В серой дымке утра Демарко прокладывал себе путь среди пихт, отмахиваясь левой рукой от бьющих в лицо ветвей. От усеянной иголками мягкой земли исходил приятный аромат. И если бы Демарко пригибался, он бы не задевал веток. Но он бежал в сторону бурлящей на камнях воды. Бежал, не замечая, что его лоб уже весь исцарапан и даже кровит. Позади него, в тупичке лесовозной дороги, остались бок о бок стоять две машины – его и Бонни. И у обеих из-под капота вырывался пар от перегретого двигателя. Теперь Демарко занимала только одна мысль: «Только бы успеть! Только бы найти это место вовремя!» Быть может, ему все-таки удастся предотвратить то, что грозит там случиться?

Первый выстрел прозвучал, как щелчок кнута; и его звук разнесся по округе, отскакивая эхом от верхушек деревьев и затуманенного озера. На мгновение Демарко замедлил темп, а потом помчался еще быстрее, вслушиваясь в воцарившуюся тишину и молясь, чтобы она продлилась. Хьюстон наверняка удивился эффекту этого первого выстрела – россыпи крошечных дробинок и кроваво-красным оспинкам, внезапно проступившим на лице и груди Инмана. Этот выстрел был бы смертельным только в одном случае – если бы Хьюстон сделал его в упор. Но Демарко не верил, что писатель мог отважиться на такое. И сейчас он, скорее всего, проверял барабан, в котором еще оставалось два патрона с дробью и три унитарных патрона 22 калибра. Впрочем, как знать? Может, ему пришлось по душе стрелять дробью, продлевая мучения и боль Инмана? В одном Демарко был уверен на все сто процентов: последний патрон Хьюстон прибережет для себя.

Но существовал и другой вариант развития событий. Менее желанный, но все же возможный. Маленькая гильза, набитая дробью, могла разлететься во рту Хьюстона или угодить ему в висок. И в таком случае Хьюстон мог схватиться за нож, чтобы расправиться с Инманом. От обеих сцен Демарко пробирала дрожь.

Еще десять ярдов, и деревья расступятся. Он окажется в сером молоке тумана, покрывающего берег и озеро. Демарко бежал теперь изо всей мочи, до боли в груди. И молился. Молился, чтобы тишина не кончалась.

Вынырнув из-за деревьев на галечный берег, сержант кинулся влево. Поднимая длинными шагами фонтаны брызг, он перебрался через речку, обжегшую ему голени ледяной водой. И вдруг поскользнулся и упал, сильно ударившись локтем о камни. Но тут же вскочил на ноги, окропив брызгами сухую почву. Сунув руку в карман куртки, сержант убедился, что табельный пистолет на месте. Но не стал брать его в руку. Он уже решил, что не будет наставлять его на Хьюстона. Ни при каких обстоятельствах.

Наконец в дымке тумана Демарко различил две фигуры. Два безликих силуэта. Один стоял в воде, другой, похоже, сидел на берегу. И в этот момент раздался второй щелчок – как пощечина по лицу сержанта.

– Томас, не надо! – вскричал он.

Но после этих слов быстрой чередой прозвучали еще четыре выстрела, и фигура на берегу завалилась на бок. Демарко замедлил бег, прищурился, и очертания фигуры в воде стали четкими. В груди сержанта запульсировала боль. Выхватив из кармана пистолет, он двинулся прямо на Инмана. Тот стоял за небольшим валуном, торчащим из воды, и связанными скотчем запястьями сжимал его отцовский револьвер.

Лицо, шея и грудь Хьюстона были испещрены пятнами крови от первых трех выстрелов. Три последние, угодившие ему в грудь, оставили более крупные раны, из которых в унисон с медленным биением его сердца выплескивалась алая кровь.

Встав рядом с ним на колени, Демарко положил руку на голову Хьюстона. Писатель лежал с широко распахнутыми глазами, вперив взгляд вверх, в густую белизну тумана. Его руки были сжаты от боли, а губы кривились в легкой улыбке.

– Ты очень умный человек, – сказал ему сержант.

Хьюстон не подал никаких признаков, что слышит его. «Он сейчас где-то совсем в другом месте», – подумал Демарко. Возможно, уже со своей Клэр и детьми. Возможно, смотрит, как они, взявшись за руки, подходят к нему.

– Эй, ты что, не видишь – я истекаю кровью, – окликнул сержанта Инман. Но Демарко не проявил к нему никакого интереса. Его волновало в этот момент только искусство умирать, демонстрируемое бывшим писателем, которым он так восхищался. И сержант сидел рядом с ним тихо-тихо до тех пор, пока Хьюстон не перестал дышать и не замер неподвижно, улыбаясь. Уже далеко от галечного берега.

Только тогда Демарко переключил свое внимание на убийцу. У своего колена он заметил нож Инмана, оставленный там Хьюстоном. Инман все сильнее клонился вперед, а его тело сотрясала жестокая дрожь. По его толстым рукам, от подмышек до локтей, тянулись резаные раны. Порезы виднелись и на внутренней стороне его бедер. Джинсы и серая футболка Инмана были залиты кровью. А к его локтям были привязаны цементные блоки из гаража Демарко.

Сержант улыбнулся. Как будто ему передалось спокойствие Хьюстона. Ему уже не нужно было никуда спешить. И не нужно было ничего важного делать.

– Этот ублюдок получил по заслугам! – рявкнул Инман. – Чертов псих…

– Кто – он? – переспросил Демарко.

– А то кто же! Глянь, что он со мной сделал.

Демарко оценил ситуацию. Одежда Инмана была мокрой по грудь. Одежда Хьюстона тоже. В зеленой воде за спиной Инмана вихрилась густая лента вспученного ила. Но следов волочения его тела к воде не было.

– Поправь меня, Карл, если я ошибусь. Он наставил на тебя револьвер и заставил войти в воду, так?

– Ты что, не видишь? Я же околеваю от холода!

– Вот ответишь на мои вопросы и тогда сможешь выйти из воды.

– Ладно, хрен с тобой. Так и было.

– Хьюстон привязал к твоим ногам блоки уже в воде?

– Нет, раньше. А потом заставил меня тащить их там, еще на берегу.

– И именно тогда он тебя порезал?

– Приставив этот чертов револьвер к моей голове!

– А загнав тебя в воду, Хьюстон положил револьвер на этот небольшой валун, вернулся на берег и сел там. Так было дело?

– Я же тебе говорю, коп! Он совершенно свихнулся. Он что думал – я не дотянусь до пушки? Нет же, уселся там молча и уставился на меня, ухмыляясь.

Демарко улыбнулся:

– Он даже оставил здесь твой нож, чтобы ты мог потом освободиться от пут. Он понимал, что спастись ты сможешь, только выбравшись на дорогу. Только чем быстрее бы ты побежал, тем быстрее бы истек кровью. Он хотел, чтобы ты ощутил свое умирание. Каждое жуткое мгновение своей смерти.

Инман затрясся еще сильнее.

– И ты находишь это забавным? – попытался Инман бросить в Демарко разряженным револьвером. Но связанные запястья сковали его бросок. И револьвер, едва не задев гладь воды, звонко загремел на голой гальке.

Демарко захотелось схватить его, вымыть, вернуть домой и положить туда, где он лежал. Ведь это была единственная вещь, оставшаяся у него от отца. Но револьвер должен был остаться на гальке.

– Эй ты, придурок! – позвал сержанта Инман. Его голос теперь звучал мягче, просительно. – Ты что, собираешься сидеть там и смотреть, как я умираю?

– А вот и ошибаешься, – ответил Демарко. – Выходи из воды!

Инман перетащил вперед сначала одну ногу, потом другую. Цементные блоки расцарапали озерное дно и взбаламутили ил. Инман сделал еще несколько шагов и наконец, весь дрожа, встал в нескольких футах от Демарко.

– Ты снимешь с меня эти чертовы блоки или как?

– Конечно, сниму, – сказал сержант. И, подняв правую руку, всадил пулю Инману прямо в сердце.