А «сокровище» и в самом деле никуда не делось. И даже не очень задержалось. Появился Вовка в начале десятого, за окнами еще светило солнце. Он был веселый и голодный.

— Тетя Лидия, в животе пусто с утра! Можно три корочки хлебца, как несчастному Буратине?

— Ни одной корочки, пока «Буратина» не умоется.

— Ой, сейчас, сейчас!

Он съел, что осталось от обеда, а потом приготовленные на ужин сосиски и творожную запеканку. Жевал и хитровато поглядывал на меня через плечо. «Синими брызгами». Наверно, ждал, что я начну расспрашивать о делах. Но я не расспрашивал, потому что видел: с делами и так неплохо. А детали меня сейчас не волновали, главное, что Вовка был — вот он…

После ужина Вовка бодро спросил, не найдется ли у меня кассета с каким-нибудь «душезамирательным» фильмом, потому что «Буратина» ему слегка надоел.

— Вон кассеты, на верхней полке, посмотри сам.

Вовка приволок из кухни табурет, встал на него перед стеллажом своими красными носками, потянулся… и первым делом грохнул с высоты картонную коробку из-под обуви. В ней я хранил старые дискеты. Они разлетелись по полу черным листопадом.

— Растяпа…

— Ага, — с удовольствием сказал он.

Мы собрали дискеты под взглядом возникшей в дверях Лидии. Вовка засунул коробку на место и снял с полки кассету. На коробке красавец мушкетерского вида в правой руке держал обнаженную шпагу, а левой прижимал к себе кружевную красавицу с буклями.

— «Тайны замка Сент-Ив»… Ух ты!

Бдительная Лидия тут же выхватила у него кассету.

— Еще чего! Это не для детей, которые «до шестнадцати».

— Подумаешь! Я всякие такие смотрел тыщу раз!.. Ну, тетя Лидия!

— Потому что меня там не было.

Вовка вытянул шею к кассете:

— Да чего там такого-то?.. Постельные сцены, что ли?

Я фыркнул.

Лидия проигнорировала этот непедагогичный звук, а Вовке назидательно сообщила:

— У кого-то от частого смотрения «Буратины» стал слишком длинный и любопытный нос.

Похоже, что Вовка обиделся. По крайней мере, надул и без того толстые губы. Сел на табурете по-турецки и отвернулся.

Чтобы разрядить обстановку, я бодро сказал:

— Есть хороший способ укорачивать носы. Только надо быть осторожным, чтобы не случилось, как однажды с Буратино.

Вовка быстро спустил ноги.

— А что с ним случилось? — Видимо, все, что имело отношение к деревянному сорванцу, вызывало у Вовки повышенный интерес.

— Такая история… Помню еще со школьных лет… Надоело Буратино ходить с длинным носом — везде цепляется и втыкается. И девчонки дразнятся. Пошел Буратино на берег пруда, к черепахе Тортиле. «Тетушка Тортила, посоветуй, как быть, а то папа Карло отрезал уже много раз, он, проклятый, опять вырастает». «Дело нехитрое, — говорит Тортила. — Ступай, мой мальчик, на Кощеево болото, там живет Царевна-лягушка. Из русской народной сказки. Скажи ей: „Лягушка, лягушка, выходи за меня замуж“. Она ответит „нет“, и нос у тебя сразу станет короче. Навсегда…

— А если она ответит «да»? — вмешалась Лидия.

— Буратино так же спросил. А Тортила: «Не бойся, не ответит. Зачем ей деревянный хулиган, она Ивана-царевича ждет…» Ну, добрался Буратино до Кощеева болота, увидал там на кочке лягушку с маленькой короной на голове, запрыгал от радости. «Лягушка, лягушка, выходи за меня замуж!» А она в ответ, конечно: «Нет!» Глядь, у Буратино нос в два раза короче! Обрадовался он, поскакал обратно… Однако день проходит, другой, а девчонки в школе по-прежнему его дразнят. Хоть и уменьшился нос, а все равно длинный… Пошел Буратино снова к пруду: «Тетя Тортила, а можно еще раз?» — «Валяй», — говорит она. Тот опять к Лягушке-царевне: «Выходи за меня!» — «Нет!» Потрогал Буратино свой нос — он еще короче стал. «Ура!..» Но сперва «ура», а потом опять «не ура». Все-таки остался нос длинноватым. Даже еще хуже стало: и не буратиний, и не человечий. «Ну, попробую третий раз», — решил Буратино. Добежал опять до Кощеева болота. «Эй, лягушатина! Будь моей женой!» А она: «Я же тебе сказала: нет, нет и нет!»…

Лидия помигала, потом расхохоталась:

— И что же? Остался совсем без носа? Бедняга!

Вовка, однако, не улыбнулся.

— Подумаешь. Это старый анекдот. И… он эротический. Потому что не про Буратино и даже не про нос, а… Ну, тетя Лидия, я же ничего не сказал!

Голосом старой гувернантки Лидия сообщила:

— Вольдемар, ты распустился сверх меры. Я высеку.

— Гы… — неуверенно сказал Вовка.

— Не «гы», а всерьез. По всем правилам.

— Ну, чево-о… — Тоном своим Вовка дал понять, что шутка неудачная и даже непристойная.

Голос Лидии обрел стальное звучание:

— Никаких «чего». За тобой столько всего, что дальше некуда. Ходишь замызганный, зубы сегодня не чистил, Анне Афанасьевне вчера нагрубил…

— Она первая!

— …Шастаешь целыми днями неведомо где. А теперь этот непристойный анекдот.

— Но ведь не я же рассказал, а Иван! — бессовестно укрылся за меня мой ангел-хранитель. — Я только маленько… уточнил.

— Сейчас уточним «не маленько», — непреклонно пообещала Лидия.

— Скажете тоже… — в голосе Вовки была уже явная опаска. — Так нельзя… особенно таких, как я.

— «Таких» ты для Ивана. А для меня ты нашкодивший мальчишка, которого необходимо воспитывать решительно… Иван, открой окно и дотянись до клена, там подходящие прутья…

— Ну, Лидия… — сказал я.

— Что «Лидия»?.. Хорошо, я не хотела быть ябедой, но теперь скажу. Ты обратил внимание, чем пахло от этой прелести, когда он пришел?

— Чем? — испугался я. А Вовка опять подтянул ноги.

— Си. Га. Ре. Та. Ми! — каждый слог Лидия сопровождала взмахом указательного пальца, словно уже отмеряла несчастному Вовке заслуженную порцию.

Я почувствовал себя так, словно меня самого поймали на «табачном грехе».

— Вовка, ты чего? Правда, что ли?

— Неправда! Табаком пахло, потому что мы с Егором долго разговаривали в туалете у «дешевых»! Там накурено!..

— Врать вы не умеете, сударь, — прежним гувернантским тоном уличила его Лидия. — Туалеты в таких офисах пахнут не табаком, а дезодорантами… Иван, делай, что я сказала. — Она скрестила руки и встала над Вовкой во весть рост. — Ну-ка, снимай свои панталоны.

— Ну, чево-о!! — Кажется, посланец небес перепугался всерьез.

Лидия наконец рассмеялась:

— Дурень. Снимай, тебе говорят. И рубашку заодно, и майку. Смотри, как устряпал их, сплошь пятна! Теперь придется полпачки порошка потратить.

Вовка радостно задрыгал ногами, выбрался из бриджей, стянул футболку и легонькую майку-безрукавку, превратив свою голову в соломенную швабру. Сгреб и протянул одежду Лидии.

— И носки снимай, чучело… Иван, ты не мог, что ли, купить несколько пар?

— Не сообразил. Завтра куплю… Вовка, надень мой халат.

— Да ну его, в нем жарко.

— Все равно облачись. А то при особе женского пола…

— Не видала особа вас таких, — высказалась массажист Лидия. — Вольдемар, иди в ванную, напусти в большой таз воды.

— Есть! — Вовка поддернул трусики и, растопырив локти, замаршировал к двери. Костлявый, слегка порозовевший от первого загара (а ноги до колен и руки до локтей уже потемневшие).

— Сколиоз у ребенка, — определила Лидия, глядя ему в спину. — Не очень явный, но имеет место… Подожди, а это что?

— Что? — Вовка боязливо свел лопатки.

— Вот это… — Она подошла. У Вовки на левой лопатке виднелась маленькая красная опухоль.

— Ерунда это… — бормотнул он.

— Не ерунда, а… кажется, крепкая заноза. И уже воспалилась…

Я тоже пригляделся.

— Вов, ты, наверно, занозил, когда чесался о балку. Я говорил…

— То-то я заметила дырку на футболке!..

Вовка сделал движение улизнуть из комнаты.

— Стоять!.. Иван, принеси из спальни мою аптечку.

— Ну, вот опять аптечку! — заголосил Вовка. — Ничего же там нету! Царапинка!

— Цыц! — велела Лидия.

Когда я вернулся с никелированной коробочкой, Вовка уже лежал животом на тахте и обреченно смотрел в пространство. Потом с тоской воззрился на маленький пинцет в пальцах у Лидии.

— Тихо… — Лидия пинцетом выдернула из опухоли «щепку» в сантиметр длиной.

— Ай!

— Не ври… — И Лидия решительно впечатала в тощую Вовкину лопатку пропитанный йодом тампон.

— Уау! Ы-ы-ыы!..

— Терпи. Считай, что это за курение… — Лидия величественно удалилась в спальню.

Вовка, не вставая, часто дышал сквозь зубы. Я сел рядом.

— Ты дурачишься или правда больно?

— Конечно, правда! Разве сам не пробовал, как это? — плаксиво огрызнулся он.

— Я думал, ангелы боли не чувствуют, — сказал я, хотя помнил, как он шипел в кладбищенской крапиве. — Ну, или… не сильно чувствуют…

— Что мы, не люди, что ли? — пробурчал он. Я озадаченно промолчал.

Лидия возникла опять, с куском белой марли на ладони. Проворчала уже без всякой суровости:

— До чего все мальчишки плаксивые… Ну-ка, дай утешу тебя… — И приложила марлю к пятну йода на лопатке. Вовка притих, будто прислушиваясь. Потом запыхтел с облегчением.

На столе у компьютера мелодично заквакал телефон.

— Иди в прихожую, к другому аппарату, — распорядилась Лидия. Она всегда подчеркивала, что не желает слушать мои телефонные разговоры. «Пускай там звонят хоть какие светские львицы!»

Звонила, конечно, не львица, звонил Семейкин.

— Иван Анатольевич, к сожалению, не могу вас ничем обрадовать. Разве тем, что сегодня перечислил вам обратно половину гонорара…

— Что так? — постным голосом откликнулся я.

— К сожалению, мое вмешательство не имеет смысла. Во всех этих делах у компании «Дешевые рынки» безупречная юридическая база, комар носу не подточит… Впрочем, Станислав Юрьевич упомянул, что они, кажется, сократили размер иска…

— Да, это было.

— Ну вот… А помещение и оборудование, конечно, уже не вернуть…

«Ну и хрен с ним», — подумал, хотя было обидно.

— Что поделаешь… Все равно спасибо за старания, Илья Рудольфович.

— Не за что, — сказал Илья Рудольфович Семейкин.

Я прошел обратно, к Лидии и Вовке, чтобы поделиться последним известием. И… встал у приоткрытой двери.

Вовка уже не лежал на тахте. Он и Лидия стояли у окна, спиной к двери. Лидия обняла Вовку за торчащее плечо и легонько прижимала к себе, а он касался щекой ее плеча. И тихонько смеялся. Лидия что-то показывала ему за окном. Возможно, там неуклюжий кот Елисей опять пробирался по веткам к ненаглядной Нюрочке.

Я отступил и неслышно прикрыл дверь.

Лидия в конце концов дала Вовке кассету с «Тайнами замка Сент-Ив». Только потребовала с него обещание, что когда на экране будет «что-нибудь такое», он станет закрывать глаза. Ну, смех, честное слово! Впрочем, Вовка дал такое обещание, и, кажется, честно.

Однако ставить фильм Вовка не спешил. Когда я заглянул в свою комнату перед тем, как улечься с Лидией, Вовка лежал, завернувшись в халат, и смотрел в потолок.

— Все нормально, Иван, — сказал он утомленно.

Я присел на край тахты.

— Адвокат пообещал, что вернет половину гонорара…

— Я знаю.

— Вов, а что теперь делать с этими деньгами?

— Что хочешь, — зевнул Вовка. — Они твои…

— Да какие же они мои! — Я не испытал никакой радости, наоборот, было неприятно.

— Твои, — повторил Вовка. — Или… ты подели их на четыре части, на всех. Будет это… «покрытие убытков».

— Ну, если так…

— Ага, именно так! — Вовка повеселел. — Иван, можно я пошарю по Интернету? Посмотрю, что делается на планете…

— Шарь на здоровье… А кино?

— Да ну его! Я вспомнил этот фильм. Там шпаг и приключений мало, а всякой ерунды полным-полно… Иван, я, может, долго буду сидеть, ты не беспокойся. Я могу не спать хоть сколько.

«Верю», — вздохнул я про себя.

— Сиди, Вовка… Спокойной ночи.