Вашингтон, округ Колумбия,
24 сентября 1979 года, понедельник.
Анджей Заброцкий
Сначала я просто не поверил своим ушам. А поверив, начал озабоченно оглядываться. Ох, шуму-то сейчас будет…
На наше с Щербаковым счастье, русского, похоже, никто из присутствующих в достаточной степени не разумел – или, по крайней мере, не показывал, что разумеет, – а созвучное на всех языках библейское словечко с симбирским акцентом оказалось для американцев неудобослышимым. Пронесло-с. Я резво подхватил сумку с конвейера и припустил следом за Сергеем, стремясь поскорее покинуть своды столь гостеприимного аэровокзала. А то кто их знает, даже если они не поняли щербаковского пожелания, все равно вполне могут припаять «нарушение спокойствия» за вопли в общественном месте. С этих станется.
Явно из чистого садизма архитекторы ограничили количество входов-выходов в огромный зал числом три. Причем двери эти представляли собой некие вращающиеся механизмы, вроде турникетов, но только куда более солидные. Местные граждане проникали через них с большой сноровкой, явно отточенной постоянной практикой. Прилетающим же приходилось намного сложнее. Время от времени кто-нибудь из этих несчастных, увешанных чемоданами и баулами, застревал в стеклянной мышеловке, что отнюдь не способствовало скорейшему продвижению очереди.
Наконец я уловил подходящий, на мой взгляд, момент, шмыгнул в дверь и выскочил наружу, получив напоследок весьма чувствительный удар по локтю. Следом за мной вылетел Сергей.
– О-о-у-о!
Возглас вырвался у меня совершенно непроизвольно. Щербаков контролировал себя лучше, но и на его лице явственно отразилось изумление.
То, что американцы помешаны на автомобилях, я знал. Я вот только не представлял себе, насколько. Судя по количеству скопившихся перед зданием авто, каждый приехавший в аэропорт ехал на персональной машине, а за ним еще на трех везли его чемоданы.
– Интересно… – Я проводил взглядом проехавший мимо лимузин. – Эта штука еще ездит или уже летает?
Вопрос был не такой уж риторический, если принять во внимание, что лимузин был раза в полтора длиннее, чем легкий самолет вроде нашей «Молнии» или английского «Кузнечика». А автомобильная стоянка походила размерами на взлетное поле.
– Все это, конечно, впечатляет, – раздумчиво проговорил Щербаков, – но как нам в этой куче отыскать встречающего из посольства? На таком базаре мы его и за год не найдем.
Я потряс головой, избавляясь от наваждения.
– А вот это как раз не так уж и сложно. Я хоть и не различу отсюда цвета на флажке, но автомобиль уж больно выделяется.
Сверкающий «Туполев-Буки» предпоследней модели и в самом деле даже без дипломатического флажка выделялся на фоне остальных машин, словно холеный породистый пес среди разнокалиберных дворняг. Возле «Туполева» тоскливо переминался с ноги на ногу субъект, на вид ровесник Щербакова, одетый, насколько я мог судить, по последней хранцузской моде так старательно, что и сомневаться не приходилось – рязань-матушка.
– Пожалуй, вы правы, – признал Щербаков, подхватывая чемодан.
Посольский субчик продолжал старательно вглядываться внутрь аэровокзала и делал это до тех пор, пока Сергей не уронил свой чемодан рядом с ним. От неожиданности субчик подскочил, но, надо отдать ему должное, мигом пришел в себя и изобразил на лице приветливую улыбку.
– Господин Щербаков и господин Заброцкий?
– Именно, – подтвердил мой товарищ.
– Ворожин Иван Ильич. Второй секретарь посольства. Мне поручено встретить вас, – Ворожин посторонился, – и проводить в Центральное управление городской, она же окружная, полиции. Там вас будет ждать американский сопровождающий. Прошу в машину. О, позвольте…
К моему величайшему изумлению, он забрал у Сергея его чемодан и лично погрузил в багажник. Я мысленно пожал плечами и протянул свою сумку.
– В посольстве были весьма удивлены, прослышав о вашей миссии, – заметил Ворожин, открывая дверцу. – Мы за эти четыре года многое успели повидать, но с подобным визитом еще никто не являлся. Поначалу даже не сразу сообразили, в какую инстанцию обращаться.
«Ах вот оно что», – догадался я. Он просто первый раз в жизни видит тайных агентов, в открытую признающихся, что они – тайные агенты. И, как всякий чиновник, подозревает в этой несуразности какой-то подвох для себя лично. Р-рязань.
Устроившись на заднем сиденье «тушки», я с интересом огляделся вокруг. Мне приходилось раскатывать на разных авто, один раз, помню, даже на губернаторском лимузине ездил. Да и сам я вот уже четвертый месяц причислял себя к почтенной касте автовладельцев, но вот с «Туполевым» еще не довелось. А машина впечатляла. Пока царицынцы насмерть грызлись с «Роллс-Ройсом» за не такой уж просторный рынок лимузинов, туполевский концерн, проглотив «Руссо-Балт», намертво подмял под себя нишу машин так называемого «делового» класса. Господа инженеры смело перенесли на авто авиационные приемы и в результате получили НЕЧТО. Стремительные, обтекаемые очертания, мощнейший мотор, практически неслышимый в изолированном салоне, комфорт, как в настоящем авиалайнере. «Закройте глаза – и вы легко представите, что летите на высоте в десять верст». И в самом деле, рессоры полностью сглаживали неровности дороги, словно автомобиль действительно летел в паре вершков над ней. Мягкое, уютное кресло прямо-таки навевало сон. Да-а, недаром «Туполев» уделяет своему автомобильному отделению не меньше внимания, чем авиа или космосу. «Аз», «Буки» и «Веди» во всем мире стали таким же признаком делового человека, как швейцарские часы или французский о-де-колон.
Меня слегка повело в сторону, и я сообразил, что и в самом деле задремал в уютном кресле и проснулся только оттого, что машина куда-то завернула.
Оказалось, мы съезжали с магистрали на широкий проспект, причем съезжали не обычно, а какими-то петлями. Я вначале не сообразил, к чему бы это и по какой причине янки забыли поставить простой постовой семафорчик, а потом понял. По магистрали текла непрерывная река разномастных автомобилей. Если остановить ее хотя бы на пару минут, для пробки в границах города места не хватит. Щербаков глядел на замысловатую конструкцию из виадуков и пандусов без малейшего удивления. Что ж, он питерский, ему, может, и привычно, не то что нам, провинциалам. Такого скопления авто я даже в Варшаве не видывал.
С проспекта мы свернули еще куда-то, а потом еще и еще, так что я окончательно потерял ориентировку. Здания вокруг все решительно походили друг на друга, а небо скрывала какая-то серая мгла, словно я и не уезжал из Лифляндии.
– Вот мы и на месте, – сказал Ворожин, неожиданно останавливая машину перед самым входом в массивное, приземистое здание, фасад которого уродовали пузатые, когда-то беломраморные, а теперь скорее бетонного колера колонны. – Полицейское управление округа Колумбия. Пойдемте.
Я с сожалением покинул так приглянувшийся мне салон «тушки» и поплелся следом за Щербаковым. Правда, я успел обратить внимание, что наше глянцевое авто пристроилось аккурат под знаком «стоянка запрещена». Еще бы, разве посмеет простой полицейский, хоть в Америке, хоть у нас, покуситься на авто с дипномером!
– Мы в посольстве собирались было сами заняться вашим обустройством, господа, но американцы нас опередили, – продолжал секретарь, поднимаясь по лестнице. – К вам приставят особо выделенного офицера полиции, который все устроит. Платит, естественно, российская казна. Ваша служебная идекарта при вас? Так что на плечи вашего коллеги падает лишь обязанность удовлетворять все ваши пожелания.
Я немедленно представил себе одно такое пожелание официальному соглядатаю и с трудом удержался, чтобы не произнести его вслух. Похоже, Ворожин так привык к дипломатическим речам, что на русском нормально изъясняться малость разучился.
– Он хоть по русски-то говорить будет? – спросил Сергей, которому, очевидно, пришла в голову похожая мысль.
– Говорить будет, – не очень уверенно пообещал Ворожин. – А вот насколько хорошо – это вам, господа, предстоит выяснять самим.
Я промолчал. Щербаков тоже.
– Подождите здесь минутку.
Ворожин ловко юркнул в одну из многочисленных дверей, оставив нас стоять посреди коридора. Мы недоуменно воззрились друг на друга. Я изобразил на лице немой вопрос. Щербаков пожал плечами.
– Все в порядке, – Ворожин вынырнул откуда-то со стороны, противоположной той, в которой исчез. – Стойте здесь, никуда не отходите. Сейчас к вам выйдет ваш сопровождающий офицер, – Ворожин наморщил лоб, – Тернер или Тёрнер, кажется. Все вопросы вы будете решать непосредственно с ним.
Выдав нам эту информацию, секретарь немедленно испарился, прежде чем мы успели прийти в себя. Серый «хранцузский» пиджак мелькнул где-то около выхода.
– Эй, постойте! – я было ринулся следом, но через пару шагов затормозил. Догнать посольскую крысу было проблематично, а уходить с назначенного места – слишком рискованно.
– Ну и что нам теперь делать? – раздраженно поинтересовался я у Щербакова.
– Для начала давайте отойдем в сторону, – спокойно сказал Сергей. – Раз присесть тут все равно не удастся, так хоть не будем верстами на дороге стоять.
Я огляделся. И в самом деле, в коридоре не было видно ни пощипанных креслиц, коими у нас обильно оснащают всевозможные присутственные места, ни даже банальных лавок. Пусто-с.
– Ну а дальше-то что? Заглядывать во все кабинеты подряд и спрашивать этого офицера, как-его-там… Тьфу, черт, даже фамилии его толком не знаем. Может, у них этих Тернеров, как у нас Ивановых с Кузнецовыми – по двенадцать на дюжину?
– Дальше, – все тем же нарочито-флегматичным тоном продолжил Щербаков, извлекая из кармана свой хронометр «буре», – мы спокойно подождем здесь, ну, скажем, полчаса. А вот по истечении этого получаса будем решать, что делать.
Я пожал плечами и, демонстративно оттянув рукав пиджака, уставился на циферблат своих «офицерских». Секундная стрелка медленно ползла по кругу. Одна минута, вторая…