7. Коньячок под огурчик
— Тук-тук. Не прогонишь, хозяин?
Обуховский хмуро посмотрел на Мельника, потом — на часы:
— Половина десятого.
— У вас в такое время уже спать ложатся?
— Смотри-ка… Только гулять народ принимается. Вон, «Аврора», частное предприятие — там жизнь только начинается. Они до последнего клиента.
— Разве это не ваша контора?
— Наша — этот вагончик, ты его уже видел. Крейсер долбаный стоит фактически за пределами территории, принадлежащей базе. За ним — чистое поле и дикари.
— Видел я сегодня уже эти палатки. Среди собственного мусора люди живут.
— Я бы не называл тех, кто срет там, где спит и ест, людьми. — Обуховский вздохнул. — Так ты заходишь или через порог будем говорить?
— Ну, раз хозяин не против…
Искупавшись, ощутив при этом на себе силу течения Десны и все подводные сюрпризы, которые она приготовила, Мельник вернулся к себе. Он не знал, по какой системе будет здесь питаться, поэтому решил этот вопрос для себя просто: сходил к Люде в вагончик, накупил бульонных кубиков, консервов, несколько пачек вермишели «Мивина», выпил заодно еще стопку из своей персональной бутылки, а вернувшись к себе, закрылся изнутри и лег спать. Проспав так больше трех часов, сходил с чайником на кухню, где ему без проблем разрешили кипятить воду, приготовил себе военно-полевой обед холостяка, перекусил и снова прогулялся по окрестностям. После обеда людей на пляже значительно поубавилось.
А веселую «бычью» гоп-компанию он встретил на том месте, которое только что упомянул Обуховский. Все четверо спали возле палатки за территорией базы, среди нескольких подобных «диких» палаток. Вокруг валялись пустые банки из-под пива и водочная тара.
Рядом с их палаткой в тени развесистой ивы лежала сдутая рыбацкая лодка.
Мельник не думал, что все будет так просто. Но внешне она напоминала ту, импортную, на которой плавал на Тихий затон первый из погибших рыбаков. Несмотря на то что три другие лодки были не новые и нашлись, Виталий изучил описание пропавшей лодки.
Таких лодок много. Импортные у нас — не дефицит. Только никто из этих молодых «бычков» не был похож на человека, который может позволить себе купить дорогую лодку, да еще и так просто бросить ее под деревом. К своему собственному оснащению настоящие, заядлые рыбаки столь равнодушно не относятся.
И все же это было бы слишком просто. Люди о нечистой силе говорят, а здесь — четверо молодых долбодятлов явно без царя в голове. Даже если бы по каким-то причинам кто-то и выдумал нечистую силу, ни у кого из них по отдельности, так же как и у всех вместе, не хватило бы извилин обставить все таким образом.
Мент с официальными полномочиями уже давно получил бы санкцию на задержание только на основании того, что у четырех подозрительных лиц есть лодка, похожая на ту, на которой плавал погибший рыбак. Их бы развели по камерам и прессовали до утра. Результат Мельник знал заранее: кто-то первый не выдержал бы и признался: лодку нашли случайно, валялась бесхозная или плавала где-то. Вместо того чтобы искать хозяина, они потихоньку забрали ее себе.
Может такое быть?
Может.
Более того. Мельник, не имевший никаких законных полномочий, был убежден: примерно так все и случилось на самом деле.
Правда, он еще не выяснил для себя, способен ли кто-то из четверки на убийство. Они — стая, причем неуправляемая, и это очевидно. Могут забить кого-то ногами и даже не придать этому особого значения. Считать потом это подвигом… Но чтобы тщательно все спланировать — и при этом не уничтожить такое важное вещественное доказательство, как примечательная импортная лодка…
В любом случае пороть горячку он не собирался. Поэтому в бытность свою опером имел низкие показатели раскрываемости преступлений. Зато в том позорно небольшом, по сравнению с отчетностью коллег, количестве раскрытых дел все факты были тщательно, до занудства, проверены. И на зону шли реальные преступники. Чья вина подтверждалась солидной доказательной базой.
Поэтому, оставив гоп-компанию в покое до завтра, Мельник прихватил коньяк и пошел к Обуховскому. Не получится разговора, так хоть выпить будет с кем…
Увидев бутылку, директор базы поморщился:
— У Люды брал?
— А где еще?
— Ей нормального ничего не завозят.
— Чем плох? «Борисфен», вроде как ничего…
— А, ну его… Все равно… Только мы с тобой полюбэ не подружимся.
— Так я разве дружиться пришел? Просто разговор есть. Мне здесь вроде как работать надо. Охранять типа… А что, где, как, кого и от кого…
— Это ты у хозяина своего спроси. До тебя у нас здесь охранников не было.
— Без нужды или просто не хватало бюджета?
Отвечать Обуховский не спешил. Нашел две рюмки, вытащил из холодильника копченую колбасу, из плетеной корзины в углу взял несколько огурцов и помидоров.
— Извините. К коньякам не привычные. Чем закусим, тем и хорошо.
— Ну, коньяк вообще не закусывают…
— Да мы же не кацапы!
Железный аргумент, ничего не скажешь.
— Здесь будем или на воздухе?
— На воздухе комары нами закусят.
— Тут привыкнуть надо! — многозначительно поднял палец Обуховский. Причем сказал это с очевидной гордостью. Эх вы, мол, жевжики городские. Бросить вас на природу — дня не протянете. И комары вам, и мухи, и какать без унитаза…
— Значит, я еще не привык.
— Тогда садись! — кивнул хозяин на свободный стул, сам пристроился напротив.
Накромсал колбасу, разрезал пополам каждый из овощей. На правах старшего разлил коньяк по рюмкам.
— Ну что, погнали наши городских? — Мельник поднес свою рюмку и призывно качнул.
— Давай, давай. — Обуховский едва коснулся его рюмки своей, быстро выпил, хрустнул огурцом. Вдогонку своей порции Мельник отправил кусочек колбасы. Помолчали.
— Ничего так пошло, — нарушил молчание Виталий.
— Угу. Как дети в школу — ровненько, гладко и тихо, — сказал директор базы. — Ты, знаешь, не ищи здесь ко мне подходцев. Мент?
— Кто?
— Папа римский. Не делай такие круглые глаза, у тебя все на морде написано. Мент?
— Ну, скажем, уже нет. Когда-то был, теперь — на свободных хлебах. Расшифровал ты меня, значит, начальник…
— Это ты начальник, если уж на то пошло. Давай по второй. — Они выпили еще, теперь уже — не чокаясь и не закусывая. Обуховский вытер губы тыльной стороной ладони и продолжил: — Ты не настолько уж зашифрован, скажу я тебе. Кого у нас в охрану нанимают? Бывших ментов или пацанов молодых после армии. А сейчас — демобилизованных атошников. На молодого ты явно не тянешь, на фронтовика не похож, гонор не тот. Получается — легавый. А, с тобой просто все. — Он потянулся за сигаретами, закурил. — Вот бы мне еще кто объяснил, для чего мне здесь еще двое спасателей и где таких берут.
— То есть?
— Ты же слушать пришел, так слушай. Я здесь начальником еще со времен царя Гороха. И если человек глупый, его подразделение МЧС не спасет. Скажем, полез кто пьяный среди ночи при луне купаться. Причем не один, а с девкой своей. Оба голые — русалки, блядь. А течение кого-то из них раз — и унесло. Кричи, не кричи, всегда все думают, что пьяные развлекаются. Пока туда, пока сюда — уже всё, амба, утонул человек. Теперь ты мне скажи: вот эти, которые ночью купаться бегут, должны разбудить спасателей, чтобы те на берегу стояли и в случае чего спасали? — Теперь он наливал сам, свою рюмку выпил, не спрашивая, грызнул помидор, затянулся сигаретой. — Это я к тому, что вполне нормально справлялся с одним спасателем. И тут приходит богатый дядя и сразу оформляет мне в штат еще двоих. Результат — тот же. Что один мой Саня на берегу с утра до вечера толчется, что теперь все трое по пляжу гуляют. Умный человек сам не полезет реку переплывать, ребенка от себя не отпустит ни на шаг, а на придурков, я же говорю, управы нет вообще. Богатый дядя этого, думаешь, не понимает?
— Думаю, понимает. — Мельник выпил и тоже закурил, вытащив из кармана шортов предусмотрительно захваченные сигареты.
— Видишь, а зарплату им платит. Причем они у него, кажется, по отдельной ведомости проходят. Или как там у них расчеты, не знаю. Короче, у моего спасателя одна зарплата, и он ее в заводской бухгалтерии получает, так же, как я и наша медичка. Ну, все, кто здесь у меня в штате работает. А новых спасателей никак не оформили, я узнавал. Значит, хозяин им деньги из своего кармана дает. И, пожалуй, большие, чем мы здесь получаем. А теперь скажи: зачем Заруба платит им эти деньги, если понимает: эти две штатные единицы сейчас здесь не нужны? Причем совсем.
— Ну, как тебе сказать… Заруба мне говорил, что видит здесь перспективу. Понемногу все отстроится, перестроится, модернизируется. Начнут денежные клиенты ездить отдыхать. И им, конечно, спокойнее и приятнее, когда на пляже за их безопасностью следит не один спасатель, а целых три. Они теоретически должны чередоваться как-то. Пока один пи´сать или есть пошел, двое за водой следят.
— Не смеши меня. — Обуховский налил и снова выпил, не спрашивая. — Спасателей, значит, трое, а охранник один. Где логика? По большому счету, охранников тоже должно быть несколько. Я, правда, не знаю, кого здесь от кого охранять. На моей памяти тут никто ни у кого ничего не крал, потому что народ сюда с собой дорогих вещей не берет. Деньги — так они у каждого чуть ли не в трусы зашиты. Приемники — тоже не добыча, дешевенькие. Ну, на «Авроре» драки почти каждый день, но я ее не прикрою. Знаешь почему? — хитро прищурился он.
— Догадываюсь. Частное предприятие. На тебя зарегистрировано?
— Я похож на идиота? На сына моего. Все это знают, но никто ничего не говорит, потому что эта «Аврора» формально размещена за территорией базы отдыха. Рядом с ней — но не на территории. Пляж у нас точно так же общедоступный. Я слышал, Заруба собирается эту лавочку прикрыть…
— Здесь тебе ничего не скажу. Знаю только, что в планах у него ограничить доступ к пляжу тем, кто не отдыхает на базе. Песочек сюда завезти, упорядочить сам пляж, огородить его. Одним словом, все будет цивилизованно. Посторонних только за деньги хочет пускать. Дополнительный заработок.
— Во-во, и у меня тоже дополнительный… «Аврора» эта… Сынок, понятно, какую-то копеечку отцу подбрасывает. И боюсь я, мужик, Заруба корабль этот потопит. Под себя подомнет.
— Пока никто ничего не подминает. Мы тут о драках говорили…
— Куда же без них в таком кабаке? Но все это — за пределами территории, — снова подчеркнул Обуховский, нацелив на собеседника указательный палец. — И утром никаких жалоб. Одни пьяные прицепились к другим пьяным. Ну, конечно, когда кто-то чужих девок трогает, тоже защитники находятся. Все равно к начальнику базы никто жаловаться не бежит, ментов опять-таки никто не требует вызывать. Порядочные люди, которым покоя надо, берут у Люды бухло и сидят у себя в домиках. На «Авроре» шпана преимущественно…
— Значит, и там охраны специальной не нужно? Ты к этому ведешь?
— Так точно. Я абсолютно с тобой согласен: трое спасателей — это солидно. Пусть не сегодня, пусть в будущем, но — солидно, хотя сейчас эту солидность не перед кем выставлять. Тогда почему вас, охранников, тоже сейчас не очень нужных, не три, четыре или восемь, а один ты, бывший мент?
— У богатых свои тараканы в голове, — пожал плечами Мельник, хотя аргументы Обуховского показались ему не лишенными определенной логики. Это была логика человека, который не первый год работает на своем месте и знает ситуацию изнутри лучше, чем любой другой, даже богатый инвестор Заруба. — Может, у него какой-то расчет, о котором нам с тобой знать не нужно. Вот ты на сына «Аврору» записал? Записал. А вдруг эти двое спасателей — его родственники? Кумовья, скажем, или крестники. И Заруба, начав вливать бабло в базу, сразу приткнул сюда родственников или знакомых. Своих или жены. Он же тоже человек. Вон президент наш — и то сначала кумовьям работу дал, потом всем остальным. Чем Заруба хуже?
— Так-то оно так. — Обуховский налил снова, критическим глазом посмотрел на содержимое бутылки, выпил, доел огурец. — Только что-то не похоже. Нечего ему делать, что ли, кроме как покупать занюханную базу отдыха на Десне, чтобы родственникам работу дать.
Опять воцарилось молчание.
Мужчины курили, переваривая вместе с коньяком информацию, полученную друг у друга. Мельник не знал, о чем сейчас думает Обуховский. Он еще раз отметил про себя, что начальник базы прав в своих расчетах на все сто. Нет ни одного разумного объяснения тому, что штат спасателей увеличился на двух человек, тогда как охранять территорию базы от незваных гостей, которые и так сюда не лазают, наняли одного бывшего мента.
Все правильно.
За исключением одной детали.
Это у Обуховского не было объяснений. Он же ничего не знал об истинной причине пребывания Мельника здесь, на базе. Скорее всего, он никоим образом не связал четыре смерти в Тихом затоне с появлением рядом с этим недобрым местом оперативника, пусть и бывшего.
Но, с другой стороны, не будет Заруба для дымовой завесы, ради прикрытия Мельника, которого и так никто ни в чем не заподозрит на первых порах, нанимать еще с полдесятка людей для охраны. Вот уж действительно выбросил бы деньги на ветер, причем зря. То, о чем говорил сейчас Обуховский, не подозрения, не поиски смысла, а обычная обида. Мужчина руководит этим уголком природы более четверти века. Чувствует, что его время неотвратимо уходит. И его очень скоро заменят другим человеком, более молодым и перспективным. Которого будут называть модным словом «менеджер», который будет носить на поясе мобилку, в сумке — ноутбук. Он развернет бурную деятельность по выкачиванию из этого места максимального количества «зеленых». А он, Обуховский, выйдет на пенсию. Которую начислят, кстати, в национальной валюте.
Одним словом, нынешний директор базы держится за свое место. Поэтому и ищет разные причины, чтобы объяснить себе и другим неуместность здесь всех чужаков.
— Я слышал, у вас тут люди в окрестностях гибнут. — Мельник разлил по рюмкам остатки коньяка. — Это к вопросу об охране и спасателях.
— Что значит — гибнут? — подозрительно прищурил глаза Обуховский.
— Тонут. Несколько утопленников за последний месяц. Будто порчу кто навел…
— Это кто тебе сказал?
— О чем? Об утопленниках?
— О «порче».
— А разве нет?
— Слушай, не смотри на меня такими глазами. Рыбаки тонут каждый год, потому что рыба им до одного места. Выбираются из дома, чтобы водки нажраться и проспаться где-то под кустом. Потом рыбы где-то прикупят, поскольку заначки от жен уже сделаны ради такого дела, и прутся домой. Вот тебе и вся «порча». Ты для чего это спросил?
— Потому что услышал. Я все-таки в ментуре работал. И раз меня охранником нанимают, решил заранее расспросить об оперативной обстановке. Кого и от кого здесь можно охранять. В сельмаге спросил, когда сюда ехал. Мне и говорят — четыре трупа на «Метеоре». Топится народ.
— В церкви еще поспрашивай, — буркнул Обуховский. — Тамошний батюшка двоих отпевал, это правда. Только не у меня на территории они утонули. Говорю же тебе — рыбу ловили в Тихом затоне. Может, нарвались…
Мельник почувствовал — собеседник хочет сказать ему что-то важное. Но наперед закинул удочку, проверяя клев, как настоящий рыбак. Ему интересно, проглотит ли Мельник наживку.
Придется глотать.
— То есть как — нарвались?
— Рыбу ловишь?
— Некогда.
— Оно и видно. Я тебе сейчас кое-что скажу. Только ты полицейские свои штучки спрячь в карман и просто слушай, без выводов. Потому что на самом деле это происходит не первый десяток лет. Правда, только последние лет пять-шесть злостно стало, до того времени — без фанатизма.
— Ты о чем?
— Сети и «экраны» формально считаются браконьерством. Слышал об этом? — Мельник кивнул. — Но на удочку или спиннинг по-прежнему только рыболовы-спортсмены ловят. Остальные браконьерствуют. Одни сетку поставят, а другие, такие же точно, на эти сетки охотятся и их вычищают. Вот эта босота давно и негласно поделила территорию. Это как у вас в городе бомжи мусорники разделили — кому откуда бутылки собирать.
— Понятно, не надо лишних объяснений.
— Ага. Значит, если кто на чужую территорию залезет, могут поймать и так по голове настучать, что даже проломится.
— И до смертельных случаев доходило?
— Никогда не слышал о таком. За рыбу здесь никто никогда не убивал. Лодки пробивали — это было. Значит, плывет чужак на лодке, ему раз — ножом борт прокололи и двинулись себе дальше. Чужак сам должен выплывать. Такие законы наших джунглей.
— Вот как, значит… А если, скажем, человек тонуть начнет?
Обуховский допил свой коньяк, отхрустел сразу половину огурца, тщательно его прожевал.
— Я тебе так скажу, бывший ты мент. Действительно, четыре тела в прошлом месяце из воды выловили. Двоих из них я хорошо знал — Ваську Мироненко и Гришку Коцюбу. Оба из Козубов. — Он мотнул головой куда-то назад. — Это как раз те, которые любят время от времени чужую рыбку потрясти. Причем, знаешь, считают Десну своей, потому что все остальные приезжают и их рыбу вылавливают. Мироненко — тот вообще из этого целую философию развел, насколько может философствовать колхозный тракторист. Больше ничего не могу тебе сказать, чтобы успокоить.
— Криминала, говоришь, нет?
— Криминал кругом есть. — Обуховский многозначительно поднял палец вверх. — Только он разный бывает. Скажем, дам я тебе сейчас по морде. Статья?
— За что?
— Не имеет значения. Ты скажи — статья?
— Если я заявление накатаю и в полицию отнесу — статья.
— Видишь. А если ты вместо того, чтобы заявление нести, меня по морде отоваришь, мы выпьем мировую и разойдемся — будет статья?
— Нет, конечно.
— Но криминал во всем этом остается?
— Вроде да.
— Ну, я тебе все сказал. А если тебе в сельмаге про какую-то нечистую силу говорили, так ты слушай больше. Нет, не так, — Обуховский снова мотнул головой, — хочешь больше слушать об этом — в сельмаг не ходи. Живет в Козубах дядя Иван. К нему постоянно какие-то журналисты приезжают, он им байки рассказывает. Когда-то учителем в козубской школе работал, теперь на пенсии. Причем уже давно. Сколько ему лет — не знаю, он не меняется. Интересный дядька.
— А сам ты что думаешь обо всем этом?
— Ничего не думаю. Как в том кино говорили, о Глебе Жеглове: не ищи черного кота там, где его нет. Мы выпили, потрындели и разошлись.
— Тонкий намек понял. — Мельник выпил, захватил с собой помидорчик на дорожку с молчаливого согласия хозяина, махнул рукой и вышел в звездную ночь.
Его сразу обсели комары, поэтому пришлось бежать до своего домика трусцой. Отмахиваясь, Виталий буквально ловил надоедливых кусачих насекомых горстями. Вокруг все спали, только со стороны «Авроры» доносилась музыка, и на террасе трехместного домика напротив его бунгало стояла в свете окна фигура. Похоже, женская.
Почему ей не спится?
То ли показалось, то ли женщина кивнула ему. Видимо, показалось — в голове немного шумело от выпитого. А даже если кивнула — почему бы и нет?
Соседка все же.
Проснулся Мельник будто бы от какого-то сильного толчка.
Сразу сел, скрипнув продавленной за десятилетия использования панцирной сеткой, тряхнул головой. Он не мог понять, что именно заставило его проснуться. За окном серело утро. Прищурившись, посмотрел на циферблат часов, близко поднеся руку к глазам.
Ничего себе — пять десять утра.
Вдруг по телу словно ток прошел, а в голове будто провода закоротило. Утром, примерно в такое же время, охотники на свою или чужую рыбу обычно выходят на промысел. Эта информация, подкрепленная из нескольких источников, подсознательно отложилась в голове и теперь, очевидно, сработала.
Собственно, он знал кое-каких рыбаков, которые точно должны спустить утром лодки на воду.
Запрыгнув в спортивные штаны и надев зеленую брезентовую штормовку, Мельник сунул ноги в кроссовки, секунду поколебавшись, положил пистолет в карман куртки, открыл дверь и выскользнул в утреннюю прохладу.
Вокруг все спало. Впереди, над водой, стелился густой туман. Двигаясь осторожно, Мельник прошел к выходу на пляж, там пригнулся и одним прыжком перескочил в густой ивняк возле проволочной ограды. За кустами он присел, а потом и залег. Поскольку увидел уже знакомых ему пацанов, которые возились на берегу. Их почему-то было трое, зато лодок — целых две. Одна обычная, невзрачная, зато вторая — та самая, примечательная. Двое как раз спустили ее на воду, а третий, вернувшись к прибрежным кустам, крикнул:
— Лютый, блин, ты скоро там?
— Да иду, е-моё! — послышалось в ответ, и из кустарников вышел четвертый, самый заметный из компании. Его Мельник запомнил для себя лучше всех: перебитый нос и густые брови, сросшиеся на переносице. Тот, кого назвали Лютым, на ходу застегивал штаны.
Между тем первая пара уже заплыла в туман. Двое остальных быстро спихнули на воду свою невзрачную лодку, Лютый взял в каждую руку по маленькому веслу и умело заработал ими.
Если они ехали на рыбалку, то, наверное, собирались ловить рыбку руками. Ни удочек, ни спиннингов, ни какого-либо другого рыболовного снаряжения Виталий в лодках и в руках парней не заметил.
Лютый, значит. Ну, это уже что-то…
