Глава 13
Котлинский высаживает меня возле дома. Пытаюсь открыть входную дверь своим ключом на тот случай, чтобы не разбудить Лену, если она ещё спит после работы. Но дверь снова закрыта на задвижку. Вздыхаю и звоню.
— Привет, — сияет улыбкой Лена, открывая задвижку. — Ого, зачем столько посуды? — она берёт у меня пакеты с кастрюлями и сковородками из «КОЛИБРИ» и несёт их на кухню.
— Отгадай с трёх раз, — начинаю веселиться я, окидывая кухню и коридор взглядом и наблюдая следы Лениной кухонной деятельности.
Испорченные сковорода, кастрюля и собранные в пакетик остатки салатницы стоят перед входом.
— Вот не надо инсинуаций, Мелкий, — морщит лоб Лена. — Если ты брал с запасом на случай, что я ещё что-то сожгу, то зря: это был первый и последний раз в жизни. Когда я занялась не своей работой, — и она вначале показывает язык, потом достаёт им кончик носа.
— Ничего себе, — бормочу. — И я так хочу.
Пытаюсь, вытащив язык, достать свой нос, но у меня не получается. Помогаю себе пальцами, стараясь дотащить язык до носа, но напрасно. Почему-то не хватает длины.
— А как ты это делаешь? — обращаюсь к Лене и вижу, что она все мои попытки снимает на видео. — Немедленно удали!
— Хи-и-и-и. Шанта-а-аж. Лови себя на ютубе, — и она со смехом исчезает в комнате.
Затем мы пять минут гоняемся друг за другом по квартире, пытаясь отобрать друг у друга её телефон и стереть запись.
В итоге, финишируем на кухне, где я быстро жарю банальную картошку с чесноком, копчёной колбасой и зеленью.
— М-м-м-м, хорофо, — говорит Лена, как всегда, не дожидаясь, пока прожуёт, когда мы вдвоём. — Точно, надо было просто картохи поджарить… И нафига я этот суп затеяла?
— Да ладно, проехали… а что на работе было? Что за аврал?
— Смена сумасшедшая. Наконец образовывается хоть какая-то пауза. Лечение всем назначено, все манипуляции сделаны, больные аккуратно лежат рядками. Дежурная бригада, то есть мы, в ординаторской — травим анекдоты. Ещё беседа завязалась на тему «что будет через 5 лет»… При этом прислушиваемся к экстренному телефону, — начинает рассказывать Лена и добавляет себе вторую порцию картошки с колбасой.
— А что такое экстренный телефон? — спрашиваю.
— По которому экстренные вызовы к тяжелым больным… — поясняет Лена, — и тут, как обычно, когда всё идёт хорошо, раздаётся «тревожный» звонок. Ну, экстренный вызов. Очень тяжелый больной, упал с 4 этажа; плюс экстренные два наркоза; ещё — гинекология; ещё — аппендицит; и на закуску — вызов в гнойную хирургию.
Достаю из-под стола пачку с соком и наливаю ей прямо в чашку, чтоб не прерывать рассказ.
— Сергей раздает команды: «Асель — в гнойную хирургию, Лена — берешь высотника, я сам пойду возьму 2 параллельно стола, Дина — остаёшься одна в отделении». Ну я и бегу вниз. Там — бледные лица родителей, ужас… на каталке — парень, хаотично двигает руками ногами, бессмысленно глядит пустыми глазами, пытается сесть. Естественно, тут же падает обратно на каталку. «Лежи спокойно!», — слегка придавливаю его плечо, но он продолжает извиваться, как червяк!
Лена допивает свой сок, смотрит непонимающими глазами в пустую чашку, поднимает глаза на меня и спрашивает:
— Мелкий, а тебе это всё вообще хоть интересно?
— Конечно, — отвечаю ровно и доливаю ей сок из второго пакета.
— Ну окей… значит, медсестры на ходу, пока везем каталку в экстренную операционную, срезают одежду. Вижу его грудь. Дыхание поверхностное неровное, давление 40/0, сознание глубокий сопор, травматический шок, и, похоже, терминальная фаза. Пф-ф-ф-ф! У меня — дурацкие мысли: «Нежилец, блин, умрет сейчас на водном наркозе». Хирурги лихорадочно моются в предоперационной. Я — катетор ему в подключичную вену, физраствор 2 литра, поликглюкин максимально струйно… Набор для интубации, кардиомонитор, преднизолон, атропин, диазепам, калипсол, листенон, поехали!.. Начинаю интубировать. Действовать надо быстро. Вставляю дыхательную трубку… есть!
Лена встаёт, подходит к мойке, моет свою чашку, продолжая через плечо:
— И тут кардиомонитор так печа-а-ально заныл, остановка сердца! Твою мать…Адреналин, реанимация, сердечный ритм восстановлен, хирурги стартуют — операция. Хирурги, кстати молодцы сегодня… быстро нашли все сосуды, удалили селезенку, часть кишечника, травматологи пофиксили все переломанные кости, ну, иммобилизовали в смысле… И я боролась, как могла… Выбила литр плазмы, 2 дозы эритроцитарной массы, потом была еще 1 остановка сердца — в общем, у-у-уж-ж-ж-ж-ас-с. Но он молодой ещё, сам организм не сдавался, сердце запускалось быстро.
— А почему плазму и эритроцитарную массу надо выбивать?
— Срок годности маленький…
— А потом? — реагирую, когда она на секунду замолкает.
— А после операции была вторая битва, но уже в реанимации. Родителям посоветовала прийти на утро, готовясь к самому худшему. Всё время глядела на него с сомнением; правда, давление медленно повышалось. Медленно, но верно. Ночью он стал держать давление уже самостоятельно, а утром закапала моча — значит, вышел из шока.
— Ты молодец, — не могу удержаться. Встаю, подхожу и обнимаю сзади.
— Ха! Это ещё не всё!.. Утром, как на крыльях, иду к его родителям: «Состояние крайне тяжелое, ваш сын в наркозном сне, дыхание аппаратное, но он стал держать сам давление! Прогноз все также неблагоприятный, но у него есть шанс!»
«Да, доктор, мы готовы принести все что надо».
«Нужна кровь, много доноров».
«Подождите, какая кровь? Вы ему капали кровь? А как же СПИД, знаете, после скандала с врачами с юга, мы не согласны! Мало того, спросим с вас, что без нашего разрешения прокапали ему кровь!»
— А ты им что? — продолжаю обнимать её сзади и не отпускаю.
Она, кажется, ещё трёт уже давно чистую чашку, отвечая мне:
— У него ДВС синдром, без плазмы у него все шансы исчезают, говорю родителям. А они мне: «Если у него потом будет СПИД? Вы сядете в тюрьму?»
«Хорошо, пишите расписку, сейчас принесу бумагу», — разворачиваюсь и иду в ординаторскую.
Там буквально напарываюсь на Сергея: «Лена, чего злая?»
«Да за-бали уже, думают, я хочу СПИДом их сына заразить. Сейчас напишут расписку, и можно к мальчику больше не подходить…»
— И чем закончилось? — спрашиваю осторожно.
— Чем-чем… Отдышалась минуту, обматерила Сергея за его поучительный тон всезнающего учителя и пошла к ним заново объяснять, что гемотрансфузия необходима…
— Успешно?
— А то! В итоге убедила… И вообще, Мелкий, хватит тормозить. Погнали!
— Кого? — не могу быстро переключиться с её рассказа на новые вводные.
— Вот же дурень… — Лена берёт меня за руку и ведёт в сторону большой спальни.
…
На плавание я, в итоге, и сегодня не попадаю. И даже в зал к Сергеевичу опаздываю.
Сегодня Сергеевич всех разогнал пораньше, и грузит только нас с Вовиком. Вернее, Вовик в углу на подвижном мешке из раза в раз повторяет какую-то заковыристую комбинацию, смысла которой лично я, в силу отсутствия опыта, просто не понимаю.
Сергеевич периодически бросает взгляд на Вовика и довольно щурится. Вовик при этом стучит в ритме метронома, даже не делая перерывов между раундами.
Странная задача.
Тем временем, со мной продолжается экзекуция лапами. Всё как в прошлый раз. Сергеевич, видимо, действительно разглядел во мне какой-то никому не понятный потенциал и решил из меня сделать пока не понимаю кого.
— Ай! — лапа снова прилетает мне в глаз.
— А это он снова стойку сменил, — ехидно говорит Сергеевич в который раз.
Из угла в перерыве между буханьями по мешку раздаётся голос Вовы:
— Сергеич, да не бывает амбидекстеров!
— Так, а ну быстро сюда! — злится Сергеевич. После этого стаскивает с меня рукавицы и, натягивая их на себя, прямо с ринга кричит Вовику:
— А ну свои надел и быстро сюда!
Через минуту Вовик, обескуражено почёсывая правой рукой подмышкой левой, стоит напротив Сергеевича в рукавицах и спрашивает:
— И дальше чё?
— Вольный бой. Один раунд. Вполсилы, мне всё же шестьдесят, — бурчит Сергеевич и, не надевая капы, делает шаг вперёд, становится в стойку левши и командует, — БОКС!
Через один раунд мы с Вовиком уважительно смотрим на Сергеевича. Нам обоим понятно, что, будь Сергеевич лет на тридцать моложе, Вовику сейчас было бы не так весело.
— Сергеич, а я так смогу? — в приливе эмоций сверкает глазами Вовик. — А сколько надо тренироваться? А вы долго на левостороннюю переучивались?
Сергеевич пресекает словесный шквал скрещёнными над головой руками:
— Слезли с ринга и ко мне.
Затем выдает нам по пять мячей от большого тенниса и говорит:
— Тест на скрытого левшу. Задача: бросаете пять мячей строго левой рукой один за другим. Задача — попасть вон в то красное пятно на стенке.
Первым бросает Вовик. Даже я вижу по положению локтя, по отсутствию согласованности мышц, что Вовик ни разу не левша. Ни явный, ни скрытый.
Потом наступает моя очередь.
— Сергеевич, я хочу кое-что попробовать, — честно сообщаю. — дайте мне несколько минут.
Вовик возвращается в свой угол и продолжает дубасить мешок понятной только ему и Сергеевичу комбинацией.
А я собираю все мячи и по очереди бросаю их то правой, то левой рукой, «переписывая» программу мышечного резонанса правой на левую.
— Ну смотри, — резюмирует Сергеевич после трёх минут моего метания мячей в стенку. — Выдрочить под вторую руку тебя, в принципе, можно. Если хочешь. НО, — он поднимает палец и делает чеховскую паузу. — прикладное применение этого навыка возможно только в двух узких, я бы сказал, вообще уникальных, моментах. А времени на наработку потратить придётся — боже мой. Явно побольше, чем ты на отработку базовой техники потратил.
— Ну, вы и про базовую не думали, что я так быстро освоюсь, — резонно, как мне кажется, возражаю Сергеевичу.
— Да, я не думал. Но тут будет иначе. В общем, если хочешь, могу лекцию прочесть по механизмам образования межполушарных нейронных связей. Часов за семь уложусь.
— А если коротко?
— Если коротко — переучиваться на вторую руку без потери первой руки будешь в три раза дольше. Физиология мозга. Могу лекцию. Семь часов. — коротко повторяет Сергеевич. — Если с иллюстрациями — вот как сейчас мячами.
— А в каких уникальных ситуациях этот навык реально полезен? — задаю второй логичный вопрос.
— Только в двух, — повторяет Сергеевич. — Первая — это если ты с кем-то более высоким рубишься в ринге, который твою переднюю руку всё время вниз опускает.
— Но у меня же руки короткие? — возражаю, быстро прокручивая в голове вариант Сергеевича. — Значит, мой рычаг короче. При прочих равных, моё мышечное усилие всегда сильнее? Именно как мой плюс от более коротких рук?
— Да, — кивает Сергеевич, — именно потому я и сказал, что ситуация уникальная. Твой гипотетический противник должен быть выше тебя ростом, но с ещё более короткими руками. Что априори нонсенс.
— Пф-ф-ф-фф-ха-ха, — доносится из угла, в котором Вовик месит мешок.
— Я и говорю, уникальная ситуация, — кивает Сергеевич. — Не сказать, чтоб совсем не возможная, но такого уродца, мне думается, и без левосторонней стойки можно будет как-то переиграть. А уж городить из-за этой высосанной из пальца ситуёвины разучивание дублирующей техники в зеркальной стойке, это… — Сергеевич не находит, что быстро сказать, и ему на помощь из своего угла приходит Вовик:
— Это как осваивать год или пару лет пилотирование вертолёта, чтобы потом один раз в жизни завести двигатель для прогрева.
— Примерно, — кивает Сергеевич.
— А вторая ситуация какая?
— Вторая — это если тебе надо драться. Даже не обязательно в ринге. Без вариантов надо. А одна из рук выведена из строя. Это — единственный второй вариант, когда этот навык реально стоит наработать заранее. Даже потратив несколько месяцев или лет. Но как по мне, эта ситуация ещё более экзотическая, особенно с тех пор как появились разные школы с ногами.
— Да! Только хотел встрять! — кричит из своего угла Вовик, высовываясь из-за мешка. — Поставить себе ноги обойдётся в три месяца — и это будет гораздо опаснее для всех. Чем два года практиковать онанизм переучивания на левостороннюю стойку.
— Вовик, а почему ты думаешь, что три месяца на ноги? — с сомнением спрашивает Сергеевич, повернувшись назад. — Я по ногам не спец, но три месяца точно хватит?
— За глаза, если пахать, — компетентно кивает Вовик, выходя полностью из-за мешка. — У нас в части инструктор по физподготовке был китаец. Ну, не только по физподготовке… В общем, он с нашим гражданством, но этнически — китаец. Вот все вновь прибывшие в часть за первые три месяца осваивали блок трёх прямых ударов на каждую ногу — раз. Через шесть месяцев каждый ломал черенок лопаты голенью — два. Но мы ж тут говорим не о закалке тела, а о чистой технике? На технику три месяца — за глаза. Если «упереться» и акцент в подготовке сделать именно на этом.
— А можешь показать, как черенок от лопаты ломается? — Сергеевич заинтересованно спрыгивает с ринга и идёт к Вове.
— Да без проблем, лопату дайте, — пожимает плечами Вовик. — Ну или черенок от неё.
— Тьфу ты, ты не понял… на мешке покажи, как удар выглядит!
— А-а-а, вот так.
Вовик отходит на шаг и звучно впечатывает голеностоп в мешок. Разворачиваясь при этом на опорной ноге.
— И каждой ногой можешь?
— Если сломать черенок — то сейчас только правой, — отрицательно качает головой Вовик. — Левый же просто щелок. Ну, типа левого прямого в боксе. А если кому-то зарядить по балде — то да, обеими ногами могу.
В итоге все сходимся на том, что именно сейчас тратить время на освоение не нужной в реальности стойки левши пока нерационально.
…
