ГЛАВА 41
— Эрл, не приближайся! — крикнул Бьярн. — Эта тварь вовсе не твой отец, а только притворяется им!
Мара не знала, что и думать. Оглянулась на Эрла: глаза у мальчишки, как две медные монетки, вот-вот заплачет. А этот… Это… Неужели правда отец? Как такое возможно?
— Сынок… — мужчина сделал шаг навстречу, но тут же захрипел: Бьярн стиснул ему горло, прижал к стене.
— Не смей его так называть! — прошипел он сквозь зубы.
Мужчина, как ни странно, не пытался вырваться. Даже не пробовал отвести огромную руку от своего горла, только молча смотрел в глаза Бьярна: говорить со сдавленными голосовыми связками он не мог.
— Отпусти, задохнется! — испугалась Мара.
— Туда ему и дорога!
Эрл всхлипнул и все же разревелся. Он попытался втиснуться между мужчиной и Бьярном, разнять их, развести своими маленькими руками.
— Папа… Бьярн… Папочка… Бьярн, миленький, отпусти его, это папа мой!
Но Бьярн точно не слышал. Лицо его побелело от ярости.
— Ты убил всех этих девушек! Ты охотился за Марой! Ты не заслуживаешь жизни, тварь.
Мара понимала: надо срочно что-то сделать, но потрясение оказалось настолько велико, что она наблюдала за происходящим словно со стороны, а с места сдвинуться не могла.
Мужчина ухватил Бьярна за запястье, пытаясь отвести руку от горла. Сейчас стало понятно, что и его возможности небезграничны: он пытался вздохнуть и не мог.
Эрл пронзительно закричал и бросился к своему игрушечному деревянному мечу, схватил его, ударил по ноге Бьярна, не переставая при этом плакать.
— Отпусти его! Отпусти! Я тебя больше никогда любить не буду, гадкий Бьярн!
Душераздирающая сцена вырвала Мару из ступора. Нет, так не должно быть!
— Бьярн, — она мягко коснулась тыльной стороны его ладони, а после попыталась разжать пальцы. — Не надо. Отпусти. Если он виноват, то получит по заслугам. Но давай выслушаем сначала!
И Бьярн послушался, отпустил, хоть это тяжело ему далось. И незваный гость, и хозяин — оба дышали, как после долгой битвы. Нечеловек сполз по стене на пол.
— Чудно… — прохрипел он, закашлялся и не скоро сумел продолжить: — Всегда так гостей встречаете?
— Только убийц, — мрачно отозвался Бьярн.
Эрл скользнул мимо него и кинулся на шею мужчине. И тот в ответ обнял ребенка как величайшую драгоценность, как нечто бесценное — утерянное и вновь чудесным образом обретенное, так что сомнений не осталось, он действительно его отец. Черты его лица разгладились, потеряв немного язвительное выражение. Мара видела сейчас только безграничные нежность и любовь.
— Я никого не убивал, — сказал он, когда дыхание выровнялось. — Так что ты, друг мой, едва не отправил на тот свет невинного человека.
— Человека? — хмыкнул Бьярн, хотя теперь и на его лице читалось раскаяние, так что он пытался казаться еще более суровым и «опасным», чем обычно. — Ты явно не…
— Тсс, — мужчина приложил палец к губам и скосил глаза на прижавшегося к нему Эрла. — Кое-кто не в курсе… Я Рейвен, кстати о птичках. Как-то некрасиво убивать гостя, не спросив сначала его имени, вам не кажется?
Мара фыркнула, не сдержавшись. Ну что за человек? Ладно, нечеловек! Пытается острить, хотя ситуация далеко не веселая.
А время убегало, Витор ждет на службе. Если прогуляют без уважительной причины — неприятности обеспечены.
Рейвен сам предложил выход.
— Эрл, сынок, ты ведь знаешь, где работает Мара?
Эрл отстранился и кивнул, не понимая, к чему этот вопрос.
— Добеги и скажи дежурному, что Бьярну плохо, а Мара осталась ухаживать.
— Мне плохо? — прорычал Бьярн.
— А что, тебе хорошо? — невинно парировал Рейвен. — Прости, не понял.
Бьярн только челюсти сжал, понимая, что спорить с этим язвительным мерзавцем себе дороже.
Эрл хлюпнул носом и вытер рукавом мокрые глаза. Перевел хмурый взгляд с Бьярна на отца и обратно.
— Схожу, если только ты, папуля, и ты, Бьярн, пожмете друг другу руки и пообещаете не ссориться, пока меня нет! А то вздумали тут драться, как маленькие!
— А я не дрался, сынок.
Рейвен поднял на Бьярна взгляд кроткой овечки, так что даже Маре захотелось его поколотить. Бьярн молча протянул ладонь, только на скулах играли желваки. И вот две руки — одна обветренная и покрытая мозолями от меча, и другая — узкая, тонкая, такая, которая, кажется, ничего тяжелее пера не держала, — соединились в рукопожатии. Им удалось убедить Эрла, так что он, строго посмотрев на обоих, умчался, прихватив с собой деревянный меч.
Рейвен, не дожидаясь приглашения, опустился в кресло, вытянув длинные ноги.
— Что же, теперь можем поговорить!
Мара сдерживалась при Эрле, но теперь поняла, что непременно должна сказать какую-нибудь колкость. Что он о себе возомнил?
— Никогда бы не подумала, что у нашего милого мальчика может оказаться такой заносчивый и самовлюбленный отец.
Рейвен поиграл бровями.
— Я тоже очень милый. Правда-правда! Не будь твое сердце занято другим, ты бы уже таяла, как снежинка на солнце.
Бьярн было подался к нему — лицо не сулило нечисти ничего хорошего, но осознал, что сказал Рейвен, остановился и посмотрел на Мару.
— Сердце занято другим?
Мара не могла не улыбнуться, глядя на его растерянное лицо. И тогда Бьярн догадался, глаза его сделались лучистыми от счастья.
— Девочка моя… — сказал он.
— Так! — Рейвен звонко хлопнул в ладоши. — Я рад за вас, ребята. Искренне рад. Но у нас времени ровно до того момента, как вернется мой сын. Эрл ничего не знает о том, кто он, и я пока не намерен ему это открывать.
Рейвен оказался неприятной нечистью, но в данном случае говорил правильные вещи. Не время расслабляться. Бьярн и Мара переглянулись. Мара присела на край дивана, Бьярн подтащил ближе второе кресло.
— Рассказывай. Кто ты, откуда и почему выжил? А главное — кто убивает девушек?
— Уверен, вам не терпится узнать ответы на все эти вопросы, но придется начать издалека. Вы знаете, с каким государством граничит Симария на севере?
— Да, — ответил Бьярн. — Граница с Иристаном проходит по Чернолесью.
— А знаете, какое дивное место этот Иристан? — в голосе Рейвена вновь сквозила ирония, а еще горечь.
— Не думаю, что дивное, — не согласилась Мара.
Она не очень хорошо разбиралась в политике, но в Симарию доходили дикие слухи о том, что Иристан заполонила нечисть, что дела там обстоят хуже, чем на севере Симарии в самые плохие времена.
— Люди там с трудом выживают, — продолжила она мысль. — Там какой-то мрак творится.
— Лучше не скажешь, — согласился Рейвен. — Сейчас вы удивитесь — там с трудом выживает даже нечисть. Я имею в виду, разумная нечисть. Такая, как я, или малыш Эрл, или моя Адель… Я только хотел для своей семьи спокойной жизни. Мы пришли в Симарию не для того, чтобы убивать, мы пришли, чтобы растить детей. Построить дом, смотреть в будущее без страха.
Рейвен говорил, и Мара увидела перед собой другого человека. Серьезного и довольно несчастного. Видно, все его нахальство и ехидство — лишь маска, спасающая от боли.
— Хутор Анхельм? — спросила она.
— Да. Наш дом. Но все по порядку… Мы — лестаты.
Мара вскинула голову, пытаясь припомнить, что скрывается за этим словом. Встретилась глазами с Бьярном, тот едва заметно пожал плечами.
— Вам это слово незнакомо? Неудивительно. Симарию хорошенько подчистили от таких, как мы. Это у неразумной нечисти не хватает мозгов, чтобы убраться подальше. А разумной весьма доходчиво объяснили… В Симарии любую нечисть убивают без суда и следствия!
— А как бы вы хотели? С судом и следствием? — глухо спросил Бьярн. — Нечисти не место в Симарии.
Рейвен посмотрел в упор на собеседника. Взгляд был тяжелым.
— Да. Я бы хотел с судом и следствием.
На какое-то время в комнате повисла гнетущая тишина, а потом Рейвен продолжил рассказ:
— Мы — лестаты. Кто-то зовет нас вампирами, но тот, кто это делает, просто не разбирается в расах. Вампиры — ночные жители, солнечный свет им противопоказан. Мы же не боимся его. И если бы кто-то увидел рядом вампира и лестата, ни за что не перепутал бы нас с этими блеклыми созданиями. Мы, как и они, нуждаемся в жизненной силе, которую легче всего заполучить из живой человеческой крови. Но наш главный козырь — наша внешность. Я ведь красив, Мара, правда?
Мара кивнула: к чему отрицать очевидное.
— Любая девушка оказалась бы очарована мной, захоти я этого. Очарована и согласна на поцелуй.
Рейвен широко улыбнулся, и Мара только сейчас разглядела его клыки — гораздо длиннее и острее, чем у человека.
— Один укус, и в кровь впрыснут яд. Действие его таково, что она не почувствует боли и до последнего мгновения будет влюблена в меня.
Голос Рейвена становился все глубже, таким бархатным и убаюкивающим, что Мара почувствовала, как сами собой тяжелеют веки.
— Убью тебя, нечисть, — прогремел Бьярн, и наваждение тут же схлынуло.
Рейвен развел руками, словно говоря: «Я только показал».
— Значит, значит… — Маре так трудно оказалось произнести это вслух. — Вы все же убиваете!
— Лестаты — убивают. Но ни я, ни члены моей семьи не убили ни одного человека, — ответил Рейвен. — Наш клан презрительно назвали отступниками. Но я посчитал, что это небольшая плата за возможность прожить нормальную человеческую жизнь.
— Но… как?
— Настойка живисила. Отличный суррогат жизненной силы. Она утоляет нашу жажду и позволяет вести обычную жизнь. Когда мы пришли в Скир, я хотел сделать все правильно. Мне казалось, ни к чему начинать с вранья. Отправился к наместнику и рассказал все как есть. Обещал, что от нас не будет неприятностей. Построим хутор в лесу, станем изготавливать настойку для себя и на продажу. Ему лично в руки я каждый месяц относил пятьдесят монет. На Севере на такие вещи смотрят проще, жизнь там суровая. Наместник решил, что мирное поселение разумной нечисти, приносящее доход, всяко лучше стада шатунов… Мы, кстати, город от шатунов защищали как могли… Почему-то я думал, что нас оставят в покое.
Он какое-то время молчал, глядя перед собой. Потом вновь нацепил свою непроницаемую маску, рассмеялся. Вот только смех вышел нерадостным.
— Каким я был идиотом! Верить людям! А мы ведь даже детей воспитывали так, что каждый считал себя человеком. Настойка живисила, которую они принимали с младенчества, не позволяла почувствовать жажду крови. Правду о том, кто они такие, мы раскрывали им только в день совершеннолетия, когда лестату исполнялось шестнадцать лет… Сейчас я понимаю: это стало роковой ошибкой. Один из юношей не выдержал обрушившейся на него правды, что повлекло за собой цепочку событий, закончившейся гибелью Анхельма.
— Но вы живы. Я не понимаю…
— Они нас неправильно убивали, — ответил Рейвен, и его зеленые глаза почернели, точно в них взметнулась, поднялась со дна вся тьма, что хранилась в душе с того дня. — Они убивали нас как людей.
Он усмехнулся.
— А надо было — как чудовищ…
