Cкажи «война»

Лора все время хотела записать эту историю для своей будущей книги, очень уж это был подходящий случай; потом ей казалось, что одна лишь эта история смогла бы стать книгой; а потом многое изменилось, и в том числе сама Лора.

Клиент сразу же попросила ее не задавать лишних вопросов, не касающихся непосредственно здоровья ребенка, но прислала целый пакет отсканированных снимков и диагнозов. Девочка, шесть лет. Перенесла тяжелую ЧМТ (автокатастрофа), три недели в глубокой коме, еле-еле выжила, серьезно нарушена речь, еще кое-какие функциональные изменения (все заметно и наглядно – полоса, мерцание, затемнение), нужен детский психолог-дефектолог-логопед и няня в едином лице на полный рабочий день, на самом деле там двое детей, мальчик тоже пострадал, но мальчик в порядке, мальчик вообще умница и молодец и мамина радость, а вот девочка совсем плоха.

Клиент предложила невероятно хорошие деньги; по сути, это рассматривалось как постоянная работа (клиент немного свысока отметила, что владеет несколькими крупными бизнесами, наверняка известными ей, Лоре, но не будет вдаваться в подробности, и мы же договаривались насчет вопросов), и Лора подумала, что можно без труда и стыда отказаться от нескольких случайных подработок с неохотно разбалтывающимися малышами, имена которых уже начали сливаться в ее воображении в афатическую и комковатую первородную алфавитную кашу.

Навстречу ей выбежал маленький мальчик с волосами почти до плеч, похожий на ангела и на Джонни Деппа в молодости.

– Меня зовут Марк, – сказал он. – Ты будешь со мной играть? Я знаю кучу игр, ты с ума сойдешь просто.

Лора пообещала, что будет играть, и спросила, будет ли играть с ними его сестричка. Марк нахмурился.

Клиент (Лора мысленно так и называла ее – Клиент – потому что мысленно уже писала как минимум рассказ) отозвала ее в сторону (мальчик тут же шумно убежал куда-то по громкому марокканскому бело-синему кафелю, роняя на него, как ягоды, гроздья ломких человечков из «Лего») и тихо напомнила:

– У меня двое детей.

– Ну да, конечно, мальчик и девочка, как вы и сказали, – смутилась Лора, – а с ним разве нельзя говорить про сестру?

– У него нет сестры, – холодно сообщила Клиент.

Лора смутилась еще сильнее.

– Так девочка, получается… не выжила?

– У меня двое детей, мальчик и девочка, – поджала губы Клиент. – Давайте вы не будете задавать вопросов и сами разберетесь, вы же специалист, я вас позвала именно для того, чтобы вы им помогли, моим детям.

Лора подумала, что дети, вероятно, у нее от разных мужей – хотя мальчик тоже выглядел лет на шесть. Ну что ж, или приемный ребенок, бывает.

После того, как Клиент показала Лоре, как пользоваться бытовыми приборами и отдельно вручила ей ключ от шкафа в детской («Там кое-какие вещи Магды плюс ее лекарства с подробными инструкциями, что и когда давать, потом разберетесь», – сказала она тем самым голосом, которым приказывала не задавать лишних вопросов), мальчик Марк с плохо скрываемым восторгом впился взглядом в то, как Лора проворачивает засовы в двери, – Клиент была обеспокоена безопасностью – а потом вцепился в Лору и потащил ее в свою комнату, бормоча:

– Все, мама ушла, теперь можем уже начинать играть, скоро уже играть будем теперь давай! Ты любишь игры про волшебство, где школа и все учат заклинания, или где люди, например, изучают экзотических животных и параллельно их эти животные убивают и едят? Вот еще я сам себе сделал коллекцию ящериц из бумаги, потому что нигде нельзя было достать нормальный научный набор ящериц, и я сделал сам, тут представлены вообще все ящерицы мира, земного шара то есть, и даже есть те, которые вымерли, ты сможешь угадать какие? Ты умеешь отличать животных, которые вымерли, от тех, которых можно сейчас прямо встретить?

Марк тараторил и тараторил, было невозможно его остановить. Лора поиграла с ним в бои ящерицами (он, в самом деле, отлично разбирался в рептилиях), в школу волшебников, которые превращают добрых животных в злых (чтобы использовать, например, слонов на войне, если вдруг Третья мировая), в гравитационные мотогонки на Марсе в эпоху второй волны колонизации и в Выдуманные Города – это была такая же игра, как в города, только если не получалось, скажем, вспомнить город на «А», можно было его выдумать, и если удавалось в течение 30 секунд назвать не меньше пяти фактов про выдуманный город, то тогда засчитывалось (эту игру тоже придумал Марк).

Лора не говорила с ним про сестру – в детской была только одна кроватка, да и вообще, мало что говорило о том, что в доме двое детей. Видимо, Клиент тоже нуждалась в помощи, но Лора решила подумать об этом позже – деятельный Марк не давал ей никаких шансов на размышления, постоянно выдумывая новые игры. Когда он заметил, что Лора устала, он сам сделал ей чаю (ему не терпелось похвастаться тем, как он научился заваривать лавандовый чай из пакетика) и предложил сесть на диван и посмотреть какой-нибудь его любимый мультик. Лора сидела на диване и пила чай, Марк молчал и ерзал на месте – было заметно, что его буквально распирает.

– А ты знаешь, как делались старые мультфильмы еще до того, как появились компьютеры и планшеты? – триумфально выпалил он.

У Лоры не было никаких шансов понять, что на самом деле случилось.

– А куклы у тебя есть? – спросила она Марка.

– Есть всякое, – радостно ответил Марк. – Игрушек вообще завались, мама очень хорошо зарабатывает и покупает в принципе все, поэтому и куклы есть немного, но я не играю в них, я же мальчик, мальчики не должны играть в куклы.

– Все отлично, – позже сообщила по телефону Клиент. – Вы очень понравились Марку, я так рада. Приходите завтра.

– Я хотела спросить про девочку, что с ней случилось?

– Можете не спрашивать про девочку пока что? Я потом объясню, пока просто делайте свою работу.

С Марком работа Лоры состояла только в одном – успевать за тем, на каких сверхбыстрых, ирреальных оборотах работает его мозг.

Где-то дня через три Марк признался Лоре, указывая на запертый шкаф в детской, что там «живет злая мертвая девочка, ну или она зомби, поэтому шкаф закрыт».

– Как интересно, – заинтересовалась Лора, кажется, догадавшись, в чем тут дело и почему на роль няни позвали именно ее, специалиста по немного другим делам, – а откуда ты знаешь?

– Она приходит ко мне во сне, – сказал Марк. – Что-то мычит, толкается. Страшная, злая, лицо перекошено вот так, ууу! И ходит как зомби. Ну или мертвая, я не знаю. Может ущипнуть или толкнуть, один раз толкнула так, что я с кровати упал и проснулся на полу. Она хочет убить меня, но она маленькая, как я, поэтому у нее не получается.

Лора спросила, боится ли Марк мертвую девочку. Он закивал.

– Это твоя сестричка? – снова попробовала Лора как-то прояснить ситуацию.

– Нет! – закричал Марк. – У меня никогда не было никакой сестрички, как ты не понимаешь!

Марк продолжал рассказывать Лоре про мертвую злую девочку, которая выходит, хромая, из шкафа, тянется к нему двумя руками (одна вроде бы немного парализована, как поняла Лора – потому что не выпрямляется целиком) и что-то мычит или просто стонет разные буквы: а, э, оэ. Иногда говорит несложные слова: отдай, вынь, стай, стай (Марка больше всего пугало и возмущало слово «стай», что это такое, бормотал он, «стой» или просто «стань кем-нибудь», или это от слова «стая», например, она увидела несколько волчьих стай, или, скажем, воспитывалась среди волчьих стай, что неудивительно, учитывая, какая она злюка и разговаривать не умеет).

В какой-то момент Лора выцыганила у него семейное фото, сделанное до аварии, Марк нашел его в семейном фотоальбоме и притащил ей, лучась от удовольствия:

– Вот я, мама и папа. Это мне четыре года было. Теперь шесть. Я тогда еще совсем маленький был и не помню вообще ничего, что было до аварии, только после аварии помню. Даже больницу помню, кстати, и что у меня трубочка была в голове. У тебя была трубочка в голове когда-нибудь? Или ты что-нибудь ломала себе? У меня нога была сломана и голова в двух местах, но я вылечился.

На вопрос о том, где папа, Марк ответил, что папа вскоре после аварии решил переехать и теперь живет в большом и красивом частном доме с большой и красивой тетей Элиной, и он иногда ездит к ним в гости на выходные, и Элина его целует и водит в кино на всякие фильмы, которые даже не совсем детские, фантастика, например про космос, потому что Элина считает, что он очень умный и взрослый, а папа иногда ходит с ними тоже, но не всегда.

Тем же вечером Марк во время прогулки поскользнулся и упал в лужу, поэтому Лора решила, что до прихода мамы ему лучше бы помыться и переодеться.

– Я уже большой мальчик, – сказал Марк. – И буду мыться сам.

– Давай я тебе хотя бы голову помою, ну, – смущенно сказала Лора. – Я прекрасно понимаю, что ты уже взрослый.

Когда Марк разделся, Лора вскрикнула.

– Ну черт побери, я же говорил! – запричитал Марк, прикрываясь ладошками. – Почему ты ТУДА посмотрела, я же взрослый уже, никто не должен мне ТУДА смотреть!

– Марк, ты… – совсем растерялась Лора, – Ты же девочка, Марк. Ты знаешь, что ты девочка?

Марк натянул трусики и расплакался:

– Никакая я не девочка! Это после аварии так случилось! Мне потом операцию сделают, и все будет, как было! Это просто временно и это не значит, что я девочка!

Тут Лора впервые подумала о том, что ей нужно написать об этом случае большую книгу. И, кажется, в целом это была вовсе не такая легкая работа, как ей казалось вначале.

– Нет, скажи честно, ты думаешь, что я девочка? – тараторил Марк потом. – Ты же видишь, что я не девочка. Слушай, ну вот я читал, что иногда делают женщинам операции, если они болеют, например, отрезают им грудь, и они что, становятся от этого мальчиками? Не становятся. Ну и если я там сейчас как девочка, разве это значит, что я девочка?

Лора не очень хорошо понимала, как работать именно с этой проблемой.

Она уложила Марка спать, ушла. На следующий день Клиент встретила ее немного испуганно:

– Осторожно, тут Магда.

– Кто? – не поняла Лора.

Она зашла в детскую. Марк лежал на кровати. Лора спросила у него, в порядке ли он, но Клиент зашипела: это не Марк, это Магда. Лора заметила, что у Марка немного перекошено лицо, как будто бы он чуть-чуть сердится на нее за что-то. Марк посмотрел на нее и заплакал.

– Она хочет поздороваться, но не понимает как, – объяснила Клиент. – И она мало что понимает. Но в туалет ходит сама, кушает сама, все сама, ножку левую только подволакивает немного, но вначале совсем плохо все было, после реабилитации стало немного получше. Она у нас борец, сражается, старается, сильная девочка. Борется.

– Девочка, лалала, борется! – с обидой произнес Марк странной, чеканной интонацией, словно радиодиктор. – Лалала, девочка, лалала, борется.

– Вот с речью все плохо, – сказала Клиент. – Тут я на вас и рассчитываю, на вашу методику.

– Лоло охо, – подтвердил Марк.

– Вещи в шкафу, – напомнила Клиент.

Лора уставилась на Марка. Действительно, это был не совсем Марк. Возможно, Марк мог бы стать таким после инсульта – но неужели вчера от волнения в ванной с ним мог приключиться инсульт, и если так, то почему Клиент продолжала быть такой холодной?

– Тевочка, – сказала Магда. – Ая, ая, ая. Тевочка.

– Да, Магда, ты девочка, – подтвердила Лора. Ей почему-то ужасно захотелось выпить стакан мятного лимонада, хотя она не помнила, пила ли она вообще в жизни когда-либо чертов мятный лимонад и существует ли такая категория или явление в жизни вообще.

Магда, кажется, улыбнулась, уголок ее рта немножко дрогнул.

Весь день Лора, словно отключившись (в принципе, она умела это делать – годы работы с детьми разработали в ней отдельное, самодостаточное существо-помощника, включающегося именно в моменты общения с самыми сложными малышами и начисто исключающего саму Лору как сложную и эмоциональную белковую конструкцию с биографией и предпочтениями), возилась с Магдой – показывала ей картинки с текстом и изображениями животных и людей, разминала ей пальчики, рассказывала истории – оказалось, что Магда почти все понимает, но с трудом может связать понимаемое логически, поэтому с ней было проще объясняться простыми предложениями. Она то лепетала, то плакала от обиды и невозможности самовыражения, то повторяла какое-нибудь слово, сказанное Лорой, показывала на картинки, но быстро уставала, швырялась игрушками, пару раз толкнула Лору изо всех своих птичьих несчастных сил. Это был тяжелый день.

На следующий день, когда Лора, замирая от ужаса и уже заранее понимая, что она, кажется, так и не выключила в себе эту деятельную, неэмоциональную, нацеленную лишь на восприятие и коррекцию, но только не на рефлексию и анализ, Лору-профессионала, дверь ей открыл Марк – в том, что это был Марк, Лора не сомневалась.

– Я так скучал, так скучал! – забормотал он, – Идем же скорей, я придумал новую игру!

Лора послушно, как лошадь, потащилась за Марком. Она уже не хотела никаких игр. Она позволила себе только одну крошечную рефлексию, сообщив своему воющему от ужаса и непонимания эго, что с завтрашнего дня начнет записывать происходящее в дневник и потом издаст книгу, и критики назовут ее нашим местным новым Оливером Саксом в юбке, но тут же ее покоробила мысль о юбке – показалась невыносимо, травматично, навсегда оскорбительной, как будто лезвием кто-то провел по ногам ровно-ровно по воображаемой юбочной линии, и Лору буквально перекосило от боли.

Со временем она быстро поняла, что к чему. Детей, действительно, было двое, и они не были друг другу братом и сестрой. Более того, они были мало похожи. Магда была капризная, эгоистичная и требовательная – судя по всему, ее такой сделала авария и мучительная недееспособность. Заниматься с ней нужно было где-то раз в неделю, больше она не проявлялась, но через пару месяцев Магда встречала Лору уже дважды в неделю, а несколько раз случалось так, что и три, и Клиента это пугало и радовало одновременно – это обозначало, что методики Лоры работают (они и правда работали – речь Магды медленно, но верно восстанавливалась, к тому же по опыту общения с Марком Лора понимала, что восстановление возможно и отчасти неизбежно).

– Вы знаете, Магда у вас делает успехи, – сказала она с ледяной интонацией и лексикой пожилых воспитательниц из викторианских романов. – До вас она была с нами максимум раз в неделю, не больше.

Тем не менее, было заметно, что ее раздражает эта медлительная, неловкая девочка, постоянно цеплявшая своей костяной ногой какие-то неповоротливые, агрессивные вещи, будто бы кидающиеся на нее, чтобы убить, сбить с ног, напасть, – и она, Магда, была готова в любое мгновение превентивно напасть в ответ и тянула свою чугунную и одновременно легчайшего алюминия карательную ногу, как автомат, из которого вот-вот расстреляет всех своих недоброжелателей хрустальными конфетти и розоватыми леденцами из мяты и крови.

Марк тоже начал понемногу раздражаться и тревожиться, все чаще рассказывая Лоре, что злая девочка стала еще злее и непримиримее и – более того – стала четче формулировать свои желания. Впрочем, это его и напугало. Я тебя убью, говорила девочка Марку, потому что мама тебя больше любит.

– Какая мама? – беспокоился Марк. – Почему? О какой маме она может говорить, разве бывает мама у мертвых девочек? И если она мертвая, почему она вначале просто мычала, а теперь уже заговорила, она мертвая в обратную сторону, что ли? Или она живая, но просто в другом направлении во времени живет, как в той старинной книжке? (Марк недавно прочитал «Понедельник начинается в субботу», он вообще читал книги в каких-то промышленных количествах, и только Лора, как с умилением отмечала Клиент, могла вывести его из кромешного книгочейного транса – с ней он обожал играть, выдумывая сложнейшие многоярусные ролевые игры по мотивам прочитанного.)

Лора чувствовала себя виноватой перед Марком. В том, что малютка Магда делала успехи, была ее персональная, тяжелая вина и своего рода педагогический успех. Магда училась по повторяющимся картинкам с буквами и словами, у Лоры была для нее целая огромная касса слов, слогов и изображений. Что-то у Магды выходило, что-то нет, например, собака совершенно не шла к Магде, выходило либо тягучее залипающее «сооооо», переходящее в гневные слезы, либо лепечущее детское «ака-ака, ав-ав-ав», и потом Магда будто бы забывала, о чем речь, и просила кушать, хотя ела буквально час назад (она иногда могла забывать события последней пары часов – очень пострадал мозг, объясняла Клиент, это еще повезло, могла вообще не очнуться). Пару раз из вины перед Марком Лора немножко приостанавливала учебу, заботясь о Магде так, будто бы это была ее любимая больная внучка, а она, Лора, была добрая деревенская бабушка, способная лишь на пышные сырнички с ежевичным вареньем и декламативное чтение сказок Сутеева уставшим и торжественным левитанским голосом, будто бы объявляя из радиоточки великую народную войну. После этого Магда затихала на несколько дней, и Лора тихо радовалась возможности общения с назойливым, но дружелюбным и необычайно образованным Марком, который прекрасно понимал, что его гиперактивность может смущать Лору, и иногда, будто бы желая как-то скрасить ее жизнь, бесхитростно заявляя что-то вроде: «Ты можешь посидеть полистать свой Фейсбук, например, потому что я вдруг понял, что мне нужно срочно дочитать главу книжки» – и счастливая Лора добрый час тупила в ленту Фейсбука, пока Марк, тревожно шелестя страницами, погружался в тонкие миры.

Если Марк встречал Лору несколько дней подряд, запертая внутри него, как в шкафу, Магда, принималась мучить его во сне, однажды даже душила его подушкой.

– Почему она меня так не любит? – верещал Марк. – За что? Я же никогда никому не делал ничего плохого!

– Ей трудно, – в какой-то момент объяснила ему Лора. – Она плохо говорит, она болеет. Из-за этого ее мама очень переживает и злится. А девочка не понимает, что мама злится вовсе не на нее. Давай мы с тобой поможем ей научиться говорить хорошо, так же хорошо, как мы с тобой. Я думаю, у тебя получится, ты же очень умный! Давай мы нарисуем ей букварь в картинках, где под каждым словом будет картинка, – ей так легче всего учиться. Например, девочке трудно выучить слово «собака» – потому что ее мозг работает так, что, пока она произнесет «со», она забывает, что хотела сказать, – и «бака» просто исчезает где-то в глубине ее разума, и она ощущает себя в полной пустоте. Представляешь, как ей сложно? А на картинке нарисована собака, и она понимает, что это такой зверь, который говорит «ав-ав», но для этого зверя у нее в мозгу нету слова – точнее, оно есть, но путь к нему закрыт. Это как если бы картинка с собакой была Берлин, а слово «собака» была Прага, и, чтобы увидеть картинку и сказать слово, нужно сесть в поезд и приехать из Берлина в Прагу – только мозг делает это за микро-микро-микро-секунду, понимаешь? И вот представь себе, что поезд отменили. Как же быть, когда ты хочешь попасть из одного города в другой?

– А, ну это понятно, – сказал Марк. – Можно было и не так долго объяснять. Смотри, – он взял блокнот. – Вот я рисую будку – это домик, где живет собака. И косточку рядом, она ест косточку. Собака сидит на цепи – так? Допустим, если это деревенская собака. Вот ей цепь, но я рисую ее отдельно – это важно. Еще у собаки что? Она лает! У нее есть голос! Лает собака почему? Потому что охраняет дом. Ну и ей, допустим, хозяин за это приносит вкусную колбасу, колбасу я тоже рисую тут, смотри!

Марк нарисовал какую-то иероглифическую чушь и протянул ее Лоре.

– Она не умеет читать, – сказала Лора. – Немножко умела раньше, а потом перестала.

– Научится! – уверенно сказал Марк. – Тут вообще все легко. Смотри. «Са» – легко, потому что тут колбаса! Потом «ба!» – будка это «ба», а цепь связывает «са» и «ба», поэтому она сразу перепрыгнет с «са» на «ба», и что остается – остается у нас «ка!», потому что это косточка! Са-ба-ка!

– Звучит немного бредово, Марк. – замялась Лора. – Почему это сработает?

– Я не знаю, но мне так кажется, что должно сработать, – объяснил Марк. – Она иногда во сне путается и смешно говорит, и я, кажется, представляю, какой именно поезд там не ходит и как именно его отменили. Вместо «убью» говорит «бюба», смешная такая! Но я-то понимаю, что речь идет про убийство, про преступление, пускай там и бюба! Потому что я отлично вижу, как и почему у нее из преступления выходит бюба! Потому что «у» пропало, осталось только «бю», а это как в «люблю», потому что когда любишь и не хочешь никого убивать, там то же самое.

Никакого смысла и логики в этих рассуждениях, как показалось Лоре, не было (тем не менее, она прилежно перенесла их в свой дневник), но Марк подобным образом нарисовал «люблю», «рыбу» и «лошадь», объяснив, что рыбу предпочтительнее и яснее изображать через дыры в бумаге (рырыры, понимаешь? рычал он), лошадь нужно рисовать через лягушку («потому что одно животное вместо другого – это ложь, и как бы эта вся ложь у нас превращается в лошадку, но лягушка тоже, как и лошадка, прыгает, и иногда можно перепутать лягушка или лошадка, когда в голове все тоже скачет, но я перечеркну здесь озеро, которое я нарисовал, и будет понятно, что среда обитания животного не жидкая»), а «люблю» через, естественно, наглядное моральное отрицание убийства, для чего он с убедительной яростью нарисовал раздавленного ботинком жука и перечеркнул смерть и мрак жирным зеленым маркером.

Лора показала эти диковатые рисунки Магде. Как ни странно, они сработали.

Таким образом за пару недель они разучили множество животных. Потом пошли дальше: продукты, профессии, города. Архитектура, музыкальные инструменты, мебель, посуда. Блокнот постепенно превращался в каталог в духе нью-йоркского музея Метрополитен, где Лора в студенчестве просиживала все выходные во время летних поездок Work & Travel: мебель, оружие, музыкальные инструменты. Религия, птицы, средневековье. Пейзажи, Египет, Греция.

– Девочка уже не сердится, – как-то порадовал ее Марк, которого она видела все реже. – Наоборот, даже предлагала поиграть с ней вместе, но все равно говорит еще плохо, или слишком медленно, часто устает.

Магда и правда часто уставала. Ей с трудом давались логические синтаксические конструкции, и Лора часами билась с ней над простейшими категориями вроде «больше» или «меньше».

– Лора больше Магды.

– Магда больше Лоры?

– Нет, есть разница. Смотри, мишка больше крокодила Семена, так?

– Больше как?

– Смотри, они разные. Мишка у нас какой? Мишка большой.

– Мишка большой.

– Крокодил Семен какой?

– Крокодил Семен маленький.

– Ну и кто больше кого?

Смотрит с ужасом. Потом начинает рыдать.

– Я не знаю! Они большой и маленький оба! Я маленькая, ты большая, а больше кто, ты больше, и я больше, что такое больше!

После таких истерик на следующий день Лору почти всегда встречал именно Марк. Но теперь и Марк работал в каком-то смысле на Лору, выполняя функции ее личного ассистента – почти все их игры со временем сменились на кропотливое составление реабилитационного букваря для девочки. Марк рисовал все более сложные и невообразимые картинки, и Магда постепенно стала вновь разбираться в не поддающемся классификации опасном и агрессивном мире – все, что было ей названо, тут же становилось домашним и дружелюбным, как составляющие ее обеденные меню мирные мертвые корова и курочка.

Было хорошо заметно, что Клиент одновременно и счастлива, и фрустрирована. Вот Магда – опрокинула на себя кастрюлю с супом (ладошка еще не до конца восстановилась, все роняет, рохля, размазня), регулярно устраивает истерики, плачет, дерется, если что-то не получается. Вчитывается в рукописные учебники Марка со страстью исследователя, отказывается ложиться спать, выкрикивает непотребные слова с видом победителя: она болеет, ей можно, она якобы не понимает ничего, хотя все понимает.

Вот Марк: рисует, хохочет, безостановочно цитирует Брэма – что-то о повадках рептилий – придумывает город Аффидавит, где каждый житель платит ежемесячный налог на взаимную любовь или ее отсутствие (один), где запрещено держать бабочек диаметром больше 8 сантиметров в качестве домашних животных, и наказание за это – высшая мера (два), где каждый обязан иметь на запястье столько пар часов, сколько у него ближайших кровных родственников, и на это есть определенные юридические причины (три), где никогда не бывает ветра и поэтому будто бы другой текстуры гравитация (четыре), и где течет сразу две реки, но в одном русле, поэтому не всегда получается угадать, по какой именно реке ты плывешь, но ошибка всегда стоит тебе жизни (пять, я победил).

Клиент при виде Марка улыбается и расцветает. От Магды Клиент в основном ходит осунувшаяся, бледная, заплаканная. Марк был ужасным манипулятором – но Клиент его обожала. Ревнивая обезьяна Магда будто бы назло била посуду, набивала синяки о мебель и ревела страшным голосом, если промахивалась ложкой с борщом мимо все еще неловкого, кривоватого ротика.

В какой-то момент случилось то, чего Лора и боялась, и подозревала: Марк сообщил, что девочка рассказала ему страшное – как только он допишет для нее учебник и она окончательно вылечится и снова научится разговаривать и быть, скажем так, нормальной девочкой, Марка больше не будет, он исчезнет.

– Это значит, я умру? – поинтересовался Марк. – Но как? Девочка больше не хочет меня убивать. И, мне кажется, она даже не хочет, чтобы я умирал. Это какое-то волшебство, да? Но прости, я не очень верю в волшебство, если это не игра. И папа мне достаточно давно объяснил, что деда Мороза нет и волшебства тоже нет, но это папа мог и не объяснять, потому что, естественно, деда Мороза нет, если папа решил переехать!

Лоре пришлось поговорить о происходящем с Клиентом, хотя Клиент, кажется, изо всех сил избегала этой неизбежной и мучительной для нее беседы.

– Наблюдается перекос, как мы видим, – призналась Лора. – Когда он допишет для Магды этот учебник, скорей всего, Магда и правда полностью восстановится. Получилось так, что Марк – как бы ключ к восстановлению Магды. Та часть ее психики, где речевые функции адаптивно перешли в другие зоны ее мозга, и только он знает, как эти функции активизировать и сохранить. Но вы должны понимать, что как только Магда получит от Марка знания об этих механизмах и станет как все – как бы это вам сказать – необходимости в Марке не будет.

– Нет! – зачем-то умоляющим тоном взмолилась Клиент. – У меня двое детей.

Было заметно, что Клиент сейчас разрыдается.

– Тогда я могу перестать с ней работать. И постепенно она исчезнет.

– Я не понимаю, – забормотала Клиент. – Я не понимаю, что делать и кто тогда? Кто?

– Ну, тогда у вас будет Марк, ваш любимый мальчик. Марк и правда замечательный. Может, вы ему потом, когда он станет подростком, объясните, кто он на самом деле и почему он, скажем так, появился.

– Это исключено, вы же сами понимаете. Он мальчик, для него это очень важно. Я пыталась вначале – ничего не выходит. Если в него вбивать, что он не мальчик, а девочка, он просто становится Магдой – беспомощной, немой, злобной, я не могу так.

– Ну тогда и не нужно, – пожала плечами Лора. – Будет Марк. Сделает операцию в 18 лет, сменит пол. Уверена, что все нормально будет, он пройдет все психологические освидетельствования без проблем, он совершенно психически здоровый мальчик, развитый, с отчетливой самоидентификацией, с ним все в порядке, несмотря на – скажем так – довольно странно функционирующее воображение – но опять же, это адаптивная штука, которая направлена именно на Магду, и я думаю, что это все отпадет, как атавизм.

– Нет-нет-нет, – запричитала Клиент. – Это я тоже не хочу, это я и без вашей помощи могла бы, я не хочу так, у него будут проблемы в жизни потом.

– Ну, с такого уровня афазией и ее последствиями тоже будут проблемы, – сказала Лора. – Я не могу дать вам гарантий. И не знаю, кто из них будет более счастлив. Но понимаете, Марк был сконструирован ее психикой только для того, чтобы продемонстрировать, что Магда может полностью восстановиться. И, по сути, он тоже в каком-то смысле Магда. Вы никого не потеряете.

– Я не знаю, – расплакалась наконец-то Клиент, и у Лоры отчего-то потеплело внутри. – Я не могу с ней, мне так сложно.

Но Клиенту необходимо было делать какой-то выбор: после того, как Магда съездила в гости к отцу, Марк не появлялся целую неделю, и Магда даже принялась читать кое-какие его книжки, которые попроще. Почему-то Клиента это возмутило до глубины души – как если бы Магда прикоснулась к святыне – и она отобрала у Магды какую-то очередную книжку с криком «это не для детей! это не детское!», после чего Магда начала заикаться, пропала на несколько дней, и к Клиенту вернулся Марк, и Клиент позвонила Лоре и сказала, что дает ей оплачиваемый отпуск, потому что хочет съездить с Марком на несколько дней на море, очень соскучилась, мальчику нужны новые впечатления.

После поездки Марку снова начали сниться кошмары: девочка обвиняла его в том, что он забирает у нее жизнь. После всякой серии подобных кошмаров возвращалась Магда, и тогда возникала необходимость в Лоре – она приезжала злая и смущенная, потому что и сама немного скучала по Марку.

– Мама меня не любит, – жаловалась Магда.

– Мама ее не любит, – объяснял Марк. – Почему я не могу с ней подружиться? Она из мира теней? Я ее выдумал? У меня какие-то проблемы с психикой?

– У тебя все прекрасно с психикой, – улыбалась Лора.

Как ему это сказать? Марк, тебя и не было толком никогда? Марк, тебя не существует? Марк, ты адаптивная герметичная функция психики? Марк, ты появился только потому, что тебя было легко и приятно любить, а ей хотелось любви? Марк, ты в каком-то смысле и есть эта девочка, но ты, безусловно, отдельный?

Но Марк и сам начал что-то понимать. В какой-то момент Магда с грустью сообщила Лоре, что мальчик, который рисует для нее картинки и который иногда снится ей, говорит, что, когда она совсем поправится, его больше не будет.

– Это правда? Мне его жалко. Марк хороший.

У Лоры внезапно появилось ощущение собственной педагогической и профессиональной победы, но она не поняла почему.

Через несколько дней после этого Марк сказал Лоре, что хорошо подумал и решил, что он мальчик, и поэтому должен уступить девочке – потому что она сидит, бедненькая, в шкафу, а если он допишет для нее учебник – осталось пару страниц с самой важной информацией – она выйдет из шкафа окончательно и будет жить тут, вместо него, с его мамой, и мама будет ее очень любить. Но сам Марк, кажется, уйдет вместо нее в шкаф, но он мальчик, он потерпит, к тому же это будет вполне героический поступок, а он всегда мечтал быть супергероем и попасть в какое-нибудь странное место, так что почему бы не шкаф, вдруг там будут рыцари, сумасшедшие ученые, Никола Тесла, драконы, меч короля Артура и гигантская бабочка Мотра из внешнего Космоса. Марка немножко смущало, что мама будет плакать, но он взял себя в руки и в течение пары дней дописал недостающие, по его мнению, главы (его письменность стала до такой степени иероглифической, что Лора с какого-то момента уже давно перестала пытаться разобраться в том, как дети общались друг с другом, – Марк жадно изображал странное, Магда страстно вчитывалась в нечитаемое и преображалась буквально на глазах).

С Клиентом Лора тоже как-то договорилась, и Клиент приняла решение – после того, как Марк закончил, как бы между делом сообщила ему: «Марк, прости, пожалуйста. Я люблю Магду, девочку. И хочу, чтобы она жила со мной. И, кажется, я люблю ее немножко больше, чем тебя».

Это была, конечно, чудовищная ложь. Клиент любила Марка больше всего на свете. Но, видимо, разум и эмпатия в ней некоторым образом победили эгоизм, как записала позже в своих заметках Лора, уже давно и прочно претендующая на лавры Оливера Сакса. «Вначале я потеряла дочь, а теперь я теряю сына. Но вы правы, я должна была поступить именно так», – немного приукрасив, выписывала Лора цитату из Клиента. На самом деле Клиент выразилась немного по-другому, но Лоре это показалось неприятным и немного рассогласовывающимся с концепцией книги.

– Полночи рисовал, писал что-то, потом принес и сказал: вот, отдай ей, там последнее письмо, потом лег спать, я села рядом, целовала его, обнимала. – тараторила Клиент в телефон. – Потом проснулась Магда, взяла альбом, сидела с ним целый день, а потом сказала, что Марк ей оставил важное сообщение, но какое именно, она мне скажет потом, через много лет – там инструкция о том, как позвать его на помощь, если вдруг будет очень трудно. А трудно наверняка будет.

– Держитесь, – сказала Лора. – Я буду еще приходить к вам. Все наладится. Ей очень нужна ваша любовь. И давайте ей читать все эти книжки, пожалуйста, потому что в один прекрасный момент вы поймете, что это было не чтение, это было перечитывание. А Марк обязательно когда-нибудь вернется, если будет нужно.

Но Марк не вернулся никогда. Лора еще несколько месяцев ходила к Магде, это было непросто, она была сложная, нарциссичная, немножко недолюбливала Лору, жарко и непримиримо спорила с матерью буквально на любую, даже самую мирную тему, и регулярно – все чаще и чаще – оставалась на несколько дней у отца, который души в ней не чаял. Она все еще чуть-чуть хромала, но было понятно, что все скоро пройдет, все наладится. Еще через несколько месяцев они уехали в Канаду – Клиент открывала там новый бизнес и решила использовать возможность для эмиграции. Вероятно, переезд отчасти был вдохновлен обостренной, болезненной душевной связью между Магдой и ее отцом – Клиент впервые в жизни ощутила что-то вроде ревности нечеловеческой силы.

Лора несколько лет пыталась вернуться к тому, чтобы упорядочить свои записи в книгу, но все как-то не находилось достаточно времени: она училась в докторантуре, потом преподавала, потом тоже переехала. И когда она наконец-то выиграла грант-резиденцию с заявкой про этот занятнейший кейс – чтобы на целых четыре месяца уехать в домик в горах и спокойно заняться проектом – ей пришел e-mail от Марка, намного более краткий, чем она надеялась:

«Здравствуйте, Лора. Не волнуйтесь, найти ваш адрес было просто, потому что я помню ваше имя и фамилию. Я даже успел прочитать несколько ваших статей, пока Магда спала. Хочу сказать вам спасибо за все, что вы сделали для нашей семьи. У меня все хорошо. От одиночества спасаюсь тем, что иногда, когда Магда спит, выхожу в Интернет и что-нибудь читаю, но стараюсь делать это час-два в день, чтобы Магда высыпалась, – регулярный и качественный сон для нее крайне важен. Думаю завести себе аккаунт в Фейсбуке, но боюсь, что найдут мама или Магда, а расстраивать их мне не хочется. Если хотите, мы можем вступить с вами в переписку. Если бы я был, мне было бы интересно заниматься в жизни тем же, что и вы».

После получения этого письма Лора отказалась от резиденции и в дальнейшем делала все возможное, чтобы у нее не оказалось ни минуты, ни секунды, ни мгновения этого чреватого свободного времени – некоторые книги, рассудила она, существуют лишь до того мгновения, пока их кто-нибудь не напишет, и брать на себя такую неподъемную роль она не будет, наотрез, нет.