Итак, наступил новый год, это я осознал, проснувшись примерно в семь часов вечера 1 января. Мне стало немного жутко от полной неизвестности дальнейшей нашей судьбы. Накатывала тоска по прошлой, такой счастливой, спокойной и безмятежной жизни. Почему-то вспомнились все пророчества о конце света, да и внешние факторы совсем не добавляли оптимизма. Температура на улице уверенно держалась ниже минус пятидесяти, и, по-видимому, это был не предел. Уже теперь невозможно было находиться на улице больше десяти минут. Если выходили в обычной одежде, не надевая «термокостюм» с электроподогревом, она через двадцать минут насквозь промерзала. Конечно, в рукотворных подснежных пещерах было гораздо теплее, но и в них после получасового нахождения становилось жутко холодно. Поразмыслив, я поднялся посмотреть на термометр, висящий за окном, он показывал температуру на улице в минус пятьдесят четыре градуса, в комнате было плюс двадцать один.

Умывшись под рукомойником, я спустился вниз, там уже сидели Володя с Колей, попивая чай, естественно, я к ним охотно присоединился. Потом предложил, для поднятия тонуса и лечения организма после вчерашнего праздника, перейти на сухое вино и расписать пульку. Только сходил за вином, появились Валера с Сергеем, как будто чуяли – пришлось и им принести по бутылке. Когда мы заканчивали третью раздачу карт, начали подходить и остальные. Решили сегодня ничего не готовить, доедать вчерашнее новогоднее угощение – слишком много всего осталось с праздничного застолья.

Так мы, играя и беседуя, провели время до часу ночи, после чего я всех разогнал спать, пообещав:

– С завтрашнего дня вводится прежний режим дня и начинается нормированное потребление продуктов. Володя и Игорь уже определили ежедневный их набор и количество, исходя из калорийности продуктов и наших ресурсов. Установленные нормы будем соблюдать неукоснительно. Только тем, кто на тяжёлой работе и с выходом на улицу, будут полагаться дополнительные калории, а, проще говоря, добавка. Любому, кто проспал завтрак – никакой компенсации, только пустой чай. Сегодняшнее распитие вин – последнее в этом году; имеющийся их запас мы будем теперь использовать как подводники – только для поддержания витаминного баланса. С завтрашнего дня вводится обязательный, ежедневный приём витаминов. Слава богу, мы их набрали достаточно много.

Со второго января было установлено время завтрака с девяти сорока пяти до десяти часов. На завтраки решили готовить в основном различные каши и лепешки вместо хлеба, изредка омлет из яичного порошка, смешанного с сухим молоком; на обед каждый день варить первое, используя тушёнку, рыбные консервы или просто разводить супы из пакетиков, а на второе чай с лепёшкой; на ужин опять какую-нибудь кашу, иногда варёную картошку с растительным маслом и квашеной капустой или солёным огурцом, а то и с солёными грибами.

Выполнявшим тяжёлую работу полагался дополнительно бутерброд с икрой или паштетом – смотря какую консервную банку открывали. По мнению и расчётам Володи, с таким рационом наших запасов хватит года на четыре. Я, правда, не говоря это вслух, считал, что запасов нам нужно гораздо больше – лет на восемь минимум, их я надеялся пополнить, когда хоть немного потеплеет. Сейчас, в такие морозы, было бы самоубийством отправляться на поиски продуктов и топлива, поэтому будем сидеть в доме и не дёргаться, стараясь при этом всё-таки больше двигаться, чтобы не наступила гиподинамия, для чего я вместе с Игорем предложил начать каждому, не менее тридцати минут, по графику, заниматься на спортивных тренажёрах. Внизу, в подвале, у меня был велотренажёр и беговая дорожка, ещё один велотренажёр мы принесли из дома Володи. Кроме этого, через день каждый должен был принимать сеанс массажа. Игорь и его жена Надя были неплохими массажистами. Женщины с большим энтузиазмом поддержали предложение о курсе массажа и, в принципе, были готовы заниматься на тренажёрах. Ответственным лицом за все эти мероприятия и составления графиков мы назначили нашего главного врача Игоря, освободив его от обязанности выносить отходы в большой подвал. А отходов было много, за сутки набиралось три большие фляги.

За этим обсуждением работ, с составлением и согласованием графиков, наш первый завтрак в новом году плавно перешёл в обед. После чего все графики нарядов и тренировок на тренажёрах уже вступили в силу, и те, кому было положено, направились исполнять эти обязанности. Я, как главный координатор, был избавлен от нарядов по выносу отходов, на другие же мероприятия, включая дежурства, как и все, был включён в график.

Основное количество отходов занимала вода, поэтому было решено, что мыться, обливаясь водой, можно будет так: женщинам не чаще чем два раза в неделю, мужчинам один раз в неделю и по графику. Любители ежедневного душа могли обтираться влажной тряпкой хоть несколько раз в день. По поводу ограничения количества купаний было много возражений. Женщины были даже готовы сами выносить фляги с использованной водой и выливать их в отхожий подвал. Но я все эти обсуждения прекратил, заявив:

– Подвал тоже не резиновый, подумайте, куда мы будем девать отходы, когда он заполнится.

После этих слов все как-то притихли, и те, кто не был занят по графику, разошлись по своим делам. Мы вчетвером остались – решили поиграть в домино. Потом, после выноса фляг с отходами, к нам присоединились Саша с Флюром. Так просидели до одиннадцати часов вечера, пока наши жёны не растащили нас по комнатам.

С этого дня началась размеренная, текущая по расписанным графикам жизнь, и, можно сказать, она практически всем нравилась. Ребята с удовольствием даже стабильно выполняли общественные работы. На улицу, кроме как для выливания отходов, никто не выходил. Температура воздуха на улице постоянно понижалась. В начале февраля я, подойдя к окну, увидел, что термометр зашкалило на нижнем уровне в минус семьдесят градусов. Тогда пошёл в наблюдательную комнату – там, за окном, мы установили низкотемпературный термометр, привезённый Володей из Пущино, он показывал минус семьдесят три градуса. В доме тоже стало немного прохладнее, температура установилась в плюс восемнадцать. Подойдя к дежурным, я сообщил:

– Всё, лафа кончилась! Космический холод приближается! Печку теперь придётся топить углем. С экономным режимом надо заканчивать, чаще подкладывайте топливо.

В середине февраля температура опустилась до –97 градусов по Цельсию и держалась, практически не поднимаясь, примерно две недели. Немного теплее стало только после 8 марта. Как раз после того как мы поздравили наших женщин и устроили праздничный ужин. Выше минус шестидесяти градусов температура поднялась только в апреле. В мае температура первый раз повысилась, достигнув сорока градусов, и небо днём уже слегка серело, по крайней мере, можно было без фонаря разглядеть что-либо на улице. Я с напряжением следил за убыванием наших топливных запасов, ещё одна такая зима, и мы вымерзнем как мамонты. Все знали, какой расход топлива был у нас, особенно в феврале, и прекрасно помнили прогнозы из интернета о возможном похолодании до ста и даже до ста пятидесяти градусов, поэтому стали меня спрашивать, когда займёмся заготовкой топлива. Пришлось собрать народ и объявить:

– Такие вот дела, ребята, – если не хотим вымереть как мамонты, придётся помучиться и слегка помёрзнуть. Делать нечего, ведь топливо нам просто жизненно необходимо. Поэтому, независимо от того, какая установится температура, с первого июля разделяемся на две бригады. Одна будет на снегоходах перевозить торфяные брикеты, запасы которых обнаружили мы с Сашей, вторая заготавливать дрова в ближайшем лесу.

В конце мая у нас неожиданно прекратилась подача электричества; мы как раз сидели, ужинали, когда свет начал мигать. Я вышел посмотреть на ветряк – всё было нормально, лопасти вертелись. После первых морганий освещение вроде бы пришло в норму, но потом, где-то через полчаса, погасло окончательно. Наш главный электрик Валера вынес вердикт:

– Ну вот, писец! Наверное, истёрлись графитовые щётки, придётся лезть менять, – и молча стал надевать тёплую одежду.

Пока Валера одевался, мы по его указаниям собрали все материалы и инструменты, необходимые для проведения технического обслуживания генератора. В наплечную сумку положили также два фонарика. Я пошёл сопровождать мастера, освещая мощным фонарём ступеньки к площадке генератора. Замену щёток и техобслуживание генератора он проводил примерно минут пятьдесят.

Когда Валера слез с вышки ветряка, первым делом стал усиленно растирать ладони, сняв варежки и оставшись в одних тонких перчатках. Мы быстро прошли в дом, убедились, что подача электричества возобновилась, и потом в срочном порядке обеспечили замерзшему бедолаге сто граммов коньяка и два внеочередных бутерброда с икрой. Мгновенно заглотнув всё это, он блаженно развалился на стуле и промолвил:

– Кайф! Да за такую выпивку и закусь я готов хоть каждый день лазить на вышку, просиживая там по часу на холоде и ветру.

Отключение электричества нас порядком напугало, показав, насколько мы беззащитны, и любой срыв в обеспечении чем-либо может легко привести к самым трагическим для нас последствиям. И никто на помощь не придёт. Мы совсем одни, с нами только наша воля, которая велит скрупулезно выполнять запланированные работы, без всяких сантиментов и переживаний по поводу гибели привычного мира, а ещё постоянный контроль над собой, чтобы не сорваться – только это даёт нам шанс остаться в живых и выкарабкаться из этой передряги.

Слава богу, больше никаких срывов в работе техники и оборудования не происходило. В конце мая прекратили топить печь, электрическое отопление начало справляться с поддержанием требуемой температуры. По моим подсчётам, мы истопили за зиму примерно половину всего угля. Многие наводили панику, что топлива на следующую зиму не хватит (ведь дров уже нет), забывая о запасе угля в мешках, к которому мы ещё даже не прикасались, он так и лежал в гараже. Тем не менее я считал, что этим летом нам нужно обязательно вывезти все торфяные брикеты, кроме того, попытаться найти дополнительно запасы топлива.

Температура в июне иногда поднималась выше –30 градусов, однако в основном уверенно держалась ниже –28 по Цельсию. Небо посветлело, но даже 22 июня, в самый долгий день в году, было относительно светло только на протяжении шести часов. В июне мы начали выходить на улицу и заготавливать дрова в лесу. Все мужчины разделились на две бригады: рубщиков и перевозчиков дров. В конце июня, первый раз после катастрофы, достали снегоходы, испытав их проходимость по уже слежавшемуся снежному покрову. Слой снега достигал толщины четырёх метров. Потом, вчетвером, мы доехали до запасов торфяных брикетов и начали откапывать сарай, где они лежали. Во время поездки внимательно всё рассматривали, но тщетно, на снегу не было никаких следов – ни животных, ни техники, ни лыж. Всё как будто вымерло, стояла абсолютная тишина, изредка нарушаемая треском ломающихся веток с деревьев.

Ориентироваться в окружающей местности стало очень трудно, мы делали это только по столбам линий электропередач и ровным снежным полосам над бывшими автомобильными дорогами. Попробовали включать системы навигации – GPS и «Глонасс», но сигналы со спутников не проходили, и даже навигатор, купленный в Туле у прапорщика, который был разработан специально для военных, не действовал, хотя это был весьма навороченный аппарат, предназначенный для связи с системой «Глонасс». Тогда прапорщик уверял нас, что это экспериментальное оборудование, и оно работает лучше и гораздо надёжнее, чем ширпотребовские навигаторы GPS. Но тяжёлые свинцовые облака не пропускали никаких сигналов, радио тоже молчало.

За июнь мы заготовили около пятнадцати кубометров дров, сложив всё в сарае на первом этаже. Второго июля, вчетвером, на двух снегоходах поехали, чтобы приступить к перевозке торфяных брикетов. Лодку и большие сани прицепили к снегоходам буксировочными автомобильными тросами. Следы, которые мы оставили, когда в июне проводили разведку, уже давно занесло снегом. Снег шёл очень часто, уровень снежной поверхности уже начал приближаться к окнам на втором этаже дома, а это значило, что снегу навалило, начиная с прошлой осени, около пяти метров.

Подъехав к сараю с торфяными брикетами, мы часа три откапывали его и делали подъезд, и это несмотря на то, что в июне мы практически откопали вход в сарай. На первый раз решили сделать пробную ездку, загрузив на наши прицепы килограммов по сто пятьдесят брикетов. Снегоходы прекрасно тянули такой груз, даже с пассажиром на борту. На следующий день решили ездить уже без пассажиров и нагружать по триста килограммов. Мы были намерены в день делать хотя бы по пять ездок; двое станут возить, остальные двое, после загрузки саней, будут ожидать их, отогреваясь возле печки-буржуйки, которую нашли в домике конторы этого цеха. Там было ещё много бумаги – упаковок двадцать, а также несколько мешков соды, всё это тоже решили забрать.

Температура в июле держалась около –20 градусов, но ни разу не поднималась выше –15. Мы уже привыкли к холоду, и температура в –20 градусов уже казалась вполне комфортной. Ещё в конце июня попробовали горячим воздухом разморозить сток канализации; дули туда из тепловой пушки десять дней круглосуточно и всё-таки отогрели. Теперь у нас пошла вообще райская жизнь – с горячим душем и нормальным туалетом. Единственное, что напрягало, однообразное питание. Но, несмотря на это, никто не болел, все чувствовали себя прекрасно.

Особенно настроение у народа поднялось, и появилась надежда, что мы выдержим, и всё образуется, когда начали завозить торфяные брикеты. Все радовались такому количеству топлива. За июль вывезли все брикеты, получилось более двадцати тонн. Я подсчитал, что только брикетов нам хватит, если зима будет такой же, на целый год. А с учётом имеющегося угля и дров мы и два года можем не думать о топливе.

После вывоза последней партии топлива Саша предложил:

– Что мы сидим тут, как мыши! Мужики мы или как! Нужно доехать до моста через Оку, посмотреть на общую обстановку, и вообще стоит проверить трассу и железную дорогу – ведутся ли по ним перевозки и имеются ли где-нибудь следы жизнедеятельности человека. Может быть, стоит доехать и до Серпухова, ну, по крайней мере, оглядеть его через бинокль. Непосредственно в город, конечно, соваться опасно, уж слишком ценная добыча наши снегоходы.

После долгого обсуждения всё-таки решили подготовиться и третьего августа отправить в разведку к мостам на Оке трёх человек – Сашу, Флюра и меня. Втроём, на двух снегоходах, решили ехать на всякий случай, вдруг один из них откажет или повредится, тогда другой троих нас потянет, а четверых – вряд ли. Поездка вдвоём представляла большую опасность, вдруг встретятся мародеры или какие бандиты покруче, а так – у одного из нас всегда будут свободные руки, и он сможет сразу стрелять. И, вообще, втроём легче отбиться, а если ранят кого, можно будет уехать на двух снегоходах. Третьего августа, подготовив снегоходы и взяв оружие, мы отправились в дальнюю разведку. К одному снегоходу прицепили сани, куда сложили лыжи, спальные мешки, запасную канистру с бензином, термос с горячим чаем, воду и еду, а также переносную бензиновую плитку. С собой мы также захватили цифровую видеокамеру, бинокли, прибор ночного видения, радиостанции.

Выехали в десять часов утра, как только небо начало светлеть. В первую очередь решили направиться к автомобильным мостам через реку Оку, по пути осматривать, нет ли где следов пребывания человека. Потом, по льду реки, подъехать к железнодорожному мосту, посмотреть, каково состояние железной дороги, чистят ли её, затем попробовать добраться до Серпухова, но в город не заезжать, а посмотреть издали в бинокли – есть ли там люди. При обнаружении людей, сразу с ними в контакт не вступать – просто изучить, чем они занимаются, и сразу возвращаться обратно.

Температура воздуха была –19, снега не было. До Симферопольского шоссе добрались за 25 минут. Никаких следов, как на шоссе, так и на Пущинской дороге, не было, везде лежал нетронутый, первозданный снег. Мы доехали до моста через Оку и оттуда в бинокль осмотрели всю округу – к всеобщему сожалению, железнодорожный мост так и не был отремонтирован.

Мы решили спуститься к реке и уже по ней добраться до Серпухова. Спустились по дороге, проложенной для вывоза песка, намываемого из реки, там, в бывшем затоне, всё ещё стояла заброшенная драга. Мы, на всякий случай, подъехали к ней и проверили, нет ли топлива, ведь её заправляли соляркой. Оказалось, что в её резервуаре оставалось ещё литров пятьсот этого горючего. Забравшись на драгу, Саша начал осматривать проезд к Серпухову и увидел угол незанесённого снегом автомобильного фургона. Он находился практически прямо под автомобильным мостом, и сверху его невозможно было увидеть. По-видимому, машина упала с моста во время землетрясения, и её каким-то образом отбросило прямо к опорам. Автомобиль стоял, зарывшись вмятой моторной частью в землю, опираясь задними колёсами о колонну опоры моста. Мы решили до него доехать и осмотреть, чем загружен фургон, тем более он стоял у нас на пути, никаких кругов делать было не нужно. Подъехав к упавшей машине, не трогая кабину, откопали большие задние двери в фургон и вскрыли их монтировкой, выломав маленький замок. Откинув двери, заглянули внутрь и были приятно удивлены – это был изотермический фургон, полностью набитый коробками с замороженными куриными тушками и окорочками. Даже при таком вертикальном положении фургона они заполняли его на четыре пятых объёма. Спрыгнув прямо на коробки, Флюр достал несколько окорочков, осмотрел их, понюхал и воскликнул:

– Аллах свидетель! Совершенно нормальные – тухлятиной не пахнут.

Я ему кинул большой полиэтиленовый пакет, чтобы он набрал туда килограммов десять курятины, и сказал:

– Вот мы и посмотрим, любит ли тебя Аллах! Приедем домой, там разморозим всё и проверим. Если твой бог к тебе хорошо относится, это будет наша еда, если же ты большой грешник – будет корм для наших собак.

Флюр бросил окорочка в пакет, засунул туда и несколько бройлерных цыплят. Потом мы уложили нашу добычу в сани, аккуратно закрыли фургон и поехали дальше осматривать железную дорогу по пути в город Серпухов.

На железнодорожный мост мы даже не стали подниматься, и так было видно, что там ничего не было сделано, всё завалено снегом – тем более что пологого подъема на него не было. Поэтому мы решили сразу двигать к Серпухову, до пристани, и уже оттуда осмотреть город. Подъехав к пристани, мы влезли в совершенно пустое здание речного вокзала и с самой его высокой точки, находящейся в башне, осмотрели город. Уже начало смеркаться, но ещё можно было всё рассмотреть. Никаких огней или движения не было видно, и даже дыма от костров. Оставалось предположить, что город эвакуировали. Тратить время на мародерство в покинутых квартирах не имело никакого смысла, и мы стали собираться обратно.

Но затем невдалеке Саша заметил самоходную баржу, и мы напоследок решили её осмотреть, вдруг там так же, как и в драге, осталось дизельное топливо. Добравшись до нее, увидели, что трюмы судна полностью заполнены углём. Он был не тронут – баржу даже не пытались разгружать, она стояла на якоре метрах в двадцати от берега. Наверное, она пришла сюда в последние дни судоходства, а потом река замёрзла (в те дни температура начала резко падать), и баржа даже не дошла до порта, а потом было уже не до неё, вручную разгружать не стали. Мы осмотрели с фонариками всю баржу и уже в полной темноте, ориентируясь по своим следам, поехали домой.

В принципе, я был доволен нашей вылазкой. Найдены большие запасы продовольствия, если, конечно, они не протухли, хотя известно, что люди ели даже мясо мамонтов, пролежавших замороженными несколько десятков тысяч лет, а этим окорочкам всего-то несколько месяцев. Также нами обнаружено большое количество угля – несколько тысяч тонн, правда, доставлять его далековато, да и сейчас вроде бы незачем, но всё же как-то спокойно становится от одной мысли, что в легкодоступном месте имеются большие запасы топлива.

Домой мы вернулись только к девяти часам вечера (ведь ехали не очень быстро – в темноте, да и снег начался), поставили снегоходы на второй этаж сарая и первым делом вручили женщинам нашу добычу на разморозку с дальнейшей полной экспертизой. При этом я посоветовал Маше:

– Слушай! Как только окорочка отойдут, дай сначала попробовать их собакам. А уж потом можешь продолжить эксперимент на мне.

Стоявшая рядом Галя прыснула смехом:

– А давай, перед тем как ты употребишь эти тушки, я проведу исследования через микроскоп на предмет наличия в них посторонних бактерий. А то бедных собачек так жалко терять! – и продолжила: – Анатолий, ты не переживай, ведь и тебя мне тоже совсем не хочется терять.

Шутки шутками, а микроскоп у нас действительно имелся, его привез Володя из института, где работала Галя. После ужина мы все с нетерпением ожидали результатов исследований, одновременно провели и свои собственные: после разморозки каждый понюхал привезённые окорочка – не пахнут ли гнилостью, – они не пахли; а собаки, те просто слопали их в одно мгновение, не дожидаясь никакой экспертизы. Потом пришла Галя и сказала:

– Всё чисто. Даже под микроскопом я не обнаружила ничего подозрительного. Так что, Анатоль, теперь смело можешь приступать, и мы тебя с удовольствием поддержим.

Потом женщины быстро поджарили курятину на гриле, и все, хотя недавно и поужинали, с удовольствием съели по аппетитному окорочку. Во время этого второго ужина договорились – с завтрашнего дня начнём вывозить к нам всю курятину, найденную в опрокинутой машине. Наконец, наевшись до отвала, в первый раз за долгое время, мы отправились по своим комнатам спать.

Перед этим решили, что перевозить добычу будут Саша и Флюр, а задача остальных – быстрая разгрузка и подготовка снегоходов к новому рейсу. Мы надеялись в течение недели закончить с этим делом. Хранить найденные продукты решили на втором этаже гаража; там было холодно, как в морозилке, а мыши все уже давно перемёрзли.

В девять часов утра все мужчины уже сидели в столовой, завтракая привезённой курятиной. А когда Саша с Флюром уехали, мы пошли помогать Валере мастерить полки и короба для хранения этого мясного запаса. За день ребятами было сделано два рейса и привезено около тонны окорочков. Володя весь груз перевешивал на напольных весах. На следующий день было привезено больше полутора тонн. Оказалось, что половина из привезённого груза это замороженные бройлерные цыплята. Весь груз – пять с половиной тонн – удалось перевезти за пять дней, хорошо, что температура была не особенно низкой, и снег шёл только один день.

После этих перевозок мы больше никуда не ездили – начали экономить бензин. Ведь, несмотря на экономичность техники, мы за всё время после катастрофы сожгли более полутора тонн бензина; истратили весь запас, который сделал Николай, и даже отливали из бензовоза, пригнанного нами из Тулы. Я задумался – откуда мы возьмём столько бензина, если нужно будет перевозить уголь с баржи? Только дизельного топлива у нас оставались большие запасы – его мы, считай, не тратили. Бензина, конечно, тоже оставалось довольно много, практически полный бензовоз. Но до Серпухова далеко, а для вывоза потребного нам количества угля нужно сделать слишком много рейсов.

Наступившая осень этого года запомнилась только усилением холодов; в октябре бывало уже и минус пятьдесят, а в конце ноября доходило до шестидесяти градусов. Графитовые щётки на генераторе мы успели поменять в октябре, когда температура была минус сорок пять градусов, в декабре же начались лютые морозы, температура держалась около ста градусов ниже нуля. А ещё в нашем, в общем, вполне дружном коллективе начались всякие мелкие дрязги. Обиды возникали буквально на пустом месте – не так посмотрел, не то сказал или промолчал, когда нужно было хоть что-то ответить. Бред, одним словом.

У женщин эти обиды проявлялись особенно ярко – доходило до истерик, до создания фракционных групп, которые проводили подрывную работу против конкуренток, входящих в другой лагерь. И все они периодически объединялись против главного злодея, которым объявили Володю, считая, что это именно он, по личной прихоти, зажимает вкусную еду, а также всякие тряпки, косметику и прочие необходимые вещи. Что тут скажешь – идиотизм высшей формы! Ведь знают, в каком мы находимся положении, к тому же сами выбрали его в «железные интенданты», а теперь куксятся, что им не дают возможности получить имеющиеся на складе вещи по первому требованию.

Я, конечно, проводил среди разбушевавшихся дам разъяснительную работу, но всё бесполезно – в глазах нашей лучшей половины при этом только сам становился «узурпатором», который совсем не понимает женщин. В словах предводителей противоборствующих фракций Татьяны и Кати сквозила жуткая обида на нашего бедного интенданта: «У этого скупердяя не допросишься даже иголки, хотя обещаешь лично потом ему вернуть, а если хочешь получить какую-нибудь вещь в постоянное пользование без возврата в общий фонд – это вообще дохлый номер – старый маразматик требует на это решение общего собрания. А разве можно выносить на всеобщее обсуждение вопрос «о женских трусах» или других интимных вещах. А ещё этот железобетонный монстр закрыл в бане, которую использует как свою сокровищницу, даже такие вещи, как вату или прокладки, и выдаёт их только по бумажке, в которой Док подтверждает, что у просительницы действительно начались критические дни.

Такими, самым бесцеремонным образом высказанными доводами забивали бабы всю мою, заранее продуманную аргументацию. Попробуй тут поспорь, когда дело идёт о самих «критических днях», тем более с такой суровой женщиной, как Катя, – уж её-то аргументация выстроена с математической точностью, не зря же МГУ закончила. Куда уж мне, со своим куцым образованием и дворовым воспитанием, противостоять наследнице идей лучших профессоров и полемистов страны. Как мог Флюр жить с такой ехидной штучкой, не знаю – скорее всего, именно в спорах с ней он сумел отточить свой язык до остроты лезвия. Но, похоже, татарин знал особый секрет, как обуздать строптивую мадам, да так, что фурия мгновенно превращалась в овечку при первом же рыке разгневанного Флюра. Да, он был для неё авторитет, а я – так, досадная помеха в её стремлениях к хорошей жизни.

В процессе всех этих бесед выявился единственный способ отвести невероятной силы град обвинений против Володи, ну и меня, соответственно, – это предложить кому-нибудь из главных скандалисток возглавить наше снабжение. Вот как-то вечером я и пригласил Таню с Катей к себе в комнату и сделал такое заявление. Что тут началось, трудно описать словами, скажем так – две тигрицы в тесной клетке делят добычу. После нескольких минут жёстких словесных баталий они с горечью признали – ладно, пускай этот прижимистый Володя продолжает заведовать всеми запасами, а они уж как-нибудь потерпят его – «жадину».

То ли дело с мужиками, можно элементарно разрулить любой конфликт – провёл беседу, доказал, в какой ситуации тот неправ, и всё – вопрос снят. Но, вернёмся «к нашим баранам», с женщинами это дело не прокатывало – ведь вроде бы уже согласились основные бузотеры, что лучше Володи никто не справится с распределением наших ограниченных запасов, так буквально через пару недель опять возникает всё та же ситуация – слезы, истерики, обиды. Я не справлялся и в отчаянье обратился за советом к жене – как же успокоить этих фурий, особенно истеричку Татьяну? Маша минут десять распространялась об особой женской натуре, только я пропустил всю эту психологическую лабуду мимо ушей, зацепившись за последние её слова:

– Мужика Таньке надо! Гормоны в голову бьют – жить спокойно не дают.

– Хм… мужика? А что же тогда Катя бесится? У неё-то с этим всё нормально – Флюр парень здоровый, трахает её, дай боже! В других спальнях народ уснуть не может.

– А у Кати другие гормоны в голову бьют! Она же не привыкла так жить – без Интернета, без потока новой информации, без любимого дела. Вот и бесится, выдумывает себе проблемы, которые заполняют пустоту, образовавшуюся с потерей большого мира.

– А другим чего не хватает – какого чёрта они-то ругаются?

– Так скучно же, вот и имитируют бурную жизнь! Думаешь, легко так жить, совсем как в курятнике – поклевал из кормушки и на насест? Мы же люди, нам необходима какая-то общественная жизнь, пусть и такая, самая захудалая – погрыз кого-нибудь и уже легче на душе, уже ощущение, что ты вполне себе активно живёшь, а не существуешь, как амёба. Разные мы все, вот и происходят всякие мелкие конфликты. Не притёрлись ещё друг к другу, вот об эти шершавые места и занозимся. А вообще, не бери себе всю эту чушь в голову, привыкай жить в бабском коллективе, – «все мы бабы стервы» – так оно и есть, поэтому смирись, муженёк, живи себе и получай удовольствие.

Маша призывно посмотрела в глаза и начала расстегивать на мне рубашку. Куда тут денешься – пришлось смириться и приступить «к получению удовольствия».