Глава 34
Марина помолчала пару секунд и продолжила:
– На следующий день мы с Ирой до обеда проспали. Когда встали, думали, что мать нам вломит. А она нас не отругала, словно не заметила, что мы полдня продрыхли. Вышли на кухню, мамаша заявила:
– Я сдала избенку, не приближайтесь к ней.
– Вот мы удивились! – перебила сестру Ира. – Дождались, пока мамаша куда-то смылась, тут же подрапали к лачуге, в окно посмотрели. На кровати тетка лежала, голова полотенцем замотана. Маринка не побоялась дверь открыть, вошла в сени и шепчет:
– Ир, смотри.
Я гляжу, на полу комья земли, одежда грязная… Маринка меня во двор вытолкнула.
– Тикаем на кладбище.
– Мне они с сестрой ничего не рассказали, – неожиданно вступил в разговор Игорь, – я думал, что мама ту тетку убила.
– Мы побежали на погост, – продолжала Марина, – и столкнулись с матерью, та с лопатой шла. Увидела нас, разозлилась:
– Какого черта вы тут делаете?
Я ответила:
– За рябиной отправились. А зачем тебе заступ?
Мать меня недобрым взглядом окинула:
– Больно ты любопытная. Коренья добываю, сушу их на лекарство. Идите домой! Дел у нас полно.
Ира вздохнула:
– Маришка за матерью потащилась. Я сделала вид, что упала, сижу, ногу глажу, подождала, пока они из вида скроются, потом одна на кладбище двинула. Увидела, что могила зарыта! Я все поняла. Мать ходила яму закапывать.
Ира провела ладонью по лицу.
– Она объяснила потом, что к нам приехала дачница, после тяжелой операции здоровье восстанавливает. И каждый вечер, едва мы спать ляжем, мать бежала в избушку. Думала, что мы спим. Архипа она в тот год на море в лагерь отправила и не волновалась, что мы правду узнаем, мы же дрыхли. Да мы с Маринкой их терки подслушивали. По очереди под окно домика бегали: ночь я, ночь Марина. Потом обе заболели, корь подхватили, две недели пролежали. Когда наконец выздоровели, в избушке уже пусто было.
– Но мы все выяснили, – подхватила Марина, – женщину звали Ангелина Алексеевна Фонарева, она не родная сестра Марии Алексеевны. Дед Игоря любовницу завел, дочь ее назвали Ангелиной. Потом у этой Ангелины родился Федя, больной, припадочный, с головой у него было плохо. Мать его по врачам таскала, сумела сына реабилитировать, мальчик в обычную школу ходил, припадков больше не было. Когда он подростком стал, гормоны заиграли, потребовался новый курс лечения. А у Ангелины денег нет. Левая дочь Алексея Игоревича о наследстве и не подумала бы, но ей в журнале попалась статья про исторические усадьбы Подмосковья. Ее единокровная сестра Мария описывала, какое у нее поместье. Оно называется «Черная жемчужина любви», потому что в гостиной висит люстра, украшенная раритетными черными жемчужинами. Светильник стоит десять миллионов долларов. И это по самым скромным подсчетам. Еще сестра нахваливала парк, хвасталась уникальной посудой: серебро с золотом. Ангелина вдруг сообразила, что половина всего принадлежит ей, она законно признанный ребенок. Фонарева сходила в юридическую консультацию, ей там адвокат пообещал все отсудить. Но посоветовал сначала поговорить с родственницей, авось удастся прийти к соглашению мирным путем. Ну и все фигово закончилось.
– Ну-ну, – покачал головой Димон, – прямо разведывательное управление! Все они выяснили. Как вам удалось столько информации собрать?
– Я же говорила, – удивилась Марина, – мы бегали под окно, подслушивали. Вот и получилась ясная картина. Наша мать Ангелину расспрашивала, а та ей отвечала, да так подробно! Голос у нее странно звучал, говорила она медленно и так… ну… похоже на учительницу, которая на седьмом уроке новый материал объясняет. Она устала, а работать надо, вроде как через силу говорит, медленно, спокойно.
Марина закашлялась и начала пить воду, теперь заговорила Ирина:
– Мария Алексеевна любезно приняла дочь отца. Правда, в основной дом ее с сыном не пустила. Отвела их в маленький коттедж, напоила чаем, выслушала сестру, пообещала все разделить поровну без суда. А потом предложила:
– Давайте сходим на могилу к моей маме. Это тут рядом, она на местном кладбище похоронена.
И они втроем туда отправились. Ангелина по дороге чуть не заснула, ее набок заваливало, Федя тоже постоянно зевал, ныл: «Хочу спать». Похоже, в чай снотворное добавили. Но эта мысль Лине в голову пришла спустя пару дней, а в тот вечер она решила, что они с сыном опьянели от свежего воздуха. В Москве кислорода нет, а в Шихове его – пей не хочу. На погосте Федору совсем плохо стало, он сел на землю, мать к нему наклонилась, и тут ей на затылок упал чей-то памятник. Очнулась она от холода, ни рукой, ни ногой пошевелить не может, глаза не открываются…
Ирина зажмурилась:
– Она сама не знала, откуда понимание пришло, что ее похоронили. Как сумела выбраться? Говорила, что сила появилась у нее нечеловеческая. Она из ямы вылезла. Оказалась на кладбище. Ночь, холод, жуть, Феди нигде нет. Лина пошла куда глаза глядят, добралась до какого-то дома, упала у крыльца, потом во двор вышла хозяйка, она Фонареву отвела в сараюшку, которую дачникам сдавала, начала ее расспрашивать. Ангелина хотела поспать пару часов, потом идти искать сына, но ей стало очень плохо, Головина ее закопала вместе с сумкой, она у Ангелины на поясе висела. Внутри были паспорт, ключи, кошелек. Валерия Васильевна пригрела беднягу не задаром. Ангелина отдала ей серьги и подвеску, дорогой комплект, который любовнице в свое время подарил Алексей Головин.
– Наша с Гариком дружба стала перерастать в любовь, – вдруг произнесла Лена. – Я его никогда не спрашивала, куда подевался паренек, которого Мария Алексеевна увела. И он молчал на эту тему. Вы только не подумайте, что речь идет об интимных отношениях. Нет. Была только дружба, но мы друг другу нравились. И вдруг! Мария Алексеевна забирает к себе Катю! Начинает из нее невестку лепить. Игорь со мной перестал созваниваться. Конец дружбе. Потом я получила приглашение на свадьбу. Пришлось туда идти, изображать радость. Спустя год Гарик вдруг меня нашел, попросил о встрече. Сели мы с ним в парке подальше от людей. Игорь заплакал. Я его обняла, он мне в плечо уткнулся, и давай рассказывать.
Старшая Головина подняла руку:
– Я сама. Татьяна, мы вам не все сообщили, когда первый раз сюда пришли.
– Мы это уже поняли, – кивнула я.
– Но люди, которые замешаны в той давней истории, не могли написать анонимку, – сказала Мария. – Давайте я все объясню.
– Слушаем с интересом, – кивнул Чернов.
Мать Игоря постучала пальцами по столу.
– Когда у нас с Ангелиной случился скандал, она стала кричать на меня, требовать денег на лечение сына. Мальчик все время сидел тихо, а потом вдруг завыл, упал на пол и стал биться в корчах. Ангелина бросилась ему какое-то лекарство в рот прыскать, припадок утих. Фонарева сказала, что Федора лучше вывести на свежий воздух, пройтись с ним по лесу. Мы его взяли под руки, потащили во двор, у нас агрессия испарилась… Понимаете, я сначала Лину возненавидела, ну как она посмела у моего отца родиться? А потом увидела, как она свое дитя убогое в чувство приводит, и такая жалость меня затопила. Ясно стало: даже, если меня злость с головой накроет, Ангелина не перестанет быть моей сестрой, а несчастный Федя двоюродным братом Гарика. Мы погуляли с подростком по опушке, ему в лесу и правда лучше стало. А у нас мирная беседа пошла. Я пообещала им немного деньгами помочь, Ангелина извинилась за вторжение. Дошли мы до ворот кладбища, и тут Федора опять скрутило, он упал на землю, его стало в корчах ломать. Меня страх охватил, Лина к сыну бросилась, порылась в сумке, которая у нее на поясе висела, ничего не нашла, закричала:
– Маша, скорей принеси из дома дозатор, я его на столике забыла. Здесь есть вода?
Я ей на одну могилу показала.
– Там родник бьет, только пить нельзя, здесь же погост.
Но она обрадовалась.
– Мне его только умыть надо, помоги оттащить Федю. Есть носовой платок?
Я протянула ей платок.
– Он не чистый, я им слезы вытирала.
Мы дотащили Федю до ключа. Лина начала сына умывать, моим платком вытирать, он уже лежал тихо, моргал. Я помчалась в садовый домик, нашла лекарство, вернулась… Боже! Лина на земле лежит, голова в крови, рядом валяется ржавая грязная лопата, не пойми кем брошенная. На лезвии красные пятна, похоже, Лину заступом ударили. Федор по-прежнему лежал на земле. Я к Ангелине подошла, наклонилась. Она не дышала. Пульса нет. Рот открыт, не моргает. Умерла.
Мария Алексеевна закрыла лицо руками.
– Катастрофа. Я поняла, что у меня впереди – тюрьма. Никогда не докажу, что Ангелину убили в мое отсутствие. Я здесь одна, мальчик не в счет, он не в себе. Ну и решила сестру похоронить, подростка сначала у себя спрятать, а потом в клинику пристроить.
Мария Алексеевна замолчала.
– Некоторые люди могут впасть в особое состояние, – впервые вступил в разговор Никита, наш эксперт, – на фоне мощного стресса у них развивается каталепсия. Простому человеку, не врачу, трудно понять, что дыхание есть, просто оно очень редкое и слабое. И пульс тоже есть, но прощупать его пальцами невозможно. Больной не двигается, не реагирует на речь. В понимании обывателя он – мертвец. Но он таковым не является.
– Ясно, – протянул Иван, – вы похоронили Ангелину, а куда дели Федора?