Глава 41

Когда она вернулась на волок, где оставила машину, было уже около семи вечера. Одежда и обувь так и не просохли и воняли шахтовой водой, но Веронику согревала мысль, что она выбралась из расщелины живой, да и само блуждание по лесу заставило кровь быстрее бежать по жилам.

Она держала шкатулку так, чтобы не смазать возможные отпечатки пальцев. Погрузившись в раздумья, Вероника не замечала второй машины, пока не оказалась прямо перед ней. Зеленый пикап с логотипом фермерского хозяйства Аронсона.

Водитель стоял, прислонившись к капоту ее машины. Очки-авиаторы, зеленая бейсболка, темные рабочие штаны. Фланелевая рубаха с закатанными рукавами.

Человек прижимал к уху мобильный телефон; когда Вероника вышла из леса, он обернулся к ней. – Вот она. Я перезвоню, – услышала она его слова.

Это был Патрик, которого она встретила вчера по дороге на хутор. Патрик Бринк, теперь она вспомнила. Сын одного из бригадиров дяди Харальда и кузен Сесилии.

Воспоминание, которое она вчера загнала в глубину памяти, пузырем всплыло на поверхность. 1986 год, ей скоро семнадцать. Мама уже три года как умерла, столько же лет назад распалась «АББА», а Маттиас живет в Стокгольме. Они собрались на домашнюю вечеринку, сидят в гостиной. Свет погашен, воздух спертый от напряжения, из проигрывателя звучит Take my breath away. Чей-то язык у нее во рту, вкус табака и пива. Рука лезет под свитер, потом расстегивает на ней штаны. Вероника быстро прогнала воспоминание.

Патрик Бринк в те времена принадлежал к компании «крутых». Парней с водительскими правами, чей жизненный успех пришелся как раз на возраст между шестнадцатью и двадцатью. С тех пор Патрик прибавил десять кило – кажется, в основном мускулов, а юношеские усики сменились ухоженной бородкой, но в остальном он мало изменился. Самоуверенность никуда не делась, а обветренное лицо выглядело, пожалуй, даже привлекательно. Похоже, он относился к той немногочисленной категории людей, которые с годами становятся более подтянутыми и симпатичными. Патрик снял очки и широко улыбнулся.

– Ты во что это вляпалась, Вера?

Она поймала свое отражение в одном из автомобильных окон и поняла, что вопрос, мягко говоря, обоснованный. Одежда в пятнах золы, крови и земли. Лицо в черных потеках, волосы висят сосульками.

– Я упала, – сказала она.

– Где? И какого черта ты здесь делаешь?

Вероника пожала плечами. Она не стала отвечать на первый вопрос и сразу перешла ко второму.

– Я искала старый домик, меня туда возили в детстве. Но заблудилась.

Патрик смотрел так, словно не верил ей или просто считал не особо умной.

– И как, нашла? Домик?

– Мгм. – Веронике надоел этот разговор, она повернулась к водительской дверце и стала рыться в кармане джинсов в поисках ключей.

– Что это? – Патрик кивнул на шкатулку.

– Да так, нашла кое-что.

– В домике?

Отыскав ключ, она отперла машину и быстро поставила шкатулку на пол у пассажирского сиденья. Когда она обернулась, Патрик уже стоял по другую сторону открытой дверцы… пожалуй, слишком близко. Такую улыбку Вероника видела и раньше – у других мужчин. И такой же блеск в глазах.

– Тебя все ищут, Вера. Люди волнуются.

– Хочешь сказать – мой дядя. Ты же ему сейчас звонил?

Патрик напустил на лицо выражение, которое не подтверждало и не опровергало ее слова. Потом снова улыбнулся.

– Давно ты на него работаешь? – спросила Вероника – в основном чтобы стереть эту ухмылку с его лица.

– С пятнадцати лет. С перерывом на армию и сельскохозяйственный университет. Харальд меня и убедил учиться дальше. Платил за содержание и за обучение, был моим наставником. А когда отец ушел на пенсию, бригадиром стал я. Но ты все это, конечно, и так знаешь.

И его слова, и сам тон провоцировали ее. Как будто Патрик Бринк – неслыханной важности человек и разговоры о нем доходят до Вероники, живущей за шестьсот километров отсюда. Да она много лет вообще о нем не вспоминала.

– И поэтому ты слушаешься его приказов? Делаешь, что велено? – Она машинально отзеркалила его тон. Сработало лучше, чем она ожидала.

– Я у Харальда бригадир, а не мальчик на побегушках. «Аронсон фарминг» без меня не справится.

– Да ну? Интересно, дядя Харальд тоже так думает?

Патрик придвинулся еще ближе. Между ними была дверца машины, однако его присутствие ощущалось как навязчивое. Патрик скользнул взглядом по Веронике, потом поднял глаза.

– А ты все такая же. – Самоуверенный тон вернулся. – Такая же симпатичная, только пофигуристее. Поопытнее. Помнишь – тогда, в гостиной у Юкке?..

На Веронику нахлынуло искушение рвануть дверцу к себе, а потом толкнуть ее назад, так, чтобы ударить Патрика в грудь. Схватить его за волосы, пока он ловит ртом воздух, и тычком сбить с лица самодовольную ухмылку. Но она знала, что не должна думать о таком, долговязый Бенгт прав: подобный приступ злости ни к чему хорошему не приведет. Поэтому Вероника просто пожала плечами, скользнула на водительское сиденье и завела машину.

– Все, что я помню – это что у тебя был маленький член, – сказала она и захлопнула дверцу прямо у него перед носом.

Усталость настигла ее по дороге домой, и Вероника опустила окошко, чтобы ветерок не дал ей задремать. Тело расплачивалось за напряжение и выброс адреналина. Вероника понимала, что должна сопротивляться, и все же мысли начали смешиваться, а сознание наполнилось туманом того же неопределенного оттенка, что и сумерки за окном.

Веки опускались, опускалась голова, и хотя Вероника какой-то частью сознания понимала, что происходит, противиться этому не могла. Машина пошла по полосе зигзагами, коснулась левой обочины. Под покрышкой предупреждающе хрустнул гравий. Но в голове у Вероники звучало Take my breath away. Мама умерла, Билли пропал, а Маттиас бросил ее одну… Машина опять пересекла дорогу, ее вынесло на правую обочину. Глаза у Вероники закрывались, но она неким удивительным образом замечала все, что с ней происходит. Вероника понимала, что вот-вот съедет в кювет, и приготовилась к аварии, не предпринимая ничего, чтобы ее предотвратить.

Что-то мигнуло прямо перед ней. Две блестящие точки отразили свет фар. Чьи-то глаза пристально смотрели на летящую поперек дороги машину.

Способность реагировать мгновенно ожила. Нога вдавилась в педаль тормоза так, что хрустнули суставы, и Веронике в последнюю секунду удалось удержать машину на дороге. Завизжали тормоза, заскрипели шины, зашипел асфальт. Короткий удар о руль – а потом все стало тихо и спокойно.

Вероника еще какое-то время сидела в машине – сердце куда-то неслось, руки дрожали. В открытое окошко проник тошнотворный запах резины и горячего асфальта. Вероника с трудом сглотнула, толкнула дверцу. Вылезла посмотреть, что за зверя она переехала. На поле справа от автомобиля вырисовывались на фоне неба три ветряные электростанции. Моргали ей красными глазами. Под слабым вечерним ветерком медленно двигались лопасти. Издавали глухой пульсирующий грохот.

Желудок свело. Вероника оперлась о капот, обогнула крыло и приготовилась к худшему. Она и раньше видела столкновения с дикими животными. Помнила, как дядя Харальд ворчал на слабаков, которые не имеют мужества добить раненого зверя и бросают его, а он лежит и кричит в смертной тоске. Она знала, как звучат такие крики. Умоляющие, полные ужаса – почти человеческие.

Но, огибая машину, она слышала только сверчков и глухие удары – это бились сердца ветряков-великанов. Обе передние фары были целы; ни крови, ни шерсти, ни вмятин на бампере. На асфальте возле машины крови тоже не было. На ватных ногах Вероника шагнула в сторону, и ее вырвало в придорожную канаву.