Даже в горах пахло гарью.

Я никогда не был у замка Тёмного Властелина. За небольшую плату к замку возили экскурсии, людей водили по части внутренних залов и устраивали перед замком костюмированные представления – обычно о Великой войне. Детям раздавали флажки и фигурки Героев, взрослых угощали крепким тёмным элем. Повелитель всегда понимал, что любовь работает лучше, чем страх.

Но до этого дня я к замку так и не выбрался. Вблизи оказалось, что сверкающие белые стены ещё и поблёскивают разноцветными искорками – их сложили из драгоценного северного мрамора. Очень красиво.

Город внизу тоже выглядел роскошно – горстью драгоценностей, брошенных на берег моря. Крыши высоких зданий у нас крыли железом и стеклянной черепицей, они сверкали на полуденном солнце, будто приветствуя замок повелителя.

Вот только чёрная выжженная полоса, идущая из центра города вверх, к горам, впечатление портила. Соулу – это не только свет. Это ещё и жар. Нестерпимый жар, если у тебя достаточно времени.

Вначале мы поднимались по дороге пешком, утопая в жирном чёрном пепле. Потом увидели в переулке брошенный экипаж – поводья зацепились, и лошади не смогли убежать. Мы успокоили животных руной и поехали вверх на маленькой двуколке, мимо разбегающихся горожан, всё дальше и дальше от выжженного проспекта.

Нас больше не пытались остановить. Думаю, повелитель успел бы призвать и десять, и двадцать тысяч солдат и магов. Но когда ты можешь забрать всё время противника, число ничего не значит.

– Надеюсь, теперь Танри готов к переговорам, – сказала Мира.

Я промолчал. Мы прошли через открытые ворота во внутренний двор, стали подниматься по широкой лестнице к дворцу. Лестница тоже была из мрамора, каким образом она оставалась белоснежной десятилетиями, ума не приложу.

Хотя на самом деле всё очень просто.

Лестница-то, может быть, и древняя. А вот пластины мрамора на ней регулярно меняют. Вот и кажется людям, что мрамор не пачкается.

Мы поднимались, прикрытые щитом, который держала Мира. Даже не подвергаясь атакам, щит сжигал сутки времени в минуту. Но теперь это было неважно, совсем не важно.

Два подростка шли во дворец непобедимого Тёмного Властелина. Мне снова было пятнадцать, Мире – семнадцать. Ремень на штанах мне пришлось затянуть на последнюю дырочку.

Я всё ждал, что сработает какая-нибудь ловушка. Здесь просто обязаны были быть рунные заряды, способные испепелить, раздавить, обрушить в пропасть нападающих. Но ничего не происходило.

И я, кажется, понимал почему.

Широченные и высокие двери замка были из белого металла, похожего на серебро. Если бы они были закрыты, то выгравированный на них барельеф изображал бы толпы ликующего народа в самом низу, мужественных стражей чуть выше, умных натурфилософов над стражей, рунных волшебников почти на самом верху и исполинскую фигуру Тёмного Властелина на вершине пирамиды. Но двери были открыты, и тёмная щель рассекала и народ, и армию, и мудрецов, и самого повелителя.

В проёме двери стояла изменённая девушка.

Сеннера выросла за эти годы. По росту ей можно было дать лет пятнадцать. Искажённое лицо, конечно же, возраст не выдавало. На ней были просторные одежды из тёмной ткани, глаза опущены – но мы её узнали.

– Сеннера! – воскликнула Мира.

Изменённая медленно отступила в темноту.

– Она под влиянием лозы, – сказал я. – Если нападёт – прижимаем тяжестью, хорошо?

Глупо и нелогично, наверное, жалеть одну-единственную изменённую после побоища, которое мы устроили в городе. К тому же, мы были вновь до неприличия молоды и безжалостны, как могут быть только юнцы. Но Мира глянула на меня с удивлением.

– Конечно, Грис. Бедная девочка ни в чём не виновата.

Мы вошли в замок – Сеннера маячила поодаль, всё такая же молчаливая и даже не глядящая нам в глаза. При нашем появлении она двинулась в глубину замка, и мы пошли за ней.

– Как думаешь – ловушка? – спросила Мира.

– Нет, – ответил я. – Идём.

И мы пошли.

Через галереи, куда пускали простых людей, – с картинами на стенах, старинными скульптурами, чучелами удивительных животных из дальних стран.

Через залы с подарками Тёмному Властелину от простых граждан – вырезанные на рисовых и маковых зёрнах портреты Героев, гобелены, вытканные женщинами из цветного шёлка, и ковры, сплетённые мастерицами из собственных волос, мечи, выкованные лучшими кузнецами во славу повелителя и украшенные сценами Великой войны, писчие приборы из драгоценных камней и минералов, предназначенные для написания новых могучих рун, и сами руны, вырезанные на драгоценностях, выточенные из дерева благородных пород, слоновьей кости и моржовых бивней. Всё то, что целый век дарили Тёмному Властелину, искренне или с корыстью.

Потом пошли залы и коридоры попроще, предназначенные уже не для посетителей, а для тех, кто помогал повелителю управлять страной. Здесь были низкие потолки, яркие рунные светильники сменились газовыми, а то и свечами. Целый зал занимали маленькие столы, на которых стояли затейливые механические устройства – рычажки с нанесёнными на них рунами и гражданскими буквами, листы бумаги, заправленные между валиками. На ходу я нажал один из рычажков – тот звонко шлёпнул по листу бумаги, оставив чёрный оттиск руны Одал, руны наследия. Удивительно! Что-то вроде крошечной печатной машины! Я представил, как в этом зале сидели девушки – да, почему-то казалось, что это должны быть именно девушки, и печатали какие-то документы, приказы, распоряжения. Ох и грохот же тут стоял!

Были большие залы, разбитые на клетушки невысокими, по пояс стеночками. Там тоже, вероятно, сидели и работали люди – я видел разбросанные бумаги, забытые чернильные приборы и курительные трубки, какие-то недорисованные схемы и чертежи.

Были залы, где явно экспериментировали с механизмами. Некоторые были понятны – механический молот, вот только расположенный рядом с огромным котлом и связанный с ним рычагами. Некоторые вещи были странные, а назначение их туманно. К примеру, что за устройство – здоровенная труба, в прошлой жизни бывшая геликоном или тубой, закреплённая на ящике, над круглым диском из чёрного твёрдого материала?

Была и столовая, человек на пятьсот, в которой ещё пахло едой, а на столах стояли тарелки с недоеденным супом и рагу.

И никого. Ни охранника, ни мага, ни клерка.

Словно, как только мы испепелили сводный отряд Тёмного Властелина, он приказал всем покинуть замок.

Мы шли и шли, Сеннера держалась в отдалении, останавливаясь, если мы отставали, и ускоряя шаг, стоило нам приблизиться.

Коридоры вились спиралью, уводя нас всё глубже, в помещения под замком. Если Совет магов в Рунном Древе устроил свой зал на вершине башни, в наивной вере, что туда врагам не добраться, то Тёмный Властелин предпочёл закопаться поглубже. С каждой минутой становилось всё холоднее и холоднее. Коридор сузился, утратил все украшения, даже стены были из едва обработанного камня. Вдоль одной стены шла покрытая инеем бронзовая труба, от которой дохнуло холодом, вдоль другой – такая же, но горячая.

Наш Тёмный Властелин, похоже, давно уважал натурфилософию. И не только те её разделы, которые занимались соединением людей и животных.

Наконец Сеннера остановилась у круглой металлической двери. Некоторое время возилась с ней – я не заметил замка, но, видимо, он там был. Толкнула. Даже при её нечеловеческой силе было видно, что ей тяжело. Дверь медленно, но плавно открылась вовнутрь, Сеннера вошла. Мы – вслед за ней.

И увидели обиталище Тёмного Властелина.

Большой зал, весь облицованный светлым металлом.

Круглые матовые шары, в которых светились руны.

Сооружение из металла и стекла, похожее на приподнятую ванну, заполненную белёсой мутной жидкостью.

И в этой ванне, как в коконе, висело скорченное дряхлое тело – наш всемогущий Тёмный Властелин. Из опалесцирующей жидкости торчала лишь голова, лысая, морщинистая и неузнаваемая. Красные сморщенные веки, сыпь, покрывающая кожу, блеклые глаза, беззубый рот – если бы я не знал, кто это, то существо можно было бы посчитать и мужчиной, и женщиной, и даже изменённым. Когда-то он был темнокожим, но сейчас его тело стало скорее серым, лишённым всех оттенков живой плоти.

– Здравствуй, Первый Герой, – сказал я. – Здравствуй, Уинвард.

– Как ты понял, юноша? – спросил Тёмный Властелин. Это был тот самый голос, который говорил с нами в доме Секта, – хрипящий, старческий. Но по сравнению со всем прочим голос у него ещё сохранился неплохо.

– Ты никогда и нигде не появляешься сам, – сказал я. – Я думал, это страх. Но когда у тебя есть время – страху нет места. Значит, ты стар. Очень стар. Ты не умеешь вбирать в себя время.

Старик надтреснуто рассмеялся.

– Только Уинвард, самый юный из Шести, мог протянуть почти век, – закончил я.

Мира растерянно посмотрела на меня. Я пожал плечами. Кого мы встретим, я понял лишь пару часов назад, когда мы уничтожили армию Тёмного Властелина.

– Похвально, – сказал Уинвард, прикрыв глаза. Помолчал. – Да, этого я не умею. Я так и не смог понять руну Акса Танри.

– А что случилось с ним? – спросил я.

– Мирарек его убила, – спокойно ответил Уинвард. – Когда всё началось… когда он начал пить время из идущих навстречу магов и убивать королевских солдат… она стала кричать, что хватит смертей. Что они уже победили. Но Танри не остановился, он словно обезумел. Они схватились друг с другом, и Мирарек выпила его время. Стала совсем молодой… такой юной и прекрасной…

Тёмный Властелин помолчал.

– Ты был влюблен в неё? – спросила Мира.

– О да. Я был юным, как Грис. Я был влюблён. Чтобы остановить убийства, Мирарек выпила время из всех магов вокруг, лишь меня пощадила. Добряк Сигну, простушка Фреда, похотливый козёл Риджар – все они ссохлись и умерли. А я остался. Я даже подумал, что она хочет править вдвоём со мной. Но она сказала, что время – слишком сильная магия. Что она уедет в Рунное Древо, на родину своих предков. А мне велела остаться и исправить… хотя бы то, что ещё можно исправить…

Дряхлое тело чуть шевельнулось в ванне.

– Я стал Тёмным Властелином, – продолжил Уинвард. – А Мирарек уехала на Север. Мне не объясняли руну, я стоял сзади и не запомнил последовательность. Но Мирарек забыла снять с Танри медальон. Я пытался разобраться, но время… это не моя сильная сторона. Я нашёл лишь те возможности, что ты и сам использовал. Неотразимый удар и исцеляющая смерть. А вот время… его понимал Танри, а лучше всего знала Мирарек…

Он снова закрыл глаза. Спросил:

– Ну что? Заберёшь те дни или недели, что у меня остались? Накажешь злого Тёмного Властелина?

Я вдруг вспомнил, как убежав из лаборатории Ирбрана, стоял на постаменте памятника. Как по лицу статуи из чёрного мрамора стекали капли дождя, и казалось, что наш бессмертный повелитель плачет. Лицо Тёмного Властелина ничуть не походило ни на кого из Шести Героев, его ведь давным-давно никто не видел. Но вот чёрный мрамор… его традиционно изображали тёмной фигурой… а ведь в этом была подсказка, затаённая гордость юного мага из дальних южных земель, гордость своим происхождением и цветом кожи.

– Зачем ты приказал натурфилософам сотворить изменённых? – спросил я.

– А… – повелитель открыл глаза. – Так это самое главное, что тебя задело? Учёные никогда не останавливаются, юноша, они ищут знания, тешат любопытство, а в итоге творят зло. Как дети, право… Если бы я не занял их этой задачей, они нашли бы другое зло. А тут был шанс. Для всех. Без магии. Детей жалко, но дети всегда страдают. Такова природа. Когда живёшь долго, начинаешь взвешивать зло. Большое и маленькое. Страшное и ещё страшнее.

– Но ещё ты мечтал о бессмертии, – сказал я. – Изменённые старятся медленно.

– Да, – согласился Тёмный Властелин. – Но мне поздно. Не работает.

Он закашлялся. С ноткой любопытства спросил:

– Если бы я сразу был с тобой добрее… обещал бы прощение и исполнил свои слова… ты поделился бы со мной руной Танри? Дал бы мне новое время?

– Ничего бы я тебе не дал. Я бы сам её не понял, – ответил я. – Надо было тебе найти других рунных магов, чтобы разобраться в руне. Опытных магов, а не сумасшедшего натурфилософа Ирбрана.

– Да ты смеёшься, – ответил Уинвард. – Любой, кто её разгадает, не выпустит тайну из рук. И ты не выпускай, юноша. Не надо миру такого испытания.

– Как ты протянул так долго? – спросила Мира. – Сто лет… нет, ведь больше… и магия!

– Я почти не использую руны с Великой войны, – ответил Тёмный Властелин. – Плохая репутация – хорошая штука. И я всегда был силён в контроле, я создал регуляторов, заклеймённых руной Бога. Они впускали меня в свой разум, и я жёг их время, когда требовалось.

– Впускали? Ты сам в них входил! – сказала Мира.

– Нет-нет. Это требует слишком много времени. Они сами меня звали. Любовь и преданность, ощущение причастности к великой цели – они сильнее страха. Иногда я успевал выйти, но чаще оставался в них до конца. Слишком велико искушение – снова ходить, видеть, творить чудеса.

Тёмный Властелин помолчал. Сказал с грустью:

– Наверное, вы правы, и я злодей. Ну так что? Мне трудно беседовать долго. Я выгнал персонал, а это тело надо массировать, питать и удалять отходы. Если пришли убивать – убивайте.

Я покосился на Сеннеру. Девочка-рептилия неподвижно стояла у стены.

– Освободи эту изменённую, – сказал я. – Помоги нам найти нашу дочь. И можешь жить своё время.

– Что случилось с вашей дочерью? – спросил Тёмный Властелин. – Ирбран не вернулся из Рунного Древа.

– С ней случилась Мирарек. Она использовала неизвестное мне заклинание. Она даже не касалась девочки, но возникла труба из света и уволокла её…

– Труба из света. – Тёмный Властелин помолчал. – Цветная?

– Цветная! Где нам искать дочь? – воскликнула Мира.

– Нигде, – сказал Уинвард. – Мирарек изучала время. Двадцать лет назад я был в отчаянии и угрожал ей. Требовал дать мне руну Танри. Мирарек ответила, что если я не уймусь – она пошлёт убийцу в прошлое, и тот задушит меня в колыбели. Понимаете?

Он стал смеяться тихим, кашляющим смехом.

– Добрая старая Мирарек не убивала детей. Даже меня пощадила. Но её доброта была очень необычной! Вы назвали дочь «девочкой» на языке горцев. Странное имя, редкое. Повод задуматься, откуда в вашем прошлом взялась другая Сеннера…

Мы с Мирой повернулись и смотрели теперь только на изменённую. На ребёнка со слабым магическим даром, которого двенадцать лет назад подобрал где-то доктор Ирбран и превратил в монстра.

На свою дочь.

– Возврата нет, – сказал Уинвард. – Я не знаю рун, но я знаю, что это дорога в один конец. Ваша дочь упала в прошлое и стала частью настоящего. Навсегда. Нельзя остановить то, что свершилось.

Сеннера подняла голову – и я увидел следы старых ожогов на лице. Чешуя была искорёжена, топорщилась. Та ночь в Низинном Княжестве далась ей нелегко.

– А ведь вы её не тронете, – сказал Тёмный Властелин очень спокойно. – Вы бы сожгли любую мою армию, выжали досуха всех моих волшебников. Но эту изменённую вы и пальцем не тронете. Я как знал, оставляя её при себе, как знал…

В его голосе появилась безумная нотка, но древний волшебник, грудой падали колыхающийся в своей ванне и живущий только за счёт натурфилософии, был прав.

Мира её и пальцем не тронет. Даже заклятие тяжести испугается наложить.

А я – смогу?

– Убей их, девочка моя, – сказал Тёмный Властелин. – Убей этих предателей, не сумевших тебя защитить, не узнавших тебя, бросивших в огне и убежавших. Убей. А я прикажу Секту исполнить обещанное.

Сеннера медленно пошла к нам, не отрывая взгляда от моего лица.

– Даже не вздумай, муж мой, – прошептала Мира. – Я верю тебе всей душой… и я остановлю тебя.

Я обнял её и сказал:

– Не требуется меня останавливать, Мира. Некоторые предсказания излишни.

Сеннера подошла, остановилась. На лице людоящерки не отражалось никаких эмоций – не приспособлены они для этого.

– Когда ты нас узнала? – спросил я тихо.

Сеннера посмотрела на Тёмного Властелина.

– Отвечай, – прохрипел тот. – А потом сделай то, что велит тебе любовь.

– Я узнала тебя ещё в цирке, папа, – сказала Сеннера. – Когда увидела маму, узнала её… и поняла, кто ты. Я не сказала. Мне было вас жалко. А ещё я злилась. Сильно злилась, особенно на маму.

Потом она сделала шаг вперёд и обхватила меня руками – неуклюже и неловко. Прижалась и застыла.

– Сеннера… – сказал Уинвард с ноткой тревоги. – Сеннера. В тебе лоза Жохар-до-Лакши, я – цель твоей любви, источник твоей веры, смысл твоей жизни…

Сеннера отстранилась, скорчилась. Её тело содрогнулось. И она с воплем выплюнула сгусток крови – и зелёный дёргающийся комок.

Мы с Мирой выбросили вперёд руки одновременно, и побег дьявольского растения превратился во вспышку света и клуб вонючего дыма.

А потом я повернулся к Тёмному Властелину.

И улыбнулся.

– Тебе нужно время? – спросил я ласково. – Отважный Уинвард, Первый Герой, самый юный и чистый из Героев… Ты ведь мог таким остаться. Время? Держи!

Здесь всё было наполнено временем.

Все стены замка. Всё тут было хранилищем времени, которое отдавали поколения магов, обучаясь, расплачиваясь за еду, жертвуя повелителю. Тысячи, десятки тысяч лет, которыми он так и не научился пользоваться, потому что так и не понял, что всё начинается с дара жизни и кончается неизбежностью смерти, всё идёт под рунами счастья и горя, но даже смерть – ещё не окончательное забвение.

Я взял полтораста лет и стал вливать их в трясущееся тело повелителя Тёмной Империи.

На миг мелькнул перед нами благообразный старик, возник и исчез гордый сильный мужчина, сверкнул белозубой улыбкой красивый юноша, широко открытыми глазами посмотрел на нас мальчишка…

– Вот теперь остановись! – крикнула Мира, хватая меня за плечо.

В густой опалесцирующей жидкости барахтался новорождённый младенец. Жидкость была такой густой, что он даже не погружался, а валялся на её поверхности, суча ножками.

– Он всё равно тот, кто он есть! – сказал я. – Он… он всё помнит!

– Уверен?

Я не был уверен. Время кипело во мне, искало выхода – я повернулся, глянул на Сеннеру. И влил оставшееся в неё. В трёх существ, что пятнадцать лет медленно старились в едином теле.

Это походило на ночной кошмар. Сеннера осела, уменьшаясь и снова превращаясь в того мелкого монстра, которого я увидел, стоя на потолке особняка Ирбрана. Замерцала режущим глаза синим светом. Из чешуйчатого тела вырвалась тонкая детская ручка. Упёрлась в чешую, потянулась – голова создания раздвоилась, растроилась, появилась голова Сен, потом – странная вытянутая морда, покрытая короткой жёсткой шерстью и опалённой чешуёй, и карикатурно-человеческая морда людоящерицы.

Три создания, соединённые вместе, вырвались друг из друга.

Сен упала на пол, беспомощно крутя головой. Она снова была маленькой девочкой, покрытой слизью вроде той, в которой плавал Тёмный Властелин. Рядом встал на четвереньки крупный, с неё саму размером кот – чешуя и шерсть, оскаленные зубы и когти, яростные глаза. Кот зашипел, глядя на нас, но Сен зашипела на него, кот убрал когти и с рычанием отошёл в сторону.

Людоящерица – почему-то меня поразило то, что у неё был хвост, – склонилась над Сен и ласково погладила её по голове. Видимо в этом чудовищном единении они с Сен были подругами.

– Мама? – спросила Сен.

Мира с рыданием наклонилась над ней, обняла, прижала, подняла на руки.

– Мама, прости…

Я отвернулся – и увидел чешуйчатого кота, сидящего на краю ванны и опустившего туда морду. В белой жидкости расплывались красные разводы.

– Идём, – сказал я. – Идём не оглядываясь. Не надо Сен этого видеть.

– Грис! – воскликнула Мира.

– А я что? Игры с хищниками опасны.

Я потащил их к двери. Людоящерица шла за нами, временами оглядываясь и издавая цокающие резкие звуки.

Надо будет как-то отправить её в джунгли.

И кота тоже.

Кота в первую очередь. Он – дикий свирепый убийца.

Хотя я не готов был его осуждать.

– Грис, Грис, что мы будем делать? – спросила Мира. Она несла Сен, как пушинку, то ли вкачав в себя руну Уруз, то ли в том приступе силы, который бывает у любой матери, нашедшей своё дитя.

– Жить, – сказал я. Хотел добавить про то, что хочу всё-таки вернуть себе руку. Но это было такой мелочью, что не заслуживало разговора.

Мира остановилась, повернулась ко мне. На лице её были и облегчение, и ужас, Сен зарывалась в неё лицом и, кажется, тихо рыдала.

– Грис, но так же нельзя! Мы станем такими же, как Уинвард, как Мирарек, – сумасшедшими злобными тварями!

– Да с чего бы? Я не собираюсь, – сказал я. Неловко их обнял. Людоящерка ткнулась чешуйчатой головой мне в бедро, запрокинула голову. Я погладил её культей.

Да, надо всё-таки заняться рукой.

– Грис, мы сожгли полгорода… мы свергли повелителя…

– Ну, не полгорода, – успокаивающе сказал я. – И не свергли, его убил дикий зверь… Вот и дела есть. Привести всё в порядок.

Мира со всхлипом втянула воздух. Спросила, уже спокойнее:

– Ты уверен?

– Если что, ты меня остановишь, – сказал я. – Но мы попробуем не стать дерьмом.

И мы пошли дальше по длинному скальному коридору.

К той жизни и судьбе, которая будет посложнее изгнания и бегства.

Но, по крайней мере, мы были вместе.

И у нас было достаточно времени.