26
Время за полночь, и первая возникшая у меня мысль – абсолютно лишенная логики: должно быть, это первоапрельская шутка. Я чуть не произношу это вслух, когда Тедди поднимает голову. Его лицо так печально, что я молча плюхаюсь на ступеньки рядом с ним.
Мы впервые видим друг друга после той ссоры, и мне почти физически больно находиться в такой близости от него. Молчание между нами – обычно приятное и уютное – сейчас ранит и грозит разбить мое сердце.
Я сижу всего в нескольких дюймах от Тедди, но кажется, будто нас разделяют мили.
– Что с Мексикой-то? – спрашиваю я, так как Тедди ничего не говорит.
Он пожимает плечами:
– Стоит как стояла.
– Какое облегчение, – выдавливаю улыбку, но лицо Тедди остается безучастным.
Его апатичность и недвижимость приводят меня в замешательство. Обычно он неугомонен и энергия из него бьет через край. В нем словно никогда не угасает еле сдерживаемая искра, готовая в любой миг вспыхнуть ярким пламенем. В любой миг взорваться фейерверками. Но не сейчас.
– А где остальные парни?
– В Мексике.
Я жду дальнейших объяснений и, не дождавшись, спрашиваю:
– Тогда почему вернулся ты?
– Потому что, – наконец поднимает на меня взгляд Тедди, – вернулся мой отец.
Я на секунду прикрываю глаза, не давая Тедди увидеть отразившуюся в них тревогу. Чарли Макэвой мог вернуться только по одной-единственной причине, но я достаточно хорошо знаю Тедди, чтобы понимать: он не захочет в это верить.
– Мама вчера позвонила сказать об этом.
Я киваю, все еще осмысливая произошедшее.
– Она в порядке?
– Наверное. Они изредка поддерживали связь. Но я не представляю, каково ей было открыть дверь и ни с того ни с сего увидеть на пороге его. – Тедди вздыхает: – Он снова придет завтра утром.
– Повидаться с тобой?
Теперь кивает Тедди.
– Это странно, что я нервничаю?
– Нисколько. – Как же мне мешает разделяющее нас пространство. – Твоя мама сказала, зачем он приехал?
– Он в городе по рабочим делам.
– То есть ты не думаешь, что он…
– Нет, – даже не дает мне закончить Тедди. Однако мы оба знаем, что я собиралась сказать: «…из-за денег». – По его словам, он был не в курсе.
– Тедди, – мягко произношу я, но он качает головой.
– Отец сказал маме, что устроился на работу, – отрывисто бросает он. – На хорошую работу. Он почти год не играл в азартные игры. И каждую неделю ходит на встречи анонимных игроманов.
Тедди уже занял оборонительную позицию, поэтому нет смысла продолжать эту тему.
– Ясно, – говорю я. Хотелось бы мне верить в услышанное. Но как-то уж слишком совпала по времени перемена в отце Тедди с выигрышем. – Хорошо, что ты вернулся домой.
Тедди кивает, однако я вижу: он сдерживается, не рассказывает мне всего до конца. Затем замечаю кинутый возле цветочного горшка и полускрытый тенями рюкзак.
– Ты еще не был дома.
– Не понимаю, что со мной не так, – произносит Тедди, потирая глаза. – Я сел в такси у аэропорта, и когда водитель спросил, куда меня везти, я назвал твой адрес. Автоматически. Не понимаю. Может, это потому, что я так много думаю о тебе.
В груди переворачивается сердце, и я огромным усилием воли подавляю готовую вспыхнуть надежду. Раньше мне казалось, что самое сложное – не показать Тедди своей любви. Но теперь, после того как он с легкостью отмахнулся от нашего поцелуя, я понимаю, что есть нечто похуже: его безразличие. Поэтому я изо всех сил стараюсь погасить уголек надежды, теплившийся во мне столько лет. Я крошу и крошу его, чтобы, махонький и незаметный, уголек этот наконец перестал о себе напоминать и чтобы я о нем позабыла.
Тедди поворачивается ко мне:
– У меня тяжело на душе из-за того, что я наговорил тебе в тот день. Все сказанное мной ужасно. Прости меня. Я ненавижу ссориться с тобой.
Я киваю, думая: как жаль, что я не влюбилась в кого-то другого. В любого другого парня. Это чудовищная несправедливость – влюбиться в лучшего друга. Ведь я нуждаюсь в его дружбе, и было бы гораздо проще, если бы мои чувства не осложняла любовь.
– А я – с тобой, – произношу я спустя пару секунд, и на лице Тедди отражается облегчение.
– Эта ссора была кошмарной.
– Самой худшей.
– Давай больше не будем ругаться?
– Договорились.
Наклонившись, он прижимается своим плечом к моему, и мы с ним словно образуем две стороны треугольника. Каменные ступеньки под нами холодны, на ветру колышется клочок травы перед домом. Вдалеке слышны скрежет автобуса и хлопанье его дверей на остановке, где-то ближе – завывание сирены. Но здесь, в нашем квартале, стоят темень и жутковатая тишина.
– Сколько ты здесь просидел? – спрашиваю я.
– Не знаю, – пожимает плечами Тедди. – Наверное, пару часов. Я постучался, и София сказала, что ты ушла гулять.
– Что ж ты меня внутри не подождал? – поражаюсь я.
– Я не собирался здесь задерживаться. Просто меня ноги отсюда не несли.
Я неосознанно беру его за руку. И понимаю, что сделала, только когда его пальцы обвивают мои. Но в это мгновение мы уже снова связаны, как и раньше, и ноющее ощущение в груди, вызванное тоской по Тедди и желанием быть с ним вместе, смывается мощной волной облегчения.
Мы все еще вместе. Не в том смысле, о котором мечталось мне, но зато в знакомом, уютном и умиротворяющем смысле. Мне, конечно же, хочется большего, но, возможно, и этого будет достаточно.
Этого должно быть достаточно.
– Знаю, это прозвучит очень по-детски, но мне не хочется быть дома, когда там нет мамы, – признается Тедди. – Потому что вдруг он вернется. Как тогда вести себя с ним? Или, наоборот, не вернется? Если он просто возьмет да уедет? Прошло столько времени, что я боюсь встретиться с ним. Но также боюсь не встретиться. Понимаешь, о чем я?
Я киваю, выпускаю руку Тедди, беру другую его ладонь и потираю замерзшие пальцы. Он придвигается ко мне, и мы еще долго сидим так, не разговаривая. Как бы мне хотелось, чтобы здесь был Лео. Он бы нашел подходящие слова. И только эта мысль мелькает у меня в голове, как появляется Лео. Я словно вызвала его одной силой мысли, словно невзначай обрела новую суперспособность, словно мир стал местом, в котором достаточно чего-то пожелать и твое желание осуществится.
Я первая замечаю его, сворачивающего на нашу дорожку, с перекинутой через плечо спортивной сумкой. И второй раз за ночь ошеломлена настолько, что теряю дар речи.
Лео выглядит серьезным, даже слегка расстроенным, и у меня от беспокойства сразу учащается пульс. Брат должен был быть сейчас в Мичигане. С Максом.
Лео видит нас, выражение его лица меняется, и он издает очень странный смешок.
– Что ты здесь делаешь? – вскакиваю я на ноги.
Он скидывает сумку – она падает на землю с глухим шлепком – и перемещает взгляд на Тедди. Тот смотрит на него, нахмурившись.
– Что с Мичиганом-то? – спрашивает Тедди.
– Стоит как стоял, – пожимает плечами Лео. – А с Мексикой что?
– Да тоже на месте, – улыбается Тедди.
Переведя взгляд с одного на другого, я качаю головой.
– Вы оба… – начинаю я, но настолько счастлива видеть их, снова собраться всей троицей, какие бы обстоятельства нас всех ни свели, – что дальше решаю не продолжать.
