Глава 19. Творческий запой
Татьяна Сидорова ушла в запой. По-другому это состояние трудно было назвать. Правда, запой был творческий, но что это меняет? То же состояние лихорадочной сосредоточенности на одном-единственном желании. У Тани, как у запойного алкаша, «горели трубы» и властно требовали променять весь мир на живительную влагу. Разница была лишь в том, что вместо «огненной воды» Таня жаждала писать буквы в ряд. Ради этого процесса, странного, по мнению большинства нормальных людей, она добровольно заточила себя в пространстве квартиры и выбиралась наружу только под натиском обстоятельств. Например, чтобы совершить короткую пробежку до ближайшего магазина, когда голод заявлял свои права. Все соблазны, сигналы, приметы внешнего мира воспринимались как досадные обстоятельства, мешающие работе. Она писала книгу. Точнее, книга писалась, используя Таню как передаточный инструмент. И журналистка Сидорова боялась спугнуть это чудесное состояние, подчинившись деспотизму рукописи.
С вечера Таня покупала себе на утро банан и крошила его в заваренные кипятком геркулесовые хлопья. Получалось быстро и сытно. Дешево и сердито, как говорила ее мама. Хотя почему сердито? Просто дешево. И с набитым ртом, чтобы сэкономить время, возвращалась в свою комнатку, где снова и снова переливала историю Игоря Лукича на страницы книги. Вечером запивала творческий экстаз кефиром, пытаясь проверить на себе истинность суждения, что свежий кефир слабит, а старый крепит. Никакой связи возраста кефира со своим самочувствием Таня не улавливала. Молодой организм благосклонно принимал любой кефир.
Единственное, что раздражало и отнимало драгоценное время, было докучливое внимание квартирной хозяйки Лидии Ивановны, у которой Таня снимала комнату. Пенсионерке не хватало общения, и квартирантка была выбрана жертвой.
Правда, прежде Таня не замечала за Лидией Ивановной такого порока. Хотя иначе и быть не могло: пока Таня работала в редакции, пропадая там с утра до ночи, они почти не пересекались. Разве что утром, в течение пяти минут, пока Таня завязывала шнурки на кроссовках или застегивала молнию сапог. В эти минуты Лидия Ивановна всегда отрывалась от своих дел и выходила в прихожую, чтобы проводить Таню и пожелать ей хорошего дня. Так же доброжелательно она приветствовала Танино возвращение, оторвавшись вечером от очередного кроссворда. Их контакты были ограничены утренними и вечерними встречами, что глубоко устраивало Таню.
В чужой квартире она чувствовала себя крайне стеснительно, как будто жила там приживалкой. Несмотря на ежемесячно вносимую плату, Тане было неловко занимать место в чужой квартире, а тем более пользоваться туалетом и ванной. Поэтому, работая в редакции, Таня взяла себе за правило в конце рабочего дня обязательно посещать казенный туалет, чтобы сделать свое присутствие в жизни Лидии Ивановны еще более фантомным. Но умываться и пользоваться душем приходилось на съемной жилплощади.
К счастью, у Лидии Ивановны была крохотная собачонка какой-то недокормленной породы, которую она выводила гулять сразу после вечернего ток-шоу Андрея Малахова. Завидя этого бравого парня, собачка начинала скулить и царапать дверь, вырываясь прочь. Таня была с ней солидарна. Она тоже еле терпела. И как только Андрей Малахов завершал смаковать очередной скандал, Лидия Ивановна стремительно уводила собачку во двор, чтобы успеть вернуться до очередного сериала. Едва за ней щелкал замок, тут же хлопала дверь Таниной комнаты. За время собачей прогулки Таня успевала умыться и почистить зубы, действуя со скоростью солдата.
Так они и жили, практически не пересекаясь. Лидия Ивановна не могла нарадоваться на свою квартирантку, возбуждая зависть соседок-пенсионерок. Всем хотелось заполучить такую «жиличку», которая подобна мышке-норушке. Но тут случился Танин запой, и все резко поменялось.
Теперь квартирантка постоянно сидела дома и стучала по клавишам своего компьютера. Лидия Ивановна испытывала дискомфорт. Во-первых, чужой человек в доме, все время, день и ночь. Вроде бы не видно, но слышно. На нервы давит. Во-вторых, компьютер жрет электричество. А в-третьих, если уж дома сидит, так могла бы и поговорить. Лидию Ивановну очень заботили обстановка в Сирии, прическа Трампа и кто настоящая мать детей Киркорова. Но сколько она ни закидывала удочек, Таня увиливала от обсуждения этих животрепещущих тем. Лидия Ивановна не чувствовала себя обделенной в общении, пока сидела одна-одинешенька в пустой квартире. С ней был Малахов и кроссворды. Но когда за стенкой, буквально руку протяни, стучит по клавишам живой человек, отгадывать кроссворды становится почти оскорбительным.
Что только не придумывала изобретательная Лидия Ивановна. Она пекла пироги, аппетитный запах которых должен был выкурить квартирантку из комнаты. Но Таня держалась. Лидия Ивановна громко рассказывала собаке про то, как у подруги муж объелся груш, надеясь, что Таня соблазнится этой историей и выйдет ее обсудить. Бесполезно. Лидия Ивановна под разными предлогами многократно стучалась в комнату Тани. С просьбой вдеть нитку в иголку, снять с верхней полки вазочку, ввернуть лампочку, попробовать, достаточно ли соли. Таня все делала молниеносно и, что самое противное, молча.
В очередной приступ одиночества Лидия Ивановна скромно постучалась в комнату Тани и посетовала, что у нее проблема с сотовым телефоном. Далее она говорила долго и бестолково, с массой ненужных подробностей, но Таня смогла продраться до сути. Лидия Ивановна не знала, какой у нее тарифный план и что в него входит, то есть сколько минут она может говорить бесплатно. Ее волновала граница, за которой начиналось расточительство, она переживала, не разорят ли ее разговоры. «Танечка, ума не приложу, что же делать?» От раздражения Таня чуть было не сказала: «Снимать штаны и бегать» – провинциальное детство давало о себе знать! – но устыдилась. Все-таки речь шла о мобильном телефоне, и эту проблему ей предстояло решить по праву прогрессивной и продвинутой молодости. Тем более что это несложно. Выяснив, что Лидия Ивановна пользуется МТС, Таня решила позвонить в эту славную контору и снять вопросы. На эту операцию Таня готова была пожертвовать пять минут своего писательского горения.
Чего проще? Зайти на сайт и найти номер справочной службы. Даже пяти минут много. Так Таня и сделала. Ее ждал лабиринт звуковых указаний. «Если вас интересует… нажмите 1… если вас интересует… нажмите 2…». Таня делала все, что ей советовал доброжелательный голос, но каждый раз упиралась в тупик. Выхода из этого лабиринта не было. В конце блуждания ее поджидала тишина или какие-то булькающие звуки. После десятой попытки Таня рассвирепела.
Давясь возмущением, она сделала бросок до ближайшего салона МТС. Там, переждав довольно равнодушно ее негодующую речь, молодой продавец-консультант продиктовал ей другой номер. Совсем другой. Таню охватило бешенство:
– Почему я не могла дозвониться по номеру с сайта?
– Наверное, он не работает. Звоните по этому номеру, который я дал.
– Что значит не работает? Вы издеваетесь?
– Девушка, вам дозвониться надо? Так вот номер! – Продавец искренне не понимал, в чем суть претензии.
– Почему его нет на сайте? Почему там указан другой номер, который не работает?
– Девушка, вы чего хотите? Дозвониться или чтобы сайт обновили?
– Дозвониться!
– Так вот телефон, я же дал.
– А почему не работает тот? Который на сайте?
– Девушка, вы чего хотите, дозвониться или чтоб другой телефон заработал? Что вам надо? – Продавец-консультант начинал раздражаться тупостью клиента.
– Дозвониться! Но разве это не бардак?
– Девушка, вы уже утомили. Вы определитесь сначала, вам чего надо? Дозвониться? Или порядок навести?
– Дозвониться! Но почему у нас все так?
– Вы дозвониться хотите? Или страну изменить? – Продавец поставил Таню перед сложным выбором.
– Дозвониться! Прекратите переспрашивать! Я не хочу изменить страну, мне проще изменить стране! – выдала Таня.
– Ну так измените ей! Только уже побыстрее, – завершил беседу боец корпоративного фронта.
– Прекратите подталкивать меня к эмиграции. Сами катитесь отсюда, – и Таня хлопнула дверью салона.
По дороге домой Таня поняла, что не хочет изменять страну из-за лени и не может изменить стране из-за патриотизма. Тандем патриотизма с ленью давал стабильность.
Но поход в салон МТС не прошел бесследно. Раскрасневшись от раздражения, Таня вылила ушат претензий на свою бедную голову. Почему она не умеет отстаивать свои интересы? Почему кричала, как истеричка, вместо того чтобы потребовать телефон директора или какого-нибудь начальника? Или просто припугнуть публикацией в газете. Она только потрепала себе нервы, не более. Наверняка, когда за ней закрылась дверь, продавец выразительно покрутил у виска. Ей не удалось ничего изменить в этом маленьком фрагменте огромной жизни. Она всего лишь щепка, плывущая по течению. Быть щепкой довольно противно. И дело не в размере. Пусть даже бревном. Ведь есть же люди, подобные дамбе, которые меняют течение рек. Таков Лукич. Ей захотелось приблизиться к нему в этом качестве, хоть сколько-нибудь.
Подчиняясь этому порыву, вернувшись из салона, Таня объяснила Лидии Ивановне условия ее тарифного плана, а затем внятно и строго попросила по возможности не отвлекать ее впредь от работы. И пока Лидия Ивановна переваривала новый тон своей квартирантки, Таня спокойно прошествовала в туалет, не дожидаясь, пока хозяйка скроется в своей комнате. Под влиянием МТС в Тане поселилась бацилла протеста против своей покорности.
На следующий день Таня пришла в редакцию к Петру Симоновичу и попросила отдельный кабинет для завершения работы над книгой, посвященной Лукичу. И, как ни странно, Петр Симонович, побегав по этажу, кого-то куда-то передвинув, нашел для нее отдельный закуток.
Таня перевесила на новое место достаточно потрепанный собор Василия Блаженного и села работать, периодически утыкаясь взглядом в его шипастую маковку. Собор был реабилитирован, претензий к нему у Татьяны Сидоровой больше не было. Это архитектурное чудо, прежде дразнящее ее несбыточностью надежд на журналистскую славу, было переквалифицировано в свидетеля ее любовной истории. А чтобы у этой истории было продолжение, надо работать, ставить буковки в ряд, что Таня и делала. Получалось быстро и хорошо, на редкость хорошо. Качество текста Татьяна оценивала каким-то шестым чувством.
Таня начинала каждый новый день с прочитывания того, что было написано накануне. И стучала по дереву от суеверного страха, что вдохновение покинет ее. Так щедро строки не текли никогда прежде. Творчество вообще нездоровый процесс, подогреваемый душевными терзаниями. У Толстого душа болела за народ, у Горького – за революцию, а у Татьяны Сидоровой душа томилась по Лукичу. Поэтому книга писалась легко и быстро.
Недели творческого запоя совсем иссушили Таню. Под глазами залегли мрачные тени, ногти стали хрупкими, волосы – тусклыми и ломкими, а любимая юбка неожиданно стала крутиться на талии под порывами ветра. Организм громко сказал «Баста!» и начал, как ребенок, просить только одного – спать и есть, есть и спать. Даже не просить, а требовать, и довольно категорично.
И в какой-то миг Таня обессиленно откинулась на спинку офисного кресла и скомандовала себе: «Домой! Спать!» По дороге она купила сразу три жирных эклера с шоколадным кремом и съела их, полулежа в постели. Примерно так, по Таниному мнению, выглядела сладкая жизнь. Сон сковал ее в пять вечера, несмотря на бьющее в глаза разнузданное летнее солнце, и продержал в плену почти сутки. Наволочка была перемазана шоколадным кремом, потому что умыться ни сил, ни желания не было. Этот разврат, гедонизм и сибаритство были заслуженными, то была высшая награда за героически выполненную работу. Книга вчерне была готова.
