Я не очень удивлялся тому, что мы с Мирой выбрались из Тёмной Империи. Полиция, гвардейцы, регуляторы, армия, в конце концов доверенные маги властелина – это огромная сила. Но когда два беглеца, меняя обличья, путешествуют по большой стране – задержать их непросто.

Зато первое время меня удивляло, что нас не схватили и не убили, когда мы осели в Западных Княжествах.

Мы с Мирой долго спорили, жить ли нам под своей внешностью или изменить её, продолжать заниматься магией или освоить другую профессию, в конце концов не поменять ли имена.

Но в итоге решили, что это всё бесполезно.

Есть поисковые заклинания. Некоторые попроще и не очень точные. Другие позволят отследить беглеца с точностью до улицы и дома. И никакая смена облика или имени тут не поможет, заклинания будут привязаны к нашим личным вещам, а они по большей части остались в Тёмной Империи. Если волшебнику не жалко времени – а для Тёмного Властелина время ничего не стоит, то неподвижную цель найдут.

И чем сильнее мы будем прятаться, тем больше подозрений вызовем.

С одной стороны, если прятаться и метаться из города в город, то Тёмный Властелин ещё больше насторожится. Значит, что-то замышляют, совесть нечиста!

С другой стороны, если, уехав из Тёмной Империи, мы поселились под своими именами и ведём тихую жизнь магов по найму, зачем нас искать? Ну, обворовал я доверенного натурфилософа, увёл созданную им тварь. Так ненадолго ведь, убежал, и Сеннеру схватили. Погибли в схватке гвардейцы? Бой был честным, и убило их защитное заклинание. Тёмный Властелин своим гвардейцам благоволит, но и маги для него не чужие, он сам маг.

Конечно, есть ещё похищенный амулет. Но знает ли Тёмный Властелин о нём? На месте Ирбрана я бы молчал о таком конфузе!

В общем, мы рискнули и стали жить не прячась. Да, были наготове. Да, ставили защитные и сигнальные заклинания. Подозрительно приглядывались к нечастым гостям из Тёмной Империи, приезжавшим в Низинное Княжество.

Но время шло, а нас никто не преследовал. Жизнь в Тёмной Империи шла своим чередом, жизнь в Княжествах – своим.

Мы устали бояться.

Я понял это в тот день, когда Мира притащила с рынка огромный горшок с редким и красивым растением – «облачной флейтой» – и сказала:

– Весной расцветёт.

До этого мы ничего не планировали так надолго.

Мы начали вспоминать в разговорах Ирбрана и Секта, без особой обиды или злости, просто как факт жизни. Сеннеру мы тоже вспоминали, с грустью, но надеясь, что она жива. Однажды я попросил Миру научить меня той хитрой защитной руне, что превратила стрелы гвардейцев в неотразимое пламя. Она научила меня, спокойно, без печали и сожалений.

Зато однажды за ужином, обнаружив, что купленный нами сахар принадлежит торговцу Орми Снапсу – тот к нашему удивлению не разорился, а, напротив, захватил весь сахарный рынок, мы хохотали весь вечер. Потом стали выяснять, каким образом хитроумный Снапс выкрутился. И в итоге пришли к выводу, что Орми скупил на рынке самый низкокачественный сахар под видом самого чистого и дорогого, застраховал склад и сам же, через подставных лиц, заказал его уничтожение. В итоге он ничего не потерял, зато дешёвый сахар полностью с рынка исчез, а Снапс взвинтил цены на сахар с других своих складов. Причём никто даже не упрекнул его в этом, ведь все знали, что сахароторговец пострадал и близок к разорению!

Тогда мы с Мирой были ещё дети. И хитрый торговец обвёл её вокруг пальца.

В общем я уверился, что Тёмному Властелину до нас дела нет, да и натурфилософ Ирбран, вернув своё творение, от мыслей о мщении откажется.

Теперь слова Сеннеры меня ошарашили. Я стоял, глядя в её человеческие глаза на плоском и чешуйчатом, будто морда ящерицы, лице.

Её послали убить…

– Только меня? – спросил я.

– Тебя и Миру, – сообщила Сеннера.

Она помолчала.

– И даже детей, если они у вас есть. Я не стала объяснять, что вы только ждёте ребёнка.

– Так ты знаешь? – меня это поразило.

– Да, – коротко ответила Сеннера. Подошла ко мне, прижалась головой к животу. Постояла так секунду, потом повернулась к столу и стала изучать рисунки рун.

– Почему? – спросил я. – Три года нас никто не преследовал…

– Повелитель потребовал от Ирбрана медальон. Доктору пришлось сознаться, что ты его украл. Повелитель был очень зол. Он даже хотел, чтобы я растерзала Ирбрана.

Сеннера вздохнула.

– К сожалению, он передумал. Ирбран и Сект добились больших успехов, они нужны повелителю.

Я сел в кресло. Не похоже было, что Сеннера кинется на меня прямо сейчас. Из её слов похоже, что она вообще не кинется.

– Расскажи мне, что произошло, – попросил я. – После нашего бегства.

– Тёмный Властелин пришёл к Секту, – сказала Сеннера. – Не сам, конечно, а регулятор, который был его голосом. Он похвалил его и велел работать вместе с Ирбраном. Это по приказу повелителя лаборатория Секта была обворована и всё передано Ирбрану – тот и не знал, кто проделал бо́льшую часть работы.

– Сект согласился?

– Конечно, – на лице Сеннеры появилось что-то, напоминающее улыбку. – А разве кто-то мог бы отказать? Даже Ирбран не осмелился проявить недовольство. Они теперь работают вместе, у них новая общая лаборатория в замке Тёмного Властелина. Сект занимается теорией и начальной стадией экспериментов. Он сентиментален и боится слёз.

Она легко оттолкнулась от пола и уселась на стол передо мной. Даже принялась качать ногами, как обычный ребёнок.

Я сглотнул. Спросил:

– А Ирбран…

– Работает с людьми. Изменения успешны, если брать детей с даром рунной магии. Теперь Академии, Мастерские, Школы выпускают в два раза меньше волшебников. Только самых лучших. Остальных отправляют к Ирбрану.

Мне стало нехорошо. Это же сотни детей! Может быть, тысячи!

– А ты? – спросил я.

– Я – любимица Тёмного Властелина, – ответила Сеннера. – У меня нет побега Жохар-До-Лакши в мозгу. Ирбран и сам недоволен этим методом, он работает лишь рядом с объектом обожания. Изменённые живут с Жохар-До-Лакши, но их повелителю надо самому идти с ними в бой. Очень неудобно.

– Но ты служишь Тёмному Властелину? Просто так?

Сеннера кивнула. И пояснила:

– Он добр ко мне. И мне обещана великая награда.

– Какая? – зачем-то спросил я.

– Когда помощники Ирбрана узнают всё, что знает натурфилософ, Тёмный Властелин отдаст Ирбрана мне. Я сделаю с ним то, что захочу. А потом… – Сеннера помолчала. – Потом Сект попробует разделить меня. Все мои части хотят свободы.

– Я надеюсь, у тебя всё получится, – сказал я. – Мы с Мирой вспоминали тебя, Сеннера.

Монстр молчал, глядя на меня. Потом Сеннера сказала:

– Тут кроется проблема. Тёмный Властелин был впечатлён вашей отвагой и умением. Когда он узнал, что вы покинули Империю, он велел вас не трогать. Но Ирбрану пришлось сказать про медальон, и тогда повелитель разгневался. Нас послали забрать медальон и убить вас.

– Нас?

– Я – старшая над группой из четырёх изменённых, – пояснила Сеннера. – Я отдаю им приказы, но самый главный приказ отдал Тёмный Властелин: убить вас, вернуть медальон.

– Плохо, – сказал я. – Нам придётся сражаться, и ты, возможно, меня убьёшь.

– Если будем сражаться, наверняка убью, – согласилась Сеннера. – Теперь у меня большой опыт.

Мы помолчали.

– Я не собираюсь причинять вам зло, – вновь сообщила Сеннера. – Но надо найти выход. Сейчас мой отряд занят, убивать вас мы решили ночью.

– Угу, – кивнул я.

– Мы приехали в город с цирковой группой, – зачем-то объяснила Сеннера. – «Плоды похоти и разврата, дети-чудовища». Наш хозяин – один из регуляторов, но он ни во что не вмешивается, притворяется обычным дрессировщиком. Именно на него замкнута любовь изменённых. Мы стоим за решёткой и скалимся на посетителей. Про нас говорят, что мы родились от связи между людьми и чудищами. Моя мать, например, сожительствовала с людоящером!

– Какая мерзость, – сказал я. – Бедная девочка…

– Я уже не девочка, я старше тебя, – сказала Сеннера и замолчала.

– Хочешь чая? – спросил я. – И ещё есть суп из солёной трески.

– Я шла через кухню, – сообщила Сеннера. – Я унюхала. Чай я хочу.

Мира не удивилась.

Она настолько не удивилась, что я испытал прилив гордости за неё и ощутил собственную никчёмность.

Мира вошла, положила на стол купленную книгу и корзинку с какими-то покупками и сказала:

– Привет, Сеннера. Знаешь, ты подросла. Я купила яблочный пирог, любишь яблоки?

Сеннера впилась в неё взглядом. И как-то слегка вжала голову в плечи, словно признавая поражение.

Вздохнув, Мира сказала:

– На доме следящее заклинание. Я узнала, как только ты вошла.

Сеннера всё так же молча посмотрела на меня. С недоумением и обидой.

– Заклинание поставлено на тебя, ты его ощутить не можешь, – сказала Мира. – Даже Грис не знал. А я была уверена, что ты придёшь. Мы – друзья?

Сеннера опустила голову. Потом сказала:

– Да. Я на тебя злилась. Но это прошло.

– Почему злилась? – удивилась Мира.

– Ты меня не спасла, – тихо сказала Сеннера. – Бросила.

– Мы не могли взять тебя с собой, девочка, – тихо сказала Мира. – Прости. Никак не могли. Нас бы убили всех вместе.

Сеннера посмотрела на неё. Лицо ящерицы не выражало эмоций, но в глазах была старая обида.

– Прости нас, – повторила Мира.

– Ты красивая. А я уродина. – Сеннера провела по голове несоразмерно длинной когтистой рукой. Бережно коснулась жалких прядок волос. – Когда я была человеческой девочкой, у меня были длинные чёрные волосы. И красивое лицо. И нормальные руки. И скоро начала бы расти грудь. А у людоящерки была замечательная чешуя, никакой шерсти, и мигательная перепонка бронзово-жёлтая, это большая редкость. Бронированный кот был самый сильный в стае и вообще самец. Доктор Ирбран даже поленился найти кошку, он был уверен, что мы сдохнем через день-другой. Когда нас соединили, мы все кричали от омерзения. Но я… я человек. Я умнее людоящерицы и кота. Поэтому мне больнее. А ты красивая, я была бы такой же. Ты стала старше, но ты ещё пока красивая. Ты родишь ребёнка, – Сеннера глянула на меня с таким возмущением, будто я был когда-то с ней обручён, а потом цинично бросил ради другой, – будешь матерью. А я никого не смогу родить и даже любить никого не смогу, пока нас трое в этом теле!

Мира смотрела на неё. Потом сказала:

– Грис, сходи, пожалуйста, в лавку. Купи мёд. Я забыла. Тут очень хороший клеверный мёд, без него чай пить неинтересно.

Я знал, что мёд есть в буфете. И Сеннера, наверное, чувствовала запах мёда.

Кстати, и мёд-то у них паршивый, у них тут сыр вкусный и мясо. А мёд только что сладкий.

Но я встал и пошёл в лавку.

Я шёл, раскланивался с соседями и кивал незнакомым людям, с любопытной старушкой-лавочницей поговорил о погоде, а уже потом купил мёд и двинулся обратно. Смотрел на аккуратные низкие заборчики, на пожелтевшие листья деревьев и пожухшую траву – тёплые здесь всё-таки зимы; вначале было непривычно, а теперь мне нравится. Дошёл до пристани, поговорил с лодочниками и узнал, какие корабли в порту, а какие уплыли, куда и когда именно. Потом постоял минуту у реки, глядя на выходящие на промысел рыбацкие лодки. Тут хороший вечерний лов.

Очень жаль, что наша жизнь здесь заканчивается. Очень жаль, что снова придётся бежать.

И я вернулся домой, бережно неся глиняный горшочек мёда, который мы даже не успеем доесть.

Мира и Сеннера сидели у стола обнявшись. Мира как-то так ухитрилась обнять Сеннеру, будто это не взрослый обнимает ребёнка, а две подруги, наговорившись, прижались друг к другу. Перед ними стоял чай, и мёд в вазочке, и нарезанный пирог.

– Так и знал, что мёд у нас есть! – сказал я нарочито громко.

– Сядь, Грис, – велела Сеннера. – Нам надо решить, как вы спасётесь.

Я послушно сел напротив. Три года назад Сеннера, даже когда начала говорить разумно, вела себя как подросток. Страшноватый, агрессивный, но подросток. А сейчас словно стала старше нас. Служба Тёмному Властелину – она такая, год за три…

– Амулет я заберу, – сказала Сеннера. – Это важно, это важнее всего. Повелитель не успокоится, пока не вернёт его.

– Да пожалуйста, – кивнул я. – Я три года с ним возился. Могу по памяти руну нарисовать. И вообще, я понял, что она значит…

Лицо Сеннеры, обычно совсем неэмоциональное, исказилось:

– Молчи, молчи, молчи! Я этого не слышала, я этого не знаю! Ты редко смотрел на амулет, ты плохо запомнил руну, ты в ней не разобрался!

– Хорошо, – быстро подтвердил я. – Так и есть. Ерунда там какая-то нарисована. И амулет некрасивый. Было бы хоть серебро, а то так… серебришко…

– Это важный амулет и тайная руна, – успокаиваясь, сказала Сеннера. – Тёмный Властелин едва не покарал Ирбрана за его утрату. Принеси его! И все рисунки!

Я быстро сходил наверх и принёс амулет. Все рисунки и наброски сгрёб и тоже принёс вниз, лишь одну копию руны – собственноручно вырезанную на мягкой берёзовой плашке, спрятал в карман.

Конечно же, я руну помнил. За три года запомнил бы любой, даже далёкий от магии человек. Но точная копия не помешает.

Под внимательным взглядом Сеннеры я бросил ворох бумаги в разожжённый камин.

– Из кармана тоже, – сказала Сеннера.

Я пристыженно достал плашку и кинул в огонь.

– Хорошо. Теперь нужна кровь.

Я молча протянул ей руку, Сеннера взяла со стола ножик и хладнокровно надрезала мне палец. Вымазала медальон в крови, обтёрла о свой плащ и спрятала куда-то в потайной карман. Сказала:

– Вот так. Я взяла медальон с твоего мёртвого тела. Теперь самое сложное. Моя команда придёт убивать вас ночью. Они должны быть уверены, что вы мертвы.

– Скажи, что сама убила нас.

– Нет. Должны быть свидетели.

Сеннера опустила голову на стол, некоторое время смотрела на меня. Потом сказала:

– У тебя руна переноса наготове?

Я кивнул.

Как же я этого не хотел! Каждый раз руна переноса выпивала у меня с год жизни, а уж последний раз всё пошло совсем неудачно, я дважды вливал в руну по году – она не срабатывала, и лишь когда я влил три…

Пять лет жизни за то, чтобы перенестись на несколько миль!

Ну хорошо, тогда был форс-мажор. И повелитель что-то делал, мешавшее мне применить руну переноса.

Пусть я сейчас потрачу не пять, а год. Даже полгода. Всё равно очень много.

– Конечно же, – сказал я. – Не проблема.

– Мы придём под утро, – сообщила Сеннера. – В четыре часа. Наш укротитель не придёт, он обеспечивает прикрытие. Со мной будут четверо изменённых. Один мальчик похож на волка, предпочитает ходить на четырёх лапах. Зубы ядовиты. Он быстрый, но глупый и плохо держит удар. Его можно просто оглушить или сломать ноги, Турс против него прекрасно работает. Второй мальчик совмещён с питоном. Обычно медленный, в атаке быстрый, чешуя прочная. Ползает, хорошо таится, может двигаться по стенам и потолку, но неуверенно. Боится огня. Лучше всего отпугивать руной Кано. Третья – хрупкая, очень и очень быстрая, у неё вытянутая морда, совсем не человеческая, из морды выстреливает зубастый язык. Она совмещена с насекомыми тварями юга. Турс её тоже бьёт хорошо. Четвёртый – самый умный и самый опасный. Похож на человеческого мальчишку, поросшего шерстью с головы до пят. Но это не шерсть, это тонкие ядовитые иглы. Он может ими стрелять на небольшое расстояние. Очень умный и недоверчивый. К сожалению, прочный. Его надо убить.

– Только его? – спросила Мира деловито.

– Можно ещё кого-то. Наверное, девочку-насекомое, она не умеет отступать. Но хорошо бы оставить двух свидетелей вашей смерти. Волк и питон сгодятся. Обновите следящие руны, когда мы войдём – дайте бой. Питон поползёт по стене снаружи, ждите его в окно. Волк кинется первым, за ним – насекомое. Я пойду последней, и когда дойду до вас – все остальные должны быть убиты или покалечены.

– А где будет мальчишка-дикобраз?

– Дикобраз?

– Есть такой зверь, он умеет стрелять иглами.

– Не знаю. Он всегда выбирает путь сам, я не могу ему приказать. Но его надо убить обязательно.

Сеннера подумала миг и пояснила:

– Дикобраз… Правильное слово. Он не только умный, он ещё и мой враг. Когда один или двое будут мертвы, а остальные ранены, я брошусь на вас. Постарайтесь меня не убить, но сопротивляться. В ходе драки подожгите дом и кричите, как будто умираете. Я побуду немного в огне и спущусь вниз обгоревшая. Вы после этого уйдёте через руну.

– Зачем тебе обгорать? – спросила Мира.

– Для убедительности, – сказала Сеннера. – Я боюсь огня. Но ещё важнее, что его не любит Властелин, в юности он едва не сгорел при пожаре. Если я буду обгоревшая, он пожалеет меня и не станет строго допытываться.

Я кивнул, сглотнул вставший в горле ком.

– Ещё приготовьте немного своей крови, – попросила Сеннера. – Чуточку. С полстакана хватит. Оставьте в спальне. Когда останусь только я – облейте меня ею. Может быть, даже придётся намазать мне ею рот. Я должна выглядеть так, чтобы сомнений в вашей судьбе не было.

– Хорошо, – сказала Мира. – Это совсем не проблема. Правда, Грис?

– Конечно.

– Вот, наверное, всё. – Сеннера помолчала. – Я бы хотела уйти с вами. Если бы это было можно. И если бы вы меня взяли. Но у меня есть маленький шанс, что властелин отдаст мне Ирбрана. И ещё меньший, что я потом разделюсь и стану человеком. Может быть, мы когда-нибудь увидимся?

Я кивнул. Меня начали душить слёзы.

– Уезжайте, я не хочу знать куда. Смените имена. Не пользуйтесь магией. Сразу, как уйдёте через перенос, наложите руны защиты. Сильные. Хотя бы на месяц-другой. Даже если это отнимет у вас год или два жизни. Тёмный Властелин будет искать вас, но он не станет тратить совсем уж много времени. Проверит раз-другой… и забудет. А вы живите.

Сеннера спрыгнула со стула, набросила капюшон на голову. Подошла ко мне, ткнулась в живот, уже знакомым движением. Я осторожно положил руку ей на плечо, погладил. Потом Сеннера подошла к Мире, и та её обняла.

О чём бы они ни говорили без меня, их отношения стали гораздо лучше.

Уже в дверях Сеннера оглянулась и сказала:

– Если вы останетесь живы… и если Мира выносит ребёнка… и если это будет девочка… и если у вас нет другого имени на примете…

– Мы назовём её Сеннера, – сказала Мира. – Это самое малое, что мы можем для тебя сделать.

– До встречи, – сказала Сеннера. – До утра.

– До утра, – сказал я.

И мы с Мирой остались вдвоём.

Пылал огонь в очаге, давно уже испепеливший все мои наброски рун. Давно остыл суп и выдохся чай. За окном темнело. Мы сидели молча, поглядывали на стены, на посуду, на огонь…

– Я пойду и соберу вещи, – сказала Мира. – Совсем немного. Вещи и деньги.

– Хорошо, – сказал я. – Сторожевые руны я обновлю. И сделаю пару ловушек.

– Грис…

– Всё нормально. Ты не должна пользоваться магией. Мы должны сохранить ребёнка, потому что мы обязаны назвать её Сеннера.

– Да, а если мальчик? – Мира слабо улыбнулась. – Засмеют же парня… Я приду через десять минут. Найди в погребе лучшую бутылку красного вина.

– Думаешь, стоит? – удивился я.

– Мы сейчас будем резать друг другу вены и цедить по полстакана крови. Поверь женщине – после этого полезно выпить красного вина.