Однажды…

Можно ли видеть будущее?

Кассандра приоткрыла глаза. Она лежала на кровати в белой комнате без окон. На белом столике рядом ручка и тетрадь. Напротив большой экран телевизора и белый стул. Неоновый плафон на потолке заливает комнату мертвенным светом.

На стуле сидит человек. Он говорит:

– «Что будет?» – «Кто вы?» И третий вопрос: «Как лучше всего использовать ваш особый дар?»

Филипп Пападакис, похоже, очень рад снова увидеться со своей подопечной.

– Мы с вами проживаем стандартные варианты отношений между чужаками. Первое предложение: сотрудничать. В ответ вы меня укусили. Затем попытка уничтожить друг друга. Вы сбежали. Теперь остался третий вариант. Если невозможно сотрудничество и взаимоуничтожение, можно друг друга использовать с взаимной выгодой.

Филипп Пападакис сплетал и расплетал длинные, испачканные чернилами пальцы.

Пападакис наклонился над Кассандрой:

– Вы аутичный ребенок со сверхспособностями, Кассандра. Вы сверхчувствительны, склонны к паранойе и невротик, как ваш брат. Вы похожи на лошадей чистокровок, они нуждаются в уходе, но при этом остаются дикими. Порой даже слишком.

– Но мне это нравится, – продолжал Пападакис. – Я не люблю тягловых лошадей, не люблю бесхарактерных цирковых лошадок, которых дрессируют, благодаря их покорности. Мне нравятся существа свободные и независимые.

Он протянул руку и потрепал Кассандру по голове, как потрепал бы за гриву лошадь. Кассандра в ярости кинулась на него, но ей что-то помешало, преградило ей путь, Она посмотрела и поняла, что это электрошокер.

– На то и ум, чтобы не попадаться дважды, – улыбнулся Пападакис. – Я оценил ваши бойцовские способности, но на этот раз вы меня не укусите. Я многого от вас жду, Кассандра. Трудно себе представить сколько. От необыкновенных людей и ждут необыкновенного. Вы девушка из ряда вон. Я не шучу. И скорее всего, я единственный, кто понимает, насколько вы особенная, но я-то понимаю, поверьте мне!

– Как родители сделали меня аутичной? В чем состоял эксперимент двадцать четыре?

– А! Вы все-таки говорите! А я уже было подумал, что вы стали немой!

Пападакис расцвел улыбкой, тут же ставшей иронической усмешкой.

– Отлично! Переходим на «дашь на дашь». Я сообщаю вам то, что вы просите, и получаю от вас то, что прошу я.

Кассандра лежала в белой ночной рубашке, часы у нее на запястье показывали: «вероятность смерти через 5 секунд 29 %».

– Эксперимент двадцать четыре? Ваши родители… Скажем лучше, ваша мать… Как бы это получше объяснить? Жаль, что вы не прочитали «Оглушительную тишину». Тогда бы вы поняли.

Директор достал из кармана книжку.

– В общем-то, и я могу предвидеть будущее. Я неспроста ее захватил.

Пападакис вслух прочитал несколько строк, которые Кассандра уже знала.

– «На пороге рождения ангел приложил палец к губам младенца и прошептал: «Забудь все предыдущие жизни, чтобы память о них не мешала тебе в этой».

Вот откуда желобок над верхней губой у новорожденных».

Перевернул страницу и прочитал еще несколько строк, которые Кассандра тоже знала.

– «Скорбь новорожденных». Младенец до 9 месяцев не отличает внутреннего от внешнего. Он растворен в мире. Он сам и есть весь мир. Если он видит себя в зеркале, то не понимает, что картинка – это его собственное отражение, потому что он не чувствует себя отдельным телом, он есть все».

Пападакис перевернул еще несколько страниц и выбрал еще один абзац.

– Слушайте внимательно, Кассандра! Это и есть главный ключ. В Библии говорится: «И образовал Господь Бог животных и привел их к Адаму, чтобы он…»

Пападакис прервал чтение.

– Не так все просто. Я сказал тебе: дашь на дашь. За мой ответ на вопрос, что ты дашь взамен, Кассандра?

Пападакис обвел рукой комнату.

– Я поместил тебя в эту комнату, и ты моя пленница, маленькая пчелка. У меня в руках электрошокер, потому что кое-что от тебя мне все-таки нужно. Но у меня нет уверенности, что ты на это согласишься, и я пытаюсь договориться с тобой, взамен на сведения о твоем детстве.

Кассандра, упрямо наклонив голову, молчала. Пападакис продолжал:

– Для начала я покажу тебе опыт. Он послужит тебе назиданием.

Пападакис приподнял платок, под которым оказалась клетка с белой мышкой. Рядом с мышкой находился какой-то прибор с клавиатурой и экраном. Пападакис подключил прибор к розетке.

– Сначала пчелка, потом мышка. Я люблю обучать с помощью животных. Лично я точно так же поступал бы с учениками, но авангардистские методы обучения пока ограничены определенными рамками.

Пападакис нажал на кнопку, перед мышкой загорелся жидкокристаллический экран, на нем появилась надпись: 2+2=?

Перед мышкой была клавиатура с девятью цифрами. Мышка нажала на цифру 7 и получила небольшой электрический разряд, от которого она вздрогнула, и шерсть у нее встала дыбом. Одновременно на экране вспыхнул красный свет.

– Ошибка. Мышка, пробуй снова!

Мышь нажала на цифру 5 и снова получила разряд, но посильнее. Она нажала на 1 и снова получила разряд. Наконец она нажала на 4. Зажегся зеленый свет, и мышь получила еду, которую с жадностью съела.

– Опыт наглядно показывает, каким образом обучается каждый из нас. Вы же любите слова, Кассандра? Так вот, подмастерье говорит о несвободе, подчинении, но у каждого есть возможность стать мастером. Я обучаю мышь мастерству счета. И не сомневайтесь, она станет мастером на этот счет. Запомнит, что, когда рядом стоят цифры два и два, нужно нажимать четыре. Это вопрос времени. К тому же у нее нет выбора: или она учится и ест, или не учится и мучается.

Пападакис понаблюдал за мышью и медленно повернул голову к Кассандре.

– Вы не были трудолюбивой пчелкой, Кассандра. Может, станете старательной мышкой?

– Я умею считать и не люблю печенье, – ответила она.

– Она не просто говорит, она шутит! Прелесть какая! Но мы с вами не будем считать, хотя речь пойдет о цифрах.

– После того самого вечера я сказал себе: ваш талант может иметь позитивное направление, вам не обязательно будить среди ночи пансионерок. Вас нужно правильно сориентировать. Вместо того чтобы видеть теракты, вы можете видеть номера лошадей-призеров.

Филипп Пападакис показал на экран.

– Я оборудовал для вас место. Считайте, что вы в большой клетке, но с вами я буду гораздо добрее. Никаких разрядов при неправильном ответе. Никаких наказаний. Только поощрение, если ответ окажется правильным.

Он включил экран, и Кассандра поняла, что это телевизор, что его защищает очень толстое стекло, так что она не сможет ни выключить его, ни переключить на другую программу.

А эта программа была посвящена исключительно скачкам.

– Я знаю, вы ничего не смыслите в скачках. Но посмотрите с неделю по восемь часов в день и станете специалистом. В любом случае выбора у вас нет, только скачки. Или белые стены, или лошади. Уверен, вы станете фанатом. Что касается вознаграждения, то нет, конечно, не печенье. У меня для вас более мощная мотивация. Книги. Возможность думать о чем-то другом, кроме лошадей. Книги идей, полные удивительных персонажей, необыкновенных обстоятельств. Научная фантастика, которую вы так любили в детстве. Питание для души. Но сначала… Результат очередной скачки. За каждую выигравшую лошадь или выгодную комбинацию, вы будете получать двенадцать страниц чтения. Как только найдется призер, помашите в камеру наверху.

Кассандра вновь ринулась на Пападакиса, но он уже стоял вдалеке и вертел перед собой электрошокер. Он забрал клетку с мышью и вышел, пятясь. Прежде чем закрыть за собой дверь, он сообщил:

– Звать и кричать нет смысла, подвал звукоизолирован. У вас есть все, о чем мечтают люди: вы можете размышлять без помех о вашей… будущей страсти.

Низкорослые человечки суетятся. У них ноги колесом, они в высоких сапогах. На них блестящие, сумасшедше яркие рубашки, женщины наряжаются так для ночных клубов. Рубашки в горошек, в клетку, в полоску. На голове у человечков круглые кепи с длинным козырьком. Человечки суетятся вокруг лошадей. А лошади перебирают нервно ногами и выдыхают пар из влажных ноздрей.

Громкость телевизора была почти что предельной. Комментатор со страстью говорил на непонятном для Кассандры языке, и о чем, она тоже понять не могла. Он говорил о гаркотах, тренчиках, ставках один к десяти, гитах и дерби.

Кассандра улыбнулась, ей было приятно, что ее сознание расширяется, что она может посмотреть на мир с неожиданной точки зрения.

Кассандра взглянула на экран телевизора. Лошади выстроились в ряд, готовые ринуться вперед. Выстрел, и они помчались. Жокеи, привстав на стременах, наклонившись вперед, натягивают поводья и подгоняют их ударами хлыста.

Кассандра подумала: я сойду с ума, это точно, если буду смотреть на это с утра до ночи неделю подряд.

Она читала «Шахматную новеллу» Стефана Цвейга. Героя, заточенного в одиночку, спасают от интеллектуального голодания и безумия шахматы, которыми до тюрьмы он не интересовался.

Кассандра оторвала кусочек простыни и сделала себе затычки для ушей. Повернулась к экрану спиной и закрыла глаза.

Она отключает звук, зрительно представив себе, как поставила ему преграду в своем слуховом канале.

Отключила зрение, ослабив энергию зрительного нерва.

Отключила запах, вкус, осязание.

Наконец-то она сможет встретиться с самой собой.

Кассандра поняла, что до сих пор она имела дело с воображаемой Кассандрой, с террористами, с судом будущих поколений, со своими пожеланиями и страхами, но не с самой собой.

Не желая погрузиться в бездну безумия, Кассандра стала представлять себе тех, кого видела. Маму и папу. Дедушку и бабушку. Других дедушку и бабушку. Прадедушку и прабабушку. Она продвигалась по времени к своим истокам.

У нее появилось время. Она могла углубиться. Двигаться все дальше и дальше. Она увидела доисторических людей, приматов, ящериц, рыб, водоросли, бактерии.

Кассандра продолжала спускаться в глубь веков. До бактерии она была химическим соединением. Была паром, была лужицей, молекулой, углеродом.

А еще раньше она была облаком водорода.

А до этого светом.

Она была Большим взрывом. Была потоком энергии.

Она вернулась к первооснове всего, сама стала всем, без очертаний и границ.

Пройдя путь своих предков, наследственный путь, Кассандра двинулась обратно, поднимаясь путем кармы.

Большой взрыв, звезда, бактерия, рыба, ящерица.

Неожиданно ей пришла на память одна из ее жизней в качестве млекопитающего: она была лисой! Вот почему у нее были такие близкие отношения с Инь-Яном, вот почему она так оплакивала его смерть.

Она вспомнила ощущение в позвоночнике, он был гибким, как лиана. Вспомнила, как неслась по лугу, и мокрая от росы трава хлестала ее по мордочке.

Вспомнила, как они всем выводком спали в норе, как большие пушистые хвосты укрывали малышей.

Кассандра вспоминает свою лисью жизнь. Они спят в норе. Просыпаются, выходят наружу, пукают. Все семейство выпускает газы, потому что во время сна их тело было словно закупорено, сохраняя тепло. А потом скопившийся газ выходит наружу.

Откуда она могла узнать, что после сна лисицы пукают? Где записано такое неожиданное воспоминание? Кассандра невольно улыбнулась. Она вспомнила, как голодала зимой. Три долгих месяца почти без пищи. Вспомнила страх, что не найдет добычи, что не сможет кормить самку и детенышей.

Кассандра вспомнила, как мышковала, выпивала яйца из гнезд, разрывала норы кротов.

Кассандра продолжала открывать свои кармические преображения. После лисы она была дельфином. Жила в воде. Она была кошкой. Изящным, ловким зверьком. Затем перешла на другую ступень: стала пещерным человеком.

Сотни, тысячи раз.

Она умирала и рождалась на звериных шкурах. Мужчиной охотилась и воевала, женщиной собирала ягоды и растила детей.

Кассандра увидела смысл законов современного общества. В доисторические времена мужчина, оплодотворив женщину, забывал о ней, не узнавал, не растил детей. Институт брака уменьшает накопленную веками тревогу.

Она вспомнила изречение на футболке Кима Виена.

Она снова невольно улыбнулась. Война полов исконна и закономерна.

Кассандра вспомнила страх перед хищниками, которые нападают ночью, пользуясь темнотой. Волки, медведи, стаи гиен. Древний забытый страх воскрес, когда она сидела в контейнере с крысами.

Сейчас в Кассандре, как в доме со снятым полом, открывались подвалы и тайники. Обнаруживались корни ее личного Дерева Времени.

Кассандра открыла глаза, пробыла несколько секунд в настоящем, опустила веки и вновь погрузилась в прошлое. Жизни с древнейших времен всплывали на поверхность. Она торговала овощами и фруктами на рынке в Тире в Финикии. Была лучником в войске парфян, хотя слыхом не слыхивала о такой народности.

Была в Японии самураем, преданным своему сегуну. И убивала из преданности ему. Это была спокойная жизнь, без необходимости выбирать, путь самурая – безоговорочное подчинение старшему. Она вынесла из этой жизни отвращение к авторитетам и сопротивление любому диктату.

Кассандра стала быстрее листать прошлые жизни, пропуская обыденные, малозначащие. Она была пахарем, сапожником, служанкой, монахом, солдатом. Наконец добралась до предпоследней.

Как она уже вспомнила, до того, как родиться Кассандрой, она была врачом в России, жила в Санкт-Петербурге где-то в 1800-х годах. Она ввела новшество: тщательно мыть руки перед операцией. Коллеги над ней смеялись, находя это нелепым предрассудком. Нововведение прижилось, когда она стала старым больным человеком. Она даже не успела порадоваться признательности коллег.

Благодаря введенной ею гигиене во время операций и родов снизилась смертность. Отчасти по этой причине у человечества возникла противоположная проблема: перенаселение. Раньше детская смертность уравновешивала рождаемость.

Да, она способствовала выживанию младенцев, но теперь бесконтрольное и безудержное рождение детей считается главным правом каждого человека. Детей рождают из животного эгоизма, желания увидеть самого себя в родившемся младенце; из патриотизма: будет, кому сражаться за синие или зеленые знамена; по вере в Божий промысел: сказано в Священном Писании: «плодитесь и размножайтесь» и будьте мучениками-воинами в священной войне; из корыстных побуждений, как, например, в Китае, где люди надеются с помощью детей избавить себя в старости от одиночества и нищеты.

Кассандра Каценберг внезапно осознала, что родилась с возможностью исправлять ошибки, допущенные в прошлом.

Теперь она захотела зримо представить себе будущее. У нее было время, и делать ей было нечего.

Кассандре хотелось видеть картины будущего по своему выбору, а не те, что приходят во сне. Ей хотелось узнать, какие возможности есть у человечества. Понять, какой путь правильный, а какой ошибочный.

Вот уже двое суток Кассандра не просыпалась. Она не притрагивалась к еде. Филипп Пападакис заглянул к ней, подошел к кровати, взял за руку, чтобы измерить пульс. Она едва приоткрыла глаза.

– Едва бьется, – сообщил он.

Комментатор в телевизоре громко частил:

– На скачках «Триумфальная арка» фаворит Туман. Чистопородный жеребец, присланный эмиром Катара. Стоит целое состояние. Не меньше всего национального дохода небольшой африканской страны.

– Не люблю лошадей, – сумела выговорить Кассандра.

Директор протянул ей стакан с водой, и она с большим трудом сделала несколько глотков.

– Небольшое усилие, и все, что кажется неприятным, начинает нравиться. Чем сильнее нежелание, тем прочнее будет возникшая привязанность.

– Пора поесть, – директор показал на нетронутую еду на тарелке.

У директора Пападакиса появилось озабоченное выражение лица.

– Неужели ты решила умереть, лишь бы не слушаться? Посты – радость для мазохистов, но имей в виду, что без сахара мозг отключается. Если будешь так продолжать, даже думать не сможешь.

Кассандра хотела было вцепиться в него, но руки у нее ослабели. Она оскалилась, чтобы укусить, Пападакис отодвинулся. Протянула руку, чтобы оцарапать. Пападакис отодвинулся еще дальше.

Кассандра вновь откинулась на подушку. Директор погладил ее по длинным вьющимся волосам.

– Меня радует, что у тебя еще есть силенки. Не буду мешать, скоро у тебя произойдет переключение. Возможно, завтра ты увидишь лошадок, бегущих по ветвям Дерева Времени, узнаешь, какая придет первой до того, как объявят результаты, и скажешь мне. Все хорошо, вот увидишь.

Кассандра взглянула на часы. 34 %.

Кассандра хотела улыбнуться.

Она слегка улыбнулась, проглотила слюну и выговорила:

– Результатов скачек… И… это… смешно.

Кассандра лежала с закрытыми глазами и говорила:

– Если бы вы знали, сколько я передумала за эти три дня…

Она замолчала, потом снова заговорила:

– Мне не хватает для полноты картины только одного, я должна знать, что сделали мои родители с моим мозгом, чтобы я стала непохожей на других. Мне недостает только этого пазла. Что со мной было от рождения и до тринадцати лет. Скажите мне, меня это интересует… Иначе…

Кассандра замолкает посередине фразы и закрывает рот. Филипп Пападакис берет в руки ленивчик.

– Именно этого я и опасался, слишком тихий звук!

Директор школы доводит звук до оглушительного. Кассандра морщится и зажимает уши.

– Это поможет вам сконцентрироваться на скачках, – улыбнулся директор. – Еще немного, и вы возьмете барьер, отторжение превратится в интерес. Вы поймете, что скачки – это страшно увлекательно…

Директор не закончил фразы, глаза его округлились, он замер, потом упал на пол.

Кто-то тряс ее за плечо.

– Эй! Не время спать! Бежим!

– Принцесса! Просыпайся! Давай открывай глаза!

– Это же я, Маркиз! Твой друг!

Кассандра почувствовала, что ее тянут за руку, заставляют подняться, бьют по щекам.

– Давай, Принцесса! Просыпайся!

– Пошли!

– Принцесса! Эй, Принцесса!

– Ну-ка быстро! Давай шевелись!

Кассандра приоткрыла глаза и попробовала взглянуть на часы. Но ее так трясли, что она все-таки привстала и увидела Филиппа Пападакиса на полу, а у Кима в руках нунчаки.

– Маркиз? – удивилась Кассандра.

– Извини за опоздание, Принцесса! Я узнал, что ты здесь, когда нашел твои вещи в мусорном баке, но никак не мог найти, куда тебя засунули. Ты в подвале под пристройкой. Хорошо, что этот идиот прибавил звук, тут-то я и сообразил, где ты.

Ким увидел, что Кассандра слишком слаба, чтобы идти самостоятельно, он подставил ей плечо, а директора запер в комнате с орущим телевизором. Диктор продолжал перечислять лошадей, которые примут участие в скачках.

В кухне Кассандра согласилась поесть. Ни чипсов, ни «Нутеллы» не было, так что Ким намазал ей хлеб маслом. Калории пошли на пользу. Каждый кусочек, как батарейка, заряжал ее тело энергией.

– Тебя долго не было, – заговорила Кассандра с набитым ртом. – Я стала думать, а вдруг не придешь…

Она взглянула в окно: беспросветная темень. Перевела взгляд на часы: полночь. Надо же! Совсем потеряла представление о времени.

– Пошли отсюда, Принцесса.

– Нет, у меня тут есть еще одно дело.

Она торопливо облачилась в мужской костюм, висевший в шкафу, и показала Киму, куда им идти. В южное крыло школы.

Ким и Кассандра вошли в спальню детей-аутистов. Все спали. Мертвая тишина.

Кассандра зажгла свет и скомандовала:

– Подъем!

Ребятишки подскочили на своих постелях.

– У меня к вам важное сообщение. Вы должны выполнить очень важное задание.

Она похлопала в ладоши, стараясь их как следует разбудить. Дети приподнялись и повернулись к ней.

– Послушайте! Я такая же, как вы. Тоже росла в этом интернате. Вы знаете только свою семью и эту школу. Как я, вы имели дело только с искусственной средой. Как животные, родившиеся в зоопарке, а потом живущие в лаборатории. Но за этими стенами настоящий мир. Мир людей и мир природы. За этими стенами, общаясь с незнакомыми людьми, вы сможете наконец понять, кто вы. Эти люди не будут вас воспитывать, они помогут вам узнать то, чего вы не знаете. Вы увидите, это лучшая возможность повзрослеть. Идите! Вы свободны! Уходите отсюда!

Кое-кто из ребят привстал, чтобы лучше рассмотреть Кассандру. Остальные снова легли. Никто не встал.

Кассандра вспомнила Жанну, кошку, которую зажарили в Искуплении. Домашнее животное захотело свободы и погибло.

– Да, свобода – это риск, – продолжала Кассандра. – Но жизнь – и есть риск, приключение, возможность проиграть и умереть. Если вы не проживете ее, останетесь зомби. Возьмите жизнь в свои руки, иначе останетесь рабами.

Дети один за другим все улеглись, закрылись подушками и одеялами от света и мешающего им голоса.

– Поджигаем, – распорядилась Кассандра слабым, но решительным голосом.

– На мой взгляд, идея неудачная, – возразил Ким. Ему не понравился экстремизм Кассандры.

– Поверь мне, худшее, что для этих детей может быть, это прожить жизнь овощами в руках воспитателей, притворяющихся добрыми, а на самом деле, считающих их дрессированными обезьянками.

– Среди воспитателей могут быть и по-настоящему добрые. Например, твоя мать, она была замечательной.

– Согласна, бывают замечательные, но не в интернате «Ласточки». И не Пападакис, это я знаю точно.

Кассандра и Ким подожгли зажигалкой занавески.

Ребятишки один за другим поднялись, оделись и чуть ли не строем покинули спальню, где стали загораться постели.

Но Кассандра не успокоилась. Куда девалась ее недавняя слабость? Теперь ею владело невероятное возбуждение. Она нашла в кладовке бензин и вылила его на пол.

– В северном крыле сделаем то же самое! – крикнула она Киму.

Ветер раздул огонь, и старое здание с деревянными полами и деревянными балками вскоре стало добычей бушующего пламени.

Юные обитательницы интерната, напуганные и изумленные, стояли и смотрели, завороженные огненной стихией.

Выли сирены, сбегались люди, суетились работники интерната.

Занявшись делом, Кассандра обычно затыкала себе уши, чтобы лучше сосредоточиться на своих видениях и биении сердца. Ким уже больше не колебался, он целиком подчинился Кассандре.

Чья-то рука схватила Кассандру за горло. Виолена Дюпарк в ночной рубашке с искаженным от ярости лицом вцепилась в нее.

Девушки дрались, катаясь по земле. Огонь обступил их стеной, закрывая от любопытных глаз. У ослабевшей усталой Кассандры было мало физических сил, но она собрала свои глубинные силы, сосредоточилась и нанесла удар. Один-единственный. В грудь Виолены. Та захрипела и откинулась.

Девушка с большими светло-серыми глазами наклонилась над ней и прошептала на ухо.

– Тебе нужно переменить имя. «Виоль» означает насилие, «эн» – ненависть. Тяжело носить такое имя. Сегодня я крещу тебя и даю другое. Анжелика. Скажи всем, чтобы тебя называли Анжеликой. И твоя жизнь изменится.

Кассандра оттащила девушку подальше от огня и оставила лежать на видном месте, где наверняка в самом скором времени к ней подоспеет помощь.

Интернат «Ласточки» пылал. Ветер перекинул огонь на пристройку директора, она тоже запылала.

– Нужно вытащить Пападакиса, – сказала Кассандра.

– Шутишь! После того, что он с тобой сделал?!

– Я не для него, я для себя. Это заведение должно быть уничтожено, оно ошибка. Но люди, которые здесь работают, ни в чем не виноваты.

Они вместе вошли в пристройку. Вокруг валились охваченные пламенем балки. Цифры «Пробабилиса» лихорадочно прыгали: 67 %, неожиданно 22 % и опять вверх – 58 %. Кассандра сообразила, что прибору через навигатор поступила информация о пожаре, и она то и дело меняется.

Ребята спустились в подвал, куда уже подобрался огонь, и освободили Пападакиса из заточения. У них за спиной восторженно гремел телевизор: «Потрясающие скачки! Именно такие мы хотели бы видеть как можно чаще! Лошади будто летели, фавориту пришлось выжать из себя все до последнего, чтобы обойти соперников…»

Филипп Пападакис задохнулся, но сердце у него билось. Они оттащили его на тротуар и оставили лежать. К пожарищу подъезжали первые пожарные машины. Кассандра и Ким поспешили уйти от горящего интерната как можно дальше.

Неожиданно возле них остановился старенький «Рено Твинго». Передняя дверца приоткрылся.

– Садитесь быстро! – пригласил водитель.

Кассандра рассмотрела в полутьме знакомое лицо: Шарль де Везеле.

На секунду она застыла в нерешительности, и тут он протянул ей листок.

«…Кассандра заколебалась, но записка от брата убедила ее сесть в машину. Брат ждал ее…»

Записка и в самом деле убедила Кассандру и Кима. Они быстренько уселись на заднее сиденье, и Шарль де Везеле нажал на акселератор. Охваченное пламенем здание, куда, словно бабочки, спешили со всех сторон пожарные машины, осталось позади.

Кассандра Каценберг обернулась и издалека смотрела на пылающий огонь. Он уменьшался, стал небольшим костром, потом яркой точкой. Оранжевое пятно меняло очертания в темноте, когда она закрыла глаза.

Тормоза скрежетали на светофорах. Они выехали на окружную. Шарль де Везеле был весь в поту от напряжения, в салоне пахло потом.

– Как вы нас нашли? – спросил Ким.

– В часы вмонтирован навигатор, он подключен к «Пробабилису». Сигнал пропал…

– Потом сигнал появился, и я определил, где вы находитесь.

– Почему вы решились мне помочь? – спросила Кассандра.

Кривая усмешка Везеле стала просто улыбкой.

– Все мы люди грешные, – сказал он обреченно.

Неожиданно хлынул дождь. Заработали «дворники», отгоняя потоки воды, заливающие ветровое стекло.

– Я уже говорил вам, что моя страсть – цивилизация майя. С небольшой группой людей, в которую входил и ваш отец, мы решили провести эксперимент и создать такие песни, какие создавали майя. На основании астрологии мы определили «непременное будущее» десяти человек, которые согласились с нами сотрудничать. Они обязались точно следовать нашим рекомендациям. Если эксперимент удался бы, мы бы создали «непременное будущее» для сотни человек, потом для тысячи. Чем убедительнее были бы для людей предложенные им сценария жизни, тем полнее они бы воплощались. Непредсказуемого становилось бы все меньше и меньше. Таков был мой замысел.

– Оригинально. Создать шесть и семь десятых миллиарда обязательных судеб и избежать при этом непредвиденного, так бывает? – насмешливо спросил Ким.

– Именно так и бывает, – серьезно ответил астролог. – Расписать заранее для каждого все победы и поражения, браки, рождение детей и разводы значит решительным образом подчинить себе будущее. Справиться с ним с помощью астрологии.

– И как? Получилось? – поинтересовался Ким.

Дождь полил сильнее. Вокруг них машины замедляли ход, они мчались, рассыпая веером брызги.

– Из десяти подопытных один покончил с собой, двое впали в тяжелую депрессию. Их крайне травмировала невозможность сойти с намеченного заранее пути. Я не предвидел такой реакции.

Их обогнал, громко сигналя, мотоцикл.

– Теперь, даже составляя гороскопы всего лишь для газет, я всегда думаю, как они подействуют на людей особо чувствительных.

Видимость из-за дождя становилась все хуже.

– Куда мы едем? – спросила Кассандра.

– Хороший вопрос, – отозвался Шарль де Везеле, меланхолично покачав головой. – Вы же прочитали записку, вас ждет ваш брат. Вы давно этого хотели, так? Хотели с ним повидаться. Вот и повидаетесь.

Кассандра посмотрела вниз, на свои часы и увидела, что «вероятность смерти через 5 секунд 68 %.

– Остановитесь! – тут же без размышлений оглушительно завопила она.

Шарль де Везеле, услышав ее отчаянный крик, тут же нажал тормоз и остановил машину посреди потока машин на окружной. Огромный грузовик с телятами, ехавший сзади них, не был готов к такому внезапному решению. У него не было времени изменить траекторию, к тому же на мокрой дороге шины скользили, так что он всерьез наподдал с левого бока маленькому «Твинго». «Твинго» взлетел на воздух, полетел к защитному бортику вправо, ударился о него, перевернулся и врезался в столетний платан.

Кассандра набралась решимости и открыла глаза. Перед ней была ее согнутая левая рука с часами. Часы показывали: «вероятность смерти через 5 секунд 18 %»

После бури покой.

Она увидела Кима с окровавленным лицом.

Потрогала пальцем свое лицо. У нее тоже текла кровь.

Шарль де Везеле лежал не шевелясь.

Кассандра поняла, что дышит и может двигаться, вот только при попытке подняться затылок пронзила резкая боль. Дождь лил по-прежнему, но фары машины горели.

Перед ней вдруг возникло мужское лицо. Мужчина посветил фонариком и произнес очень странную фразу:

– У вас есть документы? Нужно составить протокол для страховой компании.

Кассандра сообразила, что это водитель грузовика. Но ей было сложно открыть рот, приподнять голову. Вокруг замелькали другие фонарики. Прибыли пожарники, пневматическими ножницами вскрыли верх машины и стали извлекать пострадавших.

– Бумаги для протокола, – настаивал шофер грузовика с телятами.

– Оставьте их в покое, – огрызнулся пожарник. – Не видите, что ли? Тут есть дела поважнее!

– Вау! А мне важно, чтоб с хозяином без неприятностей. Посмотрите в бордачке, какая у них страховка на машину?

Всех трех пострадавших вытащили из «Твинго» и увезли на «Скорой помощи». Мотор «Твинго» загорелся, и машина взорвалась.

Врач, осмотревший Кассандру, сказал, что ей повезло: всего несколько ушибов. Молодой человек тоже не сильно пострадал. Сработали пояса безопасности и прочность корпуса машины. А вот водитель получил сильный удар по голове. Он жив, но находится без сознания. И неизвестно, когда придет в себя.

Их поместили в палату на шесть человек. На дальней стене висел маленький телевизор, по телевизору шел трогательный бразильский сериал.

Лохматая голова заглянула в дверь. Кассандра Каценберг узнала эту голову.

– Вау! Я насчет протокола, – сообщил шофер грузовика с телятами. – У вас какая страховка?

Медсестра бесцеремонно его выставила, и он, сердито ворча, громко затопал по коридору.

Ким лежал в соседней постели с Кассандрой, повязка у него на голове была похожа на чалму.

– Извини, – шепнула Кассандра Киму.

– За что?

– Эсмеральда права, я приношу несчастье.

– А мне кажется, мы с тобой классно проводим время. В «Искуплении» я уже заскучал. И потом с тобой мы вроде бы что-то важное делаем.

– Я переживаю, что затянула тебя в свои проблемы, Маркиз! А ты как раз ничего плохого не делал.

– Шутишь! Я тоже тебе соврал, мол-де, я беженец, идеалист, анархист. Не так все просто. Когда я оказался впервые в лагере беженцев, там были китайцы. Для меня в дебильной системе Северной Кореи был виноват Китай, он ее поддерживал. Я не стал узнавать, с какого перепугу они сбежали, убил ночью троих, и все. Не сказать, что игра была честной.

Кассандра слушала молча, не прерывая.

– Так-то вот. Глупо, но лучше тебе знать, каков я на самом деле. Тебя обрекли на видения из будущего, меня на ненависть к китайцам. Но те, кого я убил… ни в чем не были виноваты, у них просто родители были китайцы. И я решил бороться против всех, кто учит людей с детства ненавидеть другие народы, совершенно их не зная.

Выжившие в автомобильной аварии со значением посмотрели друг другу в глаза. По соседству мигали зеленые огоньки приборов, то и дело раздавалось их «би-бип», напоминая, что они под строгим медицинским наблюдением.

– Займемся пробуждением пяти чувств, – предложил Ким шепотом. – Давай, я начинаю. Вижу приборы и белые стены. На мне повсюду датчики. Чувствую запах эфира. Слышу храп с соседних коек.

– Чувствую, что в меня что-то вливается. Слышу воздушный насос, – прибавила Кассандра. – Слышу телевизор, передают скучный сериал. У меня мурашки в ногах, болит голова. Повсюду зуд. Но думаю я о другом…

Кассандра замолчала.

– Хорошо, что мы надели ремни и что «Твинго» не развалился. Нам, черт побери, повезло!

– Не люблю аварии, – сказала Кассандра.

– Не люблю больницы.

– Не люблю боль.

– Не люблю терять время, лежа без дела.

После титров бразильского сериала пошла реклама с громким звуком, потом начались новости. Ведущий сообщал по порядку:

Первое. Бастуют служащие, разгневанные пересмотром зарплат. Завтрашние демонстрации могут перекрыть движение во всем Париже.

Второе. Мисс Франция стала девушка, родившаяся в Швейцарии.

Третье. Талибы взорвали гигантскую статую Будды в Афганистане. Они заявили – цитирую: «Север страны наш, и он будет жить по обычаям предков. Мы запрещаем всем слушать музыку, читать книги, ходить в кино. Эти низменные занятия отвращают мысли верующих от Бога. Под страхом смерти мы запрещаем девочкам ходить в школу. Мы запрещаем мужчинам и женщинам любить друг друга, земная любовь мешает любви к Богу».

Четвертое. В дружеском матче по футболу французская команда выиграла у Люксембурга со счетом 2:0. Тренер французской сборной, подвергнутый критике со стороны федерации, остается при исполнении своих обязанностей до следующего матча.

Пятое. Рост в ноль целых три десятых процента на бирже вдохнул надежду в финансистов всех стран. Неужели кризис близок к концу? Оптимистические прогнозы: рост наберет силу.

Шестое. Речь папы, прибывшего с официальным визитом в Латинскую Америку, вызвала дискуссию. Папа осудил использование презервативов и призвал к воздержанию до брака.

Седьмое. Танкер с нефтью потерпел аварию у берегов Бретани. На место катастрофы прибыли суда с насосами, но мазутное пятно уже погубило тысячи птиц.

Восьмое. Пожар в специализированной школе для аутичных детей. Причиной назвали утечку горючего в центральной отопительной системе, которая повлекла возгорание деревянных полов. Распространению огня способствовал ветер. Министр национального образования усилил контроль за безопасностью как в государственных, так и в частных школах.

Ким повернулся к Кассандре:

– Как ты думаешь, что нас ждет?

– Как только мы поправимся, полиция отправит нас в интернат для несовершеннолетних.

– Дебильно. У нас были другие планы, поважнее. Так что будем делать, Принцесса?

Вместо ответа Кассандра взяла со столика часы и надела их, словно они были для нее оружием. На циферблате горела надпись: «Вероятность смерти через 5 секунд 32 %».

Кассандра выдернула из руки иглу капельницы.

Две тени выскользнули из палаты. Кассандра Каценберг и Ким Виен оделись в гардеробе и вышли из больницы. Светало. Они позаимствовали служебный мотоцикл на стоянке и уехали.

В доме Даниэля Кассандра нажала на кнопку домофона. Никто не ответил. Она нажала кнопку наугад и сказала:

– Это я.

И снова дверь, как по волшебству, открылась.

Кассандра улыбнулась и подумала:

Позвонили в дверь Даниэля. Им никто не открыл. Поковыряли перочинным ножом, но на этот раз дверь оказалось запертой на два оборота. Вдруг Кассандра заметила под дверью бумажку. Подняла ее и прочитала: «…она подняла записку и стала читать. Это снова было послание брата, который снова знал, что она будет делать. И она подумала: а не слишком ли много берет на себя этот брат, чтобы знать о ней все в каждую секунду! Или у него есть средство следить за ней? И вдруг ее озарило: «Часы! А что, если брат придумал часы, чтобы следить за мной? Не случайно же он мне их подарил…» Но тут же она усомнилась в своей догадке».

Кассандра взглянула на часы, они показывали обычные 16 %.

Она принялась читать дальше.

«…Она поняла, что насиловать дверь бессмысленно, брата нет дома. Он ее ждет в другом, хорошо знакомом ей месте. Слишком хорошо знакомом. Она даже себе не поверила: нет, не может быть! Но он все-таки там…»

Он стоит на вершине башни, лицом к городу. Низко нависли тучи. Холод пронизывает насквозь на такой высоте. Ветер треплет длинные волосы. Около шести и уже темнеет. Он к ней даже не оборачивается, словно расчеты подсказали ему, когда именно она сможет расслышать его слова.

– Привет, сестренка! Рад, что ты здесь. Поздравляю с изъятием бомбы в Национальной библиотеке. Ты меня впечатлила. Я горжусь, что ты из нашей семьи.

Даниэль так и стоял, не повернувшись. Моросил мелкий пронизывающий дождь, но, похоже, он не замечал его. Машины внизу казались чередой бегущих огоньков. Изредка доносился скрежет тормозов.

– Пока ты спасала читателей Национальной библиотеки, я, глядя отсюда, сверху, изучал вероятностные варианты истории. Чем выше стоишь, тем дальше видишь…

Он замолчал, не договорив.

Дождь усилился. Столбы с радиоантеннами торчали, как мертвые деревья. Прямо под ногами уходили вниз рельсы гондолы мойщиков стекол с длинными механическими руками.

– У себя в лаборатории я обрабатывал накопленный за долгие месяцы материал и составлял прогнозы. И вдруг меня озарило. Я все понял.

Ветер швырял им холодный дождь в лицо. У Кассандры зубы стучали от холода.

Впервые молчание собеседника показалось ей непереносимым. Впервые она ощутила нетерпеливую жажду ответа, какую вызывала у собеседников своим молчанием.

– Что ты понял? – спросила она наконец.

– Мы движемся к катастрофе.

И снова молчание. И снова несколько слов.

– Люди – неумные животные, склонные к самоуничтожению.

Даниэль сухо и неприятно рассмеялся.

– Майя поняли, что конец их цивилизации близок, и покончили с собой. Мне пришлось вести долгие исследования, и я пришел к такому же заключению. Мы не выходим из тьмы на свет, мы погружаемся в еще более глубокую тьму. Поверь, я не ошибаюсь в своих наблюдениях и расчетах. Худшее впереди, и помешать ему невозможно. Майя предсказали конец света в две тысячи двенадцатом году, и он наступит.

Даниэль снова замолчал, словно ждал ответа, но не дождался.

– Конец свет наступит в четверг двадцать первого декабря две тысячи двенадцатого года, когда солнце поднимется над развалинами города Тулум на Юкатане. Планеты и звезды выстроятся в это время так, как выстраиваются раз в двадцать шесть тысяч лет. Одно за другим начнутся землетрясения, их завершит длительный ледниковый период.

Молния осветила небо, от грома вздрогнула башня.

– Мне кажется, что несколько лет до две тысячи двенадцатого будут самыми страшными. Свиной грипп, куриный грипп, коровья оспа. Месть свиней, кур и коров. Какая насмешка, не так ли? Терроризм распространится повсеместно, предавая огню и мечу свободные столицы и поощряя фанатически настроенные диктатуры. Даже те, кто жил вне геополитики, поймут, что происходит. Поймут предельно ясно.

Новая молния рассекла небо.

– Вода, воздух и земля окажутся непоправимо загрязнены. Грубые предрассудки толпы заступят место интеллектуальной деятельности. Ложь будет считаться правдой, правда – ложью. Верить будут только приверженцам предрассудков, только они будут иметь право голоса. Мало-помалу все станет с ног на голову. Добро будут осуждать как зло, а злом восхищаться как добром. Оно будет возведено в абсолют. Самоуничтожение – вот судорожное пожелание человеческой особи, разделяемое и принятое всеми.

Даниэль склонился над бездной.

– Столь любимые всеми фильмы ужасов – зеркало, в котором люди видят свое будущее. Их завораживает зрелище собственной гибели.

Даниэль с печалью пожал плечами:

– Им нельзя помочь. Любая попытка спасения обречена на провал. Наша цивилизация обречена. Как любой плод она обречена на гниение, разложение и смерть. Наш мир понемногу разлагается. Выживут мухи, крысы и жуки трупоеды. Последние спутники нашей гибели.

– Нет, – возразил Ким. – Мы можем и будем действовать.

Молодой человек с длинными волосами медленно повернулся к новому собеседнику:

– Здравствуй, Ким Виен. Приятно слышать энергичную, полную юношеской наивности речь. Ты любишь красивые изречения, вот тебе одно от меня: «Оптимисты – люди, не обладающие информацией».

Даниэль звонко рассмеялся, но смех превратился в кривую усмешку.

– Исчерпывающая фраза, добавить нечего.

Теперь они стояли лицом друг к другу, и Кассандра внимательно вглядывалась в брата. Взлохмаченные волосы, бледное с тонкими чертами лицо. Почти женское.

Кассандре он показался красивым.

– Не смотри на меня так, сестренка. Мне уже ничем не поможешь. Я ошибся, но теперь знаю истину: «Будущее изменить нельзя».

Оглушительный удар грома сотряс небо. Дождь превратился в ливень, он колотил по крышам, словно по там-тамам.

– Бедная моя сестренка. Но это не наша вина. Родители намеренно сделали нас разными, но подчинили одной химере: стремлению видеть будущее. Они им бредили. А мы нет. Но они не спросили нашего мнения. Ясновидение – это проклятие. Лучше ничего не видеть. Хорошо быть простодушным дурачком, ничего не знать, верить лживым сказкам, выть с волками по-волчьи, призывать хищников к убийству, плыть по течению. Как приятно гнить, оправдывать тиранов, отыскивать вины у жертв.

Дождь лил потоками, и Кассандра едва слышала высокий, почти женский голос брата.

– У нас были странные родители, сестренка. Они нас сделали аутичными, потом превратили в машины для общения с будущим, но позабыли, что нас нужно было любить. Мы с тобой совершаем невероятные вещи, но любить не умеем, потому что не знаем, что это такое. Мы невероятные результаты экспериментов номер двадцать три и двадцать четыре по добровольному аутизму с целью развития способностей к ясновидению.

Даниэль снова грустно улыбнулся:

– Из-за этого я и убежал из дома. Не хотел участвовать в их играх. Хотел сам распоряжаться своей судьбой. Потому мы с тобой и не познакомились. Ты была одна, сестренка, и пошла дальше меня. Думаю, ты позабыла свое детство, чтобы не нести на себе тяжесть вины за их смерть. Но иногда стоит пошарить в загашниках памяти и выудить оттуда забытую частичку себя. Ты пробовала?

Взгляд Даниэля стал пронизывающим.

– Когда умеешь управлять правым полушарием, можно многое себе позволить, не так ли? Можно стереть детство, которое не полюбилось. Можно побывать в других своих жизнях. Ты ведь пробовала, Кассандра?

Она кивнула.

– Очень хорошо. Ты узнала свою карму. Ощутила сродство с животными и растениями, увидела начало и дошла до большого взрыва, так?

– Да.

– Теперь ты, как я. Наше мышление расширилось, мы стали чувствительнее, ответственнее, но вместе с тем уязвимее. Как говорила мама: «В одном месте прибыло, в другом убыло».

– Да, – повторила Кассандра.

Она сделала шаг к Даниэлю.

– Нет! Не приближайся, сестренка!

– Знаешь, почему я назначил тебе встречу именно здесь? Я тебе кое-что должен. Вернее, я обязан кое-что для тебя сделать. Должен тебя предупредить.

Кассандра видела, как блестят у Даниэля глаза за завесой волос.

– Я испробовал все раньше тебя. И должен сказать тебе заранее о том, что ты и сама скоро для себя откроешь. Спасение невозможно. Мы не можем их ни в чем убедить. Они не хотят ничего знать. Они слишком… тупы!

Кассандра отважилась и сделала еще один шаг, но медленно, почти незаметно.

– «Они слушают, но не слышат. Смотрят, но не видят. Знают, но не понимают». У нас нет возможности заставить их слышать. Нет возможности спасти человечество. Совершенные тобой акты спасения – капля в океане.

Ким тоже почти незаметно приближался к Даниэлю.

– Я сыт по горло тупостью моих современников. Мне невмоготу в мире, который погружается в варварство вместо того, чтобы просто покончить с собой. «Счастливы умершие первыми, они меньше страдали».

– Они похожи на страусов. Видя опасность, занавешиваются выдумками, не желая принять суровую правду, – отважилась высказать свое мнение Кассандра.

– Не слишком удачное сравнение, сестренка.

– Они лемминги, хлынувшие лавиной в плохую сторону, – сказал Ким.

– Твой друг выразился точнее. Так оно и есть. Они не боятся, они ликуют, завороженные близостью собственной гибели. Ничего не может их остановить: ни рассудок, ни инстинкт выживания. Никому не дано спасти их от грядущей катастрофы. Даже замедлить эту лавину невозможно. Лавину мазохистов. Ты видела процессии иранцев, которые бичуют себя до крови? Они в экстазе. Они предвосхищают будущее человечества. Однажды шесть и семь десятых миллиарда человек, бичуя себя до крови, с блаженными улыбками отправятся в бездну.

– Не все люди такие, старший братец.

– Все. Такова их природа. Но они не догадываются об этом. Или делают вид, что не догадываются. Они любят боль, несчастья, любят убийства, резню и смерть. Ты заметила, что черный цвет всегда в моде? Заметила знак, который можно видеть повсюду – череп со скрещенными костями? Они знают. Об этом знает их подсознательное. Они согласны погибнуть и пальцем не шевельнут, чтобы предотвратить последнюю катастрофу. Больше того, теперь они ее жаждут. И ничего нельзя сделать, чтобы их переубедить.

– В письме, старший братец, ты написал, что нет ничего хуже покорности, так?

– Написал. Но признаю: был не прав. Только глупцы никогда не меняют своих мнений. Лично я обожаю признаваться: «Я ошибся. Осознал, что заблуждался».

– Правильно, ты ошибся. Их можно спасти.

Даниэль недоверчиво пожал плечами и снова повернулся к бездне.

– Нет, на этот раз обратного хода нет. Я вижу, куда устремлена история с большой буквы. Под веселые песни она движется ко всеобщей гибели. Как в фильме «Титаник». Фильм по-прежнему остается самым посещаемым. Это, по-вашему, ни о чем не говорит? Все почувствовали, что маленькая история повествует о смысле большой. Мы мчимся к айсбергу. А оркестр на палубе играет зажигательные мелодии, чтобы нам не думалось о плохом.

Даниэль Каценберг вновь печально усмехнулся. Город и все вокруг мало-помалу скрылось за пеленой дождя и тумана.

– Очень жаль, сестренка, мне и самому хотелось бы жить бездумно и ничего не знать. Знание – это проклятие. Знание и невозможность помочь – страдание. Знание и бездействие – мука. Я люблю тебя, сестренка.

Лицо Даниэля было мокрым от дождя.

Даниэль достал из кармана листок бумаги и зажал его в левой руке. Держа в правой часы, он двинулся к северо-восточному углу площадки.

Кассандра ринулась за ним, чтобы удержать его.

Поздно. Даниэль прыгнул.

Закрыв глаза, она простонала:

– Не-ет… Только не это!..

Туман мешал Кассандре увидеть, что делается внизу. Она побежала к гондоле мойщиков и лихорадочно нажала на кнопку 1. Двести десять метров вниз. Люлька тронулась с места.

Мелькали этажи, увеличивался процент: 62 %, 75 %, 85 %.

Падая, Даниэль Каценберг внимательно отслеживал происходящее. Ветер. Холод. Туман. Покалывает щеки и шею. Глаза слезятся. Но он не закроет глаз.

«Надо было надеть защитные очки», – подумал Даниэль.

Он не испытывал страха. Давно уже позабыл о таком чувстве. Чувствовал в себе одну пустоту. Подумал о царе Соломоне, который создал царство, обладал сотнями женщин, воздвиг великолепный храм, заложил фундамент современного общества и сказал перед смертью: «Суета сует и всяческая суета».

«Вот так мыслит умный человек, – подумал Даниэль. – Он изменяет мир и, исполнив свое назначение, кончает с собой».

Скорость 287 километров в час.

Падение занимает 7,38 секунды. Туман и развевающиеся полы плаща замедляют его на несколько долей секунды.

Странно, с каким нетерпением он ждет конца. Последняя мысль Даниэля: «Да где эта чертова смерть, наступит она или нет?»