Олег Филимонов

Молитвенный удав

У нас в доме кого только нет – всякой твари по паре, как в Ноевом ковчеге, хотя встречаются и одинокие души, особенно женского пола, и это легко понять, учитывая высокую кривую смертности среди мужской половины носителей русского языка. Феминизация, называется процесс, когда речь захватывают женщины. Например, во втором подъезде у нас с незапамятных времен живет одинокая соседка преклонных лет, читающая по ночам молитвы так громко, что слышно в каждой квартире, примыкающей к ее однушке – сверху и снизу и со всех сторон.

Жильцы нашего дома по-разному относятся к этим всенощным бдениям. Кого-то убаюкивает монотонное “господи, помилуй” из-за решетки вентиляции. Кого-то бодрит. Очень радуются затраханные кредитами бюджетники, которые сами не успевают позаботиться о спасении души, но тоже хотят жить после смерти. Для них соседкины речитативы – мед в уши, бальзам на сердце и ангельский рок-н-ролл.

А других, наоборот, корежит. Сильно страдают люди с нечистой совестью, всякие нервные либералы, которые ругают бедную женщину “фанатичкой”, бьются об стену в припадке бессонной истерики и утверждают, что жить “в этой стране” стало невозможно.

Но усердная молитвенница презирает внешние раздражители и всегда без запинки отчитывает тысячи просьб о своем помиловании. Под утро она затихает, умирая для мира до следующей ночи.

Ее персональные данные никому в нашем доме не известны. Любопытные женщины из второго подъезда регулярно сканируют амбразуру почтового ящика отшельницы, но за годы слежки сумели разжиться только жалкими крохами информации. Фамилия да инициалы – Шмидт Е.Е. – вот и весь улов. Много ли узнаешь о человеке из жировок за квартиру и газ? В ящике “Для писем и газет”, по старинке висящем на двери в квартиру Шмидт, никогда не бывает ни того, ни другого. Никакой пищи для размышлений. Ноль калорий.

Поэтому умирающие от любопытства соседки тренируют фантазию. Курят на лавочке у подъезда, перебирая смертные грехи. Больше всего им нравится “не прелюбодействуй”, они прикидывают, что загадочная бабка не всегда была старой перечницей и запросто могла подгулять с женатым мужчиной во времена борьбы с космополитами, а он как раз и был из этих – еврей среднего звена, начальник цеха, или типа того. В результате внебрачной связи родился мальчик, безотцовщина, потому что он ее бросил – этот завцеха – все они такие, и тогда она со злости написала на него донос в КГБ, и еврея с удовольствием расстреляли, а его законная жена в ответку отравила незаконнорожденного, потому что работала врачом в детском садике и запросто могла подсыпать мальчику яду в компот. Точно, девочки, это похоже на правду, что-то такое у нас в городе было… “убийцы в белых халатах”. А шмидтиха потом кончила ту врачиху, пырнула ножом или толкнула под трамвай. И получила десять лет или даже пятнадцать. С тех пор, отбыв наказание, молится о своем преступлении и невинно загубленных душах. Как-то так.

Хорошая история. Кто скажет, что такого не могло быть? И не такое бывало. Жизнь только и делает что удивляет нас поворотами сюжета. Кажется, в две тысячи четырнадцатом в нашем же втором подъезде у одной женщины открылся третий глаз. Как-то утром она пошла в магазин, и там ей стало плохо. Вызвали “скорую” – думали, гипертонический криз. А оказалось, что она просто увидела, из чего сделаны продукты питания, магазин, конечно, был сетевой, для затраханных бюджетников, которые всегда ищут желтые ценники и покупают белорусский пармезан. Бедная женщина с третьим глазом долго не протянула в нашей суровой действительности – к осени прибралась, но перед смертью шепнула, что на наш дом в ближайшем будущем обрушатся несчастия. Так оно и случилось.

Потому что, в отличие от экстрасенсов, мы видим только маленькую верхушку айсберга жизни и боимся признать, что в основе своей жизнь – это хтонь.

Доказательство явилось в квартиру Е.Е.Шмидт ранним утром хорошего летнего дня, в начале шестого часа, когда весь дом подскочил как ужаленный, от крика из-за стены: на помощь! милиция! Дедуктивные соседки немедленно вызвали службу спасения, предчувствуя момент истины и срывания масок.

Вскоре картина происшествия была ими восстановлена до мельчайших деталей путем опроса покидающих квартиру Шмидт чуть живых от смеха сквозь слезы работников МЧС. Блоггеры нашего дома моментально расшарили в Сети эту историю, суть которой женская общественность резюмировала злорадно: поделом ей!

Там вот что случилось. На рассвете, уже на финише молитвенного марафона, Шмидт внезапно ощутила присутствие на своей жилплощади чего-то подвижного и чужого. Огонек в лампаде перед иконами затрепетал и погас, как будто его задули. Шмидт оглянулась на дверь, закрытую изнутри на защелку, она всегда так делала, входя в комнату или выходя из комнаты, как бы разделяя квартиру на зону своего присутствия и внешнюю пустоту. Обычный пунктик одиночества, старающегося держать всё под контролем. Но тем неуютнее одинокому, когда в его скорлупу пробирается странное, когда из пустоты, где не должно быть ничего, доносятся звуки загадочного происхождения, когда что-то, чмокая, шмякается об пол, словно уронили мокрую тряпку. Не чувствуя сил отмахнуться от странного, Шмидт встала с колен, подошла к двери, отделяющей комнату от коридора, и, затаив дыхание, отомкнула замок. Она сделала узкую щель, чтобы глядеть наружу одним глазом. Но ничего страшного не увидела. Знакомая, чисто выметенная пустота. Узоры кухонных занавесок, просвеченные лучами утреннего солнца, бесшумно колышутся на сером линолеуме. Щебечут во дворе птицы, шоркает ранней метлой жена дворника Сахидо, суфийского мистика. Летний мир благодатен и тих, как обычно, только в совмещенном санузле происходит непонятная жизнь. Шмидт приложила ухо к двери уборной, запертой снаружи на шпингалет, – и вот опять этот звук мокрой тряпки, волочащейся по полу. Что за чудеса? Что за незваный гость в такой ранний час? “Чертовщина!” – подумала Шмидт и, осенившись крестом, громко спросила запертую комнату: “Кто там?” Ответа не последовало, но возня внутри продолжалась.

Ответственная квартиросъемщица решительно щелкнула выключателем. Полоска света упала к ее ногам из-под двери, как будто оттуда просунули лист желтоватой бумаги. За дверью наступила тишина.

Постояв и послушав, Шмидт отправилась в кухню, где залезла на табуретку с целью изучения подозрительного санузла через прямоугольное окошко. Голая лампочка на витом шнуре тускло освещала белые гигиенические чаши, возле которых, на первый взгляд, не было никого, но сердце чувствовало, что кто-то там есть. Пытаясь заглянуть в углы ванной комнаты, Шмидт вплотную прижалась лицом к стеклу и затаила дыхание, чтобы не туманить поверхность.

Так она и встретилась со змеиной мордой, внезапно появившейся в окне, – нос к носу, глаза в глаза. Черные бусины блестели по бокам коричневой головы. Шкуру твари покрывал узор бледный, словно ожерелье из колбасного жира. Безгубая пасть медленно приоткрылась, и раздвоенный пурпурный язык заплясал между треугольных зубов. Шмидт невольно сделала шаг назад, в результате чего утратила опору ног своих. На секунду ей показалось, что она висит в воздухе, удерживаемая жутким взглядом чудовища, остановившего время. А затем грохнулась на пол и возопила во весь голос.

Эмчеэсники идентифицировали пресмыкающееся как “ложноногого боа-констриктора”. Попросту говоря, удава – довольно распространенного обитателя домашних террариумов. У себя на родине, в Гондурасе и Амазонии, взрослые представители этого вида достигают длины и диаметра пожарного брандспойта, наводят ужас на местное население и кушают даже крокодилов. Но у нас не Гондурас. Наши северные удавы, сидящие на диете из мышей, имеют толщину садового шланга и скромные размеры в метровом диапазоне. Особь, напугавшая бедную женщину, была невыдающимся констриктором ста восьмидесяти сантиметров. Над тем, как удав попал в квартиру, гадать не пришлось. Он просочился через канализацию и вынырнул из унитаза. Об этом свидетельствовал фекальный запах, исходящий от ложноногого. Сполоснув удава под душем прямо в ванне потерпевшей, работники МЧС запихали его в брезентовый мешок и отправились на новые подвиги.

Вскоре отыскался хозяин беглеца, одинокий ветеринар и любитель рептилий по фамилии Сергеев из четвертого подъезда. Интеллигент за пятьдесят. Вообще-то все знали, что его квартира полна экзотических тварей, но как-то забыли об этом в суматохе, а сам ветеринар ночью находился на дежурстве в клинике, где оперировал хомячка, чье внутреннее устройство по крохотности деталей сравнимо со швейцарскими часами. Утром Сергеев возвращался с работы, гордый собой и почти трезвый (он не мог не выпить за здравие спасенной зверушки, в других ветеринарках отказались делать ювелирную операцию, и владельцы хомячка, пожилая чета преподавателей лингвистики, отблагодарили доктора фляжкой “Трофейного” бренди). На пути ему встретился дворник Сахидо, который гулял по двору, проверяя за женой качество уборки территории.

– Салам алейкум, Айболит, – сказал Сахидо. – Иди в милицию, ждут тебя.

Но тут же поспешил успокоить побледневшего доктора, который испугался, что это опять из-за калипсола. Со всех ног Сергеев кинулся в отделение, где его заставили подписать кучу бумажек, после чего с ухмылкой выдали удава, сложенного вчетверо и перевязанного шпагатом. К счастью, он пробыл в камере вещественных доказательств всего два часа и не успел стать жертвой критического обезвоживания.

Вернувшись домой и совершив над питомцем необходимые гигиенические процедуры, Сергеев приобрел в гастрономе торт “Графские развалины”, советское шампанское и фиалку в горшке, с которыми робко явился на порог пострадавшей от его беспечности Шмидт. Дедуктивные соседки наблюдали этот визит через дверные глазки. К их удивлению, отшельница не прогнала ветеринара и даже впустила его к себе, он пробыл внутри не менее двадцати минут и покинул квартиру с приятным выражением лица, прижимая к груди бутылку, не принятую в качестве дара. Это была информационная бомба, затмившая похождения удава в лабиринте домовой канализации. Женская общественность подняла уровень наблюдения до тревожного и в течение недели зафиксировала повторное посещение Сергеевым квартиры Шмидт.

В воздухе запахло жареными фактами. Общественность ломала голову, что общего (кроме удава) может связывать этих двоих? Посовещавшись, решили давить на слабое звено. Следующим вечером к ветеринару явились две дамы из второго подъезда, заявившие, что хотят лично видеть “бедное животное”. При себе они имели бутылку ложнокрымского портвейна. Такой аргумент Сергеев не мог игнорировать. Он принял дам по-джентльменски, выставил на стол закуску, сказал “пардоньте”, ушел из кухни, а через минуту явился перед гостьями, как Лаокоон, обвитый чешуйчатым коричневым телом с бледными узорами.

– Это Вова, – радостно объявил Сергеев.

Так все узнали настоящее имя возмутителя спокойствия нашего дома. Лежа на плечах хозяина, удав прикидывался мирным шлангом и вежливо позволял себя трогать. Разгоряченный угощением ветеринар, подробно рассказывал о повадках лично Вовы и всего семейства констрикторов.

– Они глухие от природы, – восхищался Сергеев, разливая на троих. – Выражение “слушай ухом, а не брюхом” к ним совершенно не подходит, потому что они, наоборот, чувствуют колебания почвы брюшной поверхностью, а разговаривать с ними бесполезно.

Но дамы не собирались разговаривать с Вовой. С их точки зрения, удав и портвейн были одинаковой гадостью, но, поскольку Сергеев являлся единственным источником информации о загадочной Шмидт, дамы терпели этот кошмар. После второго тоста (“за братьев меньших”) они приступили к расспросам: “Как она, бедная наша соседка, всё это пережила?”

– Прекрасно! – отвечал Сергеев. – Она удивительная женщина. Давайте за нее выпьем!

И немедленно выпил, а дамы чокнулись с ним и пригубили.

– Ну, а всё-таки, – спросили они, когда ветеринар опустошил стакан и нежно поцеловал Вову в темечко. – Как она после этого себя чувствует?

– Отлично! – был ответ. – Молится за нас, за всех. Нашему дому с ней повезло. Как говорят в народе, не стоит село без праведника. Я вот думаю, побольше бы таких людей. Ну что, еще по глоточку?

Операция провалилась с треском. Жалея выброшенные на ветер деньги, дамы сказали, что им было очень приятно. Когда они уходили, Вова насмешливо смотрел на них своими черными бусинами. Как будто замышлял что-то дерзкое.

И ведь что оказалось? На самом деле замышлял, гад ползучий. Буквально через пару ночей, когда его хозяин вновь дежурил у себя в клинике, удав выбрался на свободу и пошел протоптанной дорожкой (если можно так сказать о существе, не имеющем ног) по направлению к туалету. Овившись вокруг основания фаянсовой чаши, Вова напоминал эмблему медицины. Затем он нырнул в сливное отверстие и исчез.

Наутро, придя с работы, Сергеев почувствовал себя брошенным и преданным, как будто ему плюнули в сердце. Но даже глубокая обида, усугубленная дешевым напитком из гастронома, не помешала ветеринару исполнить общественный долг. Качаясь, он обошел все сорок восемь квартир нашего дома, разнося дурную весть: “Он опять убежал. Люди, будьте бдительны!” Выслушивал заслуженную брань и шел дальше, как мученик, несущий свой крест.

Шмидт ему не открыла.

– Кто? – спросила она.

– Это я. Он не у вас?

– Нет. Уходите.

– Но я хотел вам сказать…

– Прощайте.

Сергеев очень расстроился и окончательно помрачнел. Должно быть, он наивно рассчитывал на сочувствие отшельницы, однако ее психология оказалась еще более загадочной, чем внутренний мир рептилии. А жильцы дома – что делать? – приняли меры. Крышки унитазов были опущены и придавлены сверху тяжелыми предметами. В тяжелый кошмар превратилось отправление естественных человеческих надобностей. Каждый отправляющий надобности с ужасом ждал появления Вовы, представляя, как удав блуждает в клоаке и, возможно, прямо сейчас ищет выхода на поверхность.

Измученные неизвестностью люди обрывали телефоны представителей власти, требуя решить проблему. Представители власти навестили простых людей и постарались их успокоить, но делали это так неубедительно, их растерянность бросалась в глаза, ясно было, что они не имеют опыта ловли змей в канализации и не могут предложить хотя бы подобия реалистического плана действий. Несколько проживающих в нашем доме либералов, верящих в силу общественного резонанса, запустили на сhange.org петицию “Избавьте нас от Вовы!”, которая набрала 117 жалких подписей. Отдельные паникеры собрались немедленно валить и выставили свои квартиры на продажу, но риелторы, пронюхавшие о нашей беде, бесстыдно опускали цены.

Писучие блоггеры создали ВКонтакте группу “Очковая змея”, полную шедевров сортирного юмора. Вскоре на запах скандала подтянулось телевидение. Журналисты записывали стендапы во дворе нашего дома и пытались взять интервью у Сергеева, который ни с кем не хотел разговаривать, превратившись в совершенного мизантропа. “Как вы думаете, почему он ушел?” – допытывалась через дверь самая настойчивая журналистка.

– По кочану! – рявкнул ветеринар.

Свой материал девушка назвала оригинально: “Свобода лучше, чем несвобода”.

Благодаря этой медиашумихе жильцы нашего дома познали горький вкус славы. Особенно жаль Сергеева, ему не повезло, все его ненавидят, но мир так устроен – жертвы должны быть.

Прошла неделя, другая, и люди успокоились, привыкли жить с чувством постоянной опасности, которое незаметно сделалось частью их повседневной рутины. Тем более что удав так и не вышел к людям. Скорее всего, он погиб (трагическая развязка), или просочился в другую коммунальную сеть (открытый финал), или сумел каким-то чудом (хеппи-энд) пробраться в естественный водоем, протекающий в полукилометре от нашего дома.

Е.Е.Шмидт продолжает истово молиться, одержав победу над последним искушением этого ужасного мира.