Дом у леса.
Терраса.
Стол.
За столом четверо.
Женщина средних лет, ее супруг – мужчина средних лет, их институтский друг средних лет и молодой человек, годящийся им в сыновья. Он, впрочем, тоже приближается к возрасту, который принято называть средним.
Четверо человек средних лет сидят на веранде. Все они, кстати, и в самом деле средние, не особо выдающиеся. Люди как люди. И собака под столом тоже вполне обыкновенная, и лес за забором ничем не примечателен. Вот такая мизансцена.
Если и дальше писать в этом духе, получится пьеса. А тут не пьеса, а рассказ.
Пригласили меня в гости на дачу. Очень славная женщина пригласила: и умная, и готовит. Она хотела со мной вроде как дружить, и муж ее был вроде как не против.
Заодно они позвали институтского друга. Он недавно в очередной раз женился, обзавелся ребенком, годным во внуки, и перебрался в Европу.
Институтский друг приехал в отпуск на родину, и наши с ним аудиенции решено было рационально совместить.
Весь день мы провели на террасе.
Хозяйка рассказывала, как построила этот дом, муж только деньги давал и долго не знал вовсе, где дом расположен и сколько в нем комнат.
Даже количество этажей было ему неизвестно, два или три.
Она говорила, а он налегал на виски из магазина беспошлинной торговли.
– Я нашла бригаду, ездила за материалами, а он… – хозяйка кивнула на супруга и тот застенчиво улыбнулся. – А он заявил, что ноги его здесь не будет, пока не подключат воду и отопление.
Смог бы я жить в доме, где ни к чему не приложил руку? Ощущал бы я такой дом своим? Все-таки некоторые вещи надо делать самому.
– Кусты вот эти своими руками посадила, – махнула хозяйка в сторону кустов. – А вон те с таджиками. Газон он не косит, нанимаю человека.
Муж отпил из маленького стаканчика и подозвал собаку. Собака отвернулась.
– А сын помогал? – спросил друг юности.
Оказалось, сын был очень занят. У него работы по горло, не успевает один проект сдать, другой наваливается. Работящий мальчик.
– А почему вы завели ребенка, сына, так поздно? – спросил друг юности и признался, что ему это всегда было интересно, но любопытничать неловко.
Хозяйка помешкала и кивнула на мужа – он откладывал. Сын – ее решение.
К обеду явился молодцеватый люмпен в белой курортной фуражке на красномордой голове. Собака ему приветственно повиляла.
Гостя усадили во главу стола, поднесли и наложили.
Он выпил, заел и пустился в доброжелательную критику.
– Вон щель, конопатить надо. А тут штукатурить, иначе отвалится. Здесь перестелить, потому что криво.
Восседая во главе стола, он обозревал весь дом и участок, даже те уголки, которые никак не мог видеть. Ни один изъян не мог укрыться от его деловитого ока. На просторной террасе стало тесно.
– Я человек занятой, но так и быть, найду время, а то пропадете вы тут без меня, – сжалился красномордый, жуя.
Муж хозяйки молчал, его улыбающаяся голова клонилась всё ближе к стаканчику.
К ужину подали грибы. Хозяйка посетовала, что грибы покупные, фермерские шампиньоны, хотя лес вот он.
От леса нас отделяла решетка, за которой весь день шастали грибники. Грибники косились на нас, а мы следили за ними. Казалось, что мы в парке диковинок; только неясно, кто на кого пришел поглазеть.
Указывая на грибников, хозяйка сообщила, что они всегда ее опережают. Муж за грибами не ходит, а она постоянно опаздывает. У них вон и калитка есть прямо в лес. Но она заржавела и не открывается, приходится кругом обходить. Из-за этой калитки и опаздывает. Только однажды ухитрилась пяток подберезовиков найти, да и те червивые.
Тут и появился жук.
Он то приближался, то удалялся, но очень скоро целиком завладел нашим вниманием.
Его жужжание навевало тревожное чувство неотвратимости.
За неделю до того я был на театральной премьере. Во втором акте из шкатулки выпустили бабочек. Незамысловатый, но эффектный режиссерский прием.
Как только бабочки вылетели на свободу, зрители тотчас потеряли интерес к пьесе. Актеры продолжали исполнять свои роли, демонстрируя мастерство перевоплощения, но всё это померкло рядом с бабочками. Даже искушенные критики, сидевшие на лучших местах, следили исключительно за взмахами крыльев. Про актеров вспоминали только, когда они взаимодействовали с бабочками. Вон тому, бородатому, одна села на плечо, и он, не будь дурак, ловко это обыграл. А вон та, пожилая, едва не наступила на бабочку. Зал охнул, кто-то вскрикнул “стой!”, актриса вздрогнула и до конца спектакля так и не cмогла вернуться в образ.
Жук произвел точно такой же эффект – застольное действо продолжилось, но следить за ним было невозможно. У хозяйки возник страх, что жук явился по ее душу. Только и ждет удобного момента, чтобы десантироваться к ней прическу и доставить невыразимые страдания. Она вздрагивала, дергалась, а потом потеряла самообладание и взвизгнула:
– Сделай что-нибудь!
Муж, который к тому времени уже практически воткнулся в стаканчик, принялся этот самый стаканчик ласково увещевать:
– Да ладно тебе, – сказал он стаканчику. – Это просто жук, он тебя не обидит.
Жук продолжал кружить над столом.
Столкнувшись с настырностью непрошенного насекомого и таким к себе отношением со стороны супруга, хозяйка выскочила из-за стола и спряталась в доме.
Звон захлопнувшейся двери, застекленной прозрачными квадратиками, разбудил мужа.
Он вынул из стаканчика нос и посмотрел на нас.
Я вспомнил, как в детском саду во время “тихого часа” один мальчик описался. Когда его повели переодеваться, он смотрел на нас, других детей, точно такими глазами.
Высоко подняв голову, муж встал на нетвердые ноги и взмахнул салфеткой.
Взмах, другой, третий.
Со стороны могло показаться, что он порывисто с кем-то прощается.
С припозднившимся грибником, с кустами, посажеными другими мужчинами, с лесом, который вот он и одновременно недоступен.
Один из неверных взмахов принес результат – жук был сбит.
На земле его настиг тапок.
И откуда такая прыть…
Всё случилось так быстро и обыденно, что никто сначала не поверил.
Включая самого мужа.
Теперь на его лице был укор.
Вы должны были остановить меня.
И успокоить ее.
Почему вы бездействовали?
Он позвал супругу, и та изволила явиться. Она что-то жевала. Осмотревшись и не увидев опасности, она одарила своего героя поощрительным эпитетом. Он потянулся к ней губами, но она отвернулась, как отворачиваются от собаки, норовящей лизнуть лицо.
Со стороны леса раздался мелодичный перезвон. Все повернули головы. По опушке шел темный грибник, он вел палкой по прутьям. Прутья издавали мелодичный перезвон.
Наутро я проснулся очень рано, но второй гость уже бодрствовал. Он читал книгу.
– Если бы не алкогольные зорьки, я бы вообще не читал, – признался гость.
Выйдя на террасу, я увидел две вещи: грибника за забором и собаку на полу.
Грибник воровато рыскал под березами, собака рычала и била что-то лапой.
Жук.
Тот самый вчерашний жук.
Он еще шевелил лапками, отчего и стал игрушкой для собаки.
Выглядел он безнадежно, поблизости уже рыскали муравьи. Я добил жука.
Некоторые вещи надо делать самому.
В электричке на обратном пути продавались нелопающиеся мыльные пузыри. Я подумал, что если выдувать такие пузыри дома при закрытых окнах, то скоро все комнаты забьются пузырями и людям не останется места. Как будто красномордый пришел.
А еще я думал, что так и не смог обратиться к хозяйке на “ты”, хоть она на этом очень настаивала.