыпник предположил, а Мельник с ним согласился: рано или поздно они начнут оставлять после себя трупы. Если уже не оставили.
О Мальцеве по прозвищу Малой и Корбуте по прозвищу Кора сведений было меньше. Собственно, вся информация сводилась к тому, что оба в свое время учились в техническом колледже, который упорно называли по-простому — «бурса», или ПТУ № 17. По документам они являются рабочими завода «Октябрьский молот», который фактически ничем не отличается от других предприятий области, то есть по большей части простаивает. Живут в общежитии, перебиваются случайными заработками, периодически попадают в полицию, так же регулярно выходят оттуда. Органам есть чем заняться, кроме как воспитывать мелких гопников. Если они через год не пойдут в армию, то через полтора окажутся на зоне, вот такой вывод.
Четвертый в их компании не фигурировал. А поскольку Мельник не знал ни его фамилии, ни прозвища и не мог предоставить отпечатки пальцев для идентификации, то отрабатывать этого четвертого ему придется самостоятельно. Кстати, кто из них Малой, а кто Кора, он тоже должен выяснить сам. Приметы их нигде не описаны.
— Я тебе помог? — поинтересовался Скрыпник.
— Чем мог.
— Извините, дядя, но действительно — чем мог. Люди, кстати, удивлялись, чем таким важным эта шелопонь заинтересовала главное управление.
— Что ты хочешь услышать?
— Ничего. Мне здесь уже успели капнуть, что ты на Зарубу работаешь.
— Класс. Сколько народу из нашего управления к нему на доклад ходит?
— Ты не кривляйся, кум. Заруба мошной тряхнул, и для нашего главка пять «бумеров» купили. Видел, ездят такие…
— Ага, так вот откуда колеса выросли! Видел, видел эти машинки. Они для оперативных мероприятий, правда же?
— Правда. Первый шаг к улучшению технического оснащения областной полиции. Не должны же опера свою зарплату на такси тратить…
— Скажи, а районным отделам тоже что-то перепадет?
— Со временем — да.
— Н-да, выгодно быть спонсором полиции.
— Абсолютно выгодно. Смотри, кум, осторожно. Без своих штучек. Потому что Заруба может быть полезен, а может реально закопать.
— В прямом значении? В землю?
— В переносном. Если у него не удержишься, нормальной работы в городе точно не найдешь.
— Спасибо, кум. Буду иметь в виду.
— Я тебе это серьезно говорю…
— Так и я серьезно! Все, отбой, дел много.
Дел у Мельника после разговора со Скрыпником действительно возникло много. Например, зайти к Люде и поинтересоваться, цела ли еще в ее холодильнике вчерашняя початая бутылка водки. Когда он приближался к ее вагончику, оттуда как раз вышла четверка Лютого в полном составе. Каждый держал в руке по литровой бутылке пива. Далеко не убрались — присели в кружок на травку и, попивая пивко, провожали каждого, кто заходил и выходил, цепкими взглядами.
По крайней мере такой взгляд Мельник ощутил на себе.
— Здравствуйте, Люда!
— Ну?
— Вы разве забыли — вчера я водочку здесь не допил…
— Ага, забудешь тута. — Продавщица с безразличным видом вытащила холодную бутылку, поставила перед Виталием. — Забираете?
— Да пусть еще постоит. Лишний раз зайду…
— Один черт зайдете. — «Ч» она произносила как мягкое «т», и получалось «тёрт». — Вы же в столовой не едите.
— О, вы и это уже знаете? — Мельник плеснул водки в стакан, выпил одним большим глотком, решительно закрыл бутылку и пододвинул к Люде. — Прячьте, не то соблазн велик.
— Так я знаю, что вы тута охранником. Мне Серый, матрос-спасатель, что-то такое сказал сегодня. Вы нас охранять будете?
— Ну, раз матрос-спасатель сказал, тогда ясно, что буду.
— И меня?
— Вас, Люда, в первую очередь. Вы мне вот что скажите: здесь рыбу продают?
— И рыбу, и молоко, и яблоки, и сыр домашний, и кукурузу. Вам рыбы надо?
— Так точно.
— Вон пацаны на улице сидят, видели?
— С пивом?
— С пивом. Они сегодня уже носили рано. Лещиков, карасиков, даже щуки бывают. Можно с ними договориться, потому что люди разбирают.
— Вы их знаете, Люда?
— Одного знаю. Это наш, козубский. Коля Череда, ушастый такой. А те, думаю, в гости к нему приехали. Они уже целое лето тут крутятся.
— Друзья?
— Чьи?
— Ну, Колины?
— А я знаю? Мне оно нада?
— Да понятно, что вам оно не надо. Где же они рыбу берут?
— Где все — в реке, — пожала она плечами. — Она там живет. Плавает.
— Ясно, — кивнул Мельник. — Дайте, я еще выпью, и прячьте уже бутылку на сегодня. Завтра еще зайду.
— Бога ради. — Продавщица снова пожала плечами.
Мельник купил у нее сухариков, разорвал пакетик, выпил водки, отправил один сухарик в рот, захрустел. Когда вышел из вагончика, четверка гопников распивала пиво на том же месте. Лопоухий Коля Череда действительно выделялся среди остальных. Значит, осталось вычислить, кто из тех двоих Кора, а кто — Малой.
Теперь Мельник знал наверняка: сегодня рано утром гоп-компания отправилась куда-то на двух лодках. Потом молодые люди продавали рыбу отдыхающим. Вероятно, сидят они здесь целое лето, причем, скорее всего, не постоянно торчат у друга Череды, а бывают наездами. Потому что не могут такие орлы зависать здесь постоянно.
Бросив в рот еще один сухарик, Мельник вернулся на пляж. По дороге встретил утреннюю русалку — она уже отлежала свое на солнце и возвращалась домой. Блондинка сдержанно кивнула ему, он ответил таким же сдержанным кивком.