Книга: Юлий Цезарь. Жрец Юпитера
Назад: Глава 2 В ТЕНИ ПОМПЕЯ И КРАССА
Дальше: Глава 4 ЗЛОДЕЯНИЯ ПРОТИВ ГАЛЛОВ И ГЕРМАНЦЕВ

Глава 3
ТРЁХГЛАВОЕ ЧУДОВИЩЕ

 

Цезарь склонился перед силой Помпея и поддерживал его политические интересы в Риме. Но теперь у него появилась возможность восстановить своё финансовое положение, поскольку, как претор, он имел право на получение весьма доходной должности правителя одной из провинций. Он не считал отъезд из Рима обременительным: в столице блеск его славы затмил возвратившийся завоеватель. Имелась ещё одна причина, заставлявшая его уехать подальше от дома. В то время как Помпей воевал на Востоке, у Цезаря, по слухам, была любовная интрига с женой полководца Муцией. Она родила Помпею троих дочерей, но это не помешало ему сразу по возвращении развестись с ней. Он не объяснил своего поступка, но как-то заметил, что Эгист стал возлюбленным Клитемнестры, когда её муж Агамемнон был далеко в Трое, что нетрудно было истолковать как намёк на его собственную ситуацию. Поэтому Цезарю лучше было на некоторое время уехать из Рима.
При распределении провинций ему досталась Дальняя Испания. Перед отъездом он столкнулся с резким противодействием своих заимодавцев, которые требовали гарантий возврата долга и грозили арестом и конфискацией багажа. Говорили, что долговые обязательства Цезаря составляли около 5 миллионов фунтов и что Красс, который всё ещё вкладывал капитал в его будущее, теперь выдал ему почти пятую часть этой суммы. Её хватило, чтобы уплатить самые неотложные долги. Теперь Цезарь мог уехать, и он сделал это настолько быстро, насколько было возможно, не дожидаясь подтверждения своего назначения формальным декретом сената. Предлогом послужила необходимость срочно начать военные операции против бандитов, засевших в горах Лузитании (Португалия и Западная Испания), поскольку правитель был не только верховным судьёй и главным гражданским администратором его области, но и главнокомандующим.
После трёх недель пути Цезарь достиг Кордубы (Кордова), столицы провинции. Обнаружив, что бандиты отказались спуститься на равнины, он завербовал новые отряды и провёл успешную военную операцию между реками Тахо и Дуро, присоединив эту территорию к провинции. Затем он отплыл из Гадеса (Кадис) в Бригантиум (Бетанзос) в северо-западной оконечности полуострова, впервые выведя римских солдат к водам Атлантики. Так или иначе, Цезарю удалось благодаря этим операциям получить значительную сумму денег. Его политические противники утверждали, что он грабил города, которые не могли оказать сопротивления, и принимал чрезмерные подарки. Всё же ему удалось избежать слишком сильной критики в Риме. Это было в значительной степени вызвано тем, что он мог посылать в столицу огромные суммы, включая «добровольные» пожертвования испанских городов. Впоследствии Цезарь был также удостоен триумфа. Но он заботился о том, чтобы хорошо платить солдатам, а те приветствовали его как своего победоносного военачальника (императора). Однако прежде всего он обеспечил себя, и к тому же оплатил значительную часть долгов, которые лежали на нём тяжким бременем. Такое личное обогащение, если оно осуществлялось с некоторой осмотрительностью, являлось вполне законным, потому что правитель не только получал официальное денежное содержание, значительно превышавшее расходы, но и при распределении добычи между казначейством и войсками имел право оставлять себе часть захваченных ценностей.

 

 

И всё же, когда Цезаря обвиняли в том, что он пренебрёг своими гражданскими обязанностями, целиком посвятив себя войне и увеличению своего благосостояния, его противники были не совсем справедливы. За тот короткий период, когда он был правителем Испании, Цезарь сделал практическую попытку решить важные общественные проблемы. Одной из них была проблема долгов, с которой он был прекрасно знаком. Население Испании было истощено войнами, а экономическое неравноправие и долговые зависимости достигли огромных размеров. Существующее законодательство давало возможность кредиторам фактически полностью присваивать все доходы своих должников. Цезарь изменил это положение и снизил долю, полагающуюся кредиторам, до двух третей. Такое положение вещей, кажущееся нам достаточно суровым, в то время явилось значительным смягчением порядков по сравнению с теми, к которым люди привыкли. В результате реформы у Цезаря появилось много благодарных клиентов, ставших ему весьма полезными в будущем. Эти реформы предвещали изменения в римском законодательстве, их будущий диктатор проведёт в Риме позднее и в намного большем масштабе.
Назначение на должность правителя явилось поворотным моментом в карьере Цезаря со всех точек зрения. Оно не только спасло его от банкротства, но и изменило весь его жизненный путь. Это был его первый опыт командующего, который ведёт отряды в сражение, и этот опыт Цезарь получил в стране, где ещё недавно сражался Серторий, друг его дяди Мария. И хотя операция была сама по себе незначительной, именно благодаря ей Цезарь понял, что ему хочется делать и что у него получается лучше всего.
Однако он сможет реализовать это только что осознанное призвание значительно позднее. Дальнейший карьерный рост был возможен только в Риме, что вызвало некоторые осложнения. Подобно любому другому успешному римскому политическому деятелю, Цезарь нацелился на должность консула, которой не добились его предки и которая была кульминацией амбиций всех политиков. Кроме того, было важно и почётно получить этот пост в «его год», то есть в первый же год, когда он получал на него право. Согласно обычной практике, право на пост консула получали по достижении 43 лет. Но патрициям разрешалось получить это назначение на два года раньше. А это означало, что Цезарь, родившийся 13 июля 100 года до н. э., мог стать консулом в году до н. э., а баллотироваться на эту должность в июле предыдущего года.
Однако должности консула ему было мало. Он страстно желал триумфа в свою честь и обеспечил его себе значительными суммами, которые посылал из Испании. Военачальник, заслуживший триумф, по римским законам не должен был входить в город до празднования. С другой стороны, недавно принятый закон предписывал каждому кандидату на должность консула лично явиться в столицу и подать прошение в точно определённый день, за месяц до июльских выборов. Цезарь срочно выехал из Испании в 60 году до н. э. и прибыл в Рим не ранее июня, поэтому его график был очень напряжённым. Сенат имел право в виде исключения разрешить кандидату баллотироваться на должность консула заочно, и Цезарь потребовал такой льготы для себя. Но при обсуждении его прошения выступил Катон. Он произносил речи в течение целого дня, и весьма результативно: Цезарь разрешения не получил. Катон применил поистине пиратский метод — одним ударом разбил все надежды на гармоничное сотрудничество Республики и Цезаря. В письмах Аттику Цицерон не раз писал о своих упованиях на то, что Цезарь, «которому сейчас ветер надувает паруса», станет самым совершенным гражданином. Трудно сказать, возможно ли было превратить Цезаря в добросовестного консерватора, но если такая перспектива и имелась, то Катон своим выступлением уничтожил её.
Более того, сенат, кажется, позволил себе акт недружелюбия по отношению к Цезарю. В то время консулы после окончания срока их службы назначались правителями провинций, причём это были более важные назначения, чем те, которые получали преторы. Обычно провинции, куда предстояло отправиться будущим консулам, были известны ещё до баллотировки. Но в данном случае сенат, предчувствуя, что Цезарь будет избран, решил ослабить его позицию, и для консулов 59 года до н. э. была выделена провинция, которую назвали «местом, где много лесов и зверья». Возможно, это была область на юго-востоке Италии, обычно контролируемая одним из квесторов, то есть должностных лиц, занимающих более скромное положение. В любом случае для консула такое назначение было достаточно нелепым. Говорили, что оно было вызвано неспокойной обстановкой в Италии или, напротив, что провинции распределялись чисто символически. Провинции, представляющие интерес, якобы будут распределяться позднее, в зависимости от обстановки на границах. Но всё-таки распределение в эту забытую богом лесную провинцию очень походило на преднамеренное оскорбление со стороны консерваторов.
Тем временем Цезарь, выбирая между триумфом и постом консула, остановился на последнем и был избран консулом на 59 год до н. э. Получить и то и другое оказалось невозможно. Одновременно с Цезарем консулом стал несгибаемый реакционер Бибул, который уже тянул вместе с ним, и весьма неохотно, ярмо эдила, а затем и претора. Чтобы стать консулом, Бибул отступился от своих принципов и предложил Цезарю деньги в обмен за поддержку на выборах. Но Цезарь отказался. Он уже наполовину разорил Бибула, когда помогал ему стать эдилом, да и не был уверен, что тот имел достаточно средств. Кроме того, Цезарь прекрасно понимал, что Бибул ненавидит его. Да и у самого Цезаря было недостаточно средств, чтобы стать консулом. Ещё недавно он обратился бы к Крассу за помощью, но на сей раз, насколько мы знаем, он этого не сделал. Причина, вероятно, заключалась в расхождении во мнениях относительно Помпея. Для ревностно стремящегося к славе Красса громкие победы Помпея на Востоке, очевидно, были как нож острый, и он не мог отнестись к ним с хладнокровием. Цезарь реагировал на них гораздо спокойней и всё ещё считал себя обязанным оказать поддержку завоевателю. Естественно, финансовая помощь на сей раз поступила не от Красса, а от третьего кандидата на должность консула, богача Луция. Однако сам Луций не сумел получить пост консула, поскольку против него объединились все консерваторы, включая Катона, которые при помощи организованных ими крупных взяток протащили Бибула на второе место.
Перспектива работы с таким коллегой отнюдь не радовала Цезаря, но произошедшее послужило дополнительным стимулом для приведения в жизнь важного плана, который он в то время составлял. Это был ни больше ни меньше план объединения двух наиболее важных в Риме персон, а также самого Цезаря. Объединившись, они втроём смогли бы подавить традиционалистскую республиканскую фракцию, которая упорно препятствовала их амбициям. Время оказалось подходящим, потому что консерваторы пренебрежительно обходились не только с Цезарем, но также, что было намного более серьёзно, с Помпеем и, ещё в большой степени, с Крассом. Отчуждение Помпея от знати уже предвещало её враждебное отношение к его военным успехам, а его развод с Муцией только ускорил этот процесс. Дело заключалось в том, что единокровные братья Муции со стороны матери, Метелл Селер и Метелл Непот, принадлежали к могущественному римскому роду. Муция помогла своему мужу Помпею и, как предполагали, любовнику Цезарю добиться поддержки Селера в деле Рабирия в 63 году до н. э. Без сомнения, отчасти благодаря ей Непот, работавший с Цезарем, поддержал интересы Помпея, когда тот уже был на пути домой. Но после развода Селер, негодовавший по поводу того, что никак не мог получить должность консула, отказал ему в поддержке. Так же поступил и Непот. Союз Помпея с великим Цецилием Метеллом, который продолжался с переменным успехом в течение 15 лет, был разорван.
В это время Помпей, который обожал заключать браки и за свою жизнь успел жениться пять раз, причём каждый раз по политическим соображениям, искал себе новую жену. Его первая идея состояла в том, чтобы восстановить своё положение среди консерваторов, и он устремил свой взгляд на племянниц Катона, сделал предложение одной из них, а второй предложил выйти замуж за своего младшего брата. Катон, однако, отверг это предложение, не желая быть связанным с ним через женщин. По слухам, дамы сначала горько сетовали на его решение, но потом, когда стало очевидным, что Помпей просто ищет себе союзников, поняли правоту Катона. Но самое тяжёлое поражение Помпей, всегда действовавший совершенно независимо на Востоке, понёс в сенате. Ему не удалось убедить сенаторов ратифицировать свои действия и провести аграрный закон, который позволил бы обеспечить землёй его победоносных воинов. Селер теперь был против него, Катон, естественно, тоже, и к лету года до н. э. Помпей прекратил попытки протолкнуть свой земельный проект. Консерваторы отвернулись от него, опасаясь его диктаторских устремлений, которых тот, по существу, не имел.
Возвратившись из Италии, Помпей покорно расформировал свою армию, ясно демонстрируя своё желание остаться в рамках закона. Помпей был человеком изворотливым, неблагодарным, эгоистичным и неискренним. Восемь раз в течение своей жизни он переходил из одной партии в другую. Но он был искренне заинтересован в том, чтобы римляне получили достойное правление, для себя же хотел не высшей власти, а аплодисментов. Помпей был не тем человеком, который мог бы нанести удар республиканцам, повторив поход Суллы на Рим. В действительности он желал только одного — чтобы каждый благородный римлянин восхищался им и восхвалял его. И теперь, в 46 лет, когда его созидательная жизнь закончилась, когда его способность разрешать сложные проблемы ухудшалась, а неумение вникать в тонкости политических процедур оказалось непреодолимым препятствием, он был безжалостно выброшен теми самыми реакционными силами, которые хотел возглавить.
Красс, чья давнишняя неприязнь была только усилена победами Помпея, рьяно участвовал в блокировании аграрного закона, предложенного Помпеем. И всё же у Красса было кое-что общее с этим полководцем: его, так же как и Помпея, оскорбляло отношение твёрдолобых сенаторов. Вопрос, по существу, был чисто финансовым. Всадники, находившиеся под особым покровительством Красса, являлись патронами крупных компаний, которые скупили у правительства право собирать налоги в богатейшей провинции Рима, Азии. К тому времени они поняли, что переплатили, — другими словами, они ошиблись при расчётах в своей сделке с правительством и теперь просили о кардинальном изменении существующего контракта и о заключении нового, в котором была бы значительно снижена их ответственность по долговым обязательствам. Красс поддержал их. Цицерон считал это предложение возмутительным, но, придавая большое значение сотрудничеству между сенатом и всадниками, так же оказал им поддержку. Катон, однако, добился отклонения этого предложения, обвинив этих финансистов, которые обычно были на ножах с его приятелями-аристократами в провинциях, в серьёзных злоупотреблениях. Консерваторы были, очевидно, готовы пойти как угодно далеко и заплатить любую цену, лишь бы обезвредить того, кто представлял опасность для их клики. Но на сей раз они сами себя перехитрили. Действительно, следующая инициатива Катона, не проявившего достаточной гибкости, привела к краху всего того, что они больше всего хотели сохранить.
В этом же году, важность которого для дальнейшего развития событий несомненна, Помпей и Красс отбросили свои разногласия и, объединившись с Цезарем, который также был отторгнут лагерем традиционалистов, заключили частный, но всесильный и диктаторский по устремлениям союз, известный как первый триумвират. Из троих триумвиров Цезарь был всё ещё намного менее влиятелен, но он гораздо лучше умел вести переговоры, кроме того, он принадлежал к лагерю Мария, что привлекало к нему новых сторонников, опасавшихся Помпея — командующего у Суллы и Красса, занимавшегося для него же финансовыми махинациями. К тому же именно Цезарь взялся за сложнейшую задачу объединения этих двоих. Вероятно, Цезарь и Помпей уже достигли ограниченного соглашения перед выборами (в июле 60 года до н. э.), благодаря которому Цезарь сохранил за собой должность консула в течение следующего года. Привлечь Красса к их союзу удалось позднее. Это не вызывает сомнения, поскольку если бы соглашение было достигнуто ещё до выборов, то Цезарь едва ли искал бы финансирование проведения своей кампании в другом месте. Во всяком случае, к концу года трёхсторонний союз был заключён, хотя в то время это всё ещё оставалось секретом.
Цицерон узнал о планах Цезаря урегулировать отношения Помпея и Красса от Луция Корнелия Бальба, который сыграл важную роль как в этом соглашении, так и в большинстве основных событий в течение ряда следующих лет. Бальб был одним из наиболее важных, одарённых и колоритных сотрудников Цезаря. Он родился в Гадесе, и среди его предков, без сомнения, были семиты (финикийцы), основавшие этот город. Бальб начал свою политическую карьеру как клиент Помпея во время его испанских кампаний против Сертория в 70-х годах. Услуги Бальба имели настолько большую ценность, что позволили ему получить римское гражданство. В то время Бальб был исключительно привлекательным юношей, одарённым литературным и философским талантами. Ему покровительствовал историк и богач Теофилан из Метилена, доверенное лицо Помпея в Греции. Он усыновил Бальба во время заключения первого триумвирата, а позже оставил ему всё своё состояние. Но наиболее ценной для Бальба оказалась дружба с Цезарем. За время двух своих сроков службы в Испании тот сблизился с наиболее значительными людьми Гадеса, там же познакомился и с Бальбом, неоценимым организатором, вдохновителем новых предприятий и посредником.
Весьма полезным в этом свете оказалось и то, что Бальб был близок как к Помпею, так и к Цезарю, который и поручил Бальбу привлечь в триумвират четвёртого участника, Цицерона. Это должно было придать союзу более представительный вид. Общественное положение и несравненное красноречие Цицерона были бы значительным вкладом в общее дело, несмотря на суетность и нерешительность оратора. Итак, приблизительно в декабре 60 года до н. э. Бальб посетил Цицерона, и его дипломатические усилия едва не увенчались успехом. Цицерон был погружен в горестные размышления. Его возмущало то, что консерваторы столь бескомпромиссно оттолкнули Помпея, Красса и Цезаря и тем самым разрушили национальное единство, установившееся, по его «оптимистичному» утверждению, в период эпопеи с Каталиной. Но эти трое раздражали его ещё больше. Красс, по общему признанию, похвально отзывался о выполнении Цицероном своих консульских обязанностей, но Красса небезосновательно подозревали в соучастии в заговоре Катилины, кроме того, он помешал Цицерону преследовать Клодия по суду за осквернение святынь. В отношении Помпея Цицерон вёл себя достаточно бестактно, направив ему объёмистый документ, в котором его достижения на Востоке сравнивал со своим участием в деле Катилины. Помпей, разумеется, холодно встретил предложенный труд, а это привело к тому, что обычного восхищения, которое Помпей вызывал у Цицерона, поубавилось, а «идеальный Помпей» на время перестал для него существовать.
Что касается Цезаря, то заключительные версии речей Цицерона, посвящённых Каталине, были вежливыми, а колкости тщательно обдуманными. Впрочем, следует учесть, что они готовились к изданию в то время, когда Цезарь должен был стать консулом. Но Цицерон никогда не мог преодолеть своего глубокого отвращения к этому человеку. Он утверждал, что первым понял, что в действительности представляет собой Цезарь, и страшился его, как можно страшиться спокойного в штиль, но устрашающего во время шторма моря. Язвительные суждения оратора относительно людей и ситуаций непрерывно менялись, но в одном он сохранял постоянство: Цицерон всегда поддерживал республиканскую форму правления и в самые критические, поворотные моменты своей жизни, а это как раз был один из них, он сопротивлялся давлению извне и жил ради своего идеала. Цицерон отказался присоединиться к вызывающему у него отвращение союзу, независимо от того, во что мог обойтись его отказ, а расплата оказалась тяжёлой.
В течение последующих десяти лет триумвират оставался доминирующим фактором управления в римской политике. Это не было поражением демократии, хотя иногда именно так и оценивалось. Борьба шла не между сенаторским правительством и демократией, которой в Риме, по существу, никогда и не существовало, а между надменной, реакционной, коррумпированной олигархией и не менее безжалостной тиранией, проводимой в жизнь триумвирами. Победила тирания. Позже Катон и его последователи рассматривали этот момент как критический, который привёл консервативную партию к краху. Вовсе не вражда между Помпеем и Цезарем, возникшая много позже, а их зловещий союз разрушил основу, на которой базировались учреждения Республики.
Когда несовместимая пара, Цезарь и Бибул, приняла консульские полномочия в канун нового года, Цезарь первым делом представил на рассмотрение закон о перераспределении сельскохозяйственных земель в Италии. В число бенефициариев, то есть лиц, которые получали бесплатную землю, должны были войти представители столичных люмпенов, обременённых долговыми обязательствами. Но в основном бенефиции предназначались для отставных солдат, в первую очередь для ветеранов Помпея, чьё предложение было блокировано в предыдущем году. На первом этапе предполагалось использовать для распределения то небольшое количество общественных земель, которые ещё оставались в Италии, за исключением Кампании, области к юго-востоку от Рима, где такие земли были особенно обширны и представляли большой интерес. В проекте также предполагалась возможность дополнительной закупки частных имений и их раздел на небольшие участки при условии согласия владельцев. При этом гарантировалось, что цены закупки будут не ниже рыночных. Планировалось создать специальную земельную комиссию, состоящую из двадцати членов и возглавляемую внутренним исполнительным комитетом из пяти человек.
Хотя предложенный закон под влиянием внешних обстоятельств оказался достаточно противоречивым, полномочия комиссии были гораздо более ограниченными, чем в отклонённом четырьмя годами ранее законопроекте Красса и Цезаря, да и вообще предложения были достаточно умеренны и вполне разумны. Таким же был и способ представления законопроекта. На этот раз Цезарь не пытался обойти сенат, напротив, перед тем как подать проект на рассмотрение, он направил его сенаторам для комментариев. Цезарь, без сомнения, предвидел яростное сопротивление своих противников во главе с Катоном, рассматривавшим эту инициативу как опасный заговор, в котором одинаково активно участвовали и революционеры, и их исконные враги финансисты. Катон также был уверен в том, что консул, выдвинувший такое провокационное предложение, которое традиционно выдвигали народные трибуны, злоупотребил своими полномочиями. Цезарь обычно сохранял внешне непроницаемое спокойствие, но Катону иногда удавалось проникать за эту завесу. В данном случае Цезарь допустил редкую для него ошибку — он потерял самообладание и отправил Катона в тюрьму, положив таким образом конец его попыткам заблокировать закон. Он вскоре отменил своё решение, но дело было сделано, и этот шаг отозвался в будущем самым зловещим образом. Сенат потерял последний в его истории шанс действовать разумно и конструктивно.

 

Вслед за этим Цезарь должен был вынести свой законопроект на рассмотрение народного собрания, другого пути у него не оставалось. Там оно встретило отпор со стороны трибунов, трое из них наложили на него вето, однако вмешательство трибунов было проигнорировано в обход закона, а трое непокорных жестоко наказаны. Консул Бибул также попытался блокировать законопроект, но безуспешно. Внезапно мощь триумвирата стала для всех очевидной. К общему изумлению, не только Помпей, но и Красс выступил в защиту предложения. Кроме того, Цезарь позаимствовал у Помпея солдат, и те ворвались на собрание. Цезарь не желал сам применять силу и сделал это руками своего союзника. Кто-то из солдат опрокинул корзину экскрементов на голову консула Бибула, и символы его консульской власти были безнадёжно испорчены. Таким образом, часть оппозиции была выведена из строя, а другая просто парализована фактом существования нового, неожиданного союза, и в результате закон был принят. Но нарушение законов и традиций было слишком явным, и римляне не забыли об этом, ведь, как ни парадоксально, они по-прежнему оставались сторонниками закона, хотя им и приходилось нарушать его в отдельных случаях. Так что память об этом событии стала для Цезаря чем-то вроде камня на шее на все последующие годы.
Цезарь принял все возможные предосторожности, добавив к проекту новое положение, принуждающее сенаторов и кандидатов на официальные посты приносить клятву в том, что они будут соблюдать принятый закон. Сенат к тому времени был настолько запуган, что уступил принуждению: даже Катон, по просьбе Цицерона, пошёл на компромисс с собственной совестью, чтобы спасти свою жизнь. Итак, земельная комиссия приступила к работе. В неё вошли эксперты по сельскому хозяйству, такие, как энциклопедист Варрон, и даже один специалист по свиньям, а кроме того, сам Помпей и шурин Цезаря.
Бибул взял на вооружение тактику, не имеющую аналога в современной политике. Она была основана на вере в сверхъестественные силы и базировалась на исторических и даже доисторических римских конституционных и религиозных традициях. Существовало старинное священное право так называемого доброго предзнаменования, которое было основано на следующей теории. Согласно поверьям, боги располагали средствами, чтобы оповестить людей о том, соответствуют ли их действия божественной воле. Цезарь, разумеется, не верил ни в какие чудеса, так же как и большинство его образованных современников. Но такая практика опоры на небесное знамение считалась уважаемой и патриотичной, к тому же, как заметил Цицерон, иногда она оказывалась удобным средством для того, чтобы положить конец опасным предприятиям. На практике ни одно официальное мероприятие не начиналось до тех пор, пока председательствующий консул или претор не обращал взор на небо, чтобы посмотреть, не появилась ли там вспышка молнии или какой-то иной неблагоприятный знак. Если же какое-то знамение было замечено, все запланированные мероприятия отменялись. Более того, любые действия или собрания могли быть приостановлены после того, как одно из должностных лиц, или авгуров (жрецы, чьей обязанностью было наблюдать за этими явлениями природы), сообщал о том, что заметил неблагоприятное знамение.
Бибул открыто объявил, что он воспользуется этим. Он заявил, что в его намерения входит предотвратить саму возможность проведения законодательных собраний с тем, чтобы процесс принятия новых законов стал невозможным. Цезарь полностью игнорировал всё сказанное его коллегой, продолжая созывать законодательные собрания и собрания сената, поскольку это соответствовало его планам. Понятно, что у него были для этого чисто формальные, юридические основания: даже для самых опытных и высокопоставленных специалистов по религиозному юридическому праву того времени оценка правомочности действий Бибула представляла собой сложную головоломку. Тем не менее в разгар своей неконституционной деятельности по проведению в жизнь нового аграрного закона Цезарь потерял репутацию одного из наиболее стойких приверженцев традиционных римских религиозных обрядов. Бибул в ответ устроил Цезарю обструкцию, приложив все возможные усилия, чтобы помешать ему созывать сенат. Существовало правило, согласно которому консул не мог созвать сенат без согласия своего коллеги — второго консула.
И Бибул ни разу не дал своего согласия. В течение всех последующих восьми месяцев своего консульского правления Бибул не покидал стен своего собственного дома. Оттуда он распространял «эдикты», содержавшие грубые и ядовитые выпады против Цезаря, его политики и морального, а вернее, аморального облика. Эти листовки, отличавшиеся грубым остроумием, привлекали такое внимание, что на улицах, в тех местах, где их раздавали, возникали самые настоящие заторы. Критики триумвиров, поощряемые ростом их непопулярности, называли Помпея царём, а Цезаря — царицей. Бибул не преминул вернуться к стародавнему, но по-прежнему не забытому скандалу, написав в одной из брошюр, что царица Вифинии, которая раньше охотно ложилась под царя, теперь вознамерилась стать царём сама.
Тем временем Цезарь, игнорируя обвинения в незаконности своих действий, продолжал осуществлять мероприятия в интересах всех троих триумвиров. Финансисты Красса в Азии освобождались от части договорных обязательств и теперь должны были выплачивать не более 33 процентов, чего они и добивались. Эту уступку Цезарь сопроводил предупреждением о том, что впредь такое не должно повторяться. Сам он был непосредственно заинтересован в операциях откупщиков, нажив на этом деле большие суммы. Восточное поселение Помпея также было ратифицировано.
И вот теперь и Помпей, и Цезарь сочли, что пришла пора укрепить их союз более прочными узами, нежели случайное и временное совпадение интересов. Они решили зацементировать его родственными узами. Помпею нужно было жениться, поскольку с Муцией он развёлся, а племянницы Катона заполучить не смог. И если ранее Цезарь помог Помпею разрушить брак, то теперь был готов помочь ему заключить новый, предложив в качестве невесты свою собственную дочь Юлию. Правда, она уже была обещана родственнику любовницы Цезаря Сервилии. Цезарь нарушил своё обещание, чему Сервилия отнюдь не обрадовалась, поскольку Помпей убил её первого мужа.
Возможно чтобы смягчить удар, Цезарь подарил своей даме сердца потрясающие жемчуга, стоящие целого состояния. Так или иначе, в апреле 47-летний Помпей женился на 17-летней Юлии. Любопытно, что брак оказался весьма удачным. Помпей, который, по отзывам некоей гетеры Флоры, был совершенно неутомим в любви, не раз возил свою юную супругу на отдых к морю. Цицерон полагал, что предложение об этом брачном союзе исходило от Помпея, который нуждался в политическом таланте Цезаря. Цезаря, в свою очередь, этот брак также устраивал, поскольку те противозаконные или, по крайней мере, сомнительные операции, которые он осуществил как во имя собственных интересов, так и ради интересов двух других триумвиров, сделали его весьма уязвимым, и, страшась будущего возмездия, он искал поддержки Помпея.

 

Новая ситуация отразилась в изменении протокола. Согласно традиции на заседании сената консул предоставлял слово должностным лицам в одном и том же порядке в течение всего года, и до настоящего времени Цезарь начинал с Красса. Но теперь, независимо от того, как отнёсся к этому Красс, он начинал с Помпея.
В то же самое время и Цезарь, не состоящий в браке после небезызвестного скандала с Доброй богиней, вновь женился. Его выбор пал на Кальпурнию. Её отец, литератор Луций Пизон, был необходим Цезарю как послушный кандидат на должность консула на следующий год, чтобы сбалансировать ставленника Помпея, Габиния. Тесть Цезаря был смугл, бородат, сутул, а также имел гнилые зубы — вот и всё, что о нём известно. Катон с возмущением писал о том, что для народа Рима невыносимо находиться под управлением «брачной конторы». Ещё больший гнев Катона вызвало вторжение Цезаря в его собственную семью. Болтливый тесть Катона Луций Марций Филипп взял в жены племянницу Цезаря и занял благодаря этому нейтральную позицию, а следовательно, стал для Катона совершенно бесполезен.
Укрепив своё положение при помощи супружеских уз, Цезарь предпринял более энергичные действия по продвижению своего второго аграрного закона. Первый закон, по-видимому, не привёл к желаемым результатам. Вероятно, спекулянты захватили все земли, предназначенные для распределения, и установили чрезмерно высокие цены. Теперь приходилось пускать в оборот для перераспределения принадлежащие государству территории в Центральной и Северной Кампании, которые прежде не использовались. Это была последняя подлежащая обработке земля, всё ещё остающаяся государственной собственностью. Большая её часть была отдана в аренду состоятельным людям и приносила в казну регулярный доход, составлявший основу национального бюджета. И вот в мае эти земли были перераспределены между двадцатью тысячами ветеранов Помпея и неимущими гражданами, причём предпочтение отдавалось, во всяком случае на словах, большим семействам. На этот раз компенсационные методы оказались намного более суровыми, чем те, что применялись ранее. Многие мелкие хозяева остались без земли либо как субарендаторы оказались вынуждены платить огромную ренту. Катон использовал все свои возможности, чтобы не допустить принятия закона, но вновь потерпел поражение. Он неоднократно был избит, и однажды его даже столкнули с трибуны.
В обширную программу Цезаря также входил превосходный закон, целью которого было пресечь произвол провинциальных правителей, которые обирали подведомственных им сограждан. Сам закон был, безусловно, хорош, но его выполнение сталкивалось с трудностями, кроме того, согласно этому закону санкции были направлены только против правителей и не касались финансистов, которые в этом отношении ничем от них не отличались. Специальный указ Цезаря предусматривал публикацию всех законодательных актов народного собрания и декретов сената. Ранее их публиковали только в особых случаях, и данная мера была направлена на формирование просвещённого общественного мнения, хотя, возможно, и была несколько запоздалой. К тому же обнародование всех этих документов явилось эффективным оружием, направленным против знати, поскольку народу Рима наглядно демонстрировалось, кто выступает против популярных законов.
В течение исторического 59 года до н. э., когда Цезарь занимал должность консула, он сделал больше для своих товарищей-триумвиров, чем для себя. Безусловно, он извлёк выгоду как из снижения процентов по азиатским контрактам, так и из раздачи земель в Кампании и в других местах. Но он хотел намного большего, чем просто получить прибыль. Ходили слухи, будто Цезарь позаимствовал в казначействе три тысячи фунтов золота и подменил их позолоченной бронзой, но, скорее всего, эта информация не соответствовала действительности, поскольку такая операция наделала бы слишком много шуму. Тем не менее Цезарь и Помпей неплохо нагрели руки на другой золотой жиле. Речь идёт о Египетском царстве, которое в то время почти полностью потеряло прежнюю независимость, но по-прежнему оставалось богатейшим государством. Ресурсы Египта, намного превосходившие азиатские или сирийские, оказали серьёзное влияние на финансовое состояние Римского государства. В 80 году до н. э. царь Египта в своём завещании, подлинность которого, правда, подвергалась сомнению, выразил желание присоединить свою страну к Риму. Красс проявил крайний интерес к этому внушительному наследству, но его усилия пока оставались напрасными. И вот теперь Цезарь и Помпей решили подвигнуть римский сенат и народное собрание на следующий шаг: предложить официальное признание находившемуся тогда на престоле египетскому царю Птолемею XII, прозванному Авлетом, за невероятно высокую плату. Даже у царя возникли трудности с выплатой этой огромной суммы, и ему пришлось занять деньги у римского ростовщика Рабирия Постума.
А для Рима это был настоящий золотой дождь. Однако решимость Цезаря получить в управление первоклассную провинцию, где можно добыть и славу, и богатство, оставалась неизменной. Каждый римский консул стремился к этой цели. Цезаря вовсе не устраивала территория, покрытая лесами, по которым бегали дикие звери, — именно такую область он получил в управление перед тем, как был создан триумвират. Для этой цели Цезарь призвал одного из своих наиболее ценных агентов, Публия Ватиния, весёлого, всеми любимого, бесстрашного выскочку совершенно ужасного вида: всё его лицо и шея были покрыты омерзительными наростами. Цезарь добился назначения Ватиния трибуном, и впоследствии именно Ватиний обеспечил утверждение указов Помпея и решения о снижении налогов, необходимого Крассу. Ватиний был щедро вознаграждён Цезарем. Правда, когда этот чрезмерно ретивый трибун попробовал ворваться в дом Бибула и отправить того в темницу, Цезарь удержал его. Зато два месяца спустя, в мае, Ватиний сделал именно то, что от него требовалось: он без согласия сената провёл через народное собрание указ о назначении Цезаря правителем Цизальпинской Галлии (север Италии) и Иллирии (Иллирик), и не на год или два, как это было принято, а на пять лет, причём в течение этого периода он имел право сам назначать командующих войсками, находившимися в его подчинении.
Противники Цезаря объявили указ незаконным, потому что Бибул именно в это время наблюдал знамение, о которых говорилось выше. Но Цезарь, потеряв на мгновение выдержку и утратив никогда ему не изменявшую учтивость, опустился до уровня Бибула и прокричал, что оседлает сенат и овладеет им, несмотря на вопли и стенания. Кто-то из сенаторов ответил грубостью на грубость. «Женщине, — крикнул он, — трудновато будет это сделать».
Но Цезарь уже взял себя в руки и возразил вполне в духе этой басни двадцатилетней давности: «Амазонкам и Семирамиде, царице Сирии, неплохо это удавалось, несмотря на их пол».
Из 14 легионов, которые составляли постоянную армию, предназначенную для 8 римских провинций, 3 отдали Цезарю; они были размещены в Аквилее на Адриатике. Большая часть оставшегося войска благодаря усилиям триумвиров оказалась под управлением сторонников Помпея. Цизальпинская Галлия, преуспевающая, густонаселённая территория, представляла для Цезаря огромную ценность, поскольку была прекрасным и не слишком удалённым регионом, где можно было вербовать солдат. Помпея, в свою очередь, вполне устраивало то, что его союзник получил эту провинцию, поскольку ему самому могли бы понадобиться войска для того, чтобы держать в страхе столицу. Помпей мог доверять цизальпинским коммунам, ведь именно его отец добился предоставления им избирательных прав. Благодаря дополнительному указу Ватиния Цезарь получил возможность усилить новыми поселенцами один из городов на этой территории, Ком (Комо), и он организовал переселение туда 5 тысяч колонистов. Строго говоря, этот город, подобно большинству других городов по ту сторону реки По, обладал только половинным статусом латинских городов, согласно которому лишь должностные лица и члены совета были полноправными римскими гражданами. Однако Цезарь, несмотря на сомнительность своих действий с точки зрения закона, рассматривал всех свободных жителей как этих граждан, а Ком — как полноправное объединение римских граждан. Действительно, он без лишних слов присвоил такой же статус всем другим поселениям Трансальпийской Галлии.
Враги Цезаря, которые объявили его новые указы незаконными, поскольку Бибул заметил неодобрение богов, отказались выполнять их. Однако Цезарю это давало возможность сохранить группу благодарных иждивенцев, которых можно было время от времени доставлять в Рим, чтобы помочь своим ставленникам победить на выборах. Кроме того, только римских граждан можно было вербовать в легионеры, и Цезарь теперь мог с полным основанием утверждать, что два новых легиона, которые он начал формировать, состояли из мужчин, имеющих статус граждан. Это ободряло новобранцев: они были уверены, что Цезарь обеспечит им полноправное гражданство и надел земли после ухода в отставку. Помимо Цизальпинской Галлии Цезарь получил в управление Иллирию, район на восточном побережье Адриатики, который также был расположен достаточно близко от Италии. Управление этой областью давало Цезарю возможность поставить победную точку в длинном списке незавершённых военных походов его предшественников против варварских племён, селившихся вдоль границы. Это было нетрудно сделать, имея в распоряжении гарнизон Аквилеи. Кроме того, к северу и к востоку от границы этой провинции назревал конфликт с мощной империей варваров, которой правил король Буребистас из Дакии. Возможно, Цезарь считал весьма перспективным с точки зрения укрепления границ, получения доходов и повышения собственного престижа расширить границы Римского государства вплоть до Карникских Альп и реки Савы или даже до Дуная, куда фактически граница была перенесена только при жизни следующего поколения.
При этом начальном распределении провинций Цезарь не получил Нарбонской Галлии, богатой провинции, расположенной на западе, за Альпами, в южной части Франции, между Севеннами и Средиземноморским побережьем. Эта территория была аннексирована у местных племён в 121 году до н. э. по просьбе союзника Рима, греческого порта Массилии (Марсель), и в течение последующих лет стала одной из наиболее доходных римских провинций. Волнения вблизи северных границ открывали значительные возможности для честолюбивого римского военачальника. Они заставили сенат передать управление этими двумя областями, Нарбонской и Цизальпинской Галлией, консулам 60 года до н. э. Такой шаг свидетельствовал о том, что эти территории считались в то время наиболее проблемными областями империи. Один из этих консулов, ставленник Помпея Афраний, уступил Цезарю правление Цизальпинской Галлией, но его коллега, Метелл Селер, конфликтовал с Помпеем и, стремясь завоевать в Нарбонской Галлии собственные лавры, не собирался сдавать позиции. Однако отъезд Селера в провинцию был отложен, и он вскоре умер, так и не успев покинуть Рим.
Это была большая удача для Цезаря — он получил управление этой провинцией, что оказало огромное влияние на последующий ход мировой истории. Триумвир не терял ни минуты. Сразу после смерти Селера (или, возможно, ещё во время его болезни) он поручил своему тестю Пизону и зятю Помпею добиться в сенате и в народном собрании передачи этой провинции ему. Тогда же Цезарь выступил против оказания почестей одному из военачальников за победы в Нарбонской Галлии. Цель была очевидной — показать, что военные действия далеко не закончены. Ватиний и другие сторонники Цезаря в день празднований в честь этого военачальника демонстративно воздержались от участия в церемонии и вместо этого отправились на похороны какого-то частного лица. При этом они были чрезвычайно скромно одеты, демонстрируя, что время для празднований и торжеств совершенно неподходящее. Однако к моменту выхода указа Ватиния подготовка общественного мнения относительно Нарбонской Галлии ещё не была завершена, и эту провинцию не включили в указ. Позже, вероятно в июне, Помпей предложил сенату присоединить Нарбонскую Галлию вместе с расположенным там легионом к провинциям Цезаря. Но если другие области были переданы на пятилетний срок, то Нарбонская Галлия только на один год. Хотя объединение двух Галлий под одним правлением не было чем-то совершенно новым, Катон заявил, что «сенат сам устраивает тирана в своей цитадели». Однако сенаторы вынуждены были согласиться с предложением Помпея, так как в противном случае рассмотрение вопроса было бы вынесено на народное собрание и там наверняка получило бы поддержку. Некоторые сенаторы, возможно, также утешали себя мыслью, что отъезд в провинции, по крайней мере, предотвратит вмешательство Цезаря в дела в столице. Возможно, у них также теплилась надежда на то, что при возникновении военных действий (а варвары действительно угрожали границам Галлии) триумвир сложит там голову.
Попытка избавиться от Цезаря уже была сделана — какой-то раб, действовавший, несомненно, по чьему-то наущению, пытался убить Цезаря в 59 году до н. э. В июле того же года был организован ещё один таинственный заговор, центральной фигурой которого был информатор Веттий, тремя годами ранее пытавшийся инкриминировать Цезарю участие в заговоре Катилины. На сей раз Веттий на допросе заявил, что группа консерваторов готовилась убить Помпея. В угоду Цезарю Веттий тогда же изменил список участников заговора, убрав оттуда имя молодого Брута, сына любовницы триумвира Сервилии. Этот случай прокомментировал Цицерон с обычной для него язвительностью: «Ночь отделяла второе свидетельство от первого, а ночью поступила особая, ночная апелляция». Веттий скоропостижно умер в темнице, и, возможно, именно Ватиний помог ему отправиться в мир иной, что, без сомнения, не вызвало никаких возражений Цезаря. Поначалу возникший скандал даже порадовал Цезаря, ведь это был отличный способ дискредитации консерваторов, но затем кто-то убедил Веттия включить в списки имя сына Сервилии. После этого отношение Цезаря к происходящему резко переменилось, и Веттия убрали. Инцидент никак не способствовал улучшению настроения Помпея, который был чрезвычайно расстроен сложившейся тяжёлой критической обстановкой и публично выразил своё беспокойство по поводу необходимости применения насильственных методов. Но Цезарь разумно держался в тени, и, когда Цицерон язвительно назвал римских правителей восточной властью, его ирония была отнесена на счёт Помпея. Тем временем Бибул своими заявлениями пытался посеять подозрения в искренности Цезаря. Он уверял, что, пока Помпей будет на Востоке, Цезарь сумеет обойти его. Кампания оппозиционеров шла неплохо. Даже если триумвиры и не были столь непопулярны, как уверял своих соратников Цицерон, против них были организованы демонстрации в театре, и Бибулу пришлось отложить консульские выборы до осени. Тем не менее, когда они наконец состоялись, триумвирату удалось получить должности консулов для своих ставленников Пизона и Габиния.
Итак, слишком богатый событиями год консульства Цезаря подошёл к концу. Ему удалось многого добиться, но главное — он сумел завязать множество связей, которые оказались ему весьма полезными в будущем. Такой путь Цезарь использовал всегда. Катон сетовал на то, что Цезарь, будучи консулом, а не простым трибуном, использовал революционные методы популяров Гракхов: игнорируя сенат, он проводил большинство своих законов через народное собрание. Не вызывает сомнения, что сенаторы были непримиримы. Но и Цезарь, со своей стороны, с готовностью переходил к насильственным методам. Его самые первые указы были незаконны, поскольку они игнорировали вето, наложенное трибунами. Законность последующих указов была сомнительной, потому что они были приняты, несмотря на дурные предзнаменования. С другой стороны, можно сказать, что ни вето трибунов, ни предзнаменования никогда не использовались для такой полной обструкции. Кроме того, сенаторы с самого начала подорвали свою собственную позицию, когда согласились присягнуть аграрному закону, хотя, по общему признанию, это было сделано по принуждению, а затем — когда почти добровольно подтвердили право Цезаря на Нарбонскую Галлию. Однако нарушения законности, которые Цезарь допустил в течение года, как фактические, так и предполагаемые, привели к тому, что он оказался под угрозой преследования по обвинению в государственной измене, начиная с того момента, когда он лишится иммунитета должностного лица.
Эта ситуация стала очевидной сразу по окончании срока консульских полномочий. В первые же дни нового, 58 года до н. э. двое вновь назначенных преторов выступили в сенате с предложением объявить все акты Цезаря не имеющими законной силы. Одним из них был Луций Домиций Агенобарб. Враги отзывались о нём как о крайне реакционном консерваторе, ненадёжном, кровожадном и трусливом человеке. Говорили, что «каждый элемент его тела отмечен каким-нибудь дефектом или связан с преступлением». Его записки демонстрируют нам человека, выделявшегося глупостью и необычным высокомерием даже среди римских твёрдолобых аристократов. Однако этот человек (кстати, прапрадед императора Нерона) управлял огромным наследственным состоянием, на него работали целые армии земледельцев и столичных клиентов. У него не было никаких оснований любить Помпея, который в молодости убил его брата. Кроме того, он испытывал непреодолимое отвращение к Цезарю, отчасти из-за его противоречивой политики, но главным образом потому, что его отец имел собственные интересы в Нарбонской Галлии и с нетерпением ждал поста правителя этой провинции. Вторым претором, осудившим Цезаря в сенате, был Гай Меммий. Это ему Лукреций посвятил свою изумительную поэму «О природе вещей», что, безусловно, свидетельствует о признании значимости великим поэтом литературного таланта Меммия. Но поэзия самого Меммия была эротической настолько, насколько это приличествовало человеку, чьей богиней-патронессой была, как и у Цезаря, Венера. Подобно Цезарю, он знал толк в адюльтере и однажды даже направил к дочери самого Цезаря, в то время уже ставшей женой Помпея, посыльного с непристойными предложениями. Меммий также был склонен к гомосексуальным связям — если верить фактам, приводимым поэтом Катуллом. Но Катулл вряд ли был объективен, так как он служил у Меммия и ровно ничего не смог из этого извлечь. Все доходы шли непосредственно Меммию, у которого позже возникли серьёзные неприятности из-за злоупотреблений и морального разложения, чрезмерных даже для тех нравов.
Эта любопытная пара должностных лиц инициировала трёхдневные дебаты, во время которых, несмотря на то что сам Меммий был далеко не безгрешен, они вытащили на свет божий все давние прегрешения Цезаря. Сюда же они добавили и новые, связанные с его пребыванием на должности консула, особенно всё относящееся к аграрным законам. К сожалению, ни одна из трёх речей, которые Цезарь произнёс в ответ, а затем издал, не дошли до нас. Дебаты не кончились ничем. И, не дожидаясь приговора, Цезарь решил, что самое разумное — покинуть Рим, поскольку, оказавшись вне столицы, он приобретал иммунитет против судебного преследования в качестве правителя Галлии. В течение этих трёх месяцев, которые Цезарь провёл в окрестностях города, один из его подчинённых подвергся судебному преследованию в Риме, и Цезарь не смог его спасти. Но когда один из трибунов потребовал доставить самого Цезаря в Рим, чтобы тот предстал перед судом, Цезарю удалось блокировать это предложение. Он также справился с угрозой отмены закона, согласно которому лица, отсутствующие в связи с выполнением служебных обязанностей, не могли быть преданы суду. Отмены этого закона пытались добиться несколько трибунов, но под угрозой нападения солдат Цезаря отступили от своего намерения.
Всё происходящее недвусмысленно свидетельствовало о том, что на то время, пока Цезарь будет править в Галлии, в Риме ему необходимо огромное число сторонников, которым за поддержку придётся платить, и немало. Кроме того, следовало убрать из Рима его наиболее влиятельных противников и критиков. Именно с этой целью он и выбрал себе представителя в Риме на время своего отсутствия. Это был не кто иной, как Клодий, тот самый Клодий, из-за которого была скомпрометирована жена Цезаря и рядом с которым Ватиний казался просто робкой овечкой. Несмотря ни на что, Цезарь всегда терпимо относился к Клодию. Клодий, красавец и наглец, любимец женщин и гроза их влиятельных мужей, был именно тем человеком, который был ему нужен. Клодий безбожно эксплуатировал и разорял мужей своих сестёр. Одна из них, Клодия, та самая, в которую был безнадёжно и страстно влюблён Катулл, слыла одной из наиболее известных нимфоманок Рима. Конечно, можно предположить, что такой человек посвятил себя борьбе за интересы непривилегированных граждан. Ему доставляло истинное наслаждение подрывать основы власти и третировать власть имущих. Однако Цезарь полагал, что сможет управлять этим своенравным и непредсказуемым человеком, вероятно, у него были для этого серьёзные основания — финансовая поддержка остальных триумвиров. Они решили использовать Клодия для того, чтобы отвлечь внимание консерваторов от себя. Цезарь знал, что его новый ставленник обладает необыкновенной способностью обращать любое конституционное установление в свою пользу. Кроме того, Клодий мог в нужный момент организовать вспышку гнева и негодования народных масс. Головорезов Клодия можно было встретить по всему городу. Обычно они слегка маскировались под мастеров какой-нибудь гильдии, но не очень усердствовали в этом. В Риме отсутствовали регулярные силы правопорядка, и противостоять им было некому.
Триумвиры решили поддерживать Клодия на выборах трибунов в 58 году до н. э. Правда, существовало одно серьёзное затруднение: трибуном мог стать только плебей. Это правило должно было гарантировать защиту прав народа.
Клодий плебеем отнюдь не был. Он принадлежал к старинному патрицианскому роду. Но это препятствие можно было легко преодолеть, поскольку существовала так называемая процедура усыновления: усыновлённый плебеем патриций становился по закону плебеем. Обычно усыновление было фиктивным, и процедура использовалась с политическими целями. Многие мужчины имели по два отца — настоящего и приёмного, причём ни возраст приёмного отца, ни возраст приёмного сына не принимались в расчёт. Тем не менее усыновление Клодия многих шокировало. Его приёмному отцу было 19 лет — ровно столько же, сколько и родному сыну самого Клодия! Стандартная процедура усыновления была сложной и запутанной. Но в случае с Клодием приходилось спешить — до начала выборов оставалось совсем немного времени. Цезарь участвовал в обряде в качестве великого понтифика, а Помпей был авгуром и, вглядываясь в небеса, напрасно искал там какой-либо знак недовольства богов. Клодий тоже достаточно вольно обошёлся с традиционным обрядом. Он и не подумал взять родовое имя своего приёмного отца, вместо этого просто изменил окончание своего имени — теперь он назывался «Клодион», что свидетельствовало о его переходе в класс плебеев.
Свою деятельность в качестве трибуна Клодий начал весьма эффектно. Сначала он положил конец прощальной речи Бибула простым и незатейливым способом — он в самом прямом смысле заткнул консулу рот. Затем, вместо продажи зерна народу Рима по низким ценам, как это следовало делать согласно закону Катона, он добился бесплатной раздачи зерна. Это сенсационное и весьма популярное предложение обошлось в огромную сумму. На его реализацию ушло более половины дохода от восточной кампании Помпея и одна пятая годового государственного дохода. Затем Клодий выполнил свой долг перед триумвиратом. Он убрал с пути триумвиров Цицерона и Катона. Клодий потребовал изгнать Цицерона из Рима, ссылаясь на противозаконную казнь участников заговора Катилины четырьмя годами ранее, во время пребывания Цицерона на посту консула. Не последнюю роль в этом обвинении сыграло и желание Клодия отомстить Цицерону за то, что тот свидетельствовал против него в деле Доброй богини. В те времена желание отомстить считалось естественным и правомочным.
В этом деле триумвиры повели себя уклончиво. Помпей и Цезарь утверждали, что они якобы убеждали Клодия не выступать против оратора. Но, даже если это и соответствовало истине, они сделали это только для формы. Ещё недавно Цицерон публично критиковал Цезаря, который, конечно, не хотел оставить оратора в Риме во избежание повторения прошлогодних событий. Однако он попытался смягчить удар, последовательно предлагая Цицерону ряд постов за границей: сначала дипломатическую службу в Египте, затем должность в его собственном штате в Галлии и, наконец, должность в комиссии по перераспределению земли. Но от всех этих выгодных предложений Цицерон отказался. Помпей ввёл оратора в заблуждение, уверив его в том, что Клодий не причинит ему вреда, а затем коварно посоветовал ему остаться в Риме, уверяя, что все предложения Цезаря навеяны отнюдь не благородными мотивами. Но когда Цицерон попросил о следующей встрече с полководцем, его просто не пустили на порог. Красс также больше не собирался помогать Цицерону, и в марте 58 года до н. э. ему пришлось отправиться в изгнание на Балканы и провести там 16 месяцев, самых мрачных и тяжких за всю его жизнь.
Как ни странно, убрать с дороги Катона Младшего оказалось намного проще. Ему поручили возглавить захват Кипра, и он предпочёл борьбу с братом царя Египта, который тогда правил островом, схватке с хулиганами Клодия в Риме. Цезарь был доволен уже тем, что Катона длительное время не будет в Риме, а Клодий воспользовался случаем, чтобы отомстить кипрскому монарху, который в своё время не удосужился послать за Клодия достаточного выкупа, когда того захватили пираты. Царь Кипра предпочёл покончить с собой, нежели вступать в борьбу с Катоном. Говорили, что условия договора о присоединении острова были достаточно жёсткими, хотя текст договора не дошёл до наших дней. Он был утерян через два года после подписания, на обратном пути Катона в Рим.
Назад: Глава 2 В ТЕНИ ПОМПЕЯ И КРАССА
Дальше: Глава 4 ЗЛОДЕЯНИЯ ПРОТИВ ГАЛЛОВ И ГЕРМАНЦЕВ