Глава 54
Она проснулась от звонка в дверь; неприятное чувство, что ей снилось что-то важное, эхом отдалось в голове. Что-то про игру в прятки, про ветряных великанов, не сводивших красных ночных глаз с кукурузного поля. Еще во сне был аромат роз. И хотя Вероника пыталась удержать этот сон, он мелким песком высыпался из ее головы, оставив во рту ощущение шершавости.
В дверь снова позвонили. Вероника, вырванная из грез, встала, натянула халат и потащилась в прихожую. В гостиной стояли бутылка и стаканы, пустые. Возле них – две коробки из-под пиццы и грязные ножи и вилки. Плед комком лежал в углу дивана, на нем – окровавленный пластырь.
Как много она вчера успела рассказать Исаку? Кажется, почти все; теперь Вероника в этом раскаивалась. Надо было сохранять спокойствие, не позволять потоку тащить себя. Но рассказ Исака потряс ее до глубины души. А виски сильно упростило дело.
Звонок продолжал надрываться, отчего головная боль усилилась. Вероника добралась до двери и приоткрыла ее. На пороге стоял Рууд.
– Чт-то вы здесь делаете? – с трудом выговорила она.
– Просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
Он жестом указал на дверь; Вероника открыла и впустила его в прихожую. Звонок еще гудел в голове и никак не хотел затихать.
– Я разговаривал с Ларсом. Он провел ночь в вытрезвителе и очень раскаивается. Рассказал о ссоре у твоего подъезда вчера вечером. Твердил, что кто-то из-за него пострадал.
Вероника прикусила губу. Черт! Надо было вчера сразу же позвонить Рууду.
– Со мной ничего страшного. – Она пыталась сообразить, как рассказать о происшествии, не упоминая при этом Исака. Звонок в голове звучал все громче, перекрывая мысли. Теперь он походил на сигнал будильника.
– Прекрасно. Самое главное – что ты хорошо себя чувствуешь.
Вероника кивнула и уже хотела было пригласить его в гостиную, как вдруг дверь ванной открылась. Вероника вдруг поняла, что именно она забыла. О чем предупреждал ее этот никак не умолкающий звон. Он не имел никакого отношения к ее сну.
– Э… Доброе утро! – произнес Исак, оказавшись в прихожей прямо перед ними. Он принял душ – влажные волосы, полотенце, обернутое вокруг бедер… Рууд пристально посмотрел на Исака, на Веронику. Она отвернулась и закрыла глаза.
Потом она сидела на диване. Головная боль перешла в дурноту, и ей пришлось время от времени опускать голову между колен, чтобы ее не вырвало прямо на пол. Рууд ушел, Исак – вскоре после него. Оба были одинаково немногословны.
Зря она позволила Исаку остаться на ночь; глупейшее решение. Как оно вообще пришло ей в голову? Может, позвонить Рууду? Рассказать все как есть, всю историю? Объяснить, что она почти уверена: Исак – ее пропавший двадцать лет назад младший брат. Но какие у нее доказательства?
Если Исак – это Билли (причем ключевое слово тут – «если»), то что в таком случае произошло летом восемьдесят третьего? Вчера вечером они успели поговорить о приемном отце Исака, это она помнила. Что, если этот приемный отец – Томми Роот? Возраст совпадает. И тот, и другой служили на корабле. Исак видел старые фотографии Роота в интернете и сказал, что у его отца имелись большая борода и длинные волосы и он был довольно толстым. Исак не усматривал сходства, хотя и не мог ничего исключать. И оставался еще вопрос, который задал Монсон: где находился Билли, пока Роот сидел в тюрьме? Кто за ним присматривал?
Сёрен-Торгаш был последним, кто видел машину Роота. Не был ли отъезд на юг лишь ложным следом, как и открытка из Роттердама? Способом заставить полицию искать его за границей, тогда как на самом деле он проехал полторы тысячи километров и осел где-то на севере страны? Бросил жену и детей, чтобы растить Билли с какой-нибудь новой женщиной, под вымышленным именем? Или же он оставил мальчика на какого-то надежного человека? Тогда остается всего один вечный вопрос. Вопрос, на который человек, склонный к рефлексии, склонный рассматривать вещи с разных точек зрения, в конце концов должен попытаться ответить.
Почему?
Исак явился тем же вечером. Стоял в дверях со слегка смущенным видом.
– Сорри, – сказал он, протягивая Веронике бутылку довольно дорогого вина. – Я совсем не хотел ставить тебя в такое положение.
– Ты не виноват. – Вероника пригласила его войти, и он протиснулся мимо нее в прихожую. От него приятно пахло, и двигался он так, как ей нравилось. Мягко, по-кошачьи, но уверенно. Отек на губе немного спал, и улыбка стала симметричнее.
На кухне Исак открыл вино, наполнил два бокала.
– Твоя работа… – начал было он, но Вероника замотала головой.
– Ну ее к черту. – Ее поразило, насколько легко дались ей эти слова. Она ощущала удивительную радость, почти возбуждение. Не сексуальное, внушала она себе; сейчас происходит нечто большее. Поворотный пункт в жизни, причем не только в ее. Прежние сомнения словно унесло ветром, они исчезли в тот же миг, как она взглянула в глаза Исаку.
– Так что будем делать? – спросил Исак.
На обдумывание дальнейших действий у Вероники был почти целый день. Она даже произвела некоторые предварительные разыскания.
– Есть специальные тесты, их могут делать частные лица. Посылаешь два образца крови. Лаборатория их сравнивает, и можно узнать, родня ли один человек другому. Вот и все.
Исак кивнул, но, кажется, она его не убедила.
– Я уже думал об этом. Дело небыстрое, лаборатория ведь в США?
– Всего с месяц.
– Слишком долго ждать. – Исак покривился.
Ей захотелось возразить, что по сравнению с десятками лет еще один месяц – сущая ерунда, но она сдержалась. Ей тоже не хотелось ждать. Прежде всего – из-за событий последних нескольких дней. Честно сказать, наплевать ей на работу, на Рууда и Общественный центр. Проживет она и без наркотика чужого горя. Она должна узнать правду о Билли. И как можно скорее. Пока не взорвалась голова. И Вероника сказала:
– Есть другой путь.
– Какой?
Вероника помедлила. Еще можно передумать, еще не поздно; однако надежда, которая светилась в глазах Исака, заставила ее продолжать.
– Мы можем завтра вместе поехать в Рефтинге. Ты поговоришь с папой, осмотришься в доме, в комнате Билли… в твоей комнате, – исправилась она. – Поглядим. Вдруг что-нибудь заставит тебя вспомнить, что именно тогда произошло.