Патрульные прочесывали лес меньше часа, когда рация Демарко подала сигнал вызова. Сержант прошел вперед, но остановился от остальных полицейских достаточно близко, чтобы, поглядывая через плечо, видеть кинологов. Те шли четырьмя подразделениями, растянувшись в ряд и держась друг от друга на расстоянии двадцати ярдов. В усиливающемся, но все еще косом и рассеянном свете собаки передвигались так резво, насколько позволяли им поводки. Водя носами по выстланной листвой земле и пригибаясь к ней своими мускулистыми телами, они настойчиво трусили вперед по петляющим тропам. Но ни одна из собак пока не учуяла искомого запаха. Время от времени патрульные раскрывали пластиковые пакеты и разрешали своим питомцам сунуть в них морды. Освежив в памяти характерный запах Томаса Хьюстона, ищейки снова припадали носами к земле и, натянув поводки, устремлялись вперед.

За подразделениями кинологов неровным строем, шириной в два футбольных поля, двигались другие патрульные. Их оранжевые жилеты поблескивали, как огромные светлячки, суетящиеся в сером лесу.

«Светлячки-мутанты, – подумал Демарко, – привлеченные сюда не любовью, а яростью и безумием Хьюстона».

Шагая вперед, сержант вдыхал запах леса – влажный и тяжелый аромат, по-осеннему особенный, вселяющий беспричинную тоску и беспокойство… букет плодородия, сладости, увядания и разложения. Демарко был из тех людей, кто любил густой лес и царящий в нем покой, нарушаемый щебетом птиц и верещанием белки. Ему нравилась гулкая поступь белохвостого оленя, продирающегося сквозь заросли по хрустящему сухому валежнику. Резкий взмах крыльев вспугнутого рябчика. И отдаленное кулдыканье влюбленной дикой индейки.

А вот треск его рации походил на жужжание пчелы у самого уха: «Здесь пещера, сержант. Похоже, он ночевал в ней. По левому флангу, примерно в сотне ярдов от берега озера».

Пропустив кинологов вперед, Демарко приказал остальным патрульным держаться своих позиций. К тому моменту, как он подошел к неглубокой пещере, собаки уже подвывали от нетерпения ринуться в погоню за жертвой.

– Держите собак на короткой привязи, – кинул Демарко дрессировщикам.

Опустившись на колени у самой впадины, он направил внутрь луч карманного фонарика.

– Эти еловые ветки были наломаны; наверное, он прикрывал ими вход, – сказал сержанту патрульный Морган. Морган был худощавым парнем среднего роста, большеротым и молчаливым. Он часто улыбался, но редко разговаривал. – Вот здесь хорошо видно, где их тащили по земле.

Демарко представил, каково было мужчине ростом в шесть футов лежать в такой крошечной нише. Ее земляные своды испещряли сотни полумесяцев – вдавленные следы от каблуков. Похоже, на протяжении самой долгой ночи в своей жизни беглец ерзал и ворочался, то и дело упираясь в них ступнями. Но днище пещеры было холодным. Хьюстон сбежал из нее не менее часа назад, оставив по себе только свой характерный запах. Этого было достаточно, чтобы собаки обезумели и свесили языки, а на их темных губах вспенились алчные слюни. Но Демарко при виде мрачной сырой дыры охватила печаль: гениальный человек опустился до уровня зверя…

Отпрянув от пещеры и поднявшись на ноги, сержант выключил свой фонарик. И снова посмотрел на собак.

– Пускайте их по следу, – сказал он.

Спустя два с половиной часа Демарко с четырьмя подразделениями кинологов остановился у обочины грунтовой дороги, огибавшей большое болото. На копии карты, которую сержант прихватил с собой, оно именовалось клюквенным. Но на взгляд Демарко это была просто обширная топь, поросшая колючими кустарниками и вьющимися растениями.

– У него нет шансов перебраться через эту жидель, – громко сказал Демарко, но только самому себе.

Три собаки, тяжело дыша, сели рядом со своими дрессировщиками; четвертая улеглась, макнув морду в грязь, у ног своего. Демарко показалось, что четвероногие ищейки впали в уныние или даже в замешательство. Да и было от чего. За десять минут до этого путь Хьюстона пересекся с грунтовкой и повернул на юг. Но всего через тридцать ярдов собаки остановились, отбежали назад, снова учуяли запах и, поводя носами, устремились на северо-запад по той же самой дороге только для того, чтобы опять потерять след у кромки болота.

– Он изменил свое намерение, – сказал Демарко.

– Думаете, направился домой? – спросил один из патрульных.

– Но это было бы глупо с его стороны, так ведь, сержант? – добавил другой.

Демарко ничего не ответил. Собаки бездействовали, патрульные не знали, что делать.

Трое полицейских сбились в кучку чуть позади Демарко. Только патрульный Морган с участка сержанта не участвовал в их разговоре.

– Не думаешь же ты, что он в одиночку перешел или переплыл эту топь?

– Не плохо было бы спустить собак.

– Да, но в это время года температура воды вряд ли превышает десять градусов.

– Сколько бы ему потребовалось времени на то, чтобы перейти болото? Двадцать, тридцать минут? Да уже через десять минут у него бы развилась гипотермия.

– Ты говоришь «перейти», как будто знаешь, какая тут глубина.

– Господи, да это клюквенное болото. Какая тут может быть глубина?

– А ты, можно подумать, эксперт по клюквенным болотам?

– Насколько я знаю, они обычно бывают неглубокие.

– И какая у них может быть глубина, всезнайка ты наш?

– Думаю, от трех до пяти футов. Где-то в этих пределах.

– Ну, так зайди туда, а мы проверим.

Сержант метнул на патрульного со своего участка недовольный взгляд. Демарко и Морган знали друг друга уже семь лет и много раз работали вместе. Морган понял сержанта без слов. И тут же повернулся к остальным патрульным:

– Эй, парни, потише!

– А чего такого? – спросил один из них. – Если бы он был где-то рядом, собаки бы это знали.

Морган повернулся к говоруну.

– Умолкни, – снова осадил он его.

В небе то усиливалось, то угасало монотонное жужжание вертолета, кружившего над зоной между клюквенным болотом и озером Уилхелм. Демарко нажал на кнопку своей рации.

– По-прежнему ничего? – коротко спросил он.

Патрульный в вертолете изучил инфракрасный экран.

– Я засек вашу группу возле болота, – сказал он. – Остальные патрульные движутся к вам. Между ними и вами никого.

– Проверьте севернее болота, – сказал Демарко.

Через несколько минут он получил новое сообщение.

– Вижу объект, быстро перемещающийся в направлении на восток, – проинформировал его патрульный. – Но он перескочил через Черный ручей на скорости около тридцати миль в час. Так что я сомневаюсь, что это наш беглец.

Демарко обвел взглядом топь. «Пятнадцать акров леденящей воды, – подумал он. – Пятнадцать акров ползучих растений, хлещущих тебя по лицу и рукам и опутывающих тебе ноги. Куда ты направляешься, Томас? Что за сбой случился в твоем мозгу и куда он ведет тебя сейчас?»

– И как, по-вашему, этот тип выбрался отсюда? Может, его кто-то подвез? – не захотел умолкнуть один из патрульных.

Ему никто не ответил.

Демарко поджал губы и сощурился, не сводя глаз с болота. При каждом вдохе он улавливал неясный запах – смесь тонкого ягодного аромата с душком черной топи и щемящей тоски из-за неизбежности зимы. Клюква? Но он что-то не заметил ее поблизости…

Демарко снова посмотрел на карту, достал рацию, связался с полицейским участком и сообщил диспетчеру, куда направлять машины для захвата. Затем спустился по обочине дороги к болоту и присел на корточки. Зачерпнув горсть воды, сержант вгляделся в нее. Вблизи и в малом количестве вода утратила темный окрас и приобрела прозрачный янтарный оттенок, как у хорошего виски. Демарко поднес сложенные пригоршней руки к самому носу и вдохнул аромат воды. Она пахла зимой и ягодной прелью. Сержант отпил глоток. Вода оказалась настолько холодной, что обожгла ему горло. Настолько холодной, что у него даже закружилась голова. Демарко запрокинул голову, крепко зажмурился и оперся рукой о землю, чтобы не упасть. Он не знал, что делать с болью, пронзившей вдруг все его тело. Ему захотелось опустить голову в воду, чтобы его глаза застились ее чернотой, а мозг занемел от ее холода. А потом заползти в мелкую впадину в земле, накрыться сосновыми ветками и никогда больше не выползать оттуда и ни о чем не думать. Демарко понимал, что четверо патрульных на дороге смотрели на него и, может быть, даже недоуменно перешептывались. Поисковые собаки, скорее всего, тоже наблюдали за ним. «Ну и хрен с ними, пусть смотрят, – пробормотал он воде. – Пусть себе недоумевают. Плевать…»