Тедди появляется в кухне, скользя по полу в разномастных носках: на одном из них морда монстра с большими зубищами и пластиковыми глазами, другой весь в крохотных усиках.

– Смотри, что я нашел! – Тедди подходит ко мне и обнимает со спины за талию. Он утыкается носом мне в шею, вызывая приятную дрожь, а затем разворачивает меня лицом к себе. Смотрит на свои стопы и шевелит пальцами ног. – Под кроватью валялись.

– Идеальная парочка, – отвечаю я.

Тедди наклоняется и целует меня. И как всегда, у меня кружится голова, в ушах стучит кровь, и мы не можем перестать друг друга ласкать. Происходящее между нами еще слишком ново, хотя Тедди давно мне привычен, хотя привычнее его нет никого для меня в целом мире, и от этого так хорошо, что лучше и не может быть. Когда он целует меня – каждый раз, – мне кажется, что мы не сможем остановиться, что мы так и проживем с ним всю жизнь: губами к губам, бедром к бедру, неразлучные до конца наших дней.

Под напором Тедди я делаю несколько шагов назад и врезаюсь спиной в холодильник. Разорвав поцелуй, мы учащенно дышим и улыбаемся как сумасшедшие.

– Привет, – как обычно, говорит Тедди после поцелуя. Он словно до сих пор с радостным удивлением обнаруживает, что целовал именно меня.

– Привет, – улыбаюсь я.

Он наклоняется вперед и упирается ладонями в холодильник по разные стороны от моей головы, пригвождая меня к месту и собираясь снова накрыть мои губы своими. Но затем вдруг хмурится и отступает.

– Старье какое, – ворчит он.

– Это ты о чем? – недоуменно моргаю я.

– О холодильнике. – Тедди осматривает кухню. – И о духовке.

– Вот, значит, о чем ты думал, целуя меня, – поддразниваю его я.

Он смеется.

– Прости, но…

– Что?

– Может, удивить следующих жильцов, поставив здесь новую технику? – Тедди воодушевляется: – Классно ведь будет, когда они заедут и увидят ее?

– Очень классно, – подтверждаю я на полном серьезе.

Когда Тедди приходят в голову подобные мысли, когда он загорается новой идеей сделать что-то доброе и хорошее, моему сердцу от чувств становится тесно в груди.

Тедди подходит к духовке, открывает ржавую дверцу и заглядывает внутрь. Романтичная атмосфера разрушена, поэтому я подхватываю лежащий у раковины коричневый пакет с мусором.

– Смотри, не выкини чего-нибудь важного, – не поднимая взгляда, замечает Тедди. В его голосе слышен смех.

– Эта шутка никогда не устареет, – отзываюсь я. – Никогда.

Выхожу в коридор, и меня вновь захлестывает воспоминание о том утре, о том, как близки мы были к потере билета, о том, как нечто столь маленькое – потерявшийся клочок бумаги – могло перевернуть всю нашу жизнь.

Бросив пакет в мусоропровод, смотрю на номер квартиры напротив двери Тедди: тринадцать. Выпалив «тринадцать», я пожалела о том, с какой готовностью назвала это число, покупая билет. Но не сейчас. Это число больше не ассоциируется у меня с растяжкой от мины, чекой на гранате или обрывом. Оно теперь нечто совершенно другое: воспоминание, самоотдача, талисман.

То, что привело меня сюда.

И мне здесь нравится находиться.

Я возвращаюсь в квартиру. Тедди стоит у холодильника, спиной ко мне, наклонив голову. И лишь когда он поворачивается, я понимаю: что-то не так. Тедди бледен, его волосы взъерошены, словно он не раз провел по ним пальцами. Я не сразу замечаю открытку в его руках, а когда замечаю, сердце так резко ухает вниз, что удивительно, как оно не выскочило совсем.

Смотрю на холодильник, отодвинутый на несколько дюймов от стены, потом – на открытку, которую Тедди держит в руках, затем – на его дурацкие носки: куда угодно, только не ему в глаза. Я боюсь встретиться с его взглядом, боюсь увидеть отражающиеся в его глазах чувства.

Прошло столько времени с той поездки на автобусе в снежный день, столько времени с того момента, как я взяла ручку Лео и излила переполняющие сердце чувства на бумагу. Столько всего произошло с того вечера. Столько всего изменилось. И теперь этот мой мимолетный порыв все разрушит. Потому что несколько месяцев назад я по глупости и беспечности написала на поздравительной открытке три слова, которые мы с Тедди до сих пор не сказали друг другу. Я уверена, этих слов достаточно, чтобы отпугнуть его, чтобы поселить в нем сомнения в том, стоит ли продолжать наши отношения.

Уж кому-кому, а мне ли не знать: везение не бесконечно.

И здесь, сейчас, в это самое мгновение, мое везение, наверное, иссякло.

Молчание затягивается. Я так и стою у двери, а Тедди – у холодильника, и разделяющее нас расстояние мне не по силам преодолеть. Тедди не выпускает открытку из рук, и я почти вижу написанные на ней слова, хотя так долго носила их в своем сердце, что напоминание мне не требуется. Они вторым пульсом бьются во мне – ровно, болезненно, искренно: «я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя».

Я внутренне готовлюсь к тому, что меня ждет: начало или конец. В кухне висит напряженная тишина. Облако за окном закрывает солнце, затемняет кухню. Где-то вдалеке надрывается сирена. А тут, в тишине, я прерывисто вздыхаю и наконец заставляю себя посмотреть Тедди в лицо.

Я думала, что знаю все его улыбки, что я все их запомнила и распределила по категориям. Но эта улыбка мне незнакома. Тедди смотрит на меня так, словно вот-вот станет совершенно другим человеком. Словно к его берегу вот-вот причалит долгожданный корабль.

Словно он самый счастливый человек на земле.

Словно счастливее нас никого нет.