38
Конверт из Института искусств приходит в тот же день, когда я должна ответить администрации Стэнфорда, буду ли там учиться.
Мы находим конверт в почтовом ящике по возвращении из школы, и Лео вскрывает его, даже не заходя в дом. Пока он читает письмо, я стою рядом с ним на крыльце и в волнении не свожу с него глаз. На лице брата расцветает улыбка. Он победно вскидывает руки и сбегает со ступенек вниз. Размахивая над головой письмом, Лео с радостными криками лихо нарезает вокруг нашего газона круги. Я не могу удержаться от смеха.
– Видно, новости хороши?
Вместо ответа Лео, проносясь мимо меня, протягивает руку, чтобы дать мне «пять».
Дома он кидает на пол свой рюкзак, стряхивает куртку и звонит тете Софии на работу. Я иду к холодильнику, беру себе яблоко и усаживаюсь за столом, чтобы наблюдать «из первого ряда» за тем, как он делится с мамой замечательной новостью.
В процессе разговора с ней Лео подскакивает к столу.
– Знаю, знаю, – говорит он в трубку, подмигивая мне. – Я – гений. Да-да, я такой.
Я закатываю глаза.
– Ага, жду не дождусь. – Его улыбка слегка меркнет – наверное, он подумал о Максе. Лео несколько секунд молчит, затем смотрит на меня. – Нет, она еще не дала им ответ. Наверное, для пущего эффекта хочет дать в последнюю минуту.
Задумчиво откусываю яблоко. Ответ я должна дать до полуночи по времени Западного побережья, а значит, до двух ночи здесь. Времени еще полно. Да и решение должно быть наипростейшим и очевиднейшим. Но почему-то я его до сих пор не приняла. Не согласилась вот так сразу на обучение в Стэнфорде.
Лео продолжает общаться с мамой, а закончив разговор с ней, звонит отцу. Поэтому, махнув ему рукой и показав большой палец, я поднимаюсь к себе.
Мой ноутбук лежит на кровати. Я открываю его и захожу на страничку Стэнфорда. Глядя на фотографии залитых солнцем темно-желтых зданий с красными черепичными крышами, вспоминаю о том, как мы с Тедди сидели у фонтана.
С того дня прошла всего пара недель, но кажется, что гораздо больше. Мы не говорили с Тедди о том, что случилось возле моего старого дома: о том, как я совсем расклеилась и мы долго стояли в обнимку. На той неровной пешеходной дорожке, на безмятежном холме посреди Сан-Франциско я рассыпалась на кусочки, и Тедди попытался помочь мне собрать себя заново.
Он и после этого не бросал попыток.
Тедди не отходил от меня весь остаток поездки. В другом городе и в другое время мое любящее сердце растаяло бы от его участия. Но мне было не по себе от его излишней опеки. Он словно боялся, что я в любой миг снова рассыплюсь.
Когда я споткнулась, гуляя по Пресидио, Тедди подскочил ко мне с глубокой озабоченностью на лице. На пляже, когда я вошла в ледяную воду, все беспокоился, что у меня замерзнут ноги. В книжном вырвал у меня из рук роман «Под стеклянным колпаком».
– Слышал, эта очень грустная история, – сказал он и сунул мне взамен «Маленьких женщин».
– А эта, по-твоему, очень радостная? – выгнула я бровь.
– А что, нет? – встревожился Тедди.
– Ты не в курсе, что Бет…
– Не надо спойлеров! – Он забрал у меня книгу Луизы Мэй и всучил «Оливера Твиста».
– Диккенс. Ну конечно. Ведь его произведения всегда так жизнерадостны!
Я знала, что Тедди просто пытается меня взбодрить. Он видел меня полностью сокрушенной, прижал к себе и дал выплакаться в своих объятиях. Он не хотел, чтобы подобное повторилось. Но его попытки меня расшевелить были слишком лихорадочными, отчаянными, и они лишь укрепляли засевшее внутри меня беспокойство.
Беспокойство, что мой эмоциональный всплеск напугал Тедди. Что для него это – слишком.
После возвращения он как-то отдалился от меня. Когда я вижу его на физике, он кажется всегда рассеянным и отстраненным. Когда я пишу ему сообщения, он не отвечает. А когда звоню, мой звонок сразу же перенаправляется на голосовую почту. Я не просто так редко говорю о своем прошлом. Мне неприятна чужая жалость, и уж тем более – жалость Тедди. Такое ощущение, будто девять лет смыло за одни выходные.
Вздохнув, возвращаю внимание к сайту Стэнфорда. Сейчас мне особенно тяжело, поскольку страшно тянет обсудить свое решение с Тедди. Долгое время Калифорния была моей целью. Но что-то изменилось за нашу поездку, и теперь меня мучают сомнения.
Я опускаю пальцы на клавиатуру и почти неосознанно набиваю: «Северо-Западный университет». Открывается главная страница, и я смотрю на нее, вспоминая слова тети Софии, сказанные ею во время нашего посещения этого университета: «Я лишь хотела убедиться, что ты хочешь того же».
Больше всего на свете мне хочется, чтобы со мной сейчас была мама. Хочется до боли в сердце, истово и горячо. Мне хочется спросить ее, как поступить. Хочется знать мнение родителей обо мне: гордились бы они мной или переживали за меня; видели бы во мне девушку, которая чтит их память, или девушку, которая безнадежно потерялась?
Закрываю ноутбук и тру глаза. Меня разрывают противоречивые чувства. Я беру листок бумаги и провожу по центру линию. Затем, почти не задумываясь, на одной стороне пишу «Стэнфорд», на другой – «Северо-Западный университет».
Смотрю на эти слова и прекрасно понимаю, что на самом деле выбираю между Калифорнией и Чикаго.
Что на самом деле выбираю между прошлым и настоящим.
В дверь стучат, затем в комнату просовывает голову Лео.
– Мама просила передать, что ужинать мы будем во дворе, поэтому поскорее спускайся. Думаю, она хочет устроить маленькое празднование. – Он удивленно поднимает брови, увидев листок передо мной. – Хотя бы намекнешь, что будем праздновать с твоей стороны?
– Сама пока еще не знаю.
Лео прислоняется к стене, скрестив руки на груди.
– Один день в Стэнфорде с Тедди, – ухмыляется он, – и ты уже вся в сомнениях?
– Он тут ни при чем, – смеюсь я.
– Слушай, – серьезнеет Лео. – Я дам тебе тот же совет, который дала мне ты. Ты должна сделать выбор, единственно верный для тебя. Не для меня. Не для Тедди. Не для моих родителей. И не для твоих. А для тебя.
Я смотрю на лежащий передо мной лист, взгляд прыгает туда-сюда: с одной стороны – на другую, с одного возможного будущего – на другое.
– Мы тебя скоро увидим? – спрашивает брат, и я киваю.
Он уходит и закрывает за собой дверь.
Мой взгляд падает на левую колонку. И я без раздумий начинаю ее заполнять.
Исписав лист, слышу на улице голоса. Встаю и подхожу к окну. Тетя, дядя и брат сидят на заднем дворе за кованым столом. Тетя София поднимает бокал за Лео, который изо всех сил пытается выглядеть смущенным, хотя улыбается во все тридцать два белых зуба.
Раньше, увидев это, я бы залезла под одеяло. Отгородилась ото всех, сохранив безопасную дистанцию. Но не теперь.
Когда я вернулась из Сан-Франциско и лимузин подвез меня к этому дому – ярко освещенному, с живописными цветочными горшками на крыльце, – мои плечи обмякли от облегчения. Все, что бурлило и бушевало в моей душе в те дни на Западном побережье, тотчас унялось. Так затихает ветер после бури. Так чувствуешь себя, достигнув после длинной гонки финишной черты. Так ощущается близость, покой и дом.
И впервые за долгое время – а может, и впервые вообще – я вернулась в Чикаго с ощущением, что вернулась домой.
И сейчас я смотрю на трех собравшихся внизу людей, и мне хочется лишь одного – спуститься к ним и сообщить, что я наконец приняла решение. Что я знаю, где хочу находиться в следующем году. Но я еще несколько минут стою у окна, наблюдая за ними: дядя Джейк хохочет, запрокинув голову, и его смех долетает до меня; тетя София не сводит с сына любящих глаз; Лео воодушевленно рассказывает какую-то историю, вытянув руки, его глаза весело блестят.
Моя семья.
За рядами зданий позади нашего дома садится закатное солнце, омывая все вокруг своим теплым золотистым светом. На телефонных проводах, протянутых через двор, устроилось несколько птиц. Они, как и я, наблюдают за происходящим внизу.
На столе стоит торт, мне видна сверху надпись на нем: «Поздравляем Лео и Элис!» Рядом лежат три набора салфеток. Один – с нарисованными львами, в честь огромного каменного льва-стражника, сторожащего вход в Институт искусств. Другие два без рисунков, однотонны: красного цвета и фиолетового.
Первый – в честь Стэнфорда. Второй – в честь Северо-Западного университета.
Мои губы расплываются в улыбке при мысли о том, что тетя София рассматривала вариант моего поступления в Северо-Западный университет, когда я вовсе не думала об этом. При мысли о том, что, несмотря на все выставленные мною между нами блокпосты, она настолько хорошо меня знает. Какое приятное ощущение. Словно я наконец-то обрела под ногами твердую почву, словно меня наконец-то отыскали после самых длинных в мире пряток.
Возвращаюсь к постели, сажусь перед ноутбуком и, глядя на сайт, вспоминаю родителей в тот день у колокольни, вспоминаю то, с какой тоской мама говорила о Стэнфорде.
Затем думаю о тете Софии и дяде Джейке, о Лео и Тедди, о том, чего бы родители желали для меня после всего пережитого мной, – делать то, что осчастливит меня, и быть рядом с людьми, которых я люблю, людьми, которые любят меня. И, глубоко вздохнув, я принимаю окончательное решение.
Потом спускаюсь вниз и отодвигаю ведущую на задний двор стеклянную дверь. Все трое тут же оборачивается ко мне с одним и тем же вопросом на лице.
– Ну? – нетерпеливо спрашивает Лео, и я улыбаюсь.
– Ну… – присаживаюсь я рядом с ними.
