Мы лежали в номере гостиницы, немного уставшие, расслабленные. Юлька, уткнувшись лицом в подушку, болтала ногами. Я любовался ее миниатюрными, аккуратными розовыми пяточками, мелькавшими в воздухе. Изящная ножка, к которой так и хочется прикоснуться, гладить ее, целовать.

– О чем ты думаешь? – Немного растрепанная Юлькина голова вынырнула откуда-то из всклокоченных простыней.

– О твоих ножках, – честно признался я.

– Да? – Она изогнулась, стараясь увидеть то, на чем так сконцентрировалась моя мысль. – И что?

– Ничего, хорошенькие.

– Странные вы, мужчины, вы вообще можете думать о чем-нибудь, кроме женщин?

– Хм... Это что, намек на несделанный комплимент?

– Почему? – Юлька приподнялась на локтях, теперь мой взгляд упирался в остроконечные груди.

– Ну, сказать, что я думаю всё время о женщинах, нельзя. Ты обидишься и назовешь меня кобелем...

– А разве ты не кобель? – Она надула губки. – А я-то думала...

– Кобель, кобель. – Я поспешил ее успокоить. – Натуральный кобель. И мне сто верст не крюк. Но, тем не менее, каким бы кобелем я ни был, не могу же я заявить тебе, что всё время думаю только о каких-то абстрактных женщинах. Это будет нетактично.

– Так ты, значит, тактичный кобель.

– Очень. С задатками стратега. Стало быть, я должен сказать, что думаю только о тебе. А это уже комплимент. Логично?

– Логично. – Юлька снова плюхнулась на живот. – Но как-то слишком сухо.

– Это точно, – выдохнул я и перевел взгляд на потолок.

Все стандартные гостиницы похожи друг на друга. Хотя, наверное, можно сказать еще шире: все европейские гостиницы схожи. Обыкновенные, удобные, комфортные. Различия обнаруживаются только на пиках, либо в самом низу, либо на вершине. Пентхаус и ночлежка. Но средний уровень везде одинаков. Кровать, стенной шкаф, встроенный мини-бар, стол, в ящиках которого лежит бумага и конверты с логотипом гостиницы, душ, подогреваемый пол. Всё как везде. Только в России и на Украине можно столкнуться с такой экзотикой, как отсутствие горячей воды или туалет в конце коридора. Однажды обстоятельства вынудили меня поселиться в номере, где из удобств была только вделанная в стену раковина с крохотным краном. Тот еще экстрим.

Россия никогда не войдет в ЕС. И совсем не потому, что на просторах этого громадного государства нет благоустроенных туалетов, а потому, что на вопрос о горячей воде горничная здесь с удивлением спрашивает: «Вы что сюда, мыться приехали?» Она не издевается, нет, а искренне недоумевает. Такие люди не смогут жить в стандартизированной, стерильной Европе. Это лесные цветы, которые дохнут на ухоженной клумбе, не в состоянии привыкнуть к удобрениям, мягкой земле. Этим странным растениям нужен мрак леса, падающие сверху листья, им необходимо пробиваться. Туда, вверх, где солнце, недостижимое, но такое желанное. Без этой страсти, без обещания огня, эти цветы умирают. Поселите их на солнце, дайте им эту их цель... И они снова умрут, потому что им некуда больше стремиться, незачем. Русские всегда растут. Должны расти. Вперед и вверх, иначе смерть, та, что позади, страшная, утоптанная, грубая земля, усыпанная листьями. Она тянет к себе. Прижимает. Не дает поднять головы.

Россия никогда не будет членом ЕС. Россия – это заповедник. Там живет генеральный резерв человечества. Последняя линия его обороны. Когда станет совсем плохо, когда небеса рухнут и откуда-то из-за моря полезут страшные великаны с огненными мечами, только на просторах России найдется столько эйнхериев, чтобы толкнуть катящийся по земле Рагнарек назад.

Об этом очень удобно рассуждать, лежа в теплом, комфортном номере стандартной европейской гостиницы.

– Пить хочется. – Юлька пододвинулась поближе и закинула на меня ногу.

Я почувствовал, как ее твердые соски прокатились по моей коже.

– Мне тоже. Сходи за водой...

– Не хочется. Лучше ты...

– Вот еще. Я за то тебе расскажу сказку.

– Люблю, когда ты рассказываешь. Но идти всё равно не хочется.

– До мини-бара доберешься?

– Но ведь дорого.

Юлька села и потрясла головой. Волосы разлетелись в разные стороны, плеснули светлой волной на плечи.

– Гулять так гулять.

– Ура! – Она метнулась в сторону прихожей. – А можно я соку возьму?

– Можно... – Я махнул рукой. – Всё, что угодно. Она открыла маленькую дверцу в стене. Свет окатил холодной волной ее тело.

– А о чем будет сказка? – спросила она, бряцая бутылочками.

– О финнах. Ты как-то говорила, что у них всё хитро.

– Разве?

– Говорила, говорила. Только это не совсем так, тут скорее всё сложно. Природа не прощает простодушных. История повыбила наивных. Соседи дожали доверчивых. А сами местные не особенно жалуют хитропопых. Так что сложностей хоть отбавляй.

– Ты прямо иудеев каких-то описал. – Юлька кинула мне бутылочку минералки, захлопнула дверцу и направилась к кровати. Я рассматривал ее всю, стройные ножки, несколько широковатые бедра, талию, грудь, лицо. – Когда ты так смотришь, мне кажется, что я на столе у мясника.

– Как это? – Вероятно, у меня были очень удивленные глаза.

– Так. – Она засмеялась. – Ты смотришь, как будто оцениваешь. Как будто взвешиваешь. У тебя взгляд – это продолжение руки. Я всегда чувствую, когда ты на мою задницу пялишься. Словно похлопывает кто-то.

– Никогда за собой такого не замечал.

– Естественно. – Она плюхнулась на кровать, едва не расплескав апельсиновый сок. – Не на тебя же так смотрят. Так что там про финнов?

– Про финнов? Ах да... Я, кажется, сбился от твоих откровений.

– Ты сравнивал их с евреями.

– Ничего подобного, с евреями их сравнивала ты.

– Но ты же сказал, что они сложные.

– Сложные, да, но не хитрые. К тому же евреи не сложные. Они... разные. – На языке вертелось нечто, по современным меркам антисемитское. – Они в совсем других условиях выживали. Так что ничего общего.

– Ну, хорошо. А что же тогда особенного в финнах?

– Например, они однажды обманули смерть.

– А ты говоришь, не хитрые!

– Ну, обманывать может любой народ. А вот сделать из этого выводы...

– Это уже сказка? – Юлька подобралась поближе, поставила сок на столик и устроилась у меня на плече. Я почувствовал запах ее волос, такой сильный, телесный. Втянул его в себя, зажмурился, думая о том, как усваиваются внутри меня частицы женщины.

– Нет. Сказку я сейчас расскажу.

– Давай, – прошептала она и прижалась еще теснее.

– Некогда, давным-давно, был на свете Азырен. И был он духом смерти. Служил Азырен у владыки подземного мира Киямата. Был он могучим мужчиной, таким большим и широким в плечах, что был ему низок любой потолок и узок любой дверной проем. Так что входил он в дом с трудом и чаще всего забирал тех, кто был снаружи. Не просто так, конечно, а только тех, кому срок пришел. И если хотел человек пожить чуточку подольше, чтобы с внуками попрощаться, к примеру, то ложился он в доме, где ждал своей смерти. Азырену было трудно войти, и он некоторое время медлил. Всегда приходил дух смерти к тем, кто болел тяжело или был ранен и страдал. Древние люди не боялись его, хотя и сильно не радовались, потому что верили, что каждому Азырен явится в свой срок. А уж к кому пришел, того закалывал длинным кинжалом. Но был на свете хитрый плотник. Такой хитрый, что даже имя свое он не всякому говорил, оттого забыли многие, кто он такой и чем занимается. И не хотелось плотнику умирать. Поэтому отправился он к ведьме, которую все знали, и за большие подарки выспросил у нее время своей гибели. Решил подготовиться. Выстругал он себе гроб. Да такой большой, что едва тот помещался в сарай, где плотник строгал балки для кораблей. Заготовил такую же огромную крышку, рядом поставил. Лег в гроб и давай в нем вертеться. Так ляжет и эдак. То поперек, то вдоль. Всё неудобно. И вот явился к нему в сарай Азырен, а плотник его и спрашивает: «Как мне в гроб лечь поудобнее?» Азырен в ответ: «Глупости ты говоришь, ложись как придется». А плотник возражает: «Не дело говоришь, кто ж в гроб как попало ложится? Мне там лежать еще долго-долго. Что ж я, страдать там буду? Я человек уважаемый, гроб у меня больше всех, хочу лежать там правильно. Ты вот дух смерти, всё, наверное, знаешь, научи». Азырен почесал в затылке и в гроб лег. Он ему как раз был, такой же огромный. А хитрый плотник хлоп сверху крышку и семью калеными гвоздями заколотил. Да еще цепью замотал. Как ни бился внутри Азырен, не смог открыть. Тогда плотник дождался ночи и отволок гроб к ближайшей мельнице, где привязал к нему жернов и бросил в реку. С тех пор не стало на земле смерти. И все стали жить долго и не умирать. Хорошо, с одной стороны, да не очень, с другой. Бывает, упадет на человека бревно. Все кости переломает, ему бы на тот свет отойти спокойно, а он мучается. Боли у него страшные. Или болеет кто какой-нибудь страшной болезнью, измается весь, а смерти всё нет и нет. Стал на земле беспорядок большой, лиходеи всех мастей повылезали, им теперь умирать не страшно. Тогда стали умные люди Азырена искать. Ходили по всей земле, спрашивали. Но никто давно уже не видел духа смерти, а некоторые даже позабыли, как он выглядит. Спросили тогда люди у Солнца, но и оно не смогло им помочь. Посоветовало поспрошать у своего брата, у Луны. Тогда пошли люди к колдунье, которая по ночам свои дела делала, и спросила она у Луны, не видал ли он, куда Азырена спрятали. После того как Луна всё ей рассказал, пошли люди к мельнице, вытащили духа смерти, открыли гроб. И первым делом он убил хитрого плотника, а потом сделался невидимым и начал на земле порядок наводить. С тех пор не любят финны хитрых людей. И смерть не ругают и не боятся ее. Знают, что без нее очень плохо бывает.

Я смотрел в потолок, чувствуя, как ползут по телу мурашки. Хотелось закрыть глаза. В комнате сгущались сумерки, и мне казалось, что гипрочные стены под действием сумерек становятся деревянными, тронутыми гнильцой, надо мной не десять железобетонных этажей, а всего-навсего соломенная крыша, в которой нагло шебуршатся мыши. Юлька молчала. Покосившись, я увидел, что она спит.