Глава 22
Стояла такая тьма, что хоть глаз выколи. Убедившись, что вокруг тихо, Лиза протянула руку в сторону двери, отыскала ручку и медленно надавила на нее. Дверь бесшумно приоткрылась, впустив в салон бодрящую ночную прохладу. Лиза осторожно сползла по сиденью к его краю, а затем перенесла ноги через подножку и нащупала босыми ступнями острые камни. Заранее прикусив губу, она уперлась ногами в землю и потихоньку поднялась с сиденья, стараясь не допустить, чтобы предательски заскрипели пружины. Наконец, перестав чувствовать голой кожей шершавую поверхность сиденья, она подалась вперед, прочно встала на ноги и, не медля ни секунды, устремилась прочь, по крутой тропинке, которая когда-нибудь должна была вывести ее к морю.
Ночь морочила ее, обращаясь то в скрюченные пальцы держидерева, лезшие в лицо, то в ветви дубов, нависавшие над головой растопыренными клешнями, а мельтешение пятен перед глазами вдруг складывалось в фигуру человека или чудища, готового к прыжку. Лиза обмирала и, лишь приглядевшись, понимала, что темнота сыграла с ней злую шутку. Тогда она снова осторожно шла вперед, чтобы через пару шагов вновь испугаться очередного фантома, порожденного мраком. В душном воздухе между деревьями было полным-полно какой-то невидимой паутины, и Лиза не раз и не два тщетно проводила по лицу рукой, пытаясь смахнуть ее несуществующие нити.
Поначалу она не слышала ничего, кроме собственного дыхания и шороха больно впивавшихся в пятки камней на тропинке, но когда в очередной раз приостановилась и прислушалась, то поняла, что уши ее не обманывают: позади явственно раздавался треск сучьев. Кто-то шел за ней следом, ломясь напрямик через лес. Преодолев испуг, заставивший на миг замереть, Лиза ускорила шаги. Она бежала, расшибая ноги, колючие кусты в кровь раздирали ее голое тело, груди не хватало воздуха, но погоня с каждым мигом была все ближе и ближе.
Море, готовое защитить ее, было совсем рядом – волнующее, манящее, дышащее свежестью и свободой. Лиза уже ступила на влажные камни, омытые его волнами, но отшатнулась, охваченная внезапным ужасом, сдавившим горло, – над фосфоресцирующей гладью из черной воды ей навстречу поднималась Варвара Горобец: с бельмами мертвых глаз на зеленом лице, в облепившей тело одежде, с клочьями мохнатых водорослей, застрявших в лохмах слипшихся волос. Спасаясь от страшного видения, Лиза бросилась обратно на сушу – но там ее уже ждал вылезший из-под прибрежных камней Жорж, сжимая в вытянутой руке окровавленные ножницы. Бежать было некуда. Слева на нее наступал Харуки, сияющий во тьме рыжиной в волосах и оскалом зубов, справа надвигался Ковбасюк, лыбясь так, словно готов был взорваться, распираемый сиплым смехом.
Не зная, как вырваться из их круга, Лиза застыла на месте, беспомощно прижимая руки к груди. Страшные фигуры медленно приближались, двигаясь в ритме беззвучного танца, а затем мрак, из которого они вышли, еще больше сгустился и принял форму их повелителя. Все было при нем: и корявый шрам на щеке, и пиджак с оторванной пуговицей, и ледяное мерцание глаз, и трость с блестящим клыком, готовым пронзить ее и насадить на себя, словно жучка на булавку. Он шагнул к ней, подхватил на руки, и тотчас же вновь налетел тот самый бешеный вальс, невыносимый в своей жуткой красоте, и понес ее вверх, по головокружительной спирали, все выше и выше, безвольную и на все готовую, туда, где не осталось уже ничего, навстречу сладкой гибели в объятиях этого человека.
И когда уже не было никаких сил вытерпеть эти муки блаженства и покорности, Лиза очнулась, сбросив с себя тяжесть душившего ее кошмара. Спросонья ей никак не удавалось понять, где она находится. Когда глаза чуть-чуть привыкли к темноте, она разглядела слабо поблескивавшие колбы на стеллаже и наконец догадалась: это же дядина лаборатория! В мозгу еще кружились, понемногу рассеиваясь, образы, привидевшиеся во сне: бегство по ночному лесу, мертвый Жорж, страшная полуночная заря над морем… От облегчения Лиза даже всхлипнула: какое счастье, что все это ей только приснилось! Она лежала, блаженно улыбаясь этой мысли, но затем дернулась, будто ужаленная – что же она тут прохлаждается? Ведь дядя ничего не знает! Скорее найти его и предупредить!
Вскочив с дивана, вспомнила о своей наготе, но тут же поняла, что не имеет ни малейшего представления, где оставила одежду. Лиза заколебалась было, но чувство долга взяло верх. Стоит ли думать об условностях, когда счет идет на минуты? В конце концов, найдется для нее какой-нибудь халат. Ежась при мысли о том, как нелепо получилось – угораздило же в такой важный момент оказаться голой, – она поспешила к двери, положение которой выдавала полоска призрачного света, пробивавшегося из коридора.
Но это была не дверь. Перед Лизой предстало начало едва освещенного узкого лаза, уходившего в недра не то цеха, не то какого-то гигантского механизма. По обе его стороны теснились непонятные массивные установки, дышавшие нагретой смазкой и жженой резиной, тянулись шланги в блестящих гофрированных кожухах и хитросплетения разноцветных проводов, выпирали толстые ребра трансформаторов, и все это жило какой-то своей машинной жизнью: тускло перемигивались сигнальные лампы, что-то щелкало, угрожающе гудело, урчало, булькало или разражалось сухим стрекотом. Чувствуя себя совсем чужой в этом царстве железа и электричества, Лиза с опаской двинулась по проходу, отшатываясь, когда ей чуть ли не в лицо вдруг с шипением била струя пара или за решетками, преграждавшими доступ к внутренностям агрегатов, с громким треском начинало что-то искрить. Как она ни старалась, локтям и бедрам не удавалось избежать чувствительных столкновений с твердыми выступами, а под ноги то и дело попадались покрывавшие неровный цементный пол какие-то липкие пятна, вызывавшие брезгливое желание поскорее отмыться от этой гадости. Порой, по недосмотру дотронувшись пальцами до металла, она отдергивала руку, получив ощутимый удар током. Кое-где приходилось подниматься по шатким лесенкам или перебираться над толстыми трубами по мосткам из стальных листов, гремевших даже под ее легкими шагами, а лабиринт все тянулся и тянулся, и казалось, ему не будет ни конца ни краю.
Решив, что заблудилась окончательно, далеко перед собой Лиза неожиданно увидела смутно знакомую фигуру. Когда пригляделась получше, никаких сомнений не осталось: она точно знала, кому принадлежат эта фуражка и белый китель.
– Евгений! – закричала она во всю силу легких, и ее голос загремел среди лабиринта раскатистым эхом.
Услышав ее призыв, он обернулся – но что это? Как она могла так обмануться?! Перед ней стоял самый ненавистный для нее человек, ее мучитель, добравшийся до нее даже в этом странном месте!
Не в силах видеть его торжествующую улыбку, она бросилась прочь, но не сделала и пары шагов, как ее ноги приросли к полу, а из груди вырвался придушенный звук – не то визг, не то вой.
Прямо на нее надвигалось человекоподобное чудище с клешнями вместо рук и гладким пустым лицом, на котором горела ослепительным светом пара огромных глаз, казалось способных прожечь все, на что упадет их взгляд. В поисках спасения Лиза метнулась в кстати подвернувшийся боковой проход – но и там ей навстречу шло такое же чудовище и так же пылали огнем его глаза. Еще один проход – и снова двуногий монстр, готовый испепелить ее огненными лучами. Она кидалась из стороны в сторону, но всюду, куда бы она ни сворачивала, путь ей преграждали все новые и новые механические монстры. Обезумев от ужаса, она мчалась куда глаза глядят, у нее за спиной что-то с грохотом валилось, гремело, трещало и взрывалось, но она бежала, спотыкалась, падала, вскакивала и бежала снова, среди застилавшего глаза дыма, оглушающего грохота и пламени занимавшихся пожаров. Пол проваливался и уходил из-под ног, она карабкалась куда-то по рушащимся лестницам, цепляясь за перила, не чувствуя боли, забыв обо всем, с одной мыслью – вверх, туда, где под самым потолком снова маячил и как будто бы ждал ее знакомый китель. Из последних сил она кричала ему, но как бы он услышал ее, если она сама не слышала своего голоса? Она была уже совсем с ним рядом, когда он, то ли не заметив ее, то ли устав дожидаться, шагнул прочь. Сделав отчаянный рывок, она уже почти нагнала его, когда он, открыв какую-то дверь, исчез за ней. Лиза опоздала на долю секунды. Дверь с железным лязгом захлопнулась у нее перед самым носом…
Вздрогнув, Лиза открыла глаза и несколько секунд пыталась отдышаться, слыша, как в груди яростно колотится сердце. Разбудивший ее лязг еще звенел в ушах – очевидно, его произвела дверца машины, закрытая Бондаренко. В сероватой рассветной мгле, спускавшейся с небес вслед за отступающей ночью, Лиза увидела, что шпион уже не сидит напротив нее, его затылок возвышался над приборной панелью. Рядом всхрапнул, просыпаясь, профессор. Бондаренко крутил ручку настройки приемника. Динамик шипел и свистел, порой срываясь в залихватское улюлюканье, словно какие-то демоны эфира решили поиздеваться над усилиями людей подслушать их разговоры. Сквозь шум и треск пробивались куски музыки или осмысленной речи и тут же уносились прочь. Обрывки сообщений, слова приказов, три-четыре такта песни вырастали из электрических бурь, бушевавших в недоступных глазу над-мирных сферах, и сменяли друг друга, подобно клочковатым тучам на бурном небосводе.
Приемник в салоне машины, скрытой в чащобе где-то на склонах Крымских гор, превратился в рупор, сквозь который на пассажиров «паккарда» изливался весь мир.
«…Выразил восхищение доблестью защитников Мальты…» – вещал диктор-англичанин. Его перебивал новый голос, прилетевший из Нью-Йорка или Вашингтона: «…понский премьер-министр в ответ на ноту американского правительства…» Эта воинственная риторика сменилась прогнозом погоды для тех, кто еще только-только продирал глаза на просторах другого континента: «…в Санкт-Петербурге восемнадцать градусов, небольшой дождь. В Вятке, Симбирске и Самаре двадцать два – двадцать пять, возможны дожди…» Звуки русского языка тоже растворились в свистопляске радиоволн, а в приемник пробился рев сотен глоток, звучавший грозно, накатом штормового прибоя, и нечленораздельно, как и положено стихийной силе: «Зит – хайль!..» Но Бондаренко и к этому триумфу воли остался равнодушен, крутя ручку дальше.
Кажется, наконец он попал на то, что искал: приемник опять заговорил по-немецки, и агент застыл, не спеша переходить на другую волну. Видимо, в этой сводке о новых успехах германских войск содержалось что-то предназначавшееся только для его ушей, потому что, выключив на середине передачи радио, Бондаренко обернулся к пленникам, лучась почти нескрываемым удовольствием.
– Готовьтесь к торжественной встрече! – объявил он. – Очень скоро нас удостоят своим визитом части Седьмой воздушно-десантной дивизии и диверсионного полка «Бранденбург»!
Лиза опешила, еще не понимая, проснулась ли она до конца или все еще слышит это во сне. После тяжелой ночи у нее в голове вместо мозгов плескался какой-то мутный кисель, и поверить в реальность происходящего в самом деле было непросто.
– Но это же война! – наконец выдавила она и сама первая ужаснулась произнесенному. – Вы же не надеетесь, что наши власти никак не ответят на это вторжение?
– Что делать… После нынешней впечатляющей демонстрации мне ничего не оставалось, как убедить свое начальство в том, что профессора Кудрявцева и его секреты следует вывезти в Германию любой ценой! Теперь-то арийской расе будет чем раздавить мировую плутократию! Так что, Елизавета Дмитриевна, могу вас поздравить – не каждому человеку удается в одиночку развязать войну!
– Очень мило! – изумилась Лиза. – А я-то тут при чем?!
– Ну как же! – улыбнулся Бондаренко. – Если бы не ваше крайне несвоевременное вмешательство, мы бы сейчас спокойно подплывали к Констанце, а мой флю-гельдиск и вовсе бы уже был в Берлине и никакой надобности в десанте бы не возникло! Конечно, не обошлось и без моего вклада, да только, боюсь, мое имя останется никому не известным, а вот ваше войдет в анналы истории наряду с небезызвестным гетманом Мазепой. Эх вы, альтруисты… Вот и Ужов, бедолага, из-за вас погиб!
– Можно подумать, это не вы замышляли с ним разделаться!
– А зачем мне было его убивать? Бомба улетела бы к месту назначения, и Ужов бы отбыл восвояси, уверенный, что она направляется к Москве. А после всех ваших разоблачений оставлять его в живых я никак не мог. Не думаю, что вы об этом типе будете очень жалеть, только прошу вас: в следующий раз, когда затеете что-нибудь благородное, сперва хорошенько подумайте – если, конечно, женщина способна думать о чем-нибудь, кроме платьев и побрякушек! Между прочим, я рад, что вы постарались приодеться для встречи с элитными частями вермахта! Только возьмите, что ли, расческу – мне не хочется, чтобы мои соратники увидели самую красивую женщину России растрепанной.
Лиза отпрянула от его пронзительного взгляда и торопливо закрылась ладонями. Бондаренко, довольный ее смущением, жестко расхохотался и приказал, решив помучить пленницу:
– А ну-ка, переходите сюда! Тут и зеркало есть. Живей, живей! – добавил он, когда Лиза помотала головой. – Вы же не хотите остаться вдали от своего единственного защитника?
Протянутую ей расческу Лиза чуть ли не впервые в жизни взяла с отвращением.
– Придумали бы лучше, как нам умыться, – буркнула она.
Похвалу Бондаренко, вероятно, следовало считать издевкой. Нарядное платье, только вчера впервые надетое, превратилось в рубище. Впрочем, сам шпион выглядел не лучше – его костюм сейчас годился лишь на половую тряпку, исцарапанное лицо и вылезшая на щеках щетина придавали ему вид бродяги, ночевавшего в подворотне.
– О, я бы с удовольствием даже свозил вас искупаться, – ответил он, – но боюсь, на это нет времени. Пора! – сказал он, взглянув на часы.
Заведя мотор, он стал задним ходом выводить «паккард» с поляны. По лакированным бортам машины хлестали ветки, но Бондаренко не обращал на это никакого внимания.
Автомобиль, следуя по колее, проложенной им же накануне, выбрался на узкую дорогу. Пассажиры все это время всматривались поверх зарослей в девственно чистый небосвод, как нарочно беспредельно прозрачный и дававший повод задуматься над тем, почему так странно устроен мир, что события, неподвластные человеческой воле, всегда происходят совершенно не вовремя и глухая непогода налетает тогда, когда позарез требуется солнце, а в те моменты, когда совсем не помешала бы изрядная буря, небо бывает особенно ясным.
Но все же незваных гостей невольные спутники Бондаренко увидели лишь после того, как машина оказалась на шоссе и понеслась к Севастополю, удаляясь от выползающего из-за гор солнца. Над морем, представшим перед глазами Лизы в лучезарной безмятежности, словно оно, сбросив с себя угрюмую пелену мрака, нежилось под первыми дневными лучами, почти над самым горизонтом со стороны Стамбула или Варны появилось несколько темных точек, похожих на мушек. Держа курс на сближение с «паккардом», они увеличивались в размерах, и Лизе почудилось, что она вправду улавливает далекое жужжание, хотя ей вряд ли удалось бы что-то расслышать за ревом мотора.
Автомобиль черным метеором летел в тени нависавшей над самой головой Кастропольской стены, глотая версту за верстой. Висевшие над морем жуки стремительно приближались, и очень скоро уже можно было различить и раскинутые крылья, и плоские бока самолетов, и прозрачные диски винтов, заметные по зеркальному блеску воздуха, со страшной скоростью рассекаемого лопастями. Самолеты миновали границу суши и моря перед носом лимузина. И тогда мирный крымский берег увидел явление, никогда доселе здесь не виданное.
На фоне небесной лазури, в невидимом кильватере, тянувшемся за хвостами самолетов, один за другим пушинками одуванчиков раскрывались белые зонтики. Воздушные потоки разносили их над каменистым плато Яйлы, над бархатным ковром хвойных лесов у ее подножия, над серпантином горных дорог, прибивали к скальному обрыву почти верстовой высоты, но с каждой минутой зонтиков становилось все больше, они заполонили небо россыпью блеклых клякс, и многие из них, на вид такие ажурные и невесомые, с болтающимися на паутинках строп беззащитными темными фигурками, благополучно достигали земли, проливаясь на нее обильным дождем, как нежданные плоды, щедро рассыпаемые незримой рукой.
Широкое стекло давало достаточный обзор, позволяя вдосталь любоваться этим зрелищем с переднего сиденья. Но Лизе было не до восторгов. С каждым новым куполом, появлявшимся в небе, на нее все сильнее наваливалось чувство непоправимой катастрофы. Зря она надеялась, что врагам не пересечь воздушных рубежей, охраняемых бдительными защитниками. Родной авиации что-то было не видать, и десант высаживался без помех.
– Да это настоящее вторжение! – воскликнул Павел. Высунув голову в окно, он пытался сосчитать парашютистов.
– А что вы хотите! – отозвался Бондаренко. – Когда такие ставки на кону… Слава богу, я заранее позаботился, чтобы поближе к Крыму перебросили подкрепления. А вы там, говорят, кроме бомбы, еще какой-то электронный прорицатель смастерили. Что же он вам ничего не предсказал?
– Никакой это не прорицатель, – обиделся Павел. – Это вычислительная машина, чтобы рассчи…
Бондаренко, не слушая его, сбавил ход: один из куполов спускался чуть ли не на самую дорогу. Подвешенный под ним немец в толстом десантном комбинезоне снижался так стремительно, что Лиза решила: у него что-то случилось с парашютом и сейчас он разобьется. При подлете парашют, теряя форму, превратился в блин, исчез за пригорком, однако немец через считаные мгновения выскочил из придорожных кустов на гудрон.
«Паккард» затормозил и плавно остановился в десятке саженей от немца. Тот, приглядевшись, поспешил к машине, а Бондаренко, распахнув дверь, бросился ему навстречу.
– Шульц! – воскликнул Бондаренко, обнимая немца. – Конечно, кого же еще я ожидал увидеть, как не тебя? – добавил он.
По крайней мере, так Лиза поняла его слова.
– Само собой, герр майор, – ответил немец. – Кого же еще могли послать в ту кашу, что вы тут заварили! Вижу, вы уже с трофеями?
– Ага, он в своем абвере только до майора дослужился! – злорадно промолвил Павел, как будто это могло чем-то помочь ему и остальным пленникам.
– Не волнуйтесь, Павел, – ответила Лиза с тоскливой досадой. – Скоро он получит и повышение, и какой-нибудь Рыцарский крест с дубовыми листьями, если только его уже не имеет. Что ж, – процедила она сквозь зубы, – каждый добывает награды как может. Что делать, если у них пароходы льдами не затирает…
– Да, это мои трофеи, – сказал Бондаренко, представляя пленников: – Вот самый ценный – профессор Кудрявцев, а вот самый очаровательный – фрейлейн Тургенева! И герр Зенкевич в придачу.
Шульц, заглянув внутрь машины, поклонился Лизе и произнес какой-то комплимент, который та предпочла не понимать.
– Их шпрехе нихт дойч, – отрезала она, украсив свою безграмотную фразу раскатистым русским «эр».
– Махт нихтс, зи вирд лернен, – заметил Бондаренко, что означало: «Ничего, еще научится».
Чуть выше на дороге показался еще один немец, и Шульц, обернувшись к нему, замахал руками и закричал:
– Мюллер, комм хер, хер!
Шульц и Бондаренко вместе с присоединившимся к ним Мюллером и еще одним десантником начали энергично обсуждать что-то, жестами указывая то на небо, то вдоль дороги в сторону Ялты. Они говорили слишком быстро и неразборчиво, но в их речи несколько раз промелькнуло «треффпункт» и «Катцберг».
«У них место сбора на горе Кошка», – догадалась Лиза. И верно, лучшую точку для встречи трудно было придумать: скала, как две капли воды похожая на прильнувшую к морю кошку с острыми ушками, шейкой и бугром спины, служила превосходным ориентиром, который безошибочно опознал бы даже тот, кто никогда не бывал в этих краях. Более того: вершина скалы обеспечивала относительное уединение, чем широко пользовались романтично настроенные парочки, и была легкодоступна со стороны шоссе, в чем Лиза позавчера убедилась на собственном опыте.
– Ладно-ладно, пусть собираются на своем трефф-пункте, – прошипела она. – Посмотрим, на чем они обратно будут улетать, когда наши посбивают их самолеты!
Говоря это, она сама не слишком-то верила в свои слова, но буквально в ту же минуту к разлитому по небу гудению моторов примешался треск очереди: вынырнув откуда-то из-за гор, наперерез транспортникам выскочил тупорылый истребитель с красно-сине-белыми кругами на крыльях. Один из немецких самолетов, охваченный пламенем, завалился на бок, теряя высоту.
– Так его! – воскликнул Павел, наблюдая за воздушным боем.
Расправившись с десантным трехмоторником, истребитель сделал боевой разворот и помчался над самым шоссе, строча из пулемета по висевшим в небе парашютистам. Немцы на дороге бросились врассыпную за миг до того, как пули взметнули пыль на том месте, где они только что стояли. Лиза сжалась, уверенная, что следующая очередь прошьет «паккард» насквозь. Но видимо, летчика предупредили, что в машине могут быть пленники. Ревя мотором, «ишачок» взмыл вверх, Лизу же пронзила внезапная решимость к действию.
Она уже сидела за рулем, а в замке торчал ключ. Поспешно надавив кнопку стартера и воткнув передачу, Лиза выжала газ до упора.