ГЛАВА 23
ДОМ — ДАЛЕКИЙ И БЛИЗКИЙ
— Идем, скорее переставляй лапы! — отважно манила дракона Изольда, перескакивая канавы с мутной дождевой водой и ободряюще хлопая в ладоши.
Обогнуть Терновый дворец и верхом занимало немало времени, а уж пешим шагом, со строптивым ветром в поводу, незадачливая троица рисковала потратить на это добрую долю часа. Прискорбно, если учесть, что стражники терновой принцессы могут появиться в любую минуту. Но заставить Хёльмвинда бежать за ней вприпрыжку было выше возможностей, дарованных колдунье. Хорошо и то, что змей не напал, завидев ее у входа в свое гнездо в сердце садового лабиринта.
— Какой ты копуша, — пожурила его принцесса, ступая одной ногой на песчаную почву Пустоши. Укрытие удачнее сложно себе представить.
Но верховный при виде непролазной стены из сливовых колючек вздыбился, зашумел, взмахивая здоровым крылом. Похоже, идея искать приюта в волшебном лесу его не прельщала.
— Вперед, кому говорю! — Изольда бесцеремонно шлепнула его по чешуйчатому бедру. И понукаемый ею ветер попятился к зарослям, зыркая на них неприязненно.
Вернулся ли к нему рассудок, судить было сложно, да и заглядывать в льдистые глаза времени не нашлось. Одно терновая колдунья знала наверняка: ей лично дракон с чудесными узорами на голубой броне — не угроза.
Таальвену он, кажется, тоже не желал зла. По крайней мере, до тех нор пока приморский королевич держался на расстоянии и не вынимал из ножен оружие. О том, что королевичу понадобилось совершить над собой усилие, чтобы позволить жене разгуливать в опасной близости от драконьих клыков, вслух сказано не было. Спокойствие, с которым принцесса положила руку на рогатую голову, а затем повела Хёльмвинда за собой, решило дело.
— Дорогу! — велела Изольда терновым побегам.
Они съежились по команде, пропуская странное шествие. Чуднее всех выглядела колдунья, перепачканная кровью сразу трех цветов — черной, алой и сапфирово-голубой. Нежно потрепав ее за оборку платья и удостоверившись, что хозяйка не нуждается в помощи, ветви нехотя уползли прочь.
Привлеченный их возней Северный ветер по-гусиному изогнул шею, попытался сцапать беглецов, но был пристыжен строгой принцессой:
— А ну, прекрати!
Пришлось вернуться на тропу и дать хищным сливовым стеблям скрыться. Ничего, он разделается с ними потом!
Впрочем, с какой стати ему, северному владыке, гоняться за никчемными растениями? Это ниже достоинства одного из четырех… правящих… воздушным… войском…
Борясь с нагромождением диковинных знаний, которые трудно в одночасье уложить в голове, ветер потряс рогатой короной.
— Потерпи минутку, Хёльм, — смягчилась колдунья, думая, что он неимоверно устал. — Окажемся вне досягаемости стрелометов, и я вылечу тебя!
Чтобы не плутать по тернолесью без толку, она проложила ровную дорожку напрямик и через дюжину аршинов расчистила поляну, укрыв ее растительным куполом.
— Остановимся здесь.
Змей повиновался, заключив Изольду с Лютингом в широкий полукруг шипастого хвоста. Костяной его кончик нервно подергивался туда-сюда, будто не в силах сдержать нетерпения.
— Как мы доберемся до берегов Виттаэх Шаст’эну? — пряча настороженность, поинтересовался приморский королевич. Соблазн припечатать пику хвоста к земле и оборвать безумный танец сбивал с мысли.
— Долетим.
На неулыбчивом лице нриморца обозначились догадка и категоричное нежелание в нее верить.
— Ты же не собираешься использовать для полета дракона?
— Естественно собираюсь, — просияла принцесса. — Как еще нам троим подняться в небо?
— С помощью терновой магии…
Изольда скептически глянула сначала на свои, отмеченные чарами, руки, затем на Лютинга и скривилась в знак того, что на подобное колдовство она не способна.
Душелова, окончательно растолковавшего ее замысел, словно пчела ужалила.
— Ветер — не ездовое животное! Лететь на нем — сумасбродство, по сравнению с которым блекнут прочие совершенные нами глупости.
— Не кипятись, Тааль. — Изольда деловито осмотрела впадины между зубцами драконьего гребня. — На вид спина его вполне удобная. Ухватимся покрепче, и все пройдет благополучно.
— Вот как, а если верховный кувыркнется? — Королевич ткнул пальцем в притихшего Хёльмвинда, и тот устремил на него светлый холодный взгляд.
— Заранее попросим не кувыркаться…
— Изольда, ты говоришь о неразумном звере!
Оскорбленный клеветой, Северный ветер заворчал, подсек хвостом непочтительного приморца, заставляя того ухватиться за ноющие после неравной драки ребра.
— Вот видишь! — Счастью девушки не было предела.
— Что характер у него по-прежнему остался змеиным — вижу.
— Нет, он понимает нашу речь! — Закатав рукава, она приблизилась к Таальвену и выжидающе протянула руку за мечом. — Давай скорее исцелим его.
Догадавшись, что принцесса снова намерена увечить себя, принц сделался мрачнее тучи. Но Изольда выставила ладонь с тоненькой полоской и сказала беспечно:
— Старый порез затянулся. Нужен другой, чтобы хватило крови на ссадину на боку верховного и дыру в крыле.
Скрепя сердце Лютинг отдал ей свой клинок.
— Постарайся не раскроить плоть до кости.
— Постараюсь.
Когда дело было кончено и змей, недоуменно обнюхивающий чешую, перестал прихрамывать, Изольда увлекла его на середину поляны и попросила как можно дружелюбнее, стараясь игнорировать недовольство Лютинга:
— А теперь разреши нам оседлать тебя и отправляйся к самому северному из Драконьих озер. И по дороге постарайся не переворачиваться брюхом кверху, не то мы с Таалем свалимся и разобьемся насмерть.
Зрачки-щелочки понятливо расширились. Плутовски покосившись на приморца, Хёльмвинд повертелся на месте, преклонил могучие лапы. Зажившее его крыло услужливо прильнуло к земле, как бы приглашая Изольду с Таальвеном взобраться по нему.
Первой по предложенной лестнице поднялась принцесса и устроилась в ложбинке меж драконьих лопаток. Сиденье было более чем ладным, и, чтобы показать это, она уперлась спиной в костяной треугольник гребня, ограждающий от падения сзади.
— Гляди, здесь почти как в кресле.
Благодушнее от таких заверений приморский королевич не стал, но подступил к гладкому змеиному телу, изготовившись заскочить на него. Тотчас верховный сложил кожистые перепонки, дохнул на неудавшегося наездника морозным инеем, от души забавляясь.
— Хёльм! — Пятки терновой колдуньи скрежетнули по серебристо-белым спинным пластинам, не причиняя ветру ни малейшего ущерба. — Прекращай дурачиться.
Довольный верховный снова распластал крыло.
— Змея с рогами, — процедил Лютинг, устраиваясь в выемке зубчатого хребта. — Надеюсь, летаешь ты лучше, чем соображаешь.
Ветер в ответ запальчиво фыркнул, распростер крылья, принуждая колдунью держаться крепче, и, оттолкнувшись задними лапами, взлетел. Взмах, еще один — и сливовые кущи угодливо отпрянули, освобождая проход.
«Зря я его дразнил», — пожалел Таальвен до того, как пронзительный свист в ушах вытеснил остальные домыслы. А уж когда дракон набрал высоту и выровнялся, окунаясь в вагу облаков, голова и вовсе опустела. Небо, отряхнувшееся от колдовства, окатило синевой. Глаза у Таальвена заслезились, сделалось холодно, неуютно, как и полагается человеку в заоблачной вышине.
Но не все людские создания сторонились поднебесья. Изольда, удирая от безграничной печали, рвалась выше, гладила змеиную шкуру, чтоб до чешуйки запомнить ее узор, вобрать гладкую прохладу пальцами. Это был последний ее полет, последняя возможность стать на время частичкой ветряного мира, отдалить неминуемое…
Бризы, шторма не знают печали! Они носятся над твердью — легкие, свободные, даруя кораблям попутный ветер, заботливо расчесывая косы вербам и березам. Шаги их беззвучны, песни причудливы, стремления чисты, как весенняя капель. Никто не владычествует над вольными ветряными сердцами, никто не вправе сдерживать страстное их биение. Пусть же так будет отныне и вовек…
* * *
Кабы на то была воля Изольды, она восседала бы на жесткой спине верховного вечно. И встречный воздушный поток без конца ерошил бы ей волосы, щипал лицо, наполняя легкие упоительной снежной колкостью. И скорая разлука с Хёльмвиндом превратилась бы в сон, позабыть который до смешного легко.
Но несмотря на отчаянные желания Изольды, будущее неотвратимо приближалось — квадратами засеянных нолей, отвоевывающих земли у леса, сменой дня и ночи, звездами, срывающимися с насиженных мест от дрожи небесных сфер под ударами драконьих крыльев. Всякий раз, как новый огонек чертил в темноте кривую дугу, терновая принцесса спохватывалась и принималась безмолвно вторить одно и то же: пусть сыщется всего одна — далекая, бугристая — дорожка в Терновое королевство для северного владыки.
Насчет последнего зеркала Тьер-на-Вьёр Ирифи выразился однозначно, но в полном непостижимого мире много тайных путей… Неужели крылатый верховный, у которого в запасе сколько угодно времени, не найдет верный?
«А захочет ли? — Страх не давал Изольде покоя. — После всех твоих выходок… Дозволено ли тебе вообще ждать его возвращения?»
Совесть убеждала в обратном, сердце маялось раскаянием, но продолжало лелеять робкую надежду.
Наконец бескрайние разливы предрассветного марева остались позади. Сверкнув костяным рогом, на горизонте возникла северная ветряная башня в окружении соеен-исполинов. Драконье озеро, сохранившее древнюю магию, находилось неподалеку. И в предчувствии скорой остановки Северный ветер плавно начал снижаться.
За сутки путешествия он ни разу не подверг седоков опасности, памятуя, как хрупки их тела. Лишь однажды задремавшая Изольда вскрикнула — вынырнув из грез и обнаружив под ногами вязкую необъятную черноту. Но Лютинг Мак Тир, придержавший ее за плечи, ни за что не позволил бы девушке упасть — на сей счет ветер был спокоен.
Впрочем, судить о спокойствии, когда голова раскалывается от мешанины образов, а грудь распирает многогранными непонятными чувствами, сложно. Проваливаясь в них, Хёльмвинд все меньше ощущал себя зверем, а после долго не мог отвлечься от затопивших разум воспоминаний.
«Владыка Сеам Хор… Повелитель вьюжных штормов… Властелин морозных просторов, но не своего мятежного духа… Почему тебе грустно? Куда ты летишь, направляемый рукой терновой колдуньи?»
«Домой… Она упрашивала столь жалостно, влажная лазурь очей блестела… Что еще было делать?»
«Унести ее — за море, на край света, — ответствовал безымянный голос. — Спрятать в кулаке и похитить, покуда Мак Тир считает ворон!»
«Зачем? Я не желаю ей зла!»
«Зло… — невпопад вступал в перепалку кто-то третий. — Пыльный вихрь пал от руки верховного… Как пережить позор, признаться Эйалэ, сестрам и братьям?..»
Вскоре к многоголосому хору прибавились новые спорщики, терпеть их вздохи и советы сделалось совсем невыносимо. И чтобы не сойти с ума, Хёльмвинд принялся считать взмахи крыльев… Один, второй, третий… сотый… тысячный — и так до бесконечности.
— Туда, — скомандовала Изольда, обрывая вереницу чисел и сонно потирая глаза, покрасневшие от стужи. Ветряные одежды с собой она не прихватила, потому замерзла в ледяном поднебесье. Казалось, тело ветра должно ее согревать, но змей был едва теплее глыбы льда, несмотря на прыть, с которой кожистые перепонки разгоняли по жилам кровь. Как видно, холодную.
— Садись где-нибудь на опушке. Я примерзла к тебе намертво и смогу скатиться только кубарем, — посетовала она.
Планируя вдоль кромки озерного плеса, дракон напружинил задние лапы и мягко приземлился на песчаном берегу. Миг — и изящная фигура слилась с россыпью громадных белых камней, будто на костях его давно не осталось плоти…
Изольда, ослепленная жутким видением, прижалась к искрящемуся серебром боку, проверяя, жив ли верховный. И, лишь уловив колыхание, отлипла от него.
— Чур меня!
— Похоже, озеро и правда полнится чарами, — заявил Лютинг, также одурманенный скоротечным миражом. — Схожу разведаю, чего от него ждать.
На самом деле прогулка по берегу была призвана скорее позволить принцессе остаться с Хёльмвиндом наедине. Но, и понимая это, она продолжала молча смотреть вслед удаляющемуся приморскому королевичу, неспособная побороть замешательство.
Северному ветру пришлось легко подтолкнуть ее, чтобы вывести из раздумий.
«Я должен лететь, — Сияющий взгляд рвался за горизонт. — В теле зверя тесно и разуму моему, и вновь обретенной ветряной силе…»
Словно читая его мысли, Изольда кивнула.
— Тебе действительно пора… Но прежде я собиралась попросить…
Она ковырнула мыском песок, глотая заготовленные слова. Горе, что хлебнул по ее милости Хёльмвинд за последние месяцы, вдруг сковало язык.
— Я привыкла считать тебя своим, северный владыка, но ветра никому не принадлежат…
И, в пылком порыве обхватив руками сомкнутую зубастую пасть, терновая принцесса прижала лоб к змеиному, покрытому костяными наростами.
— Возвращайся в родные края! Там тебя ждут любящие подданные, семья и почет, которого ты достоин. Расскажи соплеменникам, что на самом деле случилось в Терновой стране, пусть изменят сюжеты своих сказок… Быть может, по прошествии сотен лет какой-то неугомонный ветер увлечется ими, как некогда ты, проложит новые тропки в Тьер-на-Вьёр… Я обещаю выглядывать дорогого гостя день за днем, вслушиваться в скрип флюгера на башне… и мечтать, что однажды с небес повеет холодом, поверхность садовых фонтанов затянет корочкой льда и ко двору явится путник — долгожданный, знакомый. Но если этого не произойдет… — Не договорив, она поникла, колючки на пальцах, перехваченные тугими ободками обручальных колец, заволновались. — …И тогда всей душой я буду желать тебе счастья!
Верховный втянул ноздрями теплый человеческий запах, осторожно высвободился, покрывая золото Изольдиных волос снежинками.
Он еще не вполне возвратился к прежней своей сущности, но чуял прощание. Оттого перекроенную чарами глотку сдавило. Захотелось зарычать, подхватить безоружную девушку и сигануть в озеро, оставив приморского королевича в дураках. Жаль, беспрекословный указ не позволил.
«Довольно! Ты не зверь, чтобы повиноваться сиюминутным страстям. Отправляйся домой, Северный ветер».
Покорные воле Хёльмвинда крылья взвились, послали гибкое тело в полет умело и просто. И, всколыхнув опушку, словно приливная волна водоросли, понесли туда, где горячо палит солнце, предрекая знойные летние вечера и долгие закаты…
— Хёльм! — Изольда вскинула в вышину ладонь.
Но дракон за секунду превратился в точку на голубом полотне. Любуясь его грациозными пируэтами, Таальвен запрокинул голову, высматривая, как скользит Хёльмвинд по спирали, а затем, складывая крылья, стремглав бросается к земле.
«Чтобы пройти сквозь зеркало Тьер-на-Вьёр, необходимо упасть», — припомнил завет западного верховного приморский королевич.
Не забыл о нем и Северный ветер. Потому пронесся мимо терновой принцессы с приморцем, словно сияющая инеем комета, и, подчиняясь своей ветряной доле, с плеском скрылся в темных водах.
— Прощай… — прошептала Изольда, отступая под сень поскрипывающих сосен. — Мой самый любимый ветер…
* * *
Позже, в трактире ближайшей деревни, куда терновую принцессу с ее спутником с почтением пригласили крестьяне, Изольда отстраненно внимала игре менестреля на диковинном инструменте, без аппетита дожевывая сытный ужин. Слава о новой жрице терновника успела разойтись по дальним уголкам ее владений, потому ее усадили за отдельный стол в отдалении от простого люда и потчевали самыми изысканными яствами, что сыскались на кухне.
Но ни музыка, ни еда не могли ее развлечь.
Лижет брюхо ладьи волна,
Море атласом синим стелется.
С небосвода ль, глубока дна
Привезти тебе злата, девица?
Выводил старательный музыкант, перебирая струны. Видать, столь скорбную мелодию он избрал, чтобы постояльцы заливали грусть вином, попутно заказывая побольше закусок. Но Изольде напиток в горло не лез. И, повертев так и сяк глиняную кружку, она отодвинула ее на край стола. Всю дорогу до людского поселения принцесса безмолвствовала, да и Лютинг не настаивал на беседе. Но нельзя убегать от правды вечно.
— У меня есть кое-что для тебя, Тааль…
Пряжей облачной с сизых гор,
Зорь колючих лепными изломами
Наряди мне светлицы, двор
Выкрась вьюгами невесомыми…
Певец капризно отвечал за воображаемую героиню баллады.
— Если речь об обещании взамен за спасение Северного ветра, забудь — ты ничего мне не должна.
— Почему? — Посоловевшие от тепла и печного дыма глаза округлились.
— Нам обоим достанет клятв, данных под угрозой чьей-либо смерти… — Таальвен с непроницаемым лицом долил себе горячего вина из кувшина. — Не собираюсь связывать тебя ими.
— Ну, тогда… — Пальцы Изольды выжидающе переплелись в замок. И менестрель, опережая ее, вновь изобразил неудачливого жениха, а затем взыскательную его избранницу.
Что за радость тебе в снегах?
Вот парча и гранаты алые…
Изловил я певуний-птах
С чудо-перьями небывалыми…
Не мила мне невольниц трель,
Жаждет сердце ветров над кручами.
Пусть до сумерек их свирель
Ткет узоры-слова летучие…
— Выполни то, о чем я просила в тьер-леранской тюрьме. — Принцесса воспользовалась коротким проигрышем. Освободи меня.
Тут же ее опалило непримиримой зеленью, спрятать которую сложно, как ни старайся.
— Я по-прежнему не уверен, что сумею.
— Ты — душелов, Таальвен Валишер, просто разорви нить…
Всматриваясь в посерьезневшее лицо, Изольда звякнула посудой, потянулась к Лютингу через стол.
— Ты колеблешься, приморский королевич?
Не сыскался еще король,
Властный править лихими буянами.
Полно грезить, испить изволь
Вина терпкие чужестранные…
На сей раз песня зазвучала тише. Завороженный ею, Лютинг спросил без обиняков:
— Вдруг освобождение твое сделает нас чужими, разрушит все, во что я привык верить?
— Не узнаем, пока не попробуем…
Он помрачнел, катая по тарелке сморщенное печеное яблоко. Фейланская суть отвергала разрыв так истово, что душелову сделалось жарко до одури.
Горек мне их фруктовый мед,
Губы просят услад изысканней —
Тех, что солнце лучами льет
На простор иноземных пристаней.
— Я вручу тебе подарок, — доверчиво коснулась его ладони колдунья, — но взглянуть ты сможешь не раньше, чем высвободишь мою душу.
Догадываясь, что у него нет выбора, приморский королевич моргнул в знак согласия, раскрывая ладонь. Какой-то твердый гладкий предмет защекотал ему кожу.
— Теперь дело за тобой…
Просишь ты дорогих даров,
У меня лишь монеты ломкие,
Да табун вороных скакунов,
Да мечи с драгоценной ковкою.
Струны безжалостного менестреля захлебывались отчаянием. Постояльцы в зале слушали, забывая жевать от волнения. И только Таальвен не смел отвлечься от золотистой нити, что трепыхалась под его нажимом, извивалась скользким ужом.
«Наш трофей, наша добыча… — щекотал нервы зов. — Держи ее крепче! Колдунья не дастся в плен дважды…»
Это был не просто голос, мнилось, что к Таальвену взывало его естество — дикое, подчиненное инстинктам. Чтобы поступить им наперекор, понадобилось отрешиться от знаний и надежд, что некогда возлагали на него, от единоличной власти приморского властелина, безнаказанности ловца чужих душ…
«Сызмальства ты верил, что судьбу вершат боги, так пускай рассудят, достоин ли Таальвен Валишер их милости…» — в одночасье принял решение он.
А дальше все случилось само собой, не потребовалось ни клинка, ни усилия. Чирк — и колдовская струна печально обвисла, утратила согревающий жар. Кроме этого, никаких роковых изменений Таальвен не подметил. Но охваченное ужасом сердце толкалось как ненормальное:
«Не открывай глаза! Как, узрев в любимых чертах отчужденность, безразличие, ты станешь жить?»
«Как-нибудь… — успокаивал себя приморский принц. Не сидеть же до скончания времен в трактире, зажмурившись, словно пьяный простофиля! В конце концов, если суть связи с Изольдой сводилась к фейланской иетле, надлежит честно принять горькую истину».
И, разделавшись с сомнениями, он встряхнулся, уставился на вещицу, зажатую в кулаке.
Непроглядная гладь мориона, граненная лучшими ювелирами королевства Северин, тотчас поймала в плен искорки света из очага и поглотила их, как ненасытная топь случайных путников.
— Твой перстень? — недоуменно заключил сбитый с толку Лютинг.
Изольда, поднимая кубок, сверкнула топазом на безымянном пальце, поправила вязь терновника на разгладившемся лбу.
— Твой… Ибо, как провозгласил мой брат, силу клятвы порушит лишь смерть, помнишь?
И однако ж ты беден, князь,
Раз не властен в боях-скитаниях
Ни добыть, увы, ни украсть
То, что скрепит мое обещание…
— Помню, — кивнул приморец, надевая кольцо.
И чарующая мелодия, похожая на шепот морского прибоя, заструилась протяжно, пророча новый чудесный сказ…
