Послушавшись совета старика — хозяина постоялого двора из деревни около Могилища, путники двинулись точно на запад. Несмотря на глоток магической воды, Глеб все равно был еще слаб. Потому товарищи шли медленно и до следующего селения добрались лишь поздней ночью. С трудом достучавшись в запертые двери, они переночевали в придорожной таверне, а утром двинулись дальше, расспросив поподробней об Утесе Плачущего Человека. Впрочем, ничего нового им не сказали, просто показали направление, которого надо держаться, и предупредили, что на юге вновь объявились орки.

Дорог, что вели бы в нужном направлении, не существовало. И путники пересекали дикие перелески, следуя звериным тропам, шагали по непримятой дремучей траве лугов, перебирались вброд через ручьи и реки.

Они шли два дня. Два дня и две ночи, стараясь как можно реже останавливаться на отдых. И даже время сна сократили до трех часов. Слишком мало, чтобы по-настоящему отдохнуть. Глеб двигался, словно лунатик. Но лихорадка близкой цели захватила все его существо, подгоняла, заставляла торопиться, невзирая на смертельную усталость. А Епископу, вроде бы, все было нипочем. Он легко выступал впереди, обогнав товарища на пару шагов и громоздкий посох не тяготил его, и тяжелая сумка с едой, вроде бы, нисколько не давила на плечи…

К своему счастью, на пути товарищи не встретили ни единого сколь-либо опасного существа. С заходом солнца начинали свою тоскливую перекличку степные волки, но где-то далеко. Трусливо ускользали из-под ног ядовитые змеи, встревоженные легкий дрожью земли. И даже обычные комары не донимали путников — с каждым пройденным километром воздух становился все суше, и кровососущие насекомые в этих краях просто не водились.

Днем было очень жарко. И даже ночью порывы южного ветра доносили обжигающее дыхание пока еще далекой пустыни.

— Кажется, почти пришли, — сказал Епископ, останавливаясь на вершине невысокого холма.

Глеб с трудом доковылял до товарища, упал в высохшую бурую траву, выдохнул:

— Все! Больше не могу! Хоть час, но надо поспать.

— Глянь лучше туда, — мотнул головой маг.

Глеб чувствовал, что не в силах смотреть куда бы то ни было, кроме как себе под ноги, да и то ежесекундно разлепляя неподъемные опухшие веки и выворачивая упрямо закатывающиеся глаза. Тем не менее, он поборол слабость, кулаками вдавил глазные яблоки, помассировал их, и на какое-то мгновение взгляд его слегка прояснился. Глеб поднял голову и долго бездумно разглядывал далекую темную угловатую тень на фоне облаков. В голове что-то монотонно гудело, вгоняя в сон.

— И что же это? — безразлично пробормотал Глеб и запрокинулся на спину, уже готовый отрубиться прямо здесь, под открытым небом.

— Сдается мне, что это и есть Утес Плачущего Человека. Кажется, так ты его называл.

— Подождет, — шепнул Глеб и, не в силах больше бороться с собой, заснул.

— Эй! — Епископ присел возле товарища, тронул его за руку. — Эй!

Глеб спал, запрокинув голову и открыв рот. Маг еще раз глянул на одинокую скалу, возвышающуюся над ровной иссушенной равниной. Прищурившись, долго разглядывал едва заметные деревенские домики, что лепились у подножья пика. Вновь перевел взгляд на товарища. Вздохнув, опустился рядом, развязал сумку, достал ломоть хлеба. Из складок плаща вынул толстый фолиант, лег на бок, раскрыл книгу и стал вдумчиво читать, беззвучно шевеля губами, проговаривая про себя написанные слова. Иногда он настолько увлекался, что забывал о горбушке в левой руке и ронял ее на землю. Спохватывался, поднимал, сдувал пыль, отламывал маленький кусочек, клал на язык и вновь полностью уходил в чтение…

Наступило самое жаркое время дня. Солнце висело в зените, жгучий ветер взвивал маленькие пыльные смерчи, игрался мертвой травой, сухой и жесткой. Облака, что недавно белели на юге, бесследно растаяли, исчезли, и небо теперь светилось выцветшей слепящей синевой.

— Сколько я проспал? — спросил Глеб, поднимаясь на локте. Глаза его никак не хотели открываться, он тер их шершавыми ладонями, массировал лоб и виски, до слез давил упругий хрящ носа.

Епископ оторвался от книги, посмотрел на солнце.

— Часа четыре потеряли.

— Ну, извини. Не мог я…

— Ладно, пойдем скорей. До вечера надо успеть войти в деревню.

— В деревню? — Глеб похлопал себя по щекам, вскочил на ноги, вытаращил красные глаза в сторону одинокой скалы. — Действительно, деревня. Так чего же мы ждем? Пошли!

Маг хмыкнул, поднялся, убрал фолиант, пробурчал:

— Проспался… — и с кажущейся неспешностью направился к далеким миниатюрным домикам.

Глеб едва поспевал за ним.

Неровный острый клык утеса постепенно приближался, вырастал. Близилось и селение. Теперь было видно, что меж скалой и деревней расстояние никак не меньше километра. Стала видна лента реки, что тесным арканом обвилась вокруг одинокой горы. Откуда пришла река и куда ушла — было не разобрать, путники видели лишь водяную петлю, блистающую яркими серебристыми бликами.

«Впрочем, — подумал Глеб, — может это и не река, а кольцевой искусственный ров?»

Они вошли в деревню, и их сразу обступили местные жители. Селяне не торопились завязывать разговор, просто молча смотрели на Двуживущих и следовали за ними, куда бы те не направились.

— Эй! — Глебу не нравилось такое внимание. Он остановился и обвел тихую толпу суровым взглядом: — Где мы сможем хорошо перекусить, попить пива и отдохнуть?

Люди молчали.

— Вы что, не понимаете по-нашему? У вас свой язык?

— Просто они рады вас видеть, — насмешливо произнес шепелявый голос. Глеб повернулся. Бесцеремонно расталкивая Одноживущих, к друзьям двигался оборванец, загоревший почти до обугленности. Он улыбался, и Глеб заметил, что у этого проходимца самого неприглядного вида нет одного переднего зуба, да и второй наполовину обломан.

— Когда мы виделись в последний раз, — усмехнувшись, сказал Глеб, — ты говорил несколько четче.

— А! — отмахнулся Рябой Пес. — Издержки производства. — Он вплотную приблизился к Епископу, внимательно осмотрел его и словно бы даже обнюхал. Маг брезгливо отстранился. Толпа селян внимательно наблюдала за происходящим.

— Странные ты знакомства водишь, — хмыкнул Рябой Пес и заговорил своей привычной скороговоркой, теперь еще более неразборчивой из-за потери зубов. — Ну, это не мое дело. Мое дело было посмотреть, нормально ли ты добрался, а если бы ты не дошел, то я продал бы эту же информацию другому. Надеюсь, ты не сказал своему товарищу, что тебя привело сюда? Сказал? Сказал! Что ж, это твое право. Твоя информация. Ты ее купил, поступай, как хочешь. А мне никакого дела нет…

— Слушай, — перебил Глеб, — а как ты меня опередил? Ты же в тюрьме сидел.

— Это просто. Совсем просто. Прямые пути — не самые быстрые, — Рябой Пес подмигнул Епископу. Маг поморщился. — Скорость зависит от ног, а не от выбранной дороги. Короткий путь — короткие ноги, длинный путь — большие шаги. Только коротконогие ищут легких дорог, короткие дороги делают нас безногими. — Оборванец издевательски смотрел Епископу в лицо. — Выбирая попутчиков, нельзя выбирать путь, идущие вместе могут идти в разные стороны. Идущие бок о бок, плечом к плечу могут оказаться на разных концах. Одна дорога на всех — не одно и тоже, что все на одной дороге…

— Хватит, хватит! — Глеб засмеялся. — Совсем меня запутал.

— Зачем мне тебя путать, если ты уже накрепко спеленал себя сам.

— Достаточно, — прервал босяка Епископ. — Я не знаю, кто ты, но ты слишком много болтаешь.

— Меня зовут Рябой Пес. Кстати, я Двуживущий, хотя по мне этого не скажешь. И я уже ухожу, я сделал свое дело… Все! Прощайте! Бай-бай! Дорога ждет. Сделавший шаг уже не остановится. Не сможет остановиться.

— Подожди! — Глеб схватил Рябого Пса за гнилой рукав рваного халата. — Если ты здесь, то может подскажешь, как лучше добраться до талисмана?

— Я? — удивился оборванец. — Здесь и так много людей. Спроси у них.

— Да? — Глеб обвел взглядом толпу деревенских жителей. — А чего они так пялятся?

— А! — Рябой Пес захихикал. — Просто я им сказал, что скоро сюда придет могущественный воин, великий человек двух миров. Вот они и собрались посмотреть на живого бога.

— Издеваешься? — Глеб нисколько не сердился. Его забавлял этот загорелый шут.

— Нисколько. Возьми талисман. Это будет первым шагом.

— Первым шагом к чему?

— Кто знает? Любое действие рано или поздно оказывается первым шагом к чему-то.

— Значит, будет и второй шаг?

— Второй шаг лишь продолжение первого, он тоже первый, а не второй, и не третий. Не мы выбираем пути. Мы только делаем первый шаг на дорогу, что ведет за горизонт к неведомому. Мы видим свой путь на какое-то расстояние вперед, но, кто знает, куда дорога свернет потом?

— Ты что, фаталист?

— Нет, нет. Я всего лишь продавец информации. Мои дороги никуда не ведут, потому, что голова моя с ногами не дружит, а глаза видят так много, что язык не успевает проговорить. Но я заболтался с тобой. Мне пора, пора. Вон и твой товарищ глядит на меня как-то косо. Словно жмет ему что-то под локоть… — Рябой Пес хихикнул, развернулся и заторопился прочь.

— Это он сказал тебе о талисмане? — шепотом поинтересовался Епископ.

— Да.

— И он действительно Двуживущий?

— Похоже, что да.

— Оригинал!

— Этого у него не отнять.

— Мне кажется, ты зря доверился ему.

— Если бы он обманул, то зачем бы пришел сюда? Денег с меня он не потребовал, просто убедился, что все в порядке.

— Как знать… — пробормотал Епископ. — Глаз Й’Орха слишком дорог.

— Я надеюсь на это.

Глеб смотрел, как уходит на север Рябой Пес. Оборванец был уже далеко за пределами деревни. Ветер со стороны пустынь развевал, трепал его рваную одежду, и казалось, что человека несет ураган, тащит, вцепившись в одежду, да так быстро, что ноги едва поспевают за летящим по ветру телом.

— Ходит он действительно скоро, — признал Епископ.

— Волка ноги кормят, — ответил Глеб.

— Ну, на волка он не похож. Скорей на паршивого койота.

— Он тебе не понравился, — заметил Глеб.

— Слишком наглый. И грязный.

— Но все-таки, — Глеб повысил голос и скользнул взглядом по лицам толпящихся селян, — где мы можем отдохнуть?

Вперед выдвинулся Одноживущий. Он сделал это так, словно его толкнули в спину: вылетел, шагнул, тормозя, и остановился, потупившись. Он был необычайно толст, невелик ростом. Лицо его походило на пушечное ядро, изъеденное ржавчиной. Краска залила его рябые щеки, и Глеб подумал: что же именно рассказал этим людям Рябой Пес, что они так странно себя ведут?

Толстяк нерешительно почесал в затылке, потер шею, поднял глаза, и наткнувшись на ответный любопытный взгляд Епископа, еще больше смутился и покраснел.

— Ты хозяин таверны? — спросил Глеб.

— Всего лишь маленькой закусочной, господин, — тихо, едва слышно ответил толстяк.

— Но мы можем снять у тебя комнату?

— Да, господин. Всего лишь маленькую каморку.

— И горячая еда у тебя есть? И выпивка?

— Да, господин. Но угощение слишком просто…

— Хватит прибедняться, веди нас к себе.

— Это там, господин. — Толстяк показал в конец улицы. — Но возле дороги помойная яма, и…

— Да что с вами такое! — вскричал Глеб. — Вы что, Двуживущих никогда не видели?

— Видели, конечно, господин, но… — Толстяк замялся. Толпа, встревоженная этим прямым обращением, стала рассасываться. Люди расходились по домам.

— Что — «но»?

— Ничего, господин. Прошу вас, идите за мной.

Не говоря больше ни слова, толстяк покатился по дороге. Епископ сплюнул на землю и последовал за проводником. Глеб поспешил за ними.

Они прошли мимо объявленной помойной ямы. Над ней вились мухи. Оттуда несло гнилью и выглядела она не очень аппетитно, но все же не настолько, чтобы о ней загодя предупреждать путников.

Закусочная стояла на отшибе, особняком от прочих деревенских домов. Кругом зеленели сплошные огороды, и узкая, жутко неудобная тропка петляла меж хаотично разбросанных гряд. Несколько раз Глеб оступался, ненароком раздавил тугой кочан капусты, примял укроп, поломал свекольную ботву, но толстяк, уверенно катящийся вперед по желобку тропинки, даже не обернулся. Епископ выступал, словно манекенщица на подиуме, и Глеба это весьма забавляло.

В конце-концов, огород остался позади.

— Послушай. — Глеб догнал Одноживущего и обратился к нему. — Неужели, каждый, кто хочет посидеть в твоей закусочной, должен преодолевать эту головоломную тропку? Мне показалось, что легче пройти по подвешенному канату, чем по ней.

— Да, господин. — Хозяин маленькой таверны подошел к двери, достал массивный ключ, больше похожий на воровскую фомку и стал ковырять им в висячем амбарном замке. Механизм замка отвечал на усилия Одноживущего визгливым скрипом, но открываться не желал.

— Что значит: «да, господин»?

— Нет, господин. То есть… я хотел сказать… — Толстяк окончательно сбился, на лбу его выступила испарина. И упрямый замок все никак не отпирался. — В общем… Ну… — Наконец-то ключ провернулся, что-то щелкнуло, и скоба замка разомкнулась. — Понимаете, господин, ни один человек из нашей деревни никогда не заходит в этот дом. Только я. И гости. Но гостей у нас не было уже несколько лет. Вы первые…

— А как же Рябой Пес? — перебил Глеб.

— Кто?

— Тот человек, который встретил нас.

— Странник? Обычно он не спит в домах. Я даже не знаю, как он проводит ночь. Но он немного странный человек…

— Так уж и немного, — хмыкнул Епископ.

Толстяк сбился и замолчал. Он убрал ключ, потер шею. Поднатужившись, приподнял замок и вытащил его из скоб, распахнул дверь. Изнутри потянуло плесневелой сыростью, запахом нежилого, брошенного помещения.

— Дом, милый дом, — иронично пробормотал Епископ. — И пиво у тебя такое же свежее?

— Это вход в пристройку, — пояснил хозяин, — здесь комнаты постояльцев. А сам я живу в другой половине. Дверь с противоположной стороны. Там и кухня, и погреб. Не волнуйтесь, сейчас все проветрится, высохнет, я огонь разведу.

— Я сейчас и в луже бы уснул, — сказал Глеб, зевая.

— Что вы, господин. — Толстяк всплеснул руками. — Через несколько минут все будет готово. — Он заторопился, бросил ржавый замок на траву, убежал за угол дома, но тут же вернулся, словно вспомнил что-то, выпалил на одном дыхании: — Сейчас все будет готово. Вы заходите пока. А я ставни открою. Или здесь подождите, — и вновь скрылся.

За дверью стояла плотная промозглая темнота, и друзья, не сговариваясь, решили остаться на улице. Они присели на оказавшееся неподалеку трухлявое бревно, лицами повернувшись на запад.

Диск солнца касался острой вершины скалистого утеса. Река у подножья горы искрилась жидким серебром. Небо было чистое, но его линялая синева глаз не радовала. И далеко-далеко виделся смутно горный хребет, окутанный туманной дымкой.

— Ты не расскажешь мне, где находится этот талисман? — спросил Епископ. — Или ты собираешь идти за ним в одиночку?

— Я сам еще не знаю. Надо будет осмотреть гору. Где-то на южном склоне должен быть заваленный вход в пещеру. Его следует расчистить, а уж там посмотрим.

— Работать землекопом мне еще не приходилось, — сказал маг.

— Мне тоже.

— А другого пути нет?

— Не знаю. Рябой Пес что-то говорил про ходы гномов, но как их отыскать? И стоит ли соваться туда?

— Гномы? — переспросил Епископ. — Они-то мне и нужны. Но я думал, что их можно найти только в Драконьих Скалах.

— Рябой Пес предостерегал…

— Плевать на этого болтуна! Надо бы расспросить местных.

— Нелегко это будет сделать, — усмехнулся Глеб, вспомнив встречающую их немую толпу.

— Ничего, хозяин вроде разговорился. Выпытаем.

За спинами товарищей раздался голос:

— Все готово, господа.

В дверном проеме стоял рябой хозяин гостиницы. Глеб поднялся. Встал и Епископ.

— Прошу вас, — сказал коротышка. — Все готово.

Внутри оказалось довольно уютно. Хозяин распахнул все окна и двери, и затхлость нежилого помещения выветрилась за считанные минуты. Бойко горел огонь в очаге, и приятно пахло горьковатым дымком. В открытые окна с западной стороны заглядывало солнце. Оно еще не успело полностью скрыться за утесом, но заостренная тень уже перекинулась через кольцо реки к селению и удлинялась на глазах, тянулась к деревенским домам.

В маленьком зале мебели почти не было. Только возле камина стоял треногий круглый стол с семейством неуклюжих табуреток, да еще высокий длинный шкаф, пыльные полки которого пустовали, пристроился вдоль стены. Здесь было много одинаковых дверей. Все они были закрыты, и на каждой красовался выведенный углем номер — от 1 до 6. Как догадался Глеб, за этими цифрами скрывались сдаваемые комнаты. Еще одна дверь пряталась за слегка сдвинутой в сторону шторой. Занавесь колыхалась сквозняком, и из-за нее тянуло ароматами готовящейся пищи. Там находилась кухня, пройдя через которую, можно было попасть в часть дома, где обитал сам хозяин.

— Комнаты у меня маленькие, каморки, а не комнаты, — извинялся толстяк. — На одного человека, да и одному-то тесно. Вы можете выбрать сами, где будете спать.

— Я так понял, что все номера одинаковы, — сказал Епископ.

— Одинаковые, — подтвердил хозяин.

— Тогда зачем выбирать?

— Хорошо, я открою первую комнату и вторую.

Коротышка скрылся за шторой, позвенел на кухне посудой, почти сразу вернулся, окутанный клубами духовитого пара. У Глеба засосало под ложечкой. А толстяк вытащил связку ключей, отпер две первые двери, распахнул настежь, проветривая комнаты. Глеб с интересом заглянул внутрь.

Действительно, самая настоящая каморка — ни оконца, одни глухие стены. Впрочем, так надежней. В комнатушке с трудом поместились узкая кровать, стул и крохотный приземистый столик, в центре которого прилепился оплывший огарок свечи.

— Да-а, — протянул Глеб.

— Нечасто к нам заглядывают гости, — сказал хозяин, разведя руками.

— Нормально, — успокоил Одноживущего Епископ. — Только принеси мне побольше свечей.

— Хорошо, господин.

— Скоро ли будем есть?

— Все готово. Если прикажете…

— Прикажем.

— Сейчас сделаю, господин.

Хозяин вновь исчез за занавеской, оставив дверь на кухню открытой. Глеб принюхался. Несомненно, там жарилась рыба.

Друзья в ожидании ужина расположились за столиком у очага. Табуретки были страшно неудобны, и Глеб изрядно повозился, прежде чем смог принять более-менее расслабленное положение.

Темнело. Тень, протянувшаяся от одинокой скалы, накрыла закусочную, но до наступления ночи было еще далеко.

Возвратился хозяин. Принес противень с жареной рыбой, поставил перед гостями. Через минуту, в три захода, принес хлеб, блюдо пшенной каши и яичницу на скворчащей жиром сковороде.

Товарищи молча принялись за еду, а толстяк вновь куда-то исчез. Когда друзья уже решили, что хозяин больше не покажется, тот вдруг появился с противоположной стороны, вошел в дверь со стороны улицы, держа перед собой запотевший кувшин. Поставив его на стол, он сходил на кухню и принес высокие кружки. Молча налил в них пиво.

— Присядь с нами, — пригласил Епископ.

— Я пойду, господин, — коротышка замотал круглой головой, — мне еще надо приготовить вам постельное белье, заправить кровати…

— Садись, — маг почти приказал и с грохотом пододвинул табурет. Одноживущий не мог не послушаться. Румянец залил его щеки.

— Как тебя зовут? — спросил Глеб, и подумал, что завязывающийся разговор уж слишком походит на допрос.

— Парот, — сказал хозяин. Он нерешительно глянул на Глеба и добавил: — Но все зовут меня Боровом.

— Вот что, Боров-Парот, — неспешно проговорил Епископ, — расскажи-ка нам все про гору, что видна сейчас на западе.

— Что рассказать, господин? — голос толстяка немного дрожал.

— Ты успокойся, поешь с нами, — попытался приободрить Одноживущего Глеб. — Ты столько наготовил, что мы все не осилим. Пива вот налей себе. Рыбы положи. Не стесняйся, ведь ты здесь хозяин. И не надо нас бояться. Что тут с вами со всеми? Это Рябой Пес что-то взболтнул? Забудь. Мы обычные Двуживущие. Не робей. Ешь.

— Расскажи все, что знаешь, — сказал Епископ, дождавшись, когда Глеб закончил свою маленькую речь.

— Но я почти ничего не знаю.

— Как же так? Ты живешь в этих крах, возле самой горы, постоянно видишь ее и ничего не можешь рассказать?

— Мне не сравниться с Плачущим Человеком. Это его утес. А я… Что я знаю?

— Вот и расскажи нам про этого Плачущего Человека, — сказал Глеб.

Взгляд Борова заметался, словно он пытался угадать по лицам гостей, какой именно подвох готовят ему эти Двуживущие. Он отвел глаза, тронул ладонью шею, но сразу одернул руку, будто обжегся. Почесал бедро. Сказал нерешительно:

— Это Утес Плачущего Человека. Мы не ходим туда. Нам не нужен Плач.

— Какой Плач?

— Плач Плачущего Человека.

— Тьфу! — сплюнул Епископ. — Давай по-порядку. Кто такой этот Плачущий Человек?

— Вы же знаете, — взмолился вспотевший толстяк. — Зачем вы меня мучаете?

— Мы? — удивился Глеб. — Ты что-то путаешь, мы ничего не знаем, и тебя мы не мучаем. Просто нам надо знать о горе, потому что завтра мы собираемся туда сходить… Что это за Плач, про который ты сказал? Почему утес так называется? Расскажи.

Боров смотрел нерешительно. Он то ли размышлял над чем-то усиленно, то ли боролся с какими-то сомнениями. Глеб и Епископ молча ждали, потягивая холодное пиво, с прищуром поглядывая на толстяка.

— Но вы же знаете, — еще раз сказал хозяин.

— Ничего мы не знаем! — Епископ начинал сердиться.

— Ну… Я расскажу только то, что слышал от других людей.

— Вот-вот, — подбодрил Глеб. — Давай. Мы-то ничего не слышали.

Боров потер шею, поскреб грязными ногтями плохо выбритый тройной подбородок. Выдохнул, словно перед прыжком в ледяную воду, и заговорил:

— Мой дед утверждал, что когда он был мальчишкой, ему довелось видеть Плачущего Человека. То был великий воин, сильный и властный. Конечно же, у него было другое имя. Плачущим Человеком его прозвали потом. А тогда его звали иначе, но как именно, никто не помнит. В то время утес не носил никакого названия, он был обычной скалой, каких много встретишь, если пройдешь дальше на запад. Говорят, все эти скалы соединены меж собой подземными ходами гномов. И ходы эти ведут еще дальше, к самым Драконьим Скалам… Плачущий Человек искал сокровища маленького народца. Он пришел не один, а со своими друзьями. Их было много, но никто не помнит, сколько именно. Никто уже ничего не помнит… — Боров замолчал.

— И что же дальше?

— Они нашли вход в гномьи пещеры. Это было несложно. И вошли внутрь, в вечную темноту подгорья. Что с ними там случилось, никто не знает. Даже гномы ничего не рассказывают, хотя и прошло уже столько времени. Быть может, и они не знают?.. Есть только слухи, которые утверждают, что искатели сокровищ заблудились в лабиринте ходов. У них закончилась еда, вода и огонь. Они долго бродили во тьме, и тьма нападала на них и уносила по одному… Их было много. А вернулся только Плачущий Человек. Он вышел из-под земли надломленный и раздавленный. Он не откликался на свое старое имя и не помнил прошлого. Слезы текли из его глаз, лицо коверкала гримаса рыданий, но он молчал. Он был тих, словно тьма подземелий. Его Плач остался под горой. Они разминулись во мраке, потеряли друг друга. Плачущий Человек ушел, но Плач до сих пор бродит по ходам, и порой мы слышим его. Он зовет друзей, выкликая их имена. Он одинок и страшен. Говорят, что любой человек может подобрать Плач, но не всякий сможет жить с ним. Слишком тяжело держать Плач в себе. Тем более, если это чужой Плач… Потому мы ждем, когда Плачущий Человек вернется, чтобы забрать свою потерянную часть… — Рассказчик умолк и поднял глаза на Глеба. Целую минуту они разглядывали друг друга, затем толстяк перевел взгляд на Епископа. В комнате установилась тягостная тишина. Боров-Парот явно чего-то ждал. Глеб гулко кашлянул в кулак.

— Занятная история, — пробормотал Епископ. — Но меня больше интересуют гномы. Они появляются здесь?

— Очень редко, господин. — Боров вновь потупился. — Реже, чем Двуживущие.

— Может, их можно найти в пещерах Утеса?

— Может быть, господин. Но мы уже давно не ходим на тот берег Кружной Реки. Никто из нас не желает получить Плач.

— Плач, плач… — пробурчал маг. — Чего только не услышишь. И кто все это придумывает?

— А про талисман в вашей деревне знают что-нибудь? — спросил Глеб. — Про Глаз Й’Орха?

Боров вздрогнул, испуганно оглянулся на дверь, выглянул в окно.

— Не произносите это имя, господин. Демон чует, когда его зовут.

— Значит, ты что-то слышал?

— Я ничего не знаю ни о каком талисмане. Но имя зверя из легенд у нас не произносят вслух. Тем более перед приходом ночи. Не называйте имя демона. А сейчас, извините, я должен идти. Когда потребуюсь, просто крикните.

Хозяин поднялся, еще раз выглянул в окно и скрылся за завешенной шторой дверью.

— Похоже, ты его окончательно напугал, — задумчиво произнес Епископ. — О странных вещах рассказывают в диких землях.

— Да уж, — бодро отозвался Глеб. — Странней некуда. Завтра пойдем посмотрим, что же это за Утес такой. А если повезет, то может даже услышим Плач.

Епископ не улыбнулся. Он негромко сказал:

— Знаешь, теперь мне кажется, что тот оборванец тебя не обманул. Глаз Й’Ор… — маг запнулся, кашлянул, чтобы скрыть заминку, — талисман где-то неподалеку.

— Рад слышать.

Потом друзья еще долго сидели возле открытого огня очага. Пили пиво, доедали то, что еще не доели, негромко разговаривали. Когда окончательно стемнело, появился Боров-Парот. Он поставил перед гостями зажженную толстую свечу, затем вышел на улицу, захлопал ставнями. Вернувшись, запер за собой дверь. Через шлюз кухни проследовал в свою половину дома, принес стопку белья, долго возился в комнатах-каморках, застилая постели. Так долго, что его старания можно было принять за намек — пора, мол, гостям укладываться. Но Епископ и Глеб не обращали внимания на хозяина маленькой гостиницы и все беседовали, беседовали — уже и стол опустел, и угли в очаге стали меркнуть…

Стояла глубокая ночь. Сонный Боров еще несколько раз выглядывал из-за шторы и вновь прятался. Свеча почти догорела. И, когда друзья собрались было наконец-то разойтись по своим кельям, вдруг раздался этот звук.

Тихий плач, негромкий, но ясный, проник сквозь прочные стены, запертые двери и закрытые ставни. Товарищи вздрогнули и переглянулись.

— Слышишь? — прошептал Глеб.

Маг молча кивнул.

Плач то усиливался, то стихал. И слышалось в нем безграничное одиночество, печаль и бессилие. Скорбные звуки ввергали в уныние и наводили страх.

— Ветер, — неуверенно произнес Епископ.

— А может волк?..

На кухне, отделенный от друзей занавеской и неплотно прикрытой дверью, застыл в нелепой позе толстый Боров. Он был одет в длинную ночную рубашку, но на его помятом лице не осталось и следа сонливости. Хозяин заведения, трепеща, напряженно вслушивался в тихие звуки Плача.

— Странник был прав, — беззвучно шептал Парот. — Странник был прав. Плачущий Человек вернулся… Но который из них? Тот худой с посохом или молодой воин с мечом?