ГЛАВА 28
И была темнота.
А потом появился свет, и я пошел на него, надеясь, что это свет в конце туннеля, а не скорый поезд "Москва-ад", который отвезет меня туда, где, по мнению Системы, мне и место.
И если сначала никакого туннеля не было, то стоило мне только о нем подумать, как он появился, и по обеим сторонам выросли стены. Но гудка все еще не было слышно и это немного обнадеживало. Но только самую капельку.
У меня ничего не болело, по крайней мере, физически. Руки-ноги были на месте, лишних дырок ни на теле, ни в одежде не наблюдалось, но и инвентарь ни черта не вызывался, и логи посмотреть тоже было невозможно.
Странное такое состояние.
У меня даже возник когнитивный диссонанс, потому что, с одной стороны я должен был быть мертв. А с другой стороны, вот он я, о чем-то думаю, куда-то иду.
Пораженный этими мыслями, на какое-то мгновение я даже остановился.
А потом побежал.
— Куда бежишь? — спросил меня голос. Он раздавался одновременно отовсюду, поэтому я сразу понял, что это голос в моей голове. Но он, совершенно определенно, принадлежал не мне, не моему подсознанию, не моему альтер-эго и даже не моему либидо.
Это был определенно чей-то чужой голос, поэтому ему можно было ответить. Со своими же собственными голосами заводить беседу не рекомендуется.
— Туда, — сказал я и махнул рукой в сторону света.
— А что там? — тут же спросил голос.
— Друзья, попавшие в беду, и враги, у которых все нормально, — сказал я. — А должно быть наоборот.
— Кто так решил? — спросил он.
— Я.
— А, ну тогда ладно, — сказал он и замолк.
Минут на пять, за которые я к своей цели ничуть не приблизился.
— Ничего не замечаешь? — осведомился голос.
— Расстояние не сокращается, — сказал я.
— Бинго, — сказал он. — А знаешь, почему? Потому что тут нет расстояний.
— Отлично, — сказал я и остановился. — А что тут есть?
— Ты, — сказал он. — И я.
— Понятно, — сказал я. — Раз уж об этом зашла речь, ты не мог бы визуализироваться во что-нибудь привычное?
— Легко, — сказал он и превратился в меня.
Второй я стоял метрах в двух от меня и над его-моей второй головой возник какой-то мягкий источник рассеянного света.
— Не настолько привычное, — сказал я.
— Ладно, — сказал он и превратился в Виталика.
— Все еще перебор.
— Ладно, — сказал он и превратился в какого-то незнакомого мутного типа в деловом костюме и с портфелем в руках. — Так пойдет?
— Годится, — решил я. — И кто ты?
— Я — хранитель этого места.
— Полагаю, ты можешь угадать мой следующий вопрос, но я все равно спрошу. Что же это за место?
— Это то место, куда попадают игроки после смерти.
— Все игроки? — уточнил я. — Или только те, у кого был Амулет Возрождения?
— Все, — сказал он.
— А на фига тогда амулет? — спросил я. — И что означает вероятность в двадцать пять процентов?
— Амулет вызывает меня, — сказал он. — Двадцать пять процентов — это вероятность того, что я откликнусь на зов.
— Отлично, — сказал я. — Но раз ты откликнулся и пришел, то у меня все в порядке, да?
— Боюсь, все несколько более сложно, — сказал он.
— Нет, все просто, — сказал я. — Скажи мне, где выход, и я уйду.
— Выход там, — он махнул рукой в сторону светлого пятна, к которому я бежал. — И там, — теперь он указал в противоположную сторону. — И там, — указующий жест вверх. — И там, — теперь он махнул рукой под ноги.
— Бесишь, — сказал я.
Он пожал плечами.
— У меня нет времени на ту ерунду, — сказал я.
— На самом деле, у тебя полно времени на любую ерунду, — сказал он. — Потому что здесь, как это ни парадоксально звучит, нет времени. И если ты решишь вернуться, то вернешься ровно в тот момент, из которого и ушел.
— То есть, вот прямо туда? — уточнил я. — В тот момент и в то же место?
— Да, — сказал он. — Ты ведь сам так выбрал.
— Отлично, — сказал я. — Как мне это сделать?
— Ты уверен, что действительно этого хочешь? — спросил он. — Учитывая обстоятельства твоего отбытия?
— Еще как хочу, — сказал я. Да, там, откуда я "отбыл" было полно врагов, но я собирался их всех убить, используя чувство морального превосходства, эффект внезапности и бейсбольную биту.
Но если этот тип не врет, а мне почему-то казалось, что он не врет, с этим можно не торопиться. Хотя и засиживаться, конечно, не стоит.
Словно прочитав мои мысли, этот хмырь наколдовал два удобнейших на вид кажоных кресла и превратил окружающий нас тоннель в уютную гостиную с коврами, охотничьими трофеями и полыхающим камином. На каминной полке красовалась моя фотография в камуфляже и с М-16 в руках.
Он сел в свое кресло и закинул ногу на ногу.
— А без этого вообще никак? — спросил я.
— Никак, — сказал он. — Садись.
Я сел. Кресло оказалось удобным не только на вид и ощущалось вполне реальным. Вот что настоящее колдунство делает.
— Прежде, чем ты уйдешь, я должен рассказать тебе об альтернативе, — сказал он.
— Сейчас я мог бы пошло пошутить, — сказал я. — Но не буду.
— Шути. Мне все равно.
— Тем более, не буду, — сказал я. — Если тебе надо что-то мне рассказать, то валяй, рассказывай, и давай закончим с этим поскорее.
— Зачем ты так рвешься обратно?
— Там друзья, — сказал я. — Враги. Там жизнь.
— Что есть жизнь, как не бесконечная череда страданий, в итоге которой ты все равно умираешь?
— Знакомая какая-то песня. Ты, часом, романов на польском не писал?
— Но ты ведь можешь не возвращаться туда, где пот, кровь, боль и смерть, — сказал он. — Ты можешь остаться здесь.
— А здесь что?
— Тишина, покой, — сказал он и обвел рукой сотворенную минутой ранее гостиную. — Все, что ты хочешь.
— Только оно все ненастоящее. Здесь только то, что живет у меня в голове.
— Разве не все мы живем в собственных головах?
— Знаешь, Гамлет, хоть я и не узнал тебя в этом прикиде, но ответ на твой извечный вопрос я для себя давно уже выбрал.
— И ты не хочешь воспользоваться уникальной возможностью познать себя?
— Я знаю о себе все, что мне надо.
— Но так ли это?
— Ты — демон рефлексии и самокопания?
— Нет. И если ты начинаешь думать, что я — лишь часть тебя, и извлекаю ответы из твоего разума, то ты ошибаешься.
— А как это проверить?
— Спроси меня о чем-нибудь, чего ты не знаешь.
— Ну и смысл? Если я этого не знаю, как я проверю ответ?
Он промолчал.
Признаться честно, в мозг уже закрадывалась мысль, что я лежу в коме и все это мне только чудится, и я разговариваю сам с собой, но жизненный опыт этой версии все-таки противоречил. Мне ведь, черт побери, размозжили голову боевым гномским молотом, какая тут кома?
И вот еще что интересно, я действительно слышал треск черепной коробки и хлюпанье ее содержимого, или придумал это уже потом?
— Ладно, — сказал я. В конце концов, я же ничего не теряю. — В чем смысл Системы?
— В том, чтобы сделать выбор и найти свое место в одном из миров.
— Не, я, видимо, неправильно сформулировал, — сказал я. — Это смысл для конкретного индивидуума, пытающегося в вашу чертову Систему встроиться. А если глобально? Зачем это вообще? Какие цели преследовали Архитекторы, когда все это придумали?
— Смысл существования Системы в ограничении развития цивилизаций, — сказал он, как ножом отрезал.
— Но зачем?
— Потому что на определенном этапе развития цивилизация становится опасна не только для себя, но и для окружающих, — сказал он.
— Звездные войны, вот это вот все? — спросил я.
— В том числе. Но зачастую действия эти не несут злого умысла, хотя и приводят к катастрофическим последствиям. Любопытство, научный интерес, попытки познать вселенную… А в итоге все заканчивается превращением звезд в сверхновые, расползанием черных дыр, нарушениями в пространственно-временном континууме, которые грозят целым галактикам.
— Неужели Земля подошла к этому пределу?
— Даже близко не подошла, — сказал он. — Но Система работает на опережение и приходит на все планеты, где есть разумная жизнь. Вне зависимости от стадии научно-технического прогресса, если аборигены выбрали именно этот путь.
— То есть, даже если бы мы жили в пещерах и проламывали головы мамонтам каменными топорами…
— Система бы все равно пришла, — сказал он. — Система подчиняется единым алгоритмам. На планете есть разумная жизнь, пусть даже в зачаточном состоянии? Туда приходит Система. В конце концов, что такое несколько тысяч, необходимых для роста цивилизации, лет с точки зрения Вселенной? Один миг.
— И везде случается вот такая фигня?
— Это вариативно, — сказал он. — Сильный получает больнее, для слабого же, наоборот, это просто бонусы, которые помогают в развитии.
— Ценой отказа от собственного пути?
— Да, так. Система приводит разные цивилизации к единому знаменателю. Уравнивает шансы.
— Нельзя уравнять шансы, попросту отобрав их у всех.
— Это вопрос меньшего зла, — сказал он. — Незадолго до возникновения Системы одна цивилизация проводила научный эксперимент, породив расползающуюся сингулярность, которая поглотила целый сектор галактики. Там жило восемнадцать разумных рас, и судьба их до сих пор неизвестна. Именно это событие стало отправной точкой для создавших Систему Архитекторов.
— Значит, тупо ограничение научно-технического прогресса?
— Не только. Есть разные пути развития.
— Получается, прокачаться в Системе до уровня "бог" не получится ни у кого?
— Внутри Системы даже у богов есть ограничения.
— Но мне рассказали о случаях уничтожения планет, — сказал я.
— Одна планета — всего лишь пылинка по сравнению с целой галактикой.
— Значит, Система — это про стабильность любой ценой?
— Можно и так сформулировать.
Стабильность хомячка, которому в клетку подсунули колесо, чтобы ему было, чем себя занять.
— И ты всем это рассказываешь? — спросил я.
— Тем, кто спрашивает.
— А многие спрашивают?
— Нет. В основном люди после смерти другими вещами интересуются.
— Тогда вот тебе еще один неожиданный вопрос, — сказал я. — Где находится родной мир Архитекторов?
— Я не могу сказать.
— Почему?
— Во-первых, я не знаю, — сказал он. — Знания мои обширны, но не безграничны. А во-вторых, у тебя нет нужной системы координат, чтобы я мог просто сообщить тебе адрес. Как ты это себе представляешь? За Фомальгаутом налево, потом маршруткой до Проксимы Центавра, а дальше пешком через лес? И в-третьих, это знание абсолютно бесполезно. Система уже давно автономна и не подвержена вмешательствам со стороны создателей. Это машина, которая выполняет заложенную в нее программу.
— Допустим, оно действительно так, — сказал я. — А кто ты такой?
— Я — никто, призрак из машины, дух этого места, проводник, хранитель и всякое такое, — сказал он.
— Но что это за место?
— Я уже говорил. Другой информации ты не получишь. Ее и так достаточно.
— Ладно, — я решил зайти с другой стороны. — А где это место находится?
— На Земле, — сказал он. — В какой-то степени.
— И что мне надо сделать, чтобы отсюда выбраться?
— Заглянуть в себя и убедиться, что ты на самом деле этого хочешь, — сказал он.
— Вот так просто?
— Это только кажется, что просто, — сказал он.
— А что бы случилось, если бы у меня не было этого чертового амулета?
— Я бы не пришел и ты остался бы здесь навсегда.
— А что будет, если я опять умру, и на этот раз амулета у меня не будет?
— Я не приду, и ты останешься здесь навсегда.
Как сказало бы Виталик, приятная, сука, перспектива.
— И когда мне уже можно начинать смотреть в себя?
— Когда хочешь, — сказал он. — Когда будешь думать, что ты готов.
Ну, а чего тут думать? Я же всегда готов.
Я закрыл глаза, почему-то это казалось мне необходимым условием, и заглянул.
И сразу понял, что Соломон меня обманул, может быть, и невольно. Когда я заглянул в его черный хрустальный шар, я не вспомнил и половины того, о чем Система заставила меня позабыть.
А теперь же ко мне вернулась память вообще обо всем. Даже о том, о чем я благополучно успел позабыть и до пришествия детища Архитекторов в наш мир.
И все эти чертовы воспоминания навалились на меня разом.
Вкус зубной пасты и цвет зубной щетки, которая была у меня в три года. Запах маминых волос. Те слова, которые мне сказал мой отец, о которых он потом сильно пожалел, и мой ответ, о котором впоследствии пожалели бы оба.
Кучи осенней листвы перед нашей школой. Все когда-либо прочитанные мной книги.
Тяжесть ее портфеля в моей руке.
Первый поцелуй за гаражами. Первая сигарета, выкуренная там же. Первая серьезная драка, боль от разбитых костяшек пальцев.
Запах горящего мазута. Нагретая солнцем броня танка.
Раскаленный ствол автомата в моих руках.
Вкус шоколадного мороженого.
Марина, разбросавшая волосы по моей подушке.
Она же, смеющаяся, на пассажирском сиденье моей "ласточки".
Она же в туалете бизнес-центра и неподдельное сочувствие в глазах поглаживающего ломик Димона.
Десятилетний Димон и тупая детская потасовка, в котором мы познакомились.
Какой-то незнакомый мужчина, которому я всадил пулю в голову, потому что мне сказали, что так надо.
Премьера третьей серии "Матрицы" и неудобные места где-то в первых рядах и сбоку, билеты на которые удалось купить в последний момент
Запах хлорки в школьном бассейне.
Полоса препятствий в армейской учебке.
Гораздо более жесткая полоса препятствий в учебке после армии.
Мой чертов юношеский максимализм, мое обостренное чувство справедливости и ужасные последствия, к которым все это привело.
Ужасное разочарование в том, во что я верил раньше, затянувшаяся депрессия, поиски себя и своего места в этой жизни.
Иллюзия того, что нашел.
Иллюзия ли?
Приход Системы, лишивший меня шанса узнать, так это или нет.
Может быть, хранитель прав, и нет никакого смысла возвращаться туда, в безумную пляску смерти, заменившую привычную нам жизнь? Туда, где представители высокоразвитых цивилизаций, низведенных до магического средневековья, добывают фраги и коллекционируют наши скальпы? Где люди — зомби, где герои и злодеи становятся нежитью, где детей забирают от родителей и увозят на другую планету, где право сильного возведено в абсолют и другого закона попросту нет, где бездушный древний механизм Системы, созданный неизвестными Архитекторами пожирает один мир за другим?
Может, я все-таки выбрал неправильный ответ на гамлетовский вопрос?
Остаться здесь, в тишине, покое, может быть, даже в темноте. Предаваться созерцанию пустоты, стать чертовым буддистом и найти вечный дзен?
Но не так все просто…
— Кто ты? — спросил меня голос.
Возможно, это был голос хранителя, а возможно, мой собственный.
А и правда, кто я?
Мужчина. Человек. Игрок. Истребитель зомби.
Во мне было слишком много бывшего.
Бывший ребенок, бывший школьник, бывший уличный хулиган, бывший студент, бывший сержант ВДВ, бывший инструктор спецназа, бывший оперативник ГРУ, бывший почти алкоголик, бывший любовник, бывший безработный, бывший преподаватель, бывший добропорядочный гражданин.
Но упадническое настроение быстро прошло, и нужный ответ нашелся сам собой. Он был не слишком умный, но с правильными ответами так бывает довольно часто.
— Я — физрук.
И открыл глаза.
Уютной гостиной с креслами, камином и охотничьими трофеями больше не было, проводник-хранитель-никто-не обращайте на меня внимания тоже куда-то подевался, но и туннель не вернулся.
Была только темнота и свет вдалеке, до которого я тогда так и не дошел.
Я стоял на месте, вообще не двигался, даже пальцами не шевелил, но свет стремительно приближался. Я понадеялся, что это все-таки не скорый поезд, повернулся к нему и раскинул руки в стороны.
Пафосный жест, который сейчас почему-то показался мне уместным.
В следующий миг сгусток света ударил меня в грудь.
И я воскрес.
