14 июня

– Мила? Мила!

Луч фонарика мечется по обшарпанным доскам беседки.

– Мила!

Порывы ветра не несут никакой прохлады. Густая, наэлектризованная духота сдавливает горло. Шум беснующейся листвы заглушает всё вокруг. Зоя задирает голову. Весь грязный потолок беседки исчерчен черными линиями, сплетенными в странный узор. Она видит буквы S.O.L. Она всё понимает. Ей сейчас не нужны никакие объяснения.

– Нужно было убить эту гниду, – цедит она сквозь зубы, представляя перед собой блеклое лицо Яны, которое она месит в кровь, в кровь. Конечно, та доложила Полине. Ну какие же они дуры! Как они могли подумать, что Яна будет держать язык за зубами! А Мила? Где теперь Мила?

Зоя мчит сквозь бурлящие от ветра кусты. Ей уже плевать на предосторожности, она будет на этом гребаном поле через пять минут, и тогда посмотрим, кто тут заслужил силу, а кто нет. Стекло будки охраны светится в темноте тусклым желтым светом. Через него видно, как толстое тело в камуфляже спит, уронив голову на грудь. Зоя проходит прямо мимо него. Нет, она не полезет через ворота, она сейчас пройдет за трибуны, выберется в поле и нападет с тыла. Ей уже нечего терять.

За трибунами всё так же воняет. Штормовой ветер добрался и сюда, и теперь смесь из мусора и пыли висит плотной стеной в воздухе, забивается в глаза и нос. Зоя закрывает лицо рукавом и ныряет в темноту. Она двигается почти что на ощупь, проскакивает весь коридор и уже видит впереди отогнутый угол сетки, куски колючей проволоки. И тут – словно кулаком в солнечное сплетение – ее сгибает пополам. Она открывает рот, не в силах сделать вдох, сознание затапливает бесконечным ужасом, перед глазами темнеет, но она все-таки выпрямляется и жадно заглатывает воздух вместе с песком и пылью. Зоя обессиленно прижимается к забору и старается убедить себя, что она уже может нормально дышать. Постепенно паника спадает. Зоя лезет в карман за фонариком.

Она не сразу вспоминает, откуда здесь калитка. Ее мозг настолько поглощен главной задачей – попасть в поле, что все второстепенные детали испаряются из ее памяти за ненадобностью. Калитка. Калитка к старой усадьбе. Давно замурована. Зоя трогает темную решетку. Она поддается и беззвучно распахивается наружу. Буквально метра через полтора начинается обрыв. Зоя светит фонариком вниз, в овраг, и радуется тому, что она туда не свалилась. Упасть с моста, наверно, еще круче. А в том, что ей нужно на мост, она уже не сомневается.

Такие конструкции ей много раз попадались в деревнях: каркас из ржавых труб, сверху настелены доски – вот и весь мост. Половина досок давным-давно сгнила, и на их месте зияют темные дыры, да и те, что остались, тоже не вызывают доверия. Зоя старается идти ближе к перилам, ступая там, где проходит труба. Она крепко вцепляется в холодный металл обеими руками, боится даже дышать, как будто от тяжести вдыхаемого ею воздуха всё это хлипкое сооружение обрушится в пропасть. Фонарик в боковом кармане больно бьет ее по ноге. Зоя делает еще один шаг. Противоположная сторона оврага ощетинилась колючим кустарником, зарослями крапивы и запахом мха. «Тебя тут никто не ждет!» – кричит буквально всё вокруг, но Зоя не собирается слушать ничьего мнения. Едва нащупав землю, она хватает палку и начинает с боем продираться через этот лес из терновника.

Да, ей совсем непонятно, зачем она сюда явилась. Но, по крайней мере, барский дом стоит на холме, и оттуда хорошо видно окрестности. Вот туда-то она и пойдет. Полоса непролазных кустов заканчивается, и даже в темноте она отчетливо понимает, что это место, где раньше была жизнь. Вот опора скамейки рядом с опрокинутой урной. Вот плитки дорожки. Поросли бурьяном, покрылись грязью, но всё еще белеют в слабом мерцании луны. Всё вокруг размывается хаотичным движением теней. Что это? Ржавый турник или просто ветка дерева? Куст? Скульптура? Человек в длинном плаще? Зоя уже не понимает, где она. «Змеиный холм, – всплывает у нее в голове. – Запретное место, проклятое». Тропинка делает поворот, и Зоя чуть ли не носом упирается в какой-то ржавый стенд.

Сквозь пробоины в старой фанере ей видна большая площадка. Кустов на ней нет, только низкорослая трава мечется в лихорадке на ветру. Зоя смотрит на гипсовый обелиск, на мачту для флага вдали, на бетонную плиту, в центре которой когда-то горел вечный огонь, и всё понимает. «Это же линейка. Линейка старого лагеря. Только не круглая, как у нас, а в виде пятиконечной звезды. Пять отрядов. Каждому свой луч…» Мысль у нее в голове обрывается. Зоя перестает шевелиться и, затаив дыхание, смотрит через проем.

Из-за такого же стенда на другой стороне линейки начинают выходить люди. Они идут друг за другом по той самой тропинке в виде звезды – человек десять или чуть больше. Головы опущены, лица скрыты капюшонами, трепещут на ветру складки плащей. Отогнав ужасное предчувствие, Зоя с удивлением понимает: они одеты в дождевики. Те самые дождевики, что выдали по приезде всем отдыхающим. С эмблемой лагеря. Над линейкой повисает странная, давящая тишина. Вроде бы они не произносят ни звука, но уши при этом улавливают низкое, тревожное гудение, как под высоковольтной линией. Процессия приближается к ней, и Зоя медленно отодвигается поглубже в тень.

Всё, что происходит на ее глазах, подчинено какому-то странному ритму, будто под землей бьет барабан. Каждый шаг фигур в дождевиках, каждое их движение создает невидимые пульсации, которые долетают до Зои жаркой волной. От хвоста колонны отделяются трое и застывают на вершине одного из лучей. Еще трое остаются на следующем. Когда процессия обходит всю звезду, становится ясно, что их тринадцать. Фигура во главе колонны, разведя тройки по четырем лучам, встает на пятом, рядом с флагштоком. Темная, жгучая ненависть охватывает Зою целиком, она смотрит на высокий прямой силуэт и заранее знает, кто скрывается под плащом. Тонкие изящные руки скользят по голове, опуская капюшон, ветер подхватывает длинные светлые пряди. Полина Круглова окидывает взглядом свой ковен и довольно, удовлетворенно выдыхает. Ровно напротив, на другой стороне площадки, Зоя вжимается в темный стенд. Земля под ее ногами пульсирует. Глубинный барабан сводит ее с ума.

Бум, бум, медленным шагом люди в плащах направляются в центр звезды. Серый бетонный постамент неправильной округлой формы возвышается над травой, как могильная плита. Хранители (после Яниных признаний Зоя понимает, что это они) несут какие-то предметы в вытянутых руках. Они подходят к плите с четырех сторон и замирают, глядя в пространство. Зоя чувствует еще один толчок, и тут же Хранители с поклоном кладут свою ношу на алтарь. Бум! Хранители падают на колени и склоняют головы. Помощники – один со свечой, второй с чашей – встают на колени за их спинами.

И тут вступает первая скрипка. Полина с сияющей улыбкой плывет по темной траве. Зоя, как в трансе, смотрит на нее из своего укрытия, и ей начинает казаться, что время распадается на кадры, а каждое движение Полининой руки – на фазы. Вот она берет свечи, ставит их с четырех сторон алтаря и зажигает. Вот она подходит к Хранителю Севера и берет что-то из его чаши, просеивает между пальцами белый порошок, похожий на соль, и зачерпывает его снова. Хранитель Запада протягивает свою чашу с водой, и Полина бросает в воду соль – ее рука на мгновение размывается в лебединое крыло. Она берет чашу, опускает пальцы в воду, и ее лицо, полуприкрытые глаза и фирменная жутковатая улыбка освещаются зеленоватым светом. Взмах! Брызги, как удар плетью, бьют по земле. Медленно-медленно, осторожно неся перед собой чашу, Полина делает большой круг по траве, огибая и алтарь, и своих приспешников. Их спины, согнутые в поклоне, вздрагивают от каждого удара. Окропив всю окружность, она возвращается в ту же точку и ставит чашу на землю. В ее ладонях, всё еще сложенных лодочкой, формируется сине-зеленый шар. Полина нежно, как на любимого ребенка, смотрит на него, а потом соединяет ладони в неслышном хлопке.

Потом настает черед Хранителя Юга. Он тоже протягивает ей свою чашу, оплетенную цепями, только не металлическую, а из керамики или камня. Полина с поклоном берет ее, дует внутрь – и на лице ее отпечатывается красный отблеск. Приподняв курильницу за цепи, Полина бросает внутрь что-то из чаши Хранителя Востока, а когда ее рука-крыло снова застывает в положении покоя, из сосуда уже валит густой ароматный дым. Его запах – лавровых листьев и корицы – Зоя чувствует даже со своего места. И снова Полина идет по кругу, и снова замыкает свой путь. Шар в ее руках теперь переливается желтым и оранжевым.

И тут словно порыв ледяного ветра смывает с ее губ улыбку. Маска сброшена, и обнажилось истинное лицо – бесстрастное, каменное, исходящее холодной злобой. В ее руке кинжал, которым она целит прямо в центр алтаря. Остальные в ужасе сжимаются и еще ниже нагибают головы. Обведя их взглядом, Полина подавляет брезгливую ухмылку и в третий раз отправляется по кругу.

– Я вызываю Круг, – она вытягивает руку и смотрит на кончик кинжала. Лезвие раскаляется от ее взгляда.

– Круг я вызываю, – монотонно повторяют под капюшонами.

– Воздух, вода, огонь и земля, – звонко продолжает Полина.

– Силу дадут для меня, – хором заканчивают все остальные. – Сол. Омнибус. Люцет.

– Круг замкнут, – объявляет она, и все остальные, как по команде, поднимаются с колен, поправляя капюшоны, и встают вдоль невидимой линии на траве, по которой трижды проходила Полина. Пламя свечей пляшет на ветру.

– Ну что же, начнем, – говорит Полина ласковым голосом, от которого волосы встают дыбом. – Ведите ее.

Двое высоких парней отделяются от круга и скрываются за щитами на противоположной стороне. Зоя старается не закричать от ярости. Они тащат Милу! Милу! Руки связаны, рот заклеен скотчем, но она из последних сил брыкается. Мила спортсменка, сильная. Но парни сильней. Зоя гонит прочь эти мысли, только они снова и снова возвращаются. Вон тот, справа. И рост, и фигура, и взмахи рукой… Это не может быть он. Это не он! Пожалуйста, пусть это будет не он!

«Держись подальше от кругов на полях», – услужливо напоминает голос в голове. Да, так он сказал. Нет, только не это.

Парни швыряют ее подругу на бетонную плиту и еще несколько секунд держат ей руки и ноги. Мила совершает пару конвульсивных рывков и вдруг затихает. Конвоиры убирают руки. Она лежит не шелохнувшись, как парализованная.

– Очень хорошо, – говорит Полина. Парни поспешно удаляются на свои места в кругу. Полина смотрит на Милу, улыбается, покачивая головой, и вдруг резко, с перекошенным лицом швыряет в нее оранжевый шар. Мила дергается всем телом, издав сиплый, болезненный стон. Полина глухо смеется, потом замахивается и швыряет еще один шар. Стоны жертвы явно доставляют ей удовольствие.

– А ну прекрати, тварь! – вопит Зоя, выскакивая из своего укрытия.

– Ну наконец-то, – говорит Полина. – Мы уже думали, ты никогда не выйдешь.

* * *

Зоя стоит прямо перед ними, сжимая в руках палку. Ей не помешали пройти к алтарю, но теперь, когда она заслонила спиной Милу, солеиды стали плотнее сжимать кольцо. Полина же так и осталась на своем месте, скрестив на груди руки.

– Боже, ты так предсказуема, Александрова! Выманить тебя сюда не составило никакого труда.

– Чего тебе нужно, Круглова?

– Ты мне нужна, милая моя, ты, – Полина задумчиво разглядывала ее, будто бы размышляя, как же ей поступить. – Насколько я поняла, ты теперь в курсе нашего небольшого мероприятия.

Хранительница Юга нервно поправляет капюшон, и Зоя понимает, что Яна не солгала насчет своей роли.

– И ты помнишь правило трех жертв, конечно же. Первая во сне, вторая в страхе, третья…

– Добровольно… – одними губами шепчет Зоя.

Полина делает насквозь фальшивое сочувствующее лицо.

– К сожалению, – она указывает на алтарь, где неподвижно лежит Мила, – твоя подруга добровольно не согласилась. Впрочем, это не было для меня сюрпризом. Я рассчитывала совсем на другого кандидата.

И она, хищно улыбаясь, делает взмах рукой в Зоину сторону. Земля упруго урчит под ногами. Вибрации усиливаются, переходя в глухое уханье. Зоя чувствует, как дрожь охватывает всё тело, горло сдавливает спазм и пальцы слабеют; единственное ее оружие падает на траву.

– А если я не соглашусь? – Зоя перекрикивает собственный ужас. – Я не соглашусь, и весь ваш ритуал пойдет псу под хвост!

– Не совсем так, – любезно отвечает Полина, продолжая дирижировать левой рукой. – Мы всё равно можем использовать твою подругу. Результат, конечно, будет похуже, но он всё равно будет. А уж удовольствие от процесса я получу в любом случае.

И она снова замахивается правой рукой и снова швыряет в беззащитную Милу сгустками раскаленного воздуха. Мила корчится, не в состоянии даже закричать, и только скребет ногтями холодную плиту.

– Хватит! Стой! Я согласна! – кричит Зоя, не в силах больше смотреть на это. – Согласна! Только отпусти ее!

– Так бы и сразу, – миролюбиво отвечает Полина, и по властному взмаху руки подземный гул прекращается. – Снимите ее с алтаря.

Те же двое парней бросаются к плите, и Зоя инстинктивно отшатывается, чтобы Никита не прошел от нее слишком близко. В том, что это он, она больше не сомневается. Кто же еще доложил Кругловой обо всех ее слабостях… Парни стаскивают Милу с плиты, и она мешком оседает на траву, по-прежнему не произнося ни звука. Зоя кидается к ней, но ей преграждают путь.

– Нет-нет-нет! – качает головой Полина. – А вас я попрошу занять свое законное место.

Под натиском конвоиров Зоя шаг за шагом отступает к алтарю. Спиной чувствует пугающий холод, который исходит от плиты, и хочет бежать, но Мила, такая беспомощная, повалилась набок всего в паре метров от нее, и она просто не может ее здесь оставить.

– Убери руки, – рычит она капюшоноголовому, будь он хоть Никита Потапов, хоть черт, хоть демон. Она сама усаживается на плиту, свесив ноги.

– Добро пожаловать на твое жертвоприношение, устраивайся поудобней! – говорит Полина, снова возвращаясь на свою позицию. Остальные солеиды выжидательно смотрят на Зою, готовые в любой момент броситься на нее. Зоя, смерив Никиту презрительным взглядом, ложится на плиту, как на кушетку у врача.

– Так, что ли? – нагло интересуется она. И тут ледяные иглы, одна за другой, начинают пронзать ее тело, пробивая позвоночник, ладони, ступни, кромсая плоть. Зоя изгибается, хочет закричать, но крик застревает у нее в горле. Ее тело стремительно цепенеет, и она уже не способна пошевелиться. Она лежит, раскинув руки и ноги, смотрит в темное штормовое небо, и подземный барабан вколачивает раскаленные гвозди в ее виски.

– Так, – слышит она вдалеке голос Полины. – Именно так. По местам, начинаем!

Солеиды затягивают заунывный речитатив, и резкие гортанные звуки незнакомого языка сплетаются с завываниями ветра, стонами деревьев и подземными ударами, образуя страшную, демоническую музыку, которая сводит с ума. Зоя не видит, что происходит вокруг нее. Пересиливая боль, которая норовит залить красным последний кусочек неба, доступный взору, она из последних сил цепляется за ускользающее сознание. Пульсирующий воздух сжимает вокруг нее свое темное кольцо, Зоя с трудом делает вдох. И еще один. Это единственное, что позволяет ей чувствовать себя живой. И вдруг, идеально ровным кругом, все тринадцать фигур взмывают в воздух и смотрят на нее сверху вниз, из-под трепещущих капюшонов. В едином порыве они указывают на нее пальцем, и тринадцать невидимых нитей пронзают ее тело. Зоя испускает отчаянный стон. Небо заливает пурпурной слизью, она пару раз дергается и начинает падать в темноту.

Спиной вниз. Это всегда очень страшно. Сопло вечного огня затягивает ее куда-то вглубь. Барабанные перепонки вот-вот лопнут. Толчок! Она делает что-то вроде кувырка, и вот она уже снаружи, парит в центре круга. Она смотрит на себя, распятую на каменной звезде. Она видит землю. Она видит огонь. Она видит камень. Видит, как из-под камня выползают три подземных змея, как они ползут, вздыбливая траву. Трава плавится и чернеет. Круг за кругом прорезают они под поверхностью, круг за кругом. Зоя знает, что, когда они выжгут под ней три спирали, всё закончится. Она уже готова.

Зоя чувствует чье-то прикосновение к правому плечу. Даже не поворачивая головы, она видит ее – маленькую, беззащитную фигурку Агнии, в порванном розовом платье, с обожженными руками и запекшейся кровью под носом. Она ничего не говорит, только смотрит умоляюще. На ее детском личике навечно застыло выражение нечеловеческой боли. Слева появляется еще один силуэт, в грязной пижаме в цветочек. Лицо изуродовано, но Зоя знает, кто это. Оба ее ангела парят рядом с ней, их бледные обескровленные руки тянутся к Зое – не для того, чтобы утешить, а для того, чтобы вытолкнуть ее обратно, в Жизнь. Но подземные змеи плетут и плетут свои лабиринты, и отсюда, сверху, Зоя смотрит, как ее тело корчится на плите, харкая кровью.

Нити паутины, выпущенные Хранителями, присосались к ее груди. Они наливаются соками, вибрируют, высасывают из нее жизнь. Зоя видит, как Полина в экстазе запрокидывает голову, видит безумное выражение ее лица и то, как она облизывает губы, словно действительно пьет Зоины силы жадными глотками. И хотя несчастное тело где-то там, далеко внизу, боль выжигает его изнутри беспощадным пламенем. Зоя кричит, но не слышно крика, только ночное небо всё сильнее сдавливает то, что от нее осталось.

А змеиные спирали уже почти сплетены. В воздухе всё приходит в движение, фигурку Агнии сминает в комок и тянет к центру одной из них. Вторая девочка даже не сопротивляется, послушно скрючиваясь в позе зародыша в центре второй спирали. Ее парализовало вечным сном, который не закончится никогда. Агния в отчаянии тянет трясущиеся руки к Зое, но чем Зоя может ей помочь? У нее самой почти не осталось воли. Она понимает, что близок ее уход. Она готова.

«Нет!» – раздается у нее в голове. Как пощечина. Как искра. Она замирает, видит себя внизу, видит себя вверху. Превозмогая боль, разрывающую ее на тысячи фрагментов, она тянется к своему телу, снова чувствует его. Она велит ему прекратить, закрывает клапан. Пульсирующие нити безвольно повисают. Зоя напрягается и делает рывок. Ее закручивает в темном вихре, она снова внизу, она чувствует свои руки, чувствует ноги, хоть пока и не может ими шевелить. Она сопротивляется, освобождается от цепких русалочьих пальцев, удерживающих ее под водой, рвется, рвется из своего паралича. Ну же!

Зоя открывает глаза. Тени в капюшонах по-прежнему висят над ней, но боли она уже не чувствует. Она моргает. Парящие фигуры падают вниз, как марионетки, которым враз перерезали все нити. Становится до жути тихо. Зоя медленно садится, спускает на землю ноги, вытирает кровь с подбородка. Всё тело болит, но это больше не та незримая боль, что пронзала ее на алтаре. Это вполне обычная боль измученного тела. Солеиды валяются на траве бесформенными кучами. Одни жалобно стонут, другие еще не вышли из состояния транса. Зоя с трудом встает и делает несколько неуверенных шагов по распаханной спиралями земле. Пахнет паленым. Зоя ковыляет к Миле, поднимает ее почти бездыханное тело.

– Пойдем, – шепчет она запекшимися губами. – Пойдем отсюда.

Они медленно бредут среди стонущих тел. Почти у самой границы круга уткнулся лицом в землю Потапов. Если бы у Зои были силы, она бы отвесила ему хорошего пинка. Он дергает плечами, перекатывается на спину. Зоя останавливается. Это не Никита. Это Олег Смирнов из того же первого отряда. Они даже не похожи, только рост одинаковый! Как она могла перепутать?

Мила что-то невнятно бормочет и утыкается ей в плечо.

– Всё, всё. Идем.

Зоя заносит ногу и чувствует, как пружинит воздух. Она продавливает эту невидимую оболочку и все-таки делает шаг. Земля отзывается глубинным рыком, змеи снова приходят в движение, но их след больше не похож на ровный четкий рисунок, скорее на детские каракули. Затихший в ожидании ветер срывается с места, кусты и деревья бьются в припадке. Белое пламя бури опоясывает алтарь. Зоя не останавливается. Зоя идет к мосту.

– Тупая овца! – слышит она за спиной отчаянный крик Полины. – Я же не запечатала его! Я не запечатала Круг!

– Вот сама с этим и разбирайся, – бормочет Зоя.