ГЛАВА 29
Любава очнулась на затоптанном грязном полу, где валялась, словно сломанная кукла. Она больше не чувствовала себя человеком, скорее истерзанным куском мяса. Тело, покрытое холодным потом, колотила дрожь. Сквозь провал окна зияла тьма. Неужели уже ночь? Сколько же часов прошло?
— Как больно… — прошептала она, не думая, что произносит это вслух.
— Скоро перестанет болеть, сладкая, — тут же откликнулся веселый голос за ее спиной. Они все еще здесь, они не оставят ее в покое…
Сжалась в комочек, обхватив колени руками. Лер подошел и толкнул ее в бок носком сапога.
— Понравилось, плакса? Вижу, что понравилось!
Несколько голосов рассмеялись в ответ на его слова. Любава уже знала, что умолять бесполезно, только вновь закусила изгрызенные до крови губы, уверенная, что сейчас все повторится сначала, но Лер, подумав, что она, вероятно, лишь бредила, оставил ее в покое, продолжая прерванный разговор с рекрутами.
— Значит, так и сделаем: Берт останется караулить плаксу — он нас только задерживать будет. Остальные идут рыть могилу. Не хватало еще, чтобы сюда дознавателя с некромантом из города прислали да разговорили наших свинок. Похороним, и делу конец, — деловито, будто говорил не о свершившемся преступлении, а о чем-то обыденном и простом, подытожил Лейрас.
«Я еще жива, — билась в голове Любавы мысль. — Я ведь жива…»
Конечно, Лейрас это знал. Потому что дальше принялись обсуждать, каким образом избавиться от девчонки, оказавшейся на удивление очень живучей.
— Я думал, когда Лейрас и ты, Глузд, на пару ее, ну… того… Так у нее и дух вон, — смеясь, напомнил кто-то, словно рассказывал о чем-то забавном.
Любава содрогнулась и прижала к животу обвязанные тряпками руки. Даже вспоминать было больно.
— А если отроются и пойдут шататься? — обеспокоенно уточнил кто-то. — Надо камнями сверху завалить.
— Я слышал, если живьем хоронить, то человек земли наглотается и уж не встанет, — добавил другой. — Можно еще и камнями сверху.
Идея понравилась. Никого, похоже, не смущало, что живьем собираются похоронить ни в чем не повинную девушку, не желая убить ее хотя бы из милосердия.
Любава застонала от ужаса, на крик просто не хватило сил. Разве могла она сегодня утром подумать, просыпаясь в своей уютной постели, о том, что ночью умрет такой мучительной и страшной смертью?
— Берт, следи, чтобы не уползла, — бросил Лейрас.
Ушел было, но потом вернулся, присел на корточки рядом с Любавой.
— Я бы тебя еще разок, пожалуй, поимел на прощанье, но ты теперь грязная вонючка. Утром была такая высокомерная, нос задирала. Хотя сладкая, заразочка, этого не отнять. А теперь посмотри, что с тобой стало — валяешься в грязи, где тебе самое место.
Он вновь накрутил на палец ее локон, а потом вдруг отхватил кинжалом у основания, так близко к коже, что выступила кровь. Любава не видела, но знала, что он снова его нюхает. От этой мысли затошнило.
— На память оставлю, — усмехнулся тот, кого неопытная и наивная девушка приняла за прекрасного принца и кто на деле оказался страшнее любой нечисти.
Рекруты во главе с Лейрасом ушли рыть могилу для нее и дедули, Берт остался караулить. Любава слышала по шагам, что ему не по себе оставаться рядом с ней: Берт ходил туда-сюда по комнате, нервничал. Из-за подспудного чувства вины ему неприятно смотреть на нее. Дедуля говорил, как ему дознаватели рассказывали: убийцы, указывая место преступления, часто не могут заставить себя приблизиться к жертве.
Вспомнила про дедулю, чье тело так и лежало ничком у разоренных полок. А потом и про могилу…
Все, что произошло дальше, было продиктовано отчаянием. Любава не рассчитывала остаться в живых, но еще страшнее быть похороненной заживо.
«Если он не смотрит на меня, я могу попробовать освободить руки!» — подумала она, поворачиваясь в сторону Берта, чтобы точно знать, когда он смотрит, а когда нет.
Берт поднял с пола стул, уселся: долго ходить после укуса змеи он пока не мог. Увидел, что Любава повернулась и смотрит на него.
— Эй, ты чего это? Отвернись! Зенки свои убери, кому сказал!
Любава продолжала сверлить его глазами: или выведет рекрута из себя и Берт ее задушит, или заставит отвернуться — тогда она освободит руки и кинется на него. Силы неравны, и Берт забьет ее до смерти. И тот, и другой вариант ее устраивал.
Берт грозно поднялся, но постоял секунду и, кряхтя, опустился на место: опухшая нога давала о себе знать.
— Да смотри. Недолго тебе осталось глаза лупить.
Поднял с пола изуродованную книгу, принялся листать, разыскивая картинки. Любава вздохнула, осторожно-осторожно поднесла руки, замотанные тряпками, ко рту и стала зубами развязывать узлы. За несколько часов узлы ослабли, а кое-где она сумела прогрызть саму ткань. Через пару минут правая рука оказалась свободна, с левой все пошло еще быстрее. Любава пошевелила пальцами: они сильно онемели и почти не гнулись. Ничего, главное — добраться, ухватить Берта за руку. Он ее, конечно, убьет, но напоследок и она ему жизнь испортит.
Прикрыла руки тряпками, выжидая подходящий момент, но и тянуть было нельзя: с минуты на минуту вернется Лейрас с рекрутами. Вернутся за ней и дедулей… В тот момент, когда Берт нагнулся за очередной книгой, Любава кинулась на него, вложив в этот рывок всю свою оставшуюся невеликую силу.
Голова тут же закружилась, а ноги ослабли, но, уже падая, Любава вцепилась в его запястье. Обеими руками за одно — бычачье, почти неохватное. Решила: не отпущу, даже когда начнет лупить свободной рукой, пытаясь стряхнуть.
— Эй, ты чего? — заорал он, в первую секунду опешив, а потом почувствовал, как похолодела его рука, как она начала отниматься. — А ну пусти, тварь некромантская!
Он поднялся во весь свой немаленький рост, принялся трясти рукой, но Любава вцепилась намертво. А потом еще, изловчившись, обхватила его ногами. Берт уперся свободной рукой ей в грудь, отпихивая от себя, — бесполезно. Ударил по лицу еще и еще раз. Любава чувствовала, как кровь бежит по губам, но только улыбнулась, чувствуя, что конец близок.
И эта улыбка на окровавленном лице лишила Берта последних остатков самообладания. Он закричал, завыл, попятился и, споткнувшись, упал на пол. Любава так же крепко сжимала его запястье, чувствуя, как жизненная сила Берта наполняет ее. На вкус он оказался, словно болотная вода, — нестерпимая гадость. А еще Любаву тошнило от осознания того, что она делает: сознательно убивает человека. Причем убивает того, кого ранее спасла. Но жгучее желание жить, охватившее ее, оказалось сильнее любых принципов.
Любава поняла, что побеждает, а ведь даже не надеялась, что переборет этого огромного быка. Никогда не думала, что у нее столько силы, но неудивительно — ведь до этого момента ей убивать не приходилось.
Берт затих и перестал двигаться, но еще дышал, и сердце билось. Можно было отпустить его сейчас, он больше не мог причинить вреда, но Любава продолжала пить до тех пор, пока поток жизненной силы не иссяк.
Поднялась на ноги, оглядываясь и тяжело дыша. Она читала в книге, которую купил дедуля, что некроманты, получив чужую жизненную силу, могут оправиться от самых тяжелых ран, причем очень быстро. Любава не думала, что это возможно, но сейчас ощущала, как боль и слабость покидают тело.
Она сможет идти. Она сможет бежать! Прямо сейчас! Нашла платье, отброшенное к стене. Теперь оно выглядело, как изношенное и старое. Надела прямо на голое тело. В таком разгроме отыскать сапоги не представлялось возможным — на это нет времени. Ничего, пойдет босиком.
Но вот уйти, не попрощавшись, Любава не могла. Дедуля лежал ничком на полу, седые волосы испачканы кровью. Любава погладила его по голове, поцеловала. Такой холодный… Она бы, не раздумывая, отдала всю свою силу, всю свою жизнь, чтобы вернуть его назад. Увы, это было не в ее власти. Тот, кто вернется, больше не будет умным, заботливым и любящим профессором Вигге, ее дедулей Биргером. Так же, как и она после этого дня не останется веселой, наивной и беззаботной девчонкой.
— Спасибо тебе за все, дедуля, — прошептала она.
Показалось, будто на стене качнулась тень от масляной лампы и тихий голос сказал: «Беги, зайчонок».
И она побежала. Ледяной воздух поймал ее в свои объятия, так что дыхание перехватило. Но зато и голова прояснилась.
Сначала Любава бежала по знакомой тропинке к деревне Зилушки, самой ближней к ним, потом опомнилась, что Лейрас знает эту дорогу. Да и в Сморилки бежать страшно. Догонят, схватят и убьют. Теперь, когда она обрела свободу, умирать тем более не хотелось. И Любава решила пробираться в сторону Корни-Кэша. В столице затеряться легче и идти не так далеко.
Она шла почти три дня, ничего не ела, только пила воду, если встречала по пути ручейки. Спала по чуть-чуть, зарывшись в прелую прошлогоднюю листву.
Сначала она не знала, что будет делать в городе. Может, станет просить милостыню. Или попросится в храм Всеединого Бога послушницей. Хотя, говорят, туда берут только невинных девушек, а значит, она уже не подходит. Любава нервно захихикала, вытирая слезы. А может, дойдет и умрет в какой-нибудь канаве. Зато свободная!
Когда усталость в очередной раз сморила ее, ей привиделась их чистая комнатка, залитая светом. Стол с чернильницей, белый лист бумаги и книга, раскрытая посредине, на разделе: «Экзамен в гильдию некромантов». Любава знала, что у нее никогда не было книги с таким разделом, но вспомнила, как дедуля мельком упоминал о том, что экзамены на вступление в гильдию проводят как раз ранней весной.
— А я бы сдала, как думаешь? — спросила она с любопытством.
— Думаю, да. Ты уже знаешь все, что необходимо, — подумав и взвесив все, ответил профессор Вигге. Он всегда был честен с ней и обманывать бы не стал.
В гильдию она не собиралась, но услышать ответ дедули оказалось лестно.
«Я попробую, — подумала она. — Умереть в канаве никогда не поздно».
Любава не помнила, как оказалась на пороге того дома на окраине столицы. Постучала и рухнула без сил, уверенная, что так и останется лежать на крыльце, но пожилая одинокая женщина отперла дверь и приютила девчонку, у которой, видно, стряслась какая-то беда. Лезть с расспросами не стала, зато подарила старенькую шаль и разношенные башмаки и объяснила, как добраться в Академию темных искусств, где как раз проходили экзамены в гильдию.
Секретарь комиссии, вносящий имена кандидатов в список, оглядел ее с ног до головы красноречивым взглядом.
— Вы ведь не заканчивали Академию? — уточнил он. — Однако планируете сдать экзамен?
— Да, — коротко ответила Любава.
Что-то во взгляде хрупкой девушки его убедило.
— Имя? — спросил он, занеся перо над бумагой.
— Морана, — ответила она, сама не понимая, что толкнуло ее на это.
Смерть… Теперь это для нее самое подходящее имя.
