Глава 31
Лето 1983 года

Полицейские из города его облапошили, теперь Монсон это понимал. На прошлой неделе суд первой инстанции по результатам предварительного следствия заключил Томми Роота под стражу, и его должны были оставить в городской предвариловке, а не везти назад в поселок. Монсон счел решение Бурге и Борга жестом вежливости по отношению к себе и здешним полицейским, но на самом деле городские просто хотели подстраховаться. Дело вовсе не в том, кому будет принадлежать честь раскрытия преступления, а в том, чтобы прикрыть тылы, если полиции вопреки ожиданиям не удастся собрать доказательства, необходимые, чтобы дать делу Роота дальнейший ход.

И вот Монсон сидит здесь один, с желудком, полным жгучей кислоты, а метрах в пятидесяти от его кабинета сидит в камере проигравший, так сказать, карточный Черный Петер… Монсон оторвал сразу два пакетика «Самарина» и высыпал содержимое в стакан с водой.

В прошлые ночи ему снились кошмары про насосную. Томми Роот привез мальчика туда и держал прикованным к той отвратительной кровати, в этом Монсон был уверен. Но хотя там все обыскивали целую неделю и с четырьмя полицейскими собаками прочесали сначала ближний лес, а потом – территорию вокруг насосной, следов мальчика не обнаружилось. Северный лес и горы, на которых он располагался, растянулись на пятнадцать квадратных километров. Там и балки, и обрывы, и болота, и места, где чаща такая густая, что солнечные лучи не достигают земли. Роот знал их как свои пять пальцев. Знал, где можно спрятать тело так, что его не найдут никогда.

Пятна крови – что в насосной, что в «амазоне» Роота – тоже не дали однозначного ответа. Мешанина из крови разных зверей. Лабораторные техники не смогли ни подтвердить, ни исключить возможности того, что там имеется и человеческий материал. Лайла, наблюдавшая, как Роот пытался выманить Билли из машины, конечно, стояла на своем, но она видела их с расстояния, и прокурору было сомнительно, что суд поверит, будто ей удалось хорошо разглядеть Томми Роота.

Главный прокурор Хаммарлунд – так же, как городские полицейские и суд первой инстанции, – не понимал, что люди здесь издавна узнают друг друга по осанке, походке, одежде, по марке машины, а не только в лицо. Но объяснять все это не имело смысла. Происшествие на автозаправке было лишь косвенной уликой, а не железобетонным свидетельством вины Роота.

Сам Роот объявил, что не прикасался к мальчику, а потом замолчал, хотя Борг и Буре терзали его вопросами по несколько часов в день. Оба говорили все громче и потели все обильнее, пока Роот молча сидел в допросной рядом со своим адвокатом, и на губах его играла та самая высокомерная ухмылка. Страх, мелькнувший у него на лице на первом допросе и потом, позже, когда Аронсон заглядывал в камеру, испарился. Да и откуда ему было взяться?

На последней встрече адвокат защиты, назначенный Рооту судом, со всей ясностью продемонстрировал слабые места в полицейском расследовании: отсутствие тела, отсутствие улик, отсутствие свидетелей. Ничто не могло повысить степень подозреваемости его подзащитного и заставить суд первой инстанции продлить арест.

Телекс, который Бритт из приемной только что положила Монсону на стол, недвусмысленно свидетельствовал: прокурор согласен с адвокатом:

«Главный прокурор Й. Хаммарлунд сегодня, в 17.12 принял следующее решение: Томми Роот, род. 21.10.1947 г., должен быть незамедлительно освобожден из-под стражи».

Монсон опрокинул в себя «Самарин», пролив немного на форменную рубашку. Жаль, что в стакане не содержалось чего-нибудь покрепче.

Это его дело, Борг и Буре об этом позаботились. И теперь именно ему придется отпустить на свободу убийцу ребенка. Роот, конечно, останется главным подозреваемым, и формально расследование продолжится еще несколько недель или месяцев. Полицейские будут работать интенсивно и непредвзято, именно это ему придется сказать Нильсонам и прессе. Монсон понимал, как неубедительно прозвучат его слова. В поселке и так уже догадывались, чем все кончится. Томми Роот выйдет на свободу, а Нильсоны так никогда и не узнают, что же случилось с их малышом.

Монсон закрыл глаза и тяжело сглотнул, ощутив, как «Самарин» столкнулся с изжогой где-то на полпути к желудку. Твою же мать.

Он тяжело поднялся со стула и открыл дверь. Воровато глянул в сторону приемной. Рабочий день уже кончился, но вместо того чтобы собираться домой, обе секретарши шептались с двумя полицейскими в форме. Судя по их жестам и мимике, Бритт уже успела поделиться с ними содержанием телекса. Монсон повернулся и зашагал к арестантской. Взгляды полицейских жгли ему спину.