Глава 23
Лизе очень хотелось раздавить Бондаренко, но тот успел отскочить в сторону – мимо промелькнуло его ошарашенное лицо. В зеркало она увидела, что немцы вскинули автоматы – но Бондаренко закричал и замахал руками, запрещая стрелять. Лиза лишь крепче вцепилась в огромную баранку руля.
Не сбавляя ходу, она гнала машину в сторону Байдарских Ворот. Тяжелый лимузин казался ей норовистым жеребцом, готовым сбросить с себя неопытную наездницу. На каждом повороте инерция несла «паккард» вперед, а не туда, куда уходила гудронированная полоса, и Лиза всякий раз, стиснув зубы, ждала, что теперь-то автомобиль непременно слетит с шоссе. Съехать бы на боковую дорогу, свернуть на проселок – а то, не дай бог, Бондаренко догонит или кто-нибудь обстреляет, – но она так разогналась, что пропускала все развилки или не рисковала резко тормозить, опасаясь перевернуть машину.
Поглощенной движением, ей некогда было следить за тем, как разворачивался над головой воздушный бой; а он шел далеко не так, как хотелось бы беглецам. Пилотов, вылетевших на охоту за десантом, поджидал неприятный сюрприз. Со стороны восходящего солнца, словно ястребы на цыплят, на них заходили стремительные германские истребители, безжалостно поливая кургузые «ишачки» кинжальным огнем. Один «ишачок», пробитый пулями, взорвался прямо в воздухе, обрушившись на землю дождем обломков. Другой, беспорядочно кувыркаясь, свалился в море. Еще один вошел в пике с протяжным воплем смертельно раненного существа. Поле боя явно оставалось за немцами – но тут в сражение вступил новый участник.
В небе над горами появился огромный самолет. Рядом с ним даже немецкие транспортники казались карликами, а от гула его восьми мощных моторов дрожала сама земля. Его чудовищные крылья сами по себе могли послужить аэродромом, под ними на массивных опорах крепились длинные лодки-обтекатели для колес, а по обоим концам каждой из них размещались не жалкие авиационные пушечки, а настоящие орудия, закрытые щитами, более пригодные для танка или даже эсминца. Над застекленной клеткой-кабиной в носу крылатого гиганта высовывались еще два ствола, установленные в поворотной башне наподобие корабельной. Он бесстрашно и неторопливо плыл по воздуху, весь ощетинившийся пушками и пулеметами, неуязвимый для вражеских истребителей – те же от его шквального огня загорались, как спички.
– «Пересвет»! – восторженно воскликнул Павел. – Я видел его в кинохронике!
«Пересвет»! Это о нем вчера говорил Евгений! Но не может ли быть так, что сам он сейчас сидит за штурвалом, ведя могучую машину в бой? Едва эта мысль посетила Лизу, она непроизвольно обернулась вслед самолету. Но тут же, опомнившись, вновь схватилась за руль, пока «паккард» не слетел с дороги.
– Это не бомбовоз, а какой-то воздушный дредноут! – комментировал Павел. – Сколько же там народа в экипаже? Человек двадцать, не меньше! К такому попробуй сунься!
Он был прав: немецкие истребители, не желая связываться с грозным противником, убрались прочь, и казалось, что «ишачки» под прикрытием могучего «Пересчета» могут безнаказанно добить оставшиеся транспортники, но по небу с сухим свистом промчалась быстрая тень, и роли вновь поменялись. Над одним из моторов бомбардировщика взвились языки пламени. Его стрелки во всю мочь палили вслед новому врагу, но остроносый самолет с широкими треугольными крыльями, под которыми были приделаны две толстые трубы вроде сосисок, с легкостью увернулся от их огня. Сделав петлю, он снова зашел на «Пересвет», спокойно расстреливая бомбардировщик, как неподвижную мишень.
Павел, разинув рот, смотрел на странный самолет во все глаза. Потом он вышел из ступора и завопил, не то в ужасе, не то в восхищении:
– Я знаю, что это такое! Это реактивный истребитель! Смотрите, Аркадий Аристархович! – дергал он профессора за рукав. – У него винтов нет! Мы все еще с поршневыми моторами возимся, а немцы уже реактивную тягу освоили!..
Огненная завеса вокруг «Пересвета» как будто бы уравнивала его шансы в борьбе с крохотным врагом. Но необыкновенная скорость и верткость реактивного самолета давали ему колоссальную фору над неповоротливым гигантом. Он словно опутывал бомбардировщик причудливой сетью петель и виражей, при всяком удобном случае всаживая в его бронированные бока еще одну-другую очередь. «Пересвет», завывая неповрежденными моторами, пытался уйти за перевал. Но когда к безвинтовому истребителю присоединился брат-близнец, стало ясно, что бомбовоз обречен. Дымом окутался еще один из его моторов, загорелся изрешеченный хвост, и под брюхом «Пересвета» повисли купола парашютов. Уцелевшие летчики покидали гибнущую машину. Бомбовоз, оставшись без управления, исчез за горами, и вскоре со стороны Яйлы долетел громовой удар, а затем над кромкой каменной стены встал столб черного дыма, грязным шлейфом растекаясь по синему небосводу.
Лиза прикусила губу, чтобы не разрыдаться. Почему ее надежды всякий раз оказываются разрушены самым неожиданным образом? У врагов в запасе находятся все новые и новые кунштюки, и сражаться с ними – все равно что играть против шулера, с неимоверной ловкостью достающего карты из рукава! Но хуже всего было незнание того, что сталось с летчиками, – и Лиза не смела себе признаться, что ее гложет тревога за одного из их числа. Успели ли они спуститься на землю? Или были расстреляны в воздухе страшными истребителями?
Уйдя в переживания, она почти машинально повернула руль, когда от шоссе в сторону моря плавно отделилась пыльная гравийка. Чуть ниже виднелись крыши какого-то поселка. Там-то и можно будет спрятаться, переждать до тех пор, пока десант не сбросят в море или переловят. Не станут же немцы обшаривать каждый дом? Но когда Лиза уже готова была поверить, что им наконец удалось улизнуть от Бондаренко, в моторе «паккарда» раздался страшный скрежет, машина дернулась и встала.
Выбравшись из машины, Лиза поспешно подняла тяжелую боковину капота, только сейчас обратив внимание на курившийся над мотором легкий дымок. Зрелище того, как барышня в сильно декольтированном бальном платье лезет в механические потроха лимузина, вероятно, вызвало бы у случайного наблюдателя лишь улыбку, но Лизе было не до смеха. Все то, чему ее учил про автомобили Боба, вылетело у нее из головы, оставалось лишь растерянно разглядывать детали, названий которых она не помнила, и тщетно ожидать какого-то наития, способного подсказать ей, в чем причина поломки и как ее устранить.
– Смотрите, Лиза! – заметил Павел, доказывая, что разбирается не только в машинах Тьюринга. – Тут все в масле!
После его слов Лиза сама убедилась, что вся внутренняя поверхность боковины густо залита маслом. А Павел уже указывал на рваную дыру в крыле машины рядом с фарой. Очевидно, одна из пуль все же попала в «паккард», пробив маслопровод, и все масло из него выхлестало на боковину капота и на нижнюю часть двигателя. Ну а что мотор без масла работать не станет, мог бы сообразить даже ребенок.
Захлопнув капот, Лиза объявила:
– Дальше вам придется пешком…
– Нам? – не понял Павел. – А как же вы?
– Куда мне – с моей-то обувью… – ответила она обреченно. – По такой дороге – да в этих туфлях? А тем более босиком!
– Я могу вас на руках понести! – предложил Павел с неслыханной отвагой.
– Перестаньте, Павел! Поберегите силы – вам, может, еще Аркадия Аристарховича придется на себе тащить! И не переживайте за меня так, немцы не такие дикари, чтобы убивать одинокую беззащитную женщину!
Было у нее еще одно соображение, о котором она не стала говорить спутникам. На земле под капотом уже понемногу растекалось масляное пятно; другое виднелось чуть выше по дороге. Что, если весь их маршрут отмечен подобными следами и Бондаренко, раздобыв машину, без труда догонит беглецов? Найдя брошенный «паккард», он поймет, что они где-то рядом, и не успокоится, пока их не отыщет. А если она останется здесь, быть может, ей удастся задержать его, заговорить ему зубы, направить по ложному следу.
– Как доберетесь до людей, пришлете за мной кого-нибудь, – напутствовала она мужчин. – Да идите же скорее и прячьтесь! – махнула она рукой, про себя добавив: «Глаза бы мои вас не видели! Изобрели бы, в самом деле, что-нибудь полезное! Нет же, не нашли ничего лучшего, чем новую бомбу выдумать – да еще какую… И пусть она взорвалась, почти не причинив ущерба, и пусть второй такой нет – из-за нее уже идет война, гибнут люди и сколько их еще погибнет? А в следующий раз эти ученые что придумают – такую бомбу, что сможет земной шар расколоть?!»
Но все же Лиза, поддаваясь родственному чувству, обняла дядю и поцеловала его в щеку. Павел, поняв, что его целовать не собираются, сник, но что-то сказать не осмелился.
Отправив мужчин, Лиза смотрела им вслед, пока они не скрылись за ближайшим поворотом. Профессор, вопреки ее опасением, держался бодро. Вот только надолго ли его хватит…
Сама же Лиза устало присела на подножку лимузина. Сражение завершилось. Немцы, захватив господство в воздухе, удовлетворились этим, и моторы их самолетов гудели где-то за пределами видимости. Можно было подняться на пригорок, осмотреться, понять, что происходит в окрестностях, но Лизе не хотелось искушать судьбу, торча у всех на виду. Лишь бы дяде и Павлу удалось найти убежище! А что там дома? Дуся небось опять с ума сходит, да и тетя Клава вряд ли глаза сомкнула. Как бы они с Бобой не кинулись родных искать…
В зарослях вовсю трещали цикады, предвещая новый жаркий день. Беззаботно щебетали птицы, по земле меж камней шныряли юркие ящерки. Иногда, обманутые Лизиной неподвижностью, они подбегали к самым ее ногам, но, когда она шевелилась, застывали крохотными изваяниями, а затем проворно уносились прочь. Природа как будто не заметила недавнего рукотворного катаклизма с его страшным ночным солнцем, готовая заниматься своими делами и тогда, когда люди, благополучно истребив друг друга, исчезнут с лица земли. Но, может быть, само человечество не отнеслось к новому сверхоружию с таким же равнодушием?
Еще на шоссе Лиза удивлялась его пустоте и полному безлюдью. Она-то думала, что дорога будет забита толпами беженцев, а всего-то и увидела – ну, здесь раздавленный чемодан на обочине; ну, там брошенную машину на боку в кювете, словно все, кто мог, успели покинуть опасные места еще ночью. Может, конечно, разбежались при виде десанта, но не могли же попрятаться все разом! Стоило бы включить радио – возможно, удастся узнать какие-нибудь новости… Но как только Лиза собралась это сделать, в кустах за ее спиной раздался треск и гортанный голос окликнул ее:
– Гутен морген, фройляйн!
Из низкорослого леска вышел, добродушно улыбаясь, высокий молодой немец – натуральный тевтон, кровь с молоком. Ни в его жизнерадостном лице, ни в движениях, ни в тоне голоса не было заметно никакой враждебности или настороженности, да и чего ему опасаться, если все идет отлично? Он уцелел – не сгорел в подбитом самолете, не разбился о скалы, не сломал ногу, приземляясь в лесу, – одним словом, не операция, а воскресная прогулка, никакого сравнения с критской резней. Справиться с русскими дикарями оказалось парой пустяков, сейчас они выполнят задание – и домой… В небе светит солнце, но в тяжелом комбинезоне не жарко: утренний ветерок обдувает, а что от своих отбился – ничего, скоро нагонит, зато вот хорошенькая туземка встретилась, можно с ней полюбезничать…
Одобрительно скользнув глазами по фигуре Лизы и задержав взгляд на ее груди с соблазнительной ложбинкой, заманчиво уходившей под кромку ткани, он подошел к машине и спросил:
– Гибт’с проблеме, фройляйн?
Лиза, изображая беспомощную дурочку, ткнула пальцем в пробоину на крыле автомобиля, затем неопределенным жестом охватила окружающую местность и небосвод.
– Флюгцойг – шиссен! – кое-как объяснила она, разом перезабыв все глагольные спряжения.
– Зо-зо!.. – поцокал языком немец, открывая капот.
Причину аварии, в отличие от Лизы, он обнаружил сразу же, немедленно указав ей на пробитый маслопровод, а затем вытащил и продемонстрировал сухой масляный щуп.
– Оль – нихтс! – объяснил он, снисходя до ее языкового уровня. – Кайн оль – капут мотор, капут цилиндер!
Он с грохотом опустил боковину капота, щуп просто-напросто бросив себе под ноги, а затем, еще раз смерив Лизу взглядом, ухмыльнулся, осклабился: «Золх гроссес ауто фюр золх кляйнес фройляйн!» – и, не удержавшись, позволил себе вольность: облапил маленькую фрейлейн, стиснул в медвежьих объятиях, огромной ладонью пару раз похлопав ее по заднице, но тут же выпустил и покровительственно засмеялся, чувствуя себя джентльменом, наследником рыцарских традиций: не бойся, не обижу, я здесь только временно, а вот вернемся насовсем, тогда посмотрим…
Шарахнув башмаком по крылу издохшего от смертельной раны «паккарда», он развел руками:
– Нихтс цу махен. Шаде!
Неизвестно, о чем он сожалел – о том ли, что не удалось помочь барышне, или о том, что придется и дальше топать пешком, а может, еще и о том, что не время и не место охмурить и оприходовать подвернувшуюся бабенку – вон какие в этом американском драндулете сиденья, прямо-таки диваны!..
– Ауфидерзеен, фройляйн! – напоследок помахал он рукой и зашагал в сторону поселка.
Лиза же после его ухода задумалась над тем, что не помешало бы разжиться чем-нибудь для самообороны. С немцами ей, положим, все равно не справиться, но мало ли какая шваль или мародеры могут встретиться там, где идут боевые действия! Постойте, ведь в машине должна лежать трость Бондаренко! Точно – вот она, на полу под приборной доской. Лиза изучила трость, взяв ее в руки. Кнопка, высвобождающая лезвие, отыскалась в набалдашнике, сделанном в форме львиной головы, – Лиза, вздрогнув, чуть не выронила трость, когда нажала на язык льва, высунутый из пасти, и скрытая пружина моментально выбросила наружу клинок, сверкнувший солнечным бликом.
Лиза не без труда загнала клинок обратно в трость, уперев острие в подножку машины. Теперь бы еще придумать, как приспособить это оружие к делу. Не тащить же трость с собой – это и нелепо, и подозрительно, и Бондаренко, если поймает беглянку, мигом отнимет… Вертя трость в руках, Лиза размышляла о том, как бы извлечь из нее стальное жало – его-то можно спрятать где-нибудь в одежде. Но она не знала, как разломать трость, опасаясь покалечиться о пружину – наверняка очень мощную.
Ее размышления прервал гудок. Напротив нее стоял дряхлый, раздолбанный открытый «форд» на колесах с проволочными спицами, а с водительского места ей улыбался давешний немец, вероятно реквизировавший машину в поселке или просто угнавший ее: эту развалюху не составляло труда завести простым гвоздем.
– Фройляйн, комм хер! – окликнул он Лизу. – Немей зи плятц! – и, поскольку фрейлейн не торопилась, нетерпеливо прикрикнул: – Шнеллер!
Не дожидаясь, пока окрик подействует на непонятливую барышню, он выскочил из машины с намерением схватить Лизу за руку, но увидел у нее трость и спросил заинтересованно:
– Ист эс ир? – что означало – «ваше?».
– Найн, найн! – поспешно открестилась Лиза, будто ее уличили в чем-то постыдном или подсудном, и пояснила: – Нашла тут, у дороги.
Немец отобрал у нее трость, осмотрел ее, взвесил в руке, сказал удовлетворенно: «Шёнэс цойг!» – и зашвырнул трофей на заднее сиденье, объяснив: «Цум ан денкен!» Затем, приобняв Лизу за талию, подтолкнул ее к машине. И лишь когда Лиза уже сидела рядом с ним, выяснилось, что бравый ариец не просто захотел оказать услугу застрявшей на дороге дамочке. Едва древний фордик стронулся с места, немец стал выяснять у пассажирки, где находится гора Кошка.
Сразу же услышав знакомое слово, Лиза, однако, сперва лишь переспрашивала: «Вас?», и лишь на третий или четвертый раз ее лицо осветилось улыбкой понимания: «Ах, Катцберг!» И тут же она уверенно указала налево, в сторону Байдарских Ворот: «Дортхин!»
Не собиралась она везти тевтона на встречу с его сотоварищами – тем более что с ними, скорее всего, находился и Бондаренко. На перевале же, глядишь, удастся найти своих – наверняка ведь там выставили заставу после всех ночных событий! А если Лизу уличат в обмане – то что с нее взять? Она – топографическая кретинка, на местности не ориентируется и вообще вопроса не поняла.
Удовлетворенный немец кивнул: «Гут», извлек пачку сигарет и предложил Лизе:
– Раухен зи?
– Найн! – помотала головой Лиза.
– Ви зи вюншен, – сказал тот и задымил сигаретой.
Лиза надеялась, что на этом общение с немцем закончилось, однако тот оказался разговорчивый. Не прошло и пяти минут, как он уже спрашивал у пассажирки, указывая на ее бальное платье:
– Вас, танцен ди нахт хиндурх?
– Йа, – кивнула Лиза, понимая, что он не отвяжется. Как же, танцы всю ночь напролет! Нечего сказать, те еще были танцы!..
– Гут, – хмыкнул тот и подмигнул: – Танцен ист гут: шёне медхен, умармунген, кюссхен…
Так-так. Красивые девушки, объятия, поцелуи. Чем дальше, тем меньше ей нравился этот игривый тон. Немец, однако, не отставал.
– Ви хайсен зи? – пожелал он знать, как ее зовут, и, поясняя вопрос, представился сам: – Их бин Хельмут.
– Элизабет, – неохотно ответила Лиза.
– О-о, Лизхен! Вундербар! – пришел в восторг немец, точно приобрел в ее лице еще один сувенир. – Их хаб айне кляйне швестер, Лизхен, – сообщил он, показывая правой рукой рост своей младшей сестренки, а затем его ладонь по-хозяйски легла на колено пассажирки, но, впрочем, надолго там не задержалась: на крутом повороте пришлось переключить передачу. Лиза же тем временем незаметно отодвинулась и прикрыла колени руками. Немцу это не слишком испортило настроение, его явно начинало беспокоить другое – они проезжали километр за километром, а никого из своих не попадалось. Хельмут все подозрительнее посматривал на попутчицу, а та изо всех сил демонстрировала полную безмятежность. Наконец короткий туннель вывел машину к Воскресенской церкви, красиво возвышавшейся над отвесным утесом, и дорога резко пошла на подъем, к Байдарским Воротам. Тут немец не выдержал. Не переставая рулить, он обернулся к Лизе и гневно вопросил:
– Лизхен, вас ист дас?! Во ист дер Катцберг?!
– Дорт, дорт! – Лиза, съежившись, упорно указывала в сторону перевала.
Хельмут уже готов был остановить машину и вытрясти из своей пассажирки правду, когда впереди с крутого склона на дорогу выбежал человек в летном шлеме.