Книга: Внутри женщины. Откровенные истории о женских судьбах, желаниях и чувствах
Назад: Глава 8. Невыносимая абстрактность бытия
Дальше: Глава 10. Территория наивности

Глава 9

Уроки жизни

ДОСЬЕ

Имя / Света

Возраст / 32 года

Профессия / копирайтер

Семейное положение / верю

Материальное положение / среднее

Жилищные условия / квартира, доставшаяся от бабушки

Дополнительные бонусы / наличие души

Я никогда прежде не виделась со Светой и пыталась угадать, как она выглядит. В моем распоряжении был только ее голос по телефону, мягкий, как перо. Света пригласила к себе домой. Сказала, тогда можно будет совсем не торопиться. Я отчего-то волновалась и все не знала, что надеть. Остановилась на черном сарафане и желтом кардигане. По дороге купила корзинку фруктов и расслабилась: даже если история будет не очень яркой, хотя бы выпью вина.



Меня ждала девушка со светлыми волосами.

– Привет, Тамрико.

– Привет.

Света сделала два шага. Это получилось у нее не так легко: левая нога не слушалась ее движений и дрожала, словно тонкая ветвь на дереве. От этого Света сильно хромала.

Не то чтобы я была не готова к такому повороту.

Да, я была не готова к такому повороту.

Однажды я работала с молодой девушкой. Целый год. Когда она уволилась, моя коллега сказала: «Надо же, она такая милая и красивая, жаль, что у нее нет правой кисти». И тут я поняла. Я поняла, что целый год не замечала того, что у девушки не было пальцев на правой кисти. И это при том, что наша с ней работа – стучать по клавиатуре. Когда человек начинает замечать внешние недостатки в других людях?

– Я не знаю, будет ли тебе интересна моя история. Это и историей-то не назовешь. Крик души, наверное.

– Хочется кричать?

– Уже не так, как раньше, но все еще болит.

В комнате с длинным диваном и прозрачным столом на коротких ножках уже было два бокала. Идеально чистые, они ждали наших не таких идеальных слов и воспоминаний.

– Я долго задавала себе вопрос: почему одни девушки рождаются красавицами, а другие – нет? Мне всегда было так обидно, что у кого-то все легко и просто, а у меня – нога. Ты, наверное, заметила? Глупый вопрос, конечно, заметила. И знаешь, проблема в том, что все замечают. Замечают и акцентируют. Между тем это с рождения. И я так к этому привыкла, что в детстве не особо переживала по этому поводу. Я вообще не думала, что это проблема, потому что не представляла себе, как жить иначе. О том, что это – серьезная проблема, мне сказали другие.

– Сколько тебе было лет?

– Тринадцать или четырнадцать. Когда все эти гормоны. У меня было достаточно друзей. Девочки стали писать записки мальчикам, и я тоже решила попробовать. Он учился в параллельном классе, увлекался футболом. Я понимала, что у меня нога, но мне казалось, что это не так критично. В конце концов, у меня хорошее чувство юмора, и я играю на гитаре. Я передала ему записку через одноклассника. Он ответил коротко и ясно: «Ты ведь понимаешь, что ты – не такая, как все? Давай будем друзьями». Урок номер один: я – не такая, как все. Я-не-такая-как-все.

Света аккуратно разложила на тарелке фрукты. У нее были крупные и мягкие ладони, на безымянном пальце левой руки – серебряное кольцо с мелким камнем. Это был четвертый год моих интимных интервью, и я точно знала, что не существует двух одинаковых людей. Но есть одинаковые стандарты, под которые мы с азартом пытаемся впихнуть и себя, и всех остальных. Словно в доверху наполненный чемодан, на котором уже не сходится молния, а большинство вещей – лишние. Какими бы умными и талантливыми мы ни были, нам почему-то всегда почти физически больно осознавать свою индивидуальность.

Света улыбнулась и погладила мою ладонь. Она была очень тактильной и открытой, и это было приятно.

– Поэтому я тебе и написала. Я знала, что ты поймешь. Но мне так хочется, чтобы понял кто-то еще. Я ведь тогда столько плакала. Подружки бегают на свидания, а я хожу по врачам. Хотя все и так было понятно, но мы с родителями не оставляли надежды, что может быть лучше. Лечебная гимнастика, кальциевая диета, обувь без каблуков. О господи, – Света захохотала. – Каждый Новый год и на каждый день рождения я загадывала одно и то же желание: чтобы я могла надеть туфли на высоком каблуке и в красивом платье появиться перед всеми. Но на выпускной вечер я шла в привычных белых балетках. Я их ненавидела. Ненавидела, но в глубине души верила, что где-то в мире существуют люди, которым плевать на внешность. А потом я познакомилась с Никитой. Ему было плевать на мою походку целых семь месяцев.

– Только семь месяцев?

– Да уж, недолго. Ему нравилось, как я смеюсь. И он очень любил, когда я готовила котлеты и салат из помидоров. Мы познакомились в Италии. Я там отдыхала, а он учился. Я в кафе говорила по-русски по телефону, и он услышал, – Света подняла бокал и пристально посмотрела на меня. – За знакомство, Тамрико.

Большинство людей не любят знакомиться, это факт. Их нужно привести в компанию, усадить с кем-то новым за стол, и тогда они обменяются именами. А улицы, магазины и вагоны метро будут и дальше полниться молчаливыми мужчинами и женщинами, которые и слова друг другу не скажут. Как будто это опасно или поставит их в неловкое положение. «Девушка, у вас красивые глаза». «О, отличный выбор книги!» «У вас свободно?» Какие опасные слова. Лучше сгореть заживо. В одиночестве, разумеется. До тех пор, пока словесная импотенция не уничтожит весь мир.

– Мы провели отличных четыре дня в Италии. Он показал мне несколько непопулярных среди туристов мест, а я выучила несколько фраз на итальянском. Красивый язык. Потом мы с ним переписывались. Он приехал через два месяца, когда окончил учебу. Мир за секунду показался не таким уж и плохим. Мы стали встречаться.

Красивой женщину делает не бог. Красивой женщину делает уверенность в завтрашнем дне и спокойствие. Обычно это приходит одновременно с человеком, которому ты доверяешь.

– Я забыла про свою ногу совершенно. У меня появилось настоящее, которое обещало будущее. Но спустя семь месяцев мы расстались. Он ушел со словами, что хочет здоровых детей.

– Просто ушел?

– Да. И несмотря на образование в Италии, уходил он по-английски.

– Урок номер два?

– Да.

Мы выпили. Мы обе знали, что плевать люди хотели на душу, если не очень красиво тело. Древняя Спарта нам всем родина. Прикидываетесь милосердными? Без рамок и границ в собственных убеждениях? Готовы ли вы пойти дальше своих христианских мотивов?

Здоровое тело, безусловно, важно, но кто знает, как сложится? Жизнь – это не гарантийный талон. Сегодня две руки, две ноги, завтра – инвалидная коляска. Сегодня улыбка, завтра – синяки под глазами. Люди меняются. Тела меняются. Выбирать нужно характер.

– А ты?

– А у меня не было выбора. Я опять возненавидела свою жизнь, свою ногу, свои руки, волосы – все возненавидела. Мама кричала мне, что надо полюбить себя, тогда тебя полюбят окружающие. Черта с два. Невозможно полюбить себя, если тебя никто не любит. Для любви к себе нужны основания. Для любви к себе нужны комплименты других людей, нужны звонки от мужчин, нужны цветы, нужно желание хотя бы одного мужчины на планете иметь с тобой общих детей и засыпать в одной постели. Если все отвергают тебя, аргументируя это вполне фактическим недостатком, – невозможно полюбить себя. Невозможно полюбить себя силой мысли, – Света провела рукой по волосам. У нее были густые ресницы и высокие скулы. Свободное черное платье чуть ниже колен, маникюр цвета бордо – все в ней было без крика, хотя душа определенно хотела вылезти на трибуну перед огромной площадью. – В какой-то момент мне удалось убедить себя, что у меня нет личного будущего, и я всегда буду ходить на чужие свадьбы. Из-за, в основном, сидячего образа жизни я поправилась на двенадцать килограммов. Можно было, конечно, несмотря ни на что, взять себя в руки, превозмогая боль, каждый день заниматься спортом, грызть асфальт, следить за каждым своим шагом, за каждым куском еды, за каждой своей мыслью в голове. Иногда я так и делала. Но видит бог, как мне хотелось расслабиться и просто жить. Это невыносимо сложно – каждый день находиться в напряжении. Каждый день пытаться достичь той нормальной жизни, которая другим дана просто так. Более того – ты все равно не достигаешь нормальной жизни. Все эти усилия только ради того, чтобы не стало хуже. Понимаешь? Кто-то каждый день борется за лучшую жизнь, а кто-то – чтобы не стало хуже!

Я мысленно обняла себя. Фрида Кало стало бесконечной. Сколько ее прямо сейчас в мире? Глаза и одежда могут скрыть все, но от себя не убежишь. Стальные прутья в позвоночнике и корсеты, которые она должна была носить с семнадцати лет и до конца всей своей жизни. Авария, в которую она тогда попала, а могла и не попасть. Какую жизнь она могла бы прожить, если бы не эти железки внутри ее тела? Если бы она могла свободно двигаться? Если бы она могла иметь детей (а она не могла после той самой аварии)? Если бы она каждый день двигалась к лучшему, а не к тому, чтобы не стало хуже?

Однажды я смотрела Фриде Кало прямо в глаза, с расстояния в десять сантиметров от стены, на которой висело несколько ее картин. Фрида для меня – еще и символ выбора, как прожить свою собственную жизнь. Чертовски, нет, дьявольски талантливая и дьявольски, умноженное на сто, страстная, она выбрала драму. Она выбрала Диего, который изменял ей даже с ее сестрой, хотя могла выбрать любого другого мужчину. Десятки рисунков и больших картин – это ее сотни (тысячи?) часов терзаний, которые она провела, просаживая через каждую свою клетку страдания, которые она испытывала рядом с ним. Любовница Троцкого и бисексуалка, она выбрала рассказывать каждому (и всем) о том, как стальные гвозди сковывают ее позвоночник, и о том, сколько выкидышей было в ее жизни. Прикованная год к кровати, она смотрела в зеркальный потолок и видела свое лицо, исчерченное болью. Теперь это лицо будут видеть вечно с ее неподражаемых картин и набросков. Я знаю эту боль – у меня тоже была травма позвоночника, и я тоже чувствую боль (иногда набросками, иногда – в каждом шаге). Я красила губы красной помадой и называла себя Фридой. Мне тут же, у выхода из подъезда, встречались различные Диего, которые проходили сквозь меня, вкручивали мне в позвоночник (в сердце?) гвозди и исчезали. «Я – Фрида», – говорила я людям, когда мне снова было больно. Мне встречалось множество самых разных людей. Оказалось, в их жизнях тоже были аварии, Диего, Троцкие, революции, коммунисты и красные губы, неродившиеся дети. «Драма помогает чувствовать острее и ближе, не так ли?» – спрашивала я у них, накидывая на плечи платок. Часть из них кивали и танцевали со мной танго, рассматривая узоры цветов на обоях. Другие выходили из комнаты. «Нет, – говорили они. – Ты сама выбираешь, что тебе помогает чувствовать острее».



Моя любимица, мой гений, моя страсть, моя Фрида… У меня несколько ее биографий на разных языках мира, я знаю названия почти всех ее работ. Я перелистываю время от времени фотоальбомы с ее картинами, я смотрю ей прямо в глаза в ее автопортрет, который висит на стене. Мой страстный, дьявольский гений, моя мексиканка, мой символ выбора. Спасибо, что всякий раз даешь мне своими работами все крепче понять: драма – не мой выбор, Диего существует только в моей голове. Боль случается и проходит. Власть тоже меняется. Увидел новый рассвет – значит, уже есть шанс что-то исправить и прожить свою жизнь по-новому. Выбор.



Ты сама выбираешь, что помогает тебе чувствовать острее и ближе.

– Когда ты поняла, что уже не больно? – я знала точно: однажды утром ты к этому приходишь.

– Очень не скоро. Моя подруга рассказывала мне о том, как выбирает купальник для поездки на море, а я на пляж уже несколько лет не выходила. Всегда хотелось пройти к воде легкой игривой походкой, а я не могла. Всегда хотелось, чтобы парни провожали меня взглядом. Четыре года у меня не было ни одного свидания, ни одного поцелуя, ни одного взгляда от мужчины. Единственная мужская рука, которая ко мне прикасалась, – это была рука врача.

– Четыре года?

– Да. Четыре года в себе. Четыре года книг, фильмов, кухонных разговоров с девочками. Я была на очередной свадьбе своей подруги, как вдруг, сидя за столом с белоснежной скатертью, поняла, что мне – ты права – уже не больно. Я была действительно искренне рада за них. Бывает же так. Прошло еще какое-то время после этого. Я ехала домой с работы и вдруг вспомнила, как мы с Никитой ехали в машине, и он пел Scorpions. Это было ужасно, и я смеялась во весь голос, а он тогда продолжал петь громче, и еще громче. Потом он взял меня за руку и сказал: «Как же я люблю, когда ты смеешься. Никто так не улыбается. Я тебя обожаю». И я вспомнила. Понимаешь, я кожей вспомнила, как это, когда тебя любят. Меня ведь пусть и недолго, но любил мужчина, а я сохранила в памяти только боль. Я вдруг поняла, что если Никита смог полюбить меня, то и я смогу это сделать.

Она сложила руки на коленях. Пауза была необходима нам обеим: в моей голове все перемешалось – отголоски мужчин, которые меня любили, пятна неприятных слов, боль травмы и руки Светы, которые прямо сейчас помогали мне разложить по местам все эти останки прошлого.

– Мне было тридцать лет. И уже несколько лет я каждый день пыталась прыгнуть выше себя, полностью изменить себя в глупой попытке стать другой ради неизвестно кого. Я проживала свою жизнь ради неизвестно кого. Я пыталась понравиться всем, вместо того чтобы ждать того, кто полюбит меня такой, какая я есть, – Света волновалась. Ее голос дрожал, я понимала – она плакала, хотя лицо ее было чистым и светлым. – Я пыталась понравиться другим, вместо того чтобы наслаждаться жизнью. Я украла у себя всю молодость. И тогда я поменяла ставки. Я переставила фишку с неизвестного мифического будущего на жизнь сейчас. Я выбрала жизнь.

Есть женщины, которым повезло. Поцелованные небесами, они рождаются привлекательными, и все в них притягивает взгляд – и лицо, и фигура, и жесты. Отцы всегда называли их «своими принцессами». А мамы подавали пример женственными нарядами и милой улыбкой.

А есть женщины, которым не повезло. Сложная красота, сложная ситуация в семье. Родители внушали им, что главное – ум. Их мамы всю жизнь сгибались под тяжестью сумок в одном и том же платье. Их отец никогда не делал им комплиментов. Вместо первых свиданий они получали первые деньги. И выросли – задумчивыми, сложными, без кокетливых ситцевых платьев на тоненьких бретельках. И их очень редко зовут на свидания. И тогда этим девушкам приходится учиться всему самостоятельно.

Адский труд – взрастить в себе совершенно новую женщину: легкую, манящую, игривую. Научиться ценить не только свой ум, но и тело. Научиться любоваться собой в зеркале. Научиться улыбаться, когда просто идешь по улице. Научиться слушать любимую музыку и смеяться над мужскими шутками. Сменить все навязанные жизнью привычки. И, несмотря на данные богом условия, позволить себе быть красивой.

Есть девушки, которым это удается. И тогда их красота – самая ценная. Потому что она – осмысленная. Она – испытанная. Она – не пустая внутри. И закрепляется она навечно только комплиментами – теми самыми, которых эти девушки не слышали в детстве. Красота – в глазах смотрящего. Возможность разглядеть красоту там, где ее еще предстоит взрастить, – самое прекрасное путешествие в жизни каждого человека.

– Тебе удалось полюбить себя?

– Я еще в пути. Но мне удалось полюбить жизнь. А это гораздо ценнее.

Я улыбалась Свете и наслаждалась ее внутренней красотой. Может быть, она действительно была не такой, как все. Но мне в эту минуту очень хотелось стать такой, как она.

Назад: Глава 8. Невыносимая абстрактность бытия
Дальше: Глава 10. Территория наивности