Последняя хроника
Цветы, лиловые и желтые, – до самого горизонта.
Это оттенки ранней осени на Хоккайдо. Теплые и яркие.
Я здесь, на поле, охочусь за пчелой.
«Перестань, Нана!»
Голос взволнованный. Сатору хватает меня обеими руками, стискивает и несет куда-то.
«Она может тебя ужалить!»
Сатору с улыбкой пеняет мне.
О, привет, давно не виделись! Хорошо выглядишь.
Я трусь мордой о его руки.
«Твоими молитвами… Ну а ты как, Нана?»
Я тоже хорошо – спасибо тебе.
После того как Сатору отправился в свое последнее странствие, он всегда приходит ко мне в одно и то же место – на это поле. Огромное, без конца и края поле, буйно заросшее цветами. То самое поле, что мы видели вместе в нашей последней поездке.
Не знаю, сколько здешних зим я еще смогу пережить…
Что ж, годы берут свое…
Не говори так. Ты-то покинул сей мир, когда был намного моложе меня, имей совесть!
Еще неярко светит мягкое солнце, но в воздухе уже кружат мелкие снежинки. Недолговечные, как в далеком детстве… Да… опять приближается зима.
Скоро я завершу свой рассказ.
На похоронах присутствовали только Норико и родственники по материнской линии, поэтому похороны прошли тихо и скромно. Все друзья и знакомые Сатору жили не в Саппоро. Кстати, я ждал дома. Мне не особо интересны детали погребальной церемонии.
Сатору отправился в последнее странствие. Я лично убедился в этом в больнице. Однако он остался в моем сердце. Чтобы осознать это, не обязательно присутствовать на человеческих похоронах.
Сатору оставил список друзей и тех, кто помогал ему чем-то когда-то, с просьбой сообщить им о его кончине и передать прощальный привет и благодарность. Что Норико и исполнила скрупулезнейшим образом.
Я был поражен, сколько писем и телеграмм с соболезнованиями пришло после этого. Не только от друзей, но и от коллег, от начальников фирм, где трудился Сатору, от бывших школьных учителей; даже те люди, которым Норико не писала лично, узнав о случившемся, связались с ней и выразили соболезнования.
Норико замучилась отвечать на все послания. Почти каждый день она писала благодарственные открытки. Но я думаю, это было даже хорошо для нее, погрузиться в хлопоты сразу после смерти Сатору. Я очень боялся, что она впадет в депрессию. «Норико может постареть сразу лет на десять, – говорил мне Сатору в больнице. – Ты уж, пожалуйста, будь с ней рядом!»
Норико действительно постарела, хотя не на десять, а на пару лет максимум. Она ведь и так уже была немолода (примерно одного возраста с кошечкой Момо, что жила в семье Суги), поэтому пара лет ничего не прибавила и не убавила. Ох, если бы Норико с Момо слышали меня, вот бы взбеленились!..
– Сколько хороших и добрых людей любили Сатору. Верно, Нана?
Выражая свои соболезнования, люди также просили воскурить на могиле Сатору благовония от их имени. Кроме того, было несколько человек, которым Сатору оставил письма, написанные от руки. Я знал этих людей.
Все они жили очень далеко, и Норико стеснялась доставлять им лишнее беспокойство, но они очень хотели приехать, и Норико назначила для всех один и тот же день.
На Хонсю сакура уже была в полном цвету, и волна цветения продвигалась все дальше и дальше на север. Но для Хоккайдо было еще рановато, у нас тут пока даже кое-где лежал снег, в тенистых местах, куда не достигали солнечные лучи.
Несколько дней было пасмурно, однако в тот день небо прояснилось и выглянуло солнышко. Как будто сам Сатору приветствовал гостей.
Наконец к нам с Норико (в квартиру, где мы жили) приехали дорогие гости: Коскэ, Ёсиминэ и Суги с женой Тикако.
Все были в черном, очень молчаливы, губы плотно сжаты. Норико первая сложила руки у домашнего алтаря.
– Сатору, к тебе приехали все твои друзья! – сказала она и подвела к алтарю остальных.
Они по очереди зажгли курительные палочки – сначала Коскэ, потом Ёсимиэ, потом Суги и Тикако. Коскэ очень долго стоял у алтаря, стиснув зубы, со сложенными руками. Ёсиминэ просто коротко поклонился. У Суги был растерянный вид, он кусал губы, а Тикако тихонько смахнула со щеки недозволенную слезу. Все это заметили, но сделали вид, что не видели.
– Для поминок я заказала суси и сейчас сделаю суп, прошу немного обождать, – бодро сказала Норико.
Гости стали отнекиваться, мол, не стоит беспокоиться.
– Просим простить за причиненное беспокойство, – сказал Коскэ, остальные дружно поддержали его, пробормотав извинения каждый на свой лад и склонив голову.
– Не волнуйтесь, не надо! Для меня счастье – принимать здесь друзей Сатору.
– Позвольте помочь? – привстала Тикако.
Однако Норико жестом велела ей сесть:
– Не стоит. Я не очень люблю, когда на кухне находится кто-то, кроме меня.
Как обычно, Норико не имела в виду ничего обидного, однако Тикако слегка опешила. Если бы здесь был Сатору, он бы печально улыбнулся и сказал: «Извини, Тикако, Норико не хотела тебя обидеть». Но все внимание Норико было сконцентрировано на плите, поэтому она ничего не заметила. И хорошо, что не заметила, потому что, увидев реакцию Тикако, наверняка сказала бы что-то еще и только усугубила ситуацию.
– Вы бы лучше поиграли с Нана.
О, отличный ход, Норико! Здо́рово ты перевела стрелки на меня. Я подошел к Тикако и потерся боком о ее ногу.
– Привет, Нана! Нам правда очень хотелось взять тебя к себе.
– Вот как? – удивился Коскэ. – Сатору и вам устроил свидание с Нана?
– Да, – подтвердила Тикако с широкой улыбкой, а Суги лишь сухо улыбнулся. – Но Нана не поладил с нашим псом, поэтому ничего не вышло.
– А у меня Нана повздорил с котенком, – вставил Ёсиминэ.
Ледок отчуждения треснул, и все вдруг принялись бурно обсуждать мое поведение.
– У Нана непростой характер, – заявил вдруг Коскэ.
Ага, тебя забыли спросить! Неужели?! А кто у нас ссорится с женой, а потом распускает нюни? А?
Похоже, Коскэ с женой все-таки завели свою кошку. Коскэ уже несколько раз подсвечивал на телефоне фотографии и с гордостью подсовывал их всем под нос – действительно очень красивая светло-серая кошечка в черную полоску и с пятнышками.
Да, ты друг детства Сатору, но и только, и не пытайся даже походить на него.
Тут и Ёсиминэ вытащил свой телефон: «Тогда я тоже покажу!»
Ёсиминэ, и ты туда же?!!
Котенок с глупым именем Чатран вырос в мужественного молодого кота. Похоже, он теперь дока по ловле мышей, возможно, моя наука пошла ему впрок.
– Мияваки видел его, пожалуй, надо показать это фото и ему…
Ёсиминэ встал и направился к алтарю, поставленному в углу комнаты в память о Сатору.
– Если бы я знала, что мы тут будем хвастаться своими любимцами, я б захватила фотоальбом, – заметила Тикако. Но она и без альбома не отстала от других. Тикако и Суги оба достали мобильники и стали показывать фотографии Момо и Торамару.
– У нас небольшая гостиница, где можно останавливаться с домашними животными, так что милости просим! В любое время! – Суги достал визитные карточки.
Все обменялись адресами.
Ты слышишь, Сатору? Тебя уже нет, а люди, которых ты любил, начинают общаться друг с другом уже после твоей смерти.
– Тетушка, может, и вы возьмете визитку? – Суги протянул Норико визитку, когда та внесла в комнату суси.
Да-да, непременно вручи ей визитку, – подумал я. – Так хочется еще раз полежать на том стареньком телевизоре, похожем на ящик… Когда-нибудь.
– Благодарю. Давненько не совершала восхождения на Фудзи-сан, это было бы просто чудесно!
Ну, на Фудзи ты сама восходи, Норико. А я останусь караулить гостиницу Суги, на этом сказочном телевизоре.
Друзья моего хозяина расселись вокруг стола, и начались бесконечные рассказы о Сатору, как будто все только и ждали этого момента.
– Как? В средней школе Сатору не ходил в клуб по плаванию? – удивленно захлопал глазами Коскэ.
– Нет, не ходил. Мы вместе занимались в садоводческом кружке. А что, он так хорошо плавал? – спросил Ёсиминэ.
– Всю начальную школу Сатору ходил в бассейн. Занимал первые места на очень престижных соревнованиях, подавал большие надежды. Что, и в старшей школе тоже не плавал?
Суги с Тикако покачали головой:
– У него было много друзей, но он не занимался ни в каких секциях или клубах.
– Странно… У него были такие способности. Почему он забросил плавание?
Норико протянула мне кусочек тунца, очистив его от васаби.
– Наверное, потому, что без тебя ему было это не в радость, Коскэ-сан, – словно невзначай заметила Норико.
Эй, Норико, что это с тобой такое? Обычно ты говоришь невпопад, а тут прямо в точку. Коскэ даже в лице изменился.
– Когда он писал вам письма, он много рассказывал мне о вас, обо всех. Как вы с ним, Коскэ-сан, сбежали из дома вместе с котенком. Он волновался, как у тебя дела после ссоры с женой.
Норико, замолчи! Вот этого как раз не следовало говорить.
– У нас сейчас все хорошо, – торопливо ответил Коскэ.
– И про тебя, Ёсиминэ… как он был счастлив, трудясь с тобой и твоей бабушкой в поле и на огороде, и как ты мог выйти из класса посреди урока, чтобы открыть теплицу. Сатору очень тревожился за тебя.
Ёсиминэ с задумчиво-грустным видом устремил взгляд куда-то вдаль.
– И еще он говорил, как Суги-сан и Тикако-сан любят животных. И что вы – замечательная пара, он был безмерно счастлив встретить вас обоих в университете.
У Суги болезненно исказилось лицо, а у Тикако навернулись на глаза слезы.
– Но почему… Почему Сатору не сказал нам, что он так болен? – удрученно произнес Суги.
Эй, приятель, остановись. Не следует произносить вслух то, что нельзя говорить. Ну ты, Суги, верен себе… Ты и в самом деле не понимаешь?
– Я, кажется, знаю, – нарушил молчание Ёсиминэ.
Ёсиминэ, я всегда говорил, ты отличный мужик, был бы котом, отбоя не знал бы от кошек!
– Сатору хотел попрощаться с нами с улыбкой…
Браво!
Потому что Сатору любил всех вас! Любил, любил, любил…
И хотел забрать с собой ваши улыбки.
Неужели не ясно?
– …А эти письма… – В голосе Коскэ слышались слезы, но он улыбался. – Он писал только о хорошем, о смешном. Какие-то дурацкие шуточки, приколы… Я просто хохотал, когда читал. Я читал его письмо, зная, что оно последнее, – и все равно смеялся.
Все дружно хихикнули.
Интересно, что ты им там написал, Сатору? Пожалуй, в предсмертном письме не обязательно валять дурака.
– Он благодарил нас… в этом весь Мияваки, – закусив губу, пробормотала Тикако.
Они предавались воспоминаниям до самого отъезда, когда настала пора отправляться в аэропорт.
Норико подвезла их в серебристом фургончике. После того как Сатору отбыл в последнее странствие, на серебристом фургончике стала ездить Норико. Только теперь это была не та волшебная колесница, которая подарила нам с Сатору столько чудес… просто средство передвижения, везет куда надо.
Ну ладно, пока не вернулась Норико, нужно провернуть одно дельце.
Норико приехала домой уже затемно. Когда она вошла в гостиную, раздался возмущенный крик:
– Нана! Ты ОПЯТЬ это сделал?
Я вытащил из коробки с салфетками все-все до единой салфеточки и теперь сидел, любуясь плодами своего труда.
– Ты же ими не пользуешься… зачем ты это делаешь?
Отлично! Давай, кипи от возмущения, сосредоточься на уборке – и у тебя не останется времени думать о грустном, о том, что все покинули нас. Плохие мысли сразу выветрятся из головы.
– Какой кошмар, ты меня разоришь! Столько бумаги зря извел! – бормотала Норико, подбирая растерзанные клочья салфеток, а потом вдруг выдохнула и рассмеялась. – Нана!
Что такое?
– А Сатору все же был счастлив!
Норико, а до тебя что, не дошло – сразу после его последнего вздоха? Ты о чем сейчас? Сатору там, на небесах, наверное, улыбается. Не иначе.
* * *
Прошло несколько лет.
Коскэ превратил свою маленькую студию в роскошное фотоателье, специализирующееся на съемках домашних любимцев. Поскольку идея принадлежала Сатору, то для меня съемки были бесплатными, Коскэ не раз приглашал нас, однако, когда на каждый Новый год нам стали приходить открытки с разодетой в пух и прах, в костюмах для косплея кошечки Коскэ, восседавшей с неизменно капризно-надутым видом, я для себя решил, что, пожалуй, воздержусь. Нет уж, спасибо.
Ёсиминэ регулярно присылал нам посылки с выращенными на его огороде овощами. В посылку всегда было вложено короткое послание: «Я знаю, что на Хоккайдо тоже много вкусных овощей». Присланного всякий раз было столько, что Норико было не под силу съесть все это самой, поэтому она бегала по друзьям и знакомым, раздавая гостинцы.
Однажды Норико взяла меня с собой в гости к чете Суги. На самом деле целью ее было совершить восхождение на гору Фудзи, оставив меня на попечение Суги и Тикако. Пока я ждал ее возвращения, успел вдоволь понежиться на похожем на ящик телевизоре.
Момо превратилась в изысканную старую леди, а психованный Торамару стал вполне вменяемым псом. Он даже принес извинения за свое тогдашнее поведение и выразил соболезнования по поводу смерти Сатору.
Ах да, чуть не забыл! У супругов Суги родилась девочка. Это была очень разумная и серьезная девчушка, которая вежливо приветствовала Норико: «Добро пожаловать, бабушка!», отчего Норико аж в лице переменилась.
В этом году ягоды на рябинах, растущих вдоль улиц, снова ярко-алые. И очень скоро снег надолго укроет землю.
Интересно, сколько уже лет я вижу эти алые ягоды, которые впервые показал мне Сатору?..
* * *
Однажды Норико заявилась домой с нежданным гостем.
– Что будем делать, Нана?
Из картонной коробки, которую она держала в руках, раздавались истошные вопли, похожие на вой сирены. В коробке оказался трехцветный котенок. Не просто пятнистый, как мы с Хати, а настоящий трехцветный. А потому, естественно, это была самочка.
– Кто-то подкинул ее прямо к нашему порогу, и я подумала, раз у меня дома уже живешь ты, Нана…
Я обнюхал завывающую «сирену» и нежно лизнул ее под подбородком.
Добро пожаловать! Ты – моя смена, да?
– Мы только что от ветеринара. Нана, вы с ней поладите?
Норико, оставь эти пустые разговоры, лучше покорми ее побыстрей молоком, она, похоже, очень голодная.
Я забрался в коробку и прижался к котенку, чтобы согреть его. Котенок тотчас же начал искать на моем пузе соски. Прости, малышка, там нет молока.
– Ой-ой, она кушать хочет! В ветлечебнице я купила молока, сейчас подогрею.
Так для Норико началась новая жизнь, в которой ей приходилось постоянно крутиться вокруг котенка, требовавшего забот…
* * *
Лиловое и желтое, прямо как наводнение…
Поле, заросшее цветами, которое я видел в нашем последнем путешествии, простирается до самого горизонта.
Когда мне снятся сны такого цвета, непременно приходит Сатору.
«Привет, Нана! Как поживаешь? Что-то у тебя усталый вид.»
Устанешь тут. У Суги Момо умерла уже несколько лет назад. Я вряд ли столько же протяну. И мы как раз завели новую кошечку, мне на смену.
«Тетушка Норико как, здорова?»
Да она прямо помолодела.
Норико назвала котенка Микэ, поскольку она трехцветная. Когда дело доходит до имен, вы с Норико выбираете то, что первым на ум приходит. Хоть вы и не кровные родственники, но все-таки два сапога пара.
«Вот как? Тетушка подобрала уличного котенка? Немыслимо…»
Сатору потрясен.
Удивительно, но Норико становится убежденной кошатницей. Когда она покупает суси, то непременно отдает мне самые вкусные ломтики тунца – торо.
«Даже я бы подумал, прежде чем отдать тебе торо», – смеется Сатору.
Для тетушки это ее первая кошка, собственная.
«Верно».
Мы живем вместе с Норико, но я не ее кот.
Я только твой кот, Сатору, – во веки веков… Поэтому я не могу стать котом Норико.
«Значит, ты скоро, возможно, тоже придешь сюда?»
Да, но мне сначала нужно закончить одно дельце.
Сатору смотрит на меня озадаченно.
Гм, – говорю я и тереблю себя за усы.
Я должен помочь маленькой Микэ, я должен научить ее жить. Норико совершенно разбаловала ее.
Если Норико испортит Микэ, а она вдруг волей судьбы окажется на улице, то все, ей конец. Я должен вдолбить в ее голову хотя бы азы охоты.
Когда я беру ее зубами за шкирку, задние ноги у нее мгновенно взлетают вверх, – значит, у нее хорошие задатки. Гораздо лучше, чем были у Чатрана, кота Ёсиминэ. Как только Микэ выучится самостоятельности, думаю, я смогу отправиться в свое последнее странствие. В то самое место, которое я пока вижу только во снах…
Скажи мне, Сатору, что там – за этим полем? Наверное, куча всяких чудес? Мы когда-нибудь сможем с тобой снова отправиться странствовать вместе?
Сатору улыбается. Берет меня на руки, чтобы я мог видеть далекий горизонт на уровне его глаз.
О-о-о, мы с тобой действительно видели столько чудесных вещей!
Город, где вырос Сатору.
И поля, где шелестят зеленые колосья.
И грозно ревущее море.
И Фудзи, нависающую темной громадой.
И старомодный, похожий на ящик телевизор, на котором так приятно лежать.
И милую пожилую кошечку Момо.
И дерзкого пса Торамару, полосатого, словно тигр.
И огромный белый паром, набивающий брюхо машинами.
И виляющих хвостом собак в каюте для животных.
И эту вредную кошку-шиншиллу, пожелавшую мне «Good luck!».
Бескрайние просторы Хоккайдо.
Желто-лиловые цветы, буйно растущие на обочине дороги.
Безбрежную равнину колышущегося сусуки, похожую на волнующееся море.
Лошадей, щиплющих траву.
Алые гроздья рябины.
И все оттенки красного – их показал мне Сатору.
Свечи тонких белых берез.
Кладбище, открытое всем ветрам.
Букет разноцветных, как радуга, цветов на могиле.
Белый зад оленя, с рисунком в форме сердечка.
И огромную двойную радугу, вырастающую из земли, словно арка…
Но прежде всего – улыбающиеся лица дорогих нам людей…
Моя история скоро подойдет к концу.
Но в этом нет ничего печального.
Когда мы припомним все, что было с нами за время нашего странствия, мы отправимся в новое путешествие.
Вспоминая тех, кто ушел раньше нас. Думая о тех, кто придет вслед за нами.
И может, однажды, когда-нибудь, мы вновь встретим всех, кого так любили, – там, за линией горизонта.
notes
Назад: Хроника четвертая Норико
Дальше: Примечания
