46
Тедди оставляет официантке на столике аккуратную стопочку стодолларовых купюр.
– Я обещал, – объясняет он, пребывая в хорошем расположении духа, предвкушая, какое у нее будет лицо, когда она обнаружит оставленные для нее деньги.
Задержавшись у выхода, мы смотрим в маленькое окошко над дверью. При виде огромных чаевых у официантки отпадает челюсть. На улицу Тедди выходит с довольной улыбкой.
– Точно не хочешь участвовать в этом?
– Хочу, – несколько резковато отвечаю я. – Просто не официально.
– Прости, – сразу смягчается Тедди. – Я понимаю. Ты можешь участвовать в этом, сколько захочешь. Правда. Часть денег будет лежать в резерве – только для тебя, чтобы ты могла в любое время брать их оттуда.
– Спасибо. Всегда мечтала о денежном запасе.
– В последнее время я частенько слышу эту фразу, – смеется Тедди.
Мы так и стоим у кафе, залитые идущим из его окон светом. Квартира Тедди и бесплатная столовая находятся в противоположных направлениях.
– Мне пора, – бросаю я взгляд на часы. – Ты придешь завтра в школу или продолжишь бойкотировать ее?
– Не, приду, – отвечает он. – Решил, что лучше все-таки закончить ее. Вдруг передумаю насчет универа.
Он, конечно же, шутит, но у меня на душе становится легче.
– Возможно, когда-нибудь, – повторяю я его слова и начинаю идти в сторону столовой.
Но Тедди не двигается. Я поворачиваюсь и машу ему на прощание. Ноль реакции.
– Я пойду с тобой, – заявляет он и догоняет меня.
Уже почти стемнело, от солнца остался лишь легкий оранжевый росчерк над землей. Если не потороплюсь, то опоздаю. И все же я медлю.
– Необязательно меня провожать.
– Сегодня чудесный вечер. – Тедди идет вперед, и мне остается только следовать за ним.
В этот час улицы запружены народом, наполнены держащимися за руки влюбленными парочками, бегущими впереди родителей детьми, гуляющими группками друзей.
– Мне раньше никогда не требовалось сопровождение, – говорю я Тедди.
– Знаю. – В его глазах пляшут озорные искорки. – Просто я веду себя по-джентльменски.
– Да ничего со мной не случится. Не нужно так…
– Что?
– Печься обо мне.
– И не думал даже, – смеется он.
– Как же! Ты и в Сан-Франциско так себя со мной вел. Чуть ли не в наседку превратился, когда…
– Когда что?
Я хмурюсь:
– Когда я расплакалась при тебе.
Мы проходим под уличным фонарем, и тот высвечивает из теней лицо Тедди.
– Знаю, я тогда совсем расклеилась. Но это ведь не значит, что со мной нужно обращаться как с хрустальной…
– Стоп! – поднимает Тедди руки. – Значит, вот что ты думаешь?
– А что я еще должна думать? Ты весь остаток поездки носился со мной, как…
– Как курица с яйцом? – с улыбкой подсказывает Тедди.
Я игнорирую его замечание.
– Тебя так перепугало случившееся, что по возвращении ты просто взял и сбежал от меня.
– Говорил же: я торчал в библиотеке, – рассеянно отвечает Тедди, глядя на выстроившиеся вдоль улицы магазинчики. Затем поднимает палец: – Подождешь секунду? Я мигом вернусь.
– Что? – обалдеваю я, но Тедди уже бежит к стоящему на углу банку и исчезает в вестибюле банкомата. Покинутая им на тротуаре, я вскидываю руки, молча вопрошая: «Видели, что он вытворяет?» На меня, естественно, никто не обращает внимания. Приходится ждать Тедди.
Он возвращается, запихивая в задний карман джинсов бумажник.
– Прости, – извиняется он и, ничего не объясняя, как ни в чем не бывало возобновляет прерванный разговор: – Я никуда не сбегал. Забыла про сегодняшнюю презентацию? Про те папки, которые вы даже не соизволили открыть? Мне пришлось немало над ними покорпеть. Вот чем я занимался. И ты тут ни при чем.
Тедди слегка спотыкается, словно собирался остановиться, но передумал. Опустив голову и сжав челюсти, он продолжает путь.
Сейчас бы мне отпустить ситуацию. Сделать вид, что поверила ему на слово. Успокоить, сказав: все нормально. Но почему-то я не делаю этого. Не могу.
– Я не верю тебе, – тихо произношу я. – По-моему, ты испугался. Ты просил, чтобы я была искренна с тобой, сказал, что хочешь поддерживать меня, но стоило тебе мельком увидеть настоящую меня, увидеть мой душевный крах…
– Не говори так, – хрипло отзывается Тедди. – Это оскорбительно.
Я потрясенно смотрю на него:
– Что именно?
– Ты ведешь себя так, будто я не знаю настоящую тебя. Мы девять лет дружим. Ты многое пережила и не любишь об этом говорить, но это не означает, что я не знаю тебя. Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.
– Тогда ты должен понимать, что не нужно обращаться со мной как с хрустальной вазой. – Слова вырываются с горечью, которую я не в силах скрыть. Я расстроена, раздражена и немного злюсь – такие чувства одновременно у меня может вызвать только Тедди.
Он качает головой:
– Я не…
– Ты «да» – так себя и ведешь. А уж лучше всех должен знать, как я этого не люблю.
– Почему «лучше всех»? – хмурится Тедди.
«Потому что, – хочется сказать мне, – мы оба пережили то, что могло нас сломать».
Но мы не сломались.
– Не важно. – Я ускоряю шаг. – Просто…
Тедди снова поднимает палец, и я умолкаю, не закончив фразы.
– Минуточку, – бросает он мне и несется в сторону аптеки.
Я возмущенно фыркаю: теперь уж точно опоздаю! И следующие семь минут рассеянно пинаю почтовый ящик, думая о прерванном разговоре и все больше накручивая себя.
Тедди возвращается с болтающимся в руке белым полиэтиленовым пакетом и, когда мы возобновляем шаг, принимается им вертеть. На перекрестке поворачиваем налево – на дорогу, обрамленную деревьями, домами и редкими уличными фонарями.
– Дело не в этом, – начинает Тедди так, словно не исчезал опять без каких-либо объяснений. Я даже не сразу понимаю, о чем он.
Мы почти дошли до церкви, в которой располагается бесплатная столовая. Злость моя поутихла, но на смену ей пришло тихое отчаяние. По правде говоря, я ненавижу ссориться с Тедди. Мне хочется лишь одного – чтобы между нами все было как прежде. Как было до лотереи. До поцелуя. До всего этого.
– Я не испугался. У меня просто были дела.
– В библиотеке, – закатываю я глаза. – Да-да, ты уже об этом говорил.
Тедди останавливается:
– Но это же правда.
Дальше по улице видна церковь, ее шпиль – темно-синяя тень на фоне пурпурного неба. Сбоку здания выстроилась очередь из ожидающих открытия кухни. Издалека постоянных посетителей не различить, но мне видно, как кто-то прикуривает, закрывшись ладонью от ветра. В окружающей темноте поднимается и падает красная точка зажженной сигареты.
– Я опаздываю, – говорю я Тедди и, подняв взгляд, понимаю, что мне наконец-то удалось пробить брешь в его терпеливом добродушии. Теперь не только я раздражена на него, но и он – на меня.
– Если тебе казалось, что после возвращения я тебя избегаю, – цедит он сквозь сжатые зубы, – то, возможно, так оно и было.
– Та-ак. – Я скрещиваю руки на груди.
– Но совсем по другой причине. Я пытался не давить на тебя, понятно?
– Насчет чего?
Тедди нетерпеливо фыркает:
– Насчет Стэнфорда. Или… не Стэнфорда.
– Не поняла?.. – теряюсь я.
– Мы видели, что произошло между Максом и Лео. Знаю, Макс действовал из лучших побуждений – он просто хотел быть с Лео, – но иногда совершенно не важно, чего хочешь ты. – Тедди произносит это так агрессивно, что не понять, на кого он злится: на меня или Макса. – Важно, чего хочет другой человек. И да, теперь я могу признаться в том, как рад, что в следующем году ты не будешь черт-те где в Калифорнии. Поскольку находиться в такой дали от тебя целых четыре года будет… я даже не знаю. Невыносимо, наверное. И я отстранился для того, чтобы ты смогла принять столь важное решение сама. Прости, если это…
– Тедди.
Он умолкает.
– Да?
– Спасибо. По-моему, так приятно на меня еще никто не кричал.
Тедди невольно смеется.
– Находиться в такой дали от тебя мне тоже было бы невыносимо.
– И была еще одна причина, – тихо продолжает Тедди. – Помимо дел, связанных с библиотекой и благотворительностью. Мне нужно было поработать.
– Ты все повторяешь это, но я понятия не имею, что…
– Это значит, – несколько нетерпеливо перебивает он меня, – что я считаю не тебя ранимой и хрупкой, а твое сердце.
– Что? – ошарашенно гляжу я на него. – О чем ты?
– Слушай, я – это я. Вечно все порчу. И небрежен по отношению к другим людям. Не специально, просто такой уж я есть.
Я киваю, хотя до меня никак не доходит, к чему Тедди все это говорит.
– Но с тобой у меня все по-другому. Даже если не брать в расчет дружбу – а ее трудновато не брать в расчет, – тебе и так немало досталось, понимаешь?
– Нет, – не задумываясь, отвечаю я. – Понятия не имею, к чему ты…
– Тебе многое пришлось пережить. – Прежде чем я успеваю возразить, он спешно повторяет: – Да, пришлось. Этого нельзя отрицать. И я не хотел быть тем, кто снова причинит тебе боль.
«Причинит боль чем?» – хочется спросить мне, но я слишком боюсь задать этот вопрос. Не потому, что знаю, каким будет его ответ, а потому, что знаю, каким хочу, чтобы он был.
На дорогу сворачивает машина, и свет ее фар выхватывает лицо Тедди.
– Поэтому я не упоминал о том, что случилось тем утром после выигрыша в лотерею.
Он имеет в виду поцелуй? Трудно сказать, когда все настолько смешалось.
– А потом мы поссорились, и на душе у меня стало еще тяжелее. Ведь я не хотел причинить тебе боль, а в итоге сделал еще больнее.
– Тедди…
– А затем, да, ты расплакалась при мне в Сан-Франциско. Но это было к лучшему. Я увидел, какая ты сильная. Ты позволила мне это увидеть. Я увидел твою внутреннюю силу, а не душевный крах. Вовсе нет.
Я смотрю на него и не нахожу слов для ответа.
– И меня твои слезы не испугали, – с улыбкой продолжает Тедди. – Наоборот. Я всегда знал, что ты многое пережила и что тебе пришлось нелегко. Но, оказавшись там, с тобой… – Судорожно вздохнув, он качает головой: – Я и представить не мог, что тебе настолько тяжело и больно. До сих пор.
Я все время напрягаюсь, когда речь заходит о моих родителях. Это машинальная реакция моего тела, у меня сразу деревенеют спина и шея. И сейчас у меня та же реакция. Я скованно стою, уставившись на потрескавшийся тротуар. Моя тень на нем соприкасается с тенью Тедди, и на секунду кажется, будто мы держимся за руки.
– Тогда я понял, что мне есть над чем поработать, – заканчивает Тедди таким тоном, будто все мне разъяснил.
– Почему ты постоянно твердишь эту фразу? – спрашиваю я, не глядя на него. – Что она вообще означает?
– Эл. – Он кладет ладонь на мое плечо, и напряжение сразу отпускает меня. – Видимо, я не совсем понятно изъясняюсь…
Это еще мягко сказано! Не сдержавшись, я начинаю смеяться. Но Тедди остается серьезным, и мне становится ужасно неудобно за свой смех. Мгновение мы оба просто смотрим друг другу в глаза.
Между нами происходит что-то, чему я не знаю названия, но что отчетливо чувствую. Что-то, от чего сердце гулко бьется в груди, руки дрожат, а тело плавится.
– Мне нужно идти, – тихо говорю я, но не двигаюсь.
Взгляд Тедди пригвоздил меня к месту. Уйти сейчас – это как уйти с сеанса кино, не досмотрев фильм до конца. Как пропустить последние слова, в которых заключается вся соль классной шутки. Как бросить почти собранный пазл, не вставив в него всего пары-тройки кусочков.
Я не ухожу, заставляя себя смотреть Тедди в лицо.
– Мне надо было много над чем поработать из-за тебя, – снова повторяет он, но на этот раз настойчиво и с нажимом, словно пытаясь донести до меня то, чего я никак не пойму, словно подавая сигнал, который я никак не уловлю. – Ты самый лучший человек из всех, кого я знаю. И я понял, что должен… что хочу стать лучше. Или хотя бы сделать что-то очень хорошее. Ты понимаешь, о чем я?
Засмеявшись, я смахиваю со щеки слезу – даже не заметила, как заплакала.
– Ни капли.
И тут Тедди целует меня.
Вот так просто.
Делает шаг ко мне, наклоняется и целует.
И этот поцелуй совсем не похож на первый, случившийся в день выигрыша в лотерею. Он не импульсивный и не стремительный. Это поцелуй, к которому готовились целые месяцы, а может, и годы. Проникновенный и долгий. И кусочки несобранного пазла сами встают на свои места.
Руки Тедди зарываются в мои волосы, скользят по шее, спине. Губы целуют жадно и страстно. И, поняв наконец, что он пытался сказать мне, я встаю на цыпочки, обнимаю его за шею и пылко отвечаю на поцелуй.
– Тедди, – выдыхаю я, когда наши губы разъединяются.
Но мы не перестаем обниматься. Он прижимает меня к себе, и я не выпускаю его из рук.
Наклонив голову, Тедди заглядывает мне в лицо.
– Да?
– Совсем не обязательно было вкладывать миллионы долларов в благотворительность и придумывать целый бизнес-план, чтобы меня поцеловать.
– Правда? – улыбается он.
– Мое сердце не настолько сложно завоевать.
– Нет, завоевать его очень сложно, – отвечает Тедди и снова накрывает мои губы своими.
В таком поцелуе можно полностью раствориться, потеряться на часы, а может, и дни. И нам так и кажется. Кажется, будто мы целую вечность не отрываемся друг от друга, сплетясь губами и руками, а весь остальной мир отдаляется и исчезает.
Тедди роняет пакет из аптеки, и его содержимое со стуком и бряцаньем рассыпается по тротуару. Мы, вздрогнув, разрываем объятия, и я наклоняюсь за упавшим добром. Я в таком состоянии, что не сразу соображаю, что вижу.
– Зачем тебе столько дезодорантов? – поражаюсь я, не давая одному из них укатиться в траву. – От тебя вроде не так уж и сильно попахивает.
– Ну, спасибо! – смеется Тедди, протянув руку за упаковкой зубной нити. – Это не для меня.
Выпрямившись, я пристально смотрю на него:
– Да ладно!
– Ага, – улыбается он. На тротуаре лежат зубные щетки, малюсенькие бутылочки с жидкостью для полоскания рта, несколько упаковок с пластырями и даже несколько пар носков. – В следующий раз я принесу больше. Тут просто в спешке все брал, очень хотелось начать.
– Откуда ты…
Тедди пожимает плечами:
– Ты не раз говорила о том, в чем они нуждаются.
– И ты меня слушал? – спрашиваю я с таким изумлением, что Тедди опять смеется. Невероятно. Я перевожу взгляд на усыпавшие тротуар туалетные принадлежности. Все это время я недооценивала Тедди. Все это время думала, что он не обращает внимания на мои слова.
– Я еще наличку принес, – похлопывает он по заднему карману, в который сунул бумажник после того, как забежал в вестибюль банкомата. – Знаю, этого недостаточно, но нужно же с чего-то начинать, да?
– Да, – киваю я, все еще ошеломленная.
Тедди нагибается за пакетом, а потом бросает взгляд в сторону церкви.
– Готова?
Дивясь сама на себя, я беру его за свободную руку. Не могу сдержаться. В глазах Тедди такая надежда, такое искреннее желание помочь. Я улыбаюсь ему, он улыбается мне, и мы долгое мгновением стоим, глядя друг другу в глаза. Затем я киваю, и мы пересекаем газон – держась за руки, счастливые и немного шальные, жаждущие поделиться нашим подарком судьбы.
