Назад летели весело, много шутили, у многих семьи в Москве, поэтому столики в штабном «дугласе» ломились. Плюс выдали подарки, в том числе и продуктами, и сухой паек, который был не совсем сухим. Было чем смочить горло. В Белостоке все расселись по своим самолетам и машинам и разъехались.

Известие о смене командующего пришло позже. За это время Владислав успел принять корпус и его штаб. С полковником Соколовым они общались мало: штаб УР возглавлял подполковник Корзунов, и всю документацию готовили его люди. К корпусу Владислав отношения особого не имел, и не контролировал работу его штаба, который находился в Белостоке с довоенных времен. Пришлось вернуться туда. Никаких накладок не случилось, Владиславу показалось, что полковник Соколов был рад избавиться от буковок перед своей должностью. Он был довольно пожилой, лысоватый, с торчащей дыбом редкой челкой и центральным пробором. Видимо, по привычке, он часто откидывал волосы, и из-за этого те постоянно стояли дыбом. Арест Рубцова им был воспринят болезненно, и много месяцев подряд он ожидал, что и за ним придут. На чем были основаны его страхи, Владислав не знал, но у него имелись предположения, что Соколов знал о бывшем командире немного больше, чем показал на допросах, но на момент ареста командира он был и. о. начштаба, стал начштабом и и. о. командира, а корпусом никогда не командовал. Настоящий начштаба был на каких-то курсах в Киеве, и так и не вернулся. Для исполнительного, но безвольного человека, каким был Соколов, эта ноша была непосильной.

Они поговорили с Владиславом один на один, сразу после того, как были подписаны бумаги «сдал – принял». Из разговора стало ясно, что начштаба в корпусе нет. Есть снабженец. Требуется искать человека с опытом, потому что вряд ли разрешат забрать из Осовца Корзунова. Второй момент: необходимо перенести махину управления корпусом ближе к местам базирования, ведь сам корпус сейчас находился севернее. Да и соседство со штабом фронта уж больно хлопотное занятие. Проверками замучают.

– Да, проверок много было. Чуть ли не каждые две недели. – сказал Аксентий Михайлович. Всего в Белостоке было пять воинских частей, принадлежащих корпусу: сам штаб, корпусной полевой госпиталь, военный трибунал, военная прокуратура и 3-й (особый) отдел корпуса.

– Квартирьеров высылали куда-нибудь?

– Нет, товарищ полковник. Особой надобности не было.

– Значит, тогда так: госпиталь пока на месте, выслать квартирьеров в Монки, посмотреть, что там есть. Управлению корпуса, юристам и особистам местом дислокации назначаю Второй форт. Сам штаб будет базироваться на Первом форту. Частично – оперативный отдел и вы на КП крепости, там место есть, остальные в северных казармах. Приступайте к передислокации, товарищ полковник. И соберите мне в Осовце всех командиров и начальников штабов соединений и отдельных частей корпуса.

– Когда, Владислав Николаевич?

– Завтра, к 20:00.

– Есть!

Влад обошел штаб, который давно выселили из дворца Браницких, теперь они находились в здании бывшего управления «дефензивы». До революции это здание занимало Третье охранное управление. Наискосок за собором Николая-Чудотворца находилось здание корпусного госпиталя. Удобно пристроились! Подальше от начальства (и войны) и поближе к кухне (и юбкам). Но в штабе был порядок, дыхание войны здесь действительно не ощущалось. За окном дворники метут и разгребают снег. На столах у штабных аккуратно разложены бумаги. Никакой суеты и беготни. Потрескивает и повизгивает «бодо», поскрипывают ручки писарчуков. Они охотно встают, когда к ним заходит комкор, а потом продолжают заниматься своими делами. На столах почти обязательные фотографии жен, девушек и детишек. Как ни грустно было на это все смотреть, но Владислав понимал, что это тоже часть войны. Накроют этот домик, лишат его связи, и все гвардейские дивизии встанут без топлива, боеприпасов, подкреплений, еды и денежного довольствия. Состоянием штаба он остался доволен. Аксентий Михайлович неотступно следовал за ним и внимательно присматривался к тому, на что смотрит не сильно разговорчивый комкор.

Еще до совещания начали названивать тыловики, которых новый комкор приказал выселить из обжитых квартир, стараясь отмазаться от исполнения приказания. Владислав трубку не брал, приказав дежурному передавать приказание прибыть в Осовец на совещание и что командир занят. Ближе к вечеру звонки стихли, видимо командиры выехали в Осовец. С командирами дивизий у него давно сложились отношения, и сложностей от них ожидать не приходилось, а вот корпусные могут доставить кучу проблем и неприятностей.

Первым заявился бригвоенюрист Могелевский Фроим Моисеевич. Принес большую папку приговоров, подписать. Дело в том, что в зоне боевых действий вся законность находится в руках военных трибуналов. Здесь судили всех: паникеров, трусов, дезертиров, спекулянтов, воров, расхитителей, мелких и не очень хулиганов, дебоширов и тому подобное. Лишь малая часть из них были людьми военными, но подписывать приговоры, то есть утверждать их должен был старший военный начальник. Для председателя трибунала 1-го корпуса таким начальником стал Владислав. А до начала совещания минут сорок.

– Знаете, дорогой Фроим Моисеевич, оставляйте их здесь, после совещания я познакомлюсь с приговорами. И, пожалуйста, рассортируйте их по тяжести наказания, отдельно военнослужащих, отдельно пособников, отдельно уголовные и отдельно гражданские дела. Я – человек новый в этой должности, поэтому мне требуется некоторое время, чтобы разобраться с этим вопросом.

– Но у нас нет столько времени, ведь вы приказали перебазироваться в какую-то глушь.

– Тем лучше! В связи с перебазированием передавайте все дела и приговоры, кроме наших военнослужащих, в армию. Пусть они разбираются с положением в Белостоке. Нам бы с корпусом разобраться. Зона нашей ответственности существенно сокращается, дорогой Фроим Моисеевич, не далее, чем Монки, если в тыл. И то, если туда будет перебазирован госпиталь. А так край обороны проходит по Жоджкам, дальше наших войск нет, и исполнять там юридическую власть мы не будем. Пусть этим армейцы и фронтовики занимаются. Отделите наших военнослужащих и сдайте дела в армейский и фронтовой трибуналы. Я не собираюсь отнимать у них хлеб. И вообще, это что, за сутки, что ли, накопилось? Я комкором одни сутки, вчера принял корпус. Так что подпишу только те, которые закончены вчера и сегодня, остальные везите Соколову. Вы что-то хотите сказать?

Бригвоенюрист начал что-то мямлить про неподходящие условия для полноценной работы военного трибунала корпуса в казармах Второго форта. Что там, в Белостоке, и помещения лучше, и тюрьма есть, и следственный изолятор…

– Согласно штатам, у вас в подчинении почти батальон, вот и наведите порядок в помещениях. И, товарищ бригвоенюрист, в армии приказы не обсуждаются, а выполняются. Вы свободны.

Проблема состояла в том, что большинство членов трибунала и прокуратуры живут в Белостоке третий год. По данным Владислава, никто из этой братии в 1941 году не погиб, не пропал без вести, успели и семьи, и даже мебель вывезти. Кстати, чужую. Большинство из них жило в квартирах сосланных или интернированных офицеров жандармерии, дефензивы и классово чуждых элементов. Ну, как же! Имея такую точную информацию об освободившихся квартирах.

Сам по себе Могелевский был очень неплохим юристом и в особых зверствах замечен не был. Просто делал все как все, стараясь не высовываться, чтобы не попасть под удар. В дальнейшем с ним было все в порядке. Нареканий на работу трибунала не возникало. Исполнительный, аккуратный и точный человек. Но красиво пожить любил! Плюс не стоит забывать о том, что большинство населения области было евреями. И среди них главный судья и вершитель их судеб пользовался особым почетом, что грело его душу. Кстати, юристов данной национальности в армии было абсолютное большинство. Как только революция отменила ограничения на поступление в университеты для этой национальности, так юрфаки сразу и превратились в мононациональное сообщество. И прокурор корпуса был из их числа. Его Владислав в тот день не принял.

Совещание состоялось на КП района, в привычной обстановке. Не для всех, некоторых из присутствовавших Владислав видел впервые. Корпус – большая организация, а специально по нему он не ездил. Начштаба подал команду:

– Товарищи командиры!

Все шумно встали, приветствуя появление нового комкора.

– Садитесь, товарищи!

Владислав смотрел на усаживающихся командиров, выделяя взглядом тех, на кого можно сразу положиться. Таких в комнате было большинство, и он с облегчением вздохнул. Честно говоря, назначение на корпус его немного пугало. До этого он не ощущал такого давления: у них свой приход, а у него – свой. В первом ряду сидел полковой комиссар Крайнов Петр Иванович. Их было два брата: один служил в 13-й армии, был бригадным комиссаром, второй служил замом по политчасти здесь. В списках был подчеркнут синим: сведений по его судьбе в той войне нет. Брат принимал участие в Сталинградской битве и погиб на Украине уже в сорок третьем. С Петром Ивановичем Владиславу приходилось сталкиваться, мужик толковый.

Командиры расселись, но места на всех не хватило. Много, очень много частей в корпусе.

– Товарищи, приказом Ставки Верховного Главнокомандующего бывший первый стрелковый корпус 10-й армии переименован в первый Гвардейский стрелковый корпус. Всем частям и соединениям корпуса присвоено такое же почетное наименование. Все дивизии корпуса – 2-я, 8-я, 13-я, 27-я, 86-я – переименованы соответственно в 1-ю, 2-ю, 3-ю, 4-ю и пятую гвардейские стрелковые дивизии, а 6-я кавалерийская и 209-я мотострелковая стали 1-й гвардейской кавалерийской и 1-й гвардейской мотострелковой дивизиями. 130-й и 262-й корпусные артполки стали Первым и Вторым гвардейскими корпусными артполками. Сорок седьмой отдельный разведывательно-артиллерийский дивизион, 38-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион, 23-й отдельный батальон связи и 57-й отдельный Краснознаменный саперный батальон получили наименование первых гвардейских. Наименования полков и отдельных батальонов в дивизиях также изменилось. Всем частям и соединениям будет вручено Гвардейское знамя, и, после принесения гвардейской присяги, все военнослужащие этих подразделений будут иметь воинское звание с прибавлением слова «гвардии». Прошу довести содержание данного приказа до всех военнослужащих. Гвардейские части имеют повышенный паек, повышенное денежное содержание и считаются элитой Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Первый стрелковый корпус – первый корпус в РККА, удостоенный такого звания.

Аплодисменты не стихали минут пять. Командиры, а некоторые из них уже знали новость, но не знали содержание приказа, так как в сводках Совинформбюро этот приказ полностью не зачитывался. Только было упомянуто о создании Гвардии РККА, и что ряд соединений и полков получили это почетное звание, довольно хлопали в ладоши и кричали «ура». Насилу их успокоили. Сразу попросил слова комиссар Крайнов. С речью у него не шибко поставлено, много повторений и сорных слов. И говорил он, сильно волнуясь, о том, что Родина и партия высоко оценили стойкость 1-го корпуса, который не дал противнику переступить через границу СССР на своем участке, и части корпуса были первыми во всем: первыми захватили у немцев город, первыми пересекли границу Германии, первыми освободили захваченный оккупантами советский город. В общем, не подведем, не уроним и пронесем. Пусть будет так! Мы – такие!

После совещания коротко собрались вдесятером в комнате отдыха: отметили награды, все-таки два ордена Ленина и Золотая Звезда, тогда еще очень редкая. На обратной стороне был отлит номер 675. Никто из присутствующих не знал, что ровно через пятьдесят лет ими станут торговать на Сенной. Тогда, в сорок первом, даже мысль об этом казалась кощунственной. Четыре генерала и шесть полковников сдвинули стаканы, в одном из которых лежали эти награды, еще в одном – еще один орден Ленина, а в шести – Красного Знамени. Так отметила их Родина и начальство. Владислав был самым молодым из них, но то, что он стал командиром корпуса, никого в этой комнате не удивляло. Он командовал ими уже давно, целую вечность, на войне время идет по-другому. Сто сорок два дня назад их поднял по тревоге его приказ, поступивший из его штаба, с этого дня он ими и командовал.

– А генерала-то что не присвоили? – спросил генерал-майор Андрей Наумов, командир 13-й Дагестанской дивизии, самый пожилой из присутствующих, вытирая усы после водки.

– Ой, там такое было! Лучше не вспоминать!

– А что, что было? – стал расспрашивать второй генерал, Михаил Петрович Константинов, который тоже летал в Москву и получил орден Ленина за взятие Сувалок. – Ты после награждения куда-то делся, и зале тебя не было.

Михаил Петрович был колоритнейшей личностью! С усами, как у Буденного, двумя орденами Красного Знамени и медалью «20 лет РККА», прожженный кавалерист, гонявший белых и басмачей с девятнадцатого года и выросший из красноармейца в командира дивизии. Носил кубанскую папаху, бурку и курил гнутую трубку, постоянно подкручивая шикарные усы.

– Когда вы отмечали, я был в другом зале, где шло совещание высшего комсостава РККА, на котором присутствовал сам Сталин.

– Вот это да! А к нам Сталин не заходил! И никого из армейского начальства не было.

– Из них дух вытрясали на совещании. Ну, и мне досталось. Жуков обвинил меня в махновщине и перерасходе снарядов. Прицепился к нештатным САУ и замыленным минометам.

– Да как же без них-то? И что? Отберут?

– Нет, удалось отбиться. Плюс гвардейские части будут отличаться от обычных – штатом и вооружением. Обещали придать корпусу танки и гвардейские минометы, что это такое, я не знаю, и в каком количестве – тоже непонятно. Никаких документов пока не поступало.

– А что это Жуков-то взъелся? Вроде уезжал в очень хорошем настроении, – задал вопрос генерал Степанов, командир 27-й, тьфу, 4-й гвардейской.

– Да помянул я одного человека, которого, как оказалось, он терпеть не может. Генерал-полковника Штерна.

– Ну, ты даешь! Ты что, не знал, что они как кошка с собакой с тридцать девятого года живут?

– Нет, Штерн нами командовал у Хасана. Отлично командовал.

– Он накосорезил на Финской, как только совсем не сняли! Да и не слышно о нем ничего последнее время, – сказал повоевавший на Финской полковник Муравьев, командир 1-й гвардейской мотострелковой. – А какие танки дадут и куда?

– Не знаю пока. К вам, наверное. Больше некуда.

– А что обещают? Что людям-то говорить, товарищ комкор? – спросил Крайнев.

– «Не было никого совещания». О нем просили не сильно распространяться. По радио об этом не говорили? Вот и не надо о нем рассказывать. Ну, а задача… Задача – выбивать немцев с удобных позиций. Создавать лыжные батальоны и диверсионные маневренные группы. Использовать опыт Финской войны для борьбы с немцами. Это ближайшие задачи. А для кавалерии – рейды, рейды и еще раз рейды. Тем более что корпус большой, места нам уже хорошо знакомы. Сил и средств стало хватать, не то что первое время. Требуется улучшать позиции. Требуют мыслить стратегически, но не забывать об оперативных и тактических задачах. Скорее всего, результаты совещания будут присланы, том числе и по вашим каналам, Петр Иванович.

– Да, фронт нам подсократили, плотнее стали стоять, и локоток чувствуется, и тылы крепкие. Вот только по снегу в атаки ходить тяжко.

– Для этого и требуют скорейшим образом озадачиться созданием лыжных батальонов. Лыжи есть и на складах, и в дивизиях. Требуется тренировать людей и увеличить количество автоматического оружия и снайперских винтовок. Зимние маскхалаты уже пришли, срочно переодевайте людей. И необходимо наладить стирку, ремонт и подменный фонд. Озадачьте начальников тылов.

– Уже сделано, Владислав Николаевич.

– У меня есть вопрос: насколько полковник Соколов соответствует своей должности?

Все замолчали, так как было понятно, зачем задан такой вопрос. Требовалась расшифровка.

– В течение этих месяцев я очень мало сталкивался с ним и его штабом, и, хотя никаких нареканий на него у меня нет, но все операции корпуса разрабатывались и подготавливались здесь. То есть обеспечивал операции штаб укрепрайона, подполковник Виктор Иванович Корзунов. Но просто поменять их местами я не могу. Начштаба корпуса – должность выше, чем начштаба крепости. Это фактическая должность Виктора Ивановича. УР отдельного штаба не имел почему-то. Штатом не был предусмотрен. Комендант района был, а отдельного штаба не было. Его Тимошенко разогнал, когда здесь располагался.

– Все верно, Владислав Николаевич. Перед войной Аксентий Михайлович был заместителем у генерала Дударева, но тот уехал на курсы, и Соколова поставили исполнять, а двадцать второго приказали исполнять и командира. Слава богу, что у него хватило мудрости не тянуть одеяло на себя, потому что в оперативных вопросах и в вопросах тактики он плавает. Но исполнитель он чудесный, чем всегда и брал, – отрекомендовал начштаба Наумов. – Я давно с ним служу и хорошо его знаю. Согласен с тобой, Владислав Николаич, что его надо вернуть на довоенное место.

– А кого?

– Подать на полковника Корзунова и передать корпус ему. Так привычней и надежнее. Виктора Ивановича мы все знаем, зачем менять уже сложившийся порядок? – заметил Степанов.

Так и решили действовать. Под самый конец заговорил майор Гаврилов, начальник 3-го отдела, или как стали называть его после начала войны – особого.

– Владислав Николаевич, вам обязательно надлежит перевезти своих родственников в крепость. Мои люди уже трижды предотвращали нападение на Прешовец. Кстати, а как дочь назвали?

– Оба! А я и не знал!

– Что? Еще дома не был? Наливаем! Это повод, и еще какой!

Домой Владислав добрался уже поздно ночью. Дочка спала, ей было еще все равно, кто приехал и зачем. Соорудили дополнительный ужин, отметили награды, и Владислав передал слова начальника особого отдела. И тут началось! Тесть, оказывается, подготавливал засады на активистов ZWZ, а они почему-то не приходили. Все было готово для того, чтобы ликвидировать наиболее активных участников польского подполья, и всякий раз все срывалось по совершенно непонятной причине. В расставленную ловушку никто не приходил.

– Михаил Ефимович! Давайте я вас сведу с Гавриловым, и вы это вместе обмозгуете! Но в крепость всем вам перебраться придется.

– Гм, а кто хозяйством заниматься будет? Нет уж, батенька, вот вы с Варварой перебирайтесь, хотя дома ей значительно лучше и спокойнее. А мы как жили здесь, так жить и будем. Продналог я сдал, кое-что в фонд обороны для крепости передал. Меня тут в райсовет выдвинули, так что дел по горло. Никакой надобности перебираться в крепость у меня нет. Война идет, и каждый килограмм хлеба – это удар по врагу. Ты так не считаешь? А там мы нахлебниками будем. Чужой хлеб никогда не ел.

Вот и поговорили! Барбара тоже покапризничала, что там она будет совсем одна и помочь некому будет. Обидело ее тогдашнее выселение из квартиры коменданта. Но Владислав, которому было неудобно выкраивать время на визиты в Прешовец, настоял на своем, и утром они выехали в Осовец. Реально, наоборот, в крепости Варваре будет гораздо удобнее, тем более что по штату командиру корпуса полагались и ординарцы, и помощники. Штат был не маленький, почти взвод, и это – не считая батальона охраны, часть которого занималась обеспечением безопасности «большого начальника».

Оставив Барбару обустраиваться на новом-старом месте, Владислав прибыл на КП. И вовремя! Оказывается, что в Осовец выехал комфронта. Не самый приятный визит, особенно после случившегося в Москве. Но Виктор Иванович успокоил его:

– Командующий фронтом не Жуков, а генерал-полковник Штерн. Вы с ним знакомы?

– Лично – нет. Он был командующим армией, когда я служил на ДВ. Вот эту медаль мне вручал он. Вот и все знакомство.

Начальство, как водится, где-то задерживалось, успели подготовить приказ на повышение в должности Корзунова и ходатайство о присвоении очередного звания. Срок выслуги у него был выслужен. Но самостоятельно назначить его начштабом корпуса Преображенский не мог. Это мог сделать либо командарм 10-й армии Иванов, либо комфронта. Иванов никогда в крепость не приезжал, армией командовал из Барановичей, куда перевел штаб армии из Белостока сразу, как принял командование у «заболевшего» Голубева. Командующий часто болел или делал вид, что болеет. Фактически армией руководил генерал-майор Ляпин, замкомандующего. Очень грамотный и толковый командир. Почему его держали на вторых ролях, оставалось загадкой. Решив воспользоваться ситуацией, Преображенский подписал приказы и ходатайство. В 09:30 прибыл новый командующий на все том же ГАЗ-61. Их на фронте было всего штук пять или шесть. Окрашенные известкой прямо по камуфляжу, три таких «газика» въехали во двор цитадели. Охрана остановилась чуть в стороне. Во дворе была выстроена рота охраны штаба. Владислав подал команду «смирно» и пошел к комфронта. Доложился с перечислением всех должностей. Усатый генерал принял рапорт, прошел в середину строя и поздоровался с бойцами. Отвечали дружно и громко. Прохождения устраивать генерал не стал.

– Где тут у вас КП?

Владислав показал ему вход в бункер.

Новенькие сапоги генерала пронзительно скрипели на спуске по лестнице. Пройдя в тамбур через заботливо открытые герметические двери, он остановился, осматривая толщину бронированных дверей. Чему-то криво ухмыльнулся и прошел далее. Тут Владислав слегка догнал его и показал нужный поворот в потерне в то место, где располагался командный пункт. Следом за генералом шагала немаленькая свита, среди которой выделялся капитан ГБ в фуражке с малиновым околышем. Он был выше остальных, и у него было каменное выражение лица. Эмоции на нем не читались. Генерал вошел в помещение и выслушал доклад дежурного.

– Вольно! – подал он команду и прошел к вешалкам на входе. Владислав помог ему снять полушубок и повесил его. Приглаживая курчавые короткие волосы рукой, генерал прошел к столам, где лежали карты района, занимаемого корпусом. В помещении присутствовали и полковник Соколов, и подполковник Корзунов. Выслушивать представления ни от кого не стал, отмахнувшись левой рукой. Взял указку, лежавшую на карте, и повел ей по линии фронта. Вел молча, внимательно рассматривая условные знаки. Затем так же указкой прошелся по известным позициям противника. Рассматривал карту он довольно долго, но вопросов не задавал. Вокруг стояла почтительная тишина. На груди у комфронта висело семь орденов и медаль Героя. Медаль повешена была не по уставу: за двумя орденами Ленина в одном ряду. Левая рука оставалась в черной лайковой перчатке, хотя правая была свободна, и меховые перчатки он снял и положил на вешалку сверху.

– Чаю! – скомандовал он. Владислав рукой показал на дверь в комнату отдыха, внутри которой была «его» столовая. Они прошли туда, но вместе с ними прошел и тот самый капитан ГБ. Владислав удивленно посмотрел на него.

– Так надо, – за капитана ответил генерал-полковник. – Он приставлен ко мне проследить, а не замышляю ли я перейти на сторону противника.

На лице капитана опять-таки ничего не отразилось. Присаживаться к столу он отказался, чай пили под его неусыпным взором.

– Лицо мне знакомо почему-то. Служил у меня?

– Вторая противотанковая бригада, командир 3-й батареи, тридцать восьмой год, Хасан, товарищ генерал.

– Нет, не помню! Но видеть – видел. А почему полковник, и командует гвардейским корпусом?

– Мне присвоили звание полковник в середине июля сорок первого. В должности коменданта укрепрайона я с 12 июня. До этого майора в конце марта присвоили, а до этого был старшиной батареи 6-го противотанкового дивизиона, теперешнего 1-го гвардейского противотанкового.

– За что сняли капитана?

– Бабушка нашла своего сына, моего отца, в Германии. Он пропал без вести в четырнадцатом году. Здесь, в Восточной Пруссии. Армия Самсонова.

– Понятно. Я слышал, что ты мне спасибо хотел сказать при Сталине. За что?

– За радиолокатор, который нас здорово выручил и выручает сейчас.

– Пожалуйста! И тебе спасибо, что вспомнил. Так что рад был познакомиться, – он протянул руку. – Зовут как?

– Владислав Николаевич.

– Григорий Михайлович. Мне тут все уши прожужжали с этой гвардией, но положение по ней приняли, а как сделать так, чтобы она действительно была гвардией, еще не придумали. Приказано разобраться на месте и привлечь тебя к этим разработкам. Причем, как всегда, срочно, и чтоб к утру было. Так что приехал я по этому поводу. Заготовки есть? Считай, что у нас карт-бланш. Приказано обеспечить всем необходимым. Остальные гвардейские корпуса будут формироваться по этой схеме. Ответственность понимаешь?

– Да, товарищ генерал-полковник.

Перешли в оперативный отдел штаба, извлекли штатное расписание, и работа началась. Подключились генерал-майор Воробьев (начальник инженерных войск фронта), генерал-майор Сазонов (начальник ПВО фронта), полковник Иванин (начальник АБТУ фронта) и генерал-лейтенант Говоров (начальник артиллерии фронта). Спорили до хрипоты по поводу почти всех предложений. В результате появился мотострелковый полк численностью две тысячи двести – две тысячи пятьсот человек: три мотострелковых батальона, артдивизион, танковый батальон и две батареи, противотанковая и зенитная. Плюс четыре отдельных роты: ремрота, санрота, рота связи и управления и транспортная рота. В качестве усиления пулеметная рота с крупнокалиберными пулеметами. Больше всего споров было по поводу танкового батальона. Все считали, что танковой роты (одиннадцать танков на полк) будет достаточно. Владислав настаивал на сорока танках: по десять на батальон и мобильная группа усиления. Ну, а когда подошли к комплектации 4-й гвардейской, по сути своей штурмовой дивизии, тут спор достиг апогея. Учитывая опыт войны и те крохи, которые удалось узнать из будущего, в этой дивизии предложено создать инженерно-саперные штурмовые батальоны с легкопереправочным парком и моторизованной инженерно-разведывательной ротой в каждом полку. Только пулеметное и снайперское вооружение, огнеметный взвод с РОКС-3 в каждой роте. Грудь и спину бойцов должен был прикрывать нагрудник.

Что касалось гвардейской кавалерии, то вместо карабинов на их вооружение пошли автоматы. Тут же был предложен облегченный автомат для кавалеристов и танкистов типа ППС, который можно было выпускать на любом заводе. Прямо здесь, вблизи фронта. Несколько таких заводов было в Граево, имелся завод в Осовце, а в Лике было десять или двадцать таких мастерских, где стояло необходимое оборудование. И народ был. Ну и что, что немцы и мазуры? Они тоже есть хотят. Леонид Александрович посмотрел на опытные образцы, пожал плечами и сказал, что идея провести такой конкурс была, но требуется время, чтобы его организовать.

– Но генерал Воронов явно вам благоволит, – Говоров присутствовал на совещании в Кремле, – поэтому вопросов не возникнет.

Тут Штерн и предложил Говорову заменить Иванова, который опять «заболел» и не прибыл в Осовец. Требовалось лететь в Лазы из Барановичей, а на некоторых участках активно работали «мессеры». В общем, полет небезопасный. На машине командарм не успевал.

Работу закончили ближе к полуночи. Все схемы, списки, штатные расписания были аккуратно разложены по папкам. Штерн подошел к БОДО и связался с Москвой. Доложил, что предложения по формированию Гвардейских дивизий и корпусов готовы, и он направляет их в Ставку самолетом. В ответ пришло короткое сообщение, содержание которого он никому не сообщил. Сунул ленту в карман и напомнил всем, что он еще не ужинал. В этот момент Владислав и подсунул ему приказ и ходатайство о присвоении очередного звания подполковнику Корзунову. Штерн видел, как тот работает, смотрел подготовленные карты и документы. Посидел, потрогал короткие чаплинские усы, чему-то ухмыльнулся и подписал обе бумаги.

– Пусть будет. Поздравляю тебя, полковник!

Соколов остался в штабе заместителем начальника.

Через два дня стало известно, что штаты утверждены, в адрес корпуса направлена затребованная техника: бронетранспортеры «Скаут» М-2 и М-3, средние и тяжелые танки, танковые мостоукладчики и несколько легкопонтонных парков, самоходные орудия СУ-122, большое количество пулеметов ДТ, автоматов и другого вооружения. Организовать производство кирас предложено самостоятельно, но тонкокатаную броню выслали. Для всех гвардейских частей введены погоны и новые знаки различия. Новая форма направлена в Осовец.

Через две недели Говоров сменил Иванова на должности командующего 10-й армией.

Подошла техника, и Владислав начал побатальонно отводить войска на переучивание и переформирование. Много работы было у политуправления: сплошные вручения знамен, принятие гвардейской присяги. Досталось и хозяйственникам: переделали печати, ввели новые нормы, переодели всех, перевели на новые оклады. И все это без отвода корпуса в тыл. На фронте шла обычная работа. Да, в ноябре стояла плохая погода, выпало очень большое количество снега. Бои притихли, но активизировалась разведка, как с нашей стороны, так и с немецкой. На участке под Кольно немцы устроили несколько разведок боем, но морозы пока не начинались, реки и озера еще не встали, поэтому активных боевых действий никто не вел. Лишь в самом конце ноября 1-я гвардейская моторизованно-штурмовая дивизия под Кольно форсировала реку Винсента, навела переправу и обеспечила выход из рейда группе генерала Доватора. Плацдарм разрешили не удерживать, после прохода казаков переправу убрали и отошли на левый берег.

Корпусу была поставлена задача очистить левый берег реки Пиш и взять Йоганнисбург. Ждали только погоду. А морозы никак не наступали.

Предстояло очистить от противника небольшой выступ между городишками Биаликс и Морген (Кумилско). Его не дочистили во время осеннего наступления. Дело в том, что Морген и Гехессен – два крупных опорных пункта, держали под обстрелом всю тридцатикилометровую долину перед ними. Двадцать два хутора превращены в сплошные опорные пункты с хорошо развитой противотанковой обороной. В самих фольварках удобно располагался гарнизон, а его позиции были выдвинуты в поля и удобные места. Здесь немцы впервые применили универсальные доты легкого и тяжелого типа (такие они делали под Ленинградом). Их привозили на платформах, сгружали и окапывали. Сами доты изготавливались под Кенигсбергом. Успели они туда напихать весьма немаленькое количество таких сооружений. Этот участок они считали уже танкоопасным, река Винсента в этом районе имеет многочисленные каменистые броды. Более тридцати батарей противотанковых 50-мм пушек ждало наших танкистов.

Наш 1-й гвардейский ОРАД, вместе с разведывательной эскадрильей корпуса, занимался разведкой этого участка весь ноябрь. Множество наблюдательных пунктов располагалось на небольшом участке фронта. К сожалению, пешая разведка не довела очень ценного «языка» – начальника инженерной службы 217-й пехотной дивизии. Немцы его убили на переправе через Винсента. Разведчики говорили, что немец сам прошумел. То есть сознательно вызвал огонь на себя.

Атаку готовили с двух сторон, в общем направлении на Йоганнисбург. Немцы, как выяснилось, вполне нормально держат фронт, но стоит его пробить и создать угрозу окружения, как возникает паника. Воевать в окружении они не любят. Наличие М-2 и М-3 давало одно преимущество: они тихие, как кошки! Поэтому можно скрытно и быстро перебросить войска ночью куда хочешь. Второе – резко возросло количество пулеметов в отделении. И можно было отказаться полностью от старых тяжелых «максимов». В полках остались «браунинги» двух калибров и ДС-39, для которых насобирали большое количество металлических лент от ШКАСов, а потом поставили их производство на поток в мастерских крепости. Дело в том, что этот пулемет плохо работал с брезентовой лентой и некоторыми устаревшими типами боеприпасов. А так как калибр и длина патронов для него и остальных 7,62-мм пулеметов одинакова, то в войсках вечно жаловались на отказы и отрывы донышка гильз. Особенно при переводе пулемета на режим «Воздух».

Владислав приказал сделать трафарет и дополнительно написать на ящиках с патронами «ДС-39». Провели разъяснительную работу в войсках, и количество отказов и жалоб сократилось. Эти пулеметы были основным оружием пульбатов. Пришли они с опозданием, но зато в большом количестве. Из-за «скверного характера» со складов их неохотно брали в другие части, пока не наладили выпуск металлических нерассыпных лент вместимостью двести пятьдесят патронов и возможностью присоединять другую ленту без остановки стрельбы и перезарядки. Довольно легкий, с треногой вместо станка, вес самого пулемета чуть больше четырнадцати килограммов, и станок с механизмами точной наводки весом двадцать восемь килограммов.

После получения первых «браунингов», по образцу и подобию их станка соорудили двуногие сошки для использования пулемёта в качестве ручного и бортового пулемета. ДС превосходил «браунинг» по скорострельности вдвое. Однако, как уже написано выше, при стрельбе бронебойными и тяжелыми пулями, скорострельность не могла быть выше, чем шестьсот выстрелов. То есть такой же, как и у «браунинга». Существенным недостатком пехотного «браунинга» был малый угол горизонтальной наводки с работающим механизмом точной вертикальной наводки. У ДС-39 он был равен тремстам шестидесяти градусам. А у «браунинга» только сорок.

Почему ждали погоду? План взятия предусматривал просачивание 1-й гвардейской кавалерийской дивизии в тыл противника по льду озера Рош-од-Варшау Зее. Для этого лед должен был держать лошадь и всадника, противотанковую 45-мм пушку и горное 76-мм вьючное орудие. Плюс меньше вероятность для танков увязнуть в здешних болотах и пашнях. Скрытно корпус сосредотачивал артиллерию и танки на направлениях главного удара.

Наконец ударили морозы, и к первому декабря лед на озере достиг нужной толщины. В три ночи заговорила артиллерия, а кавалеристы у Валензуннена вышли на лед озера и форсировали его. Перед этим разведка поработала на трех наблюдательных пунктах немцев. Сплошной обороны здесь не было: берега довольно крутые, и лишь в одном месте небольшой пляж. Там у немцев имелся наблюдательный пост и два стандартных дота. Гарнизон береговой обороны, два пехотных взвода, находились в фольварке Ребиттроен. Кавалеристы взяли их в кольцо и уничтожили до того, как они успели занять оборону. После окончания артподготовки войска перешли в атаку. У деревни Рухден впервые применили английские мостоукладчики. Довольно оригинальная конструкция: танк герметичен и имеет высоко поднятые воздухозаборники. Въезжает своим ходом на середину реки и раскладывает мост. Его корпус служит промежуточной опорой. Мост держит даже КВ. До шестидесяти тонн нагрузка. На усиление 1-й гвардейской кавдивизии рванули танки вдоль озера по лесной дороге. И ворвались, вместе с кавалерией и штурмовыми группами, в Йоганнисбург. Наше наступление под Биаликсом забуксовало в противотанковых заграждениях. Форт Морген сумели отрезать от снабжения, но он продолжал сопротивляться еще пять суток, пока его практически не снесли артиллерией, выдвинутой на прямую наводку, и гаубичным огнем из 122- и 152-мм гаубиц. Немцы начали перегруппировку, чтобы помочь гарнизону Йоганнисбурга, и пропустили удар от Ареса. Владислав перебросил два полка 4-й гвардейской туда, так как гробить их, штурмуя в лоб сильно укрепленные позиции немцев, особого желания не было. У Ареса немцы закопаться еще не успели, ведь Арес взят чуть больше месяца назад. Немецкая группировка оказалась в полуокружении и могла снабжаться только по одной грунтовой дороге. Как только прекратил сопротивление ОП Гехессен, там были повреждены артогнем все орудия, немцы отошли за реку Пиш в Кулликкский лес. Но долго им там отсиживаться не удалось. Чуть перегруппировавшись, 1-я гвардейская танковая дивизия, бывшая 1-я гвардейская мотострелковая (209-я), вместе со свежей 2-й гвардейской мотострелковой, ударили вдоль дороги в тыл форта Турошелн и окружили остатки 217-й дивизии в Кулликках. Тяжелого вооружения у них уже не было, поэтому организованного сопротивления они оказать не смогли. В результате десятидневных боев три форта были разгромлены, захвачен узел железных дорог и обороны целого района. И все это под неусыпным контролем со стороны Штерна и его «тени». Он, и еще Говоров, для которого это был дебют в роли командующего армией, почти постоянно находились на КП корпуса, выезжали на КП и НП дивизий, мотались по всему району. Когда вместе с Владиславом, но большей частью самостоятельно. В день завершения операции ему вручили приказ о присвоении звания гвардии генерал-майор. Гвардия экзамен на зрелость сдала. Хорошо проявили себя и гвардейские минометы. Их, правда, было не слишком много, всего восемь машин, один дивизион. Но именно он решил исход штурма Йоханнисбурга, разгромив разгружающийся полк, присланный на помощь, на станции у вокзала.

Два подарка организовали немцы: было захвачено много тяжелых автомобилей, в том числе и тягачей. Очень неплохих полугусеничных артиллерийских. У них не заводились моторы, пока им не залили наш бензин. Также в депо Йоганнисбурга стоял на ремонте немецкий бронепоезд и несколько бронеплощадок, которыми было очень удобно снабжать войска. Колея везде была немецкая, в том числе и на территории Белостокской области. Поезда переобувались на старой границе, и колею еще не перешивали. А подарком от командования стала железнодорожная крупнокалиберная батарея 180 мм, которую переместили в Восточную Пруссию. Очень мощный и очень точный огонь этой батареи поставил немецкие форты в крайне тяжелое положение. Достать эти орудия немцы могли только авиацией. А особо разгуляться их штурмовой авиации наши летчики не позволяли.