Ко времени, когда солнце взошло и они вернулись из логова русалки в дом, все сомнения Анжелики рассеялись.

– Я не позволю ей властвовать над нами ни минутой дольше, – твердо заявляет она мужу.

Спать они больше не ложились, а долго сидели и разговаривали – поначалу просто сбивчиво делились впечатлениями, потом Анжелика сыпала вопросами, а мистер Хэнкок тряс головой и вздыхал: «Не могу сказать. Не знаю, право». И наконец на душе у Анжелики становится так легко, что даже голова кружится.

– Это и есть причина нашего несчастья, – говорит она. – А когда причина несчастья известна, всегда можно найти способ все поправить.

– Я такого способа не вижу, – трагическим тоном отвечает он.

– Ах, неужели? Очень на вас похоже! – И в самом деле, из них двоих лишь один пробивался в жизни, преодолевая испытание за испытанием. – Все еще поправимо. Мы живы-здоровы, верно? И наши домочадцы пребывают в полном благополучии. – Анжелика звонит служанке громче и настойчивее, чем когда-либо прежде за все время, проведенное в новом доме. – Подайте нам булочки и горячий шоколад – да, сюда, в гостиную: я больше не намерена укрываться в своих комнатах. Живее, живее!

Потом, по-прежнему в ночном одеянии, Анжелика садится рядом с мужем за широкий полированный стол у французских окон и с аппетитом приступает к завтраку. Рукава у нее закатаны, на щеке налипли крошки, но она выглядит спокойной и собранной, как какая-нибудь славная королева древности перед сражением.

– Ваше решение скрывать от меня русалку представляется крайне неразумным. Вам следовало сразу сказать мне. Мы должны придумать, как подчинить ее нашей воле.

– А нельзя ли просто…

– Нет! – отрезает Анжелика. – Никаких «просто»! Всякая простота отныне под запретом. – Каждая жилка дрожит у нее внутри. – Я обуздаю эту тварь. Она заплатит за все, чего меня лишила.

И действительно, перед лицом разрушительного, злотворного отчаяния, источаемого загадочным существом, Анжелика испытывает лютую ненависть, побуждающую к решительным действиям. Если бы на ее счастье покусилось нечто осязаемое, телесное – зверь или человек, – она бы не раздумывая ринулась в схватку и билась изо всех сил. Но здесь такое невозможно, а она горит желанием действовать. Как укротить русалку? Как возыметь власть над ней? Как ослабить ее силу?

– Принесите мне почтовую бумагу, – велит Анжелика служанке. – Мне нужно записать план.

– Какой план? – спрашивает мистер Хэнкок.

Анжелика смотрит на него как на слабоумного.

– Настоящая русалка, сэр, истинная диковина – и вы собираетесь ее прятать? В подлинности этого существа, чем бы оно ни было, сомневаться не приходится. – Она откидывает волосы с лица и покровительственно улыбается мужу. – Я выставлю русалку для обозрения.

– Но… миссис Хэнкок, – бормочет он, – мне кажется, этого не стоит дела…

– Почему же? Я ее владелица. Она моя собственность.

– Раздобыл ее я…

– Для меня!

– Для вас, да, но у меня и мысли не было…

– А что еще, по вашему мнению, я собиралась с ней делать? – Анжелика тянется к мужу и берет за руку. – Я выставлю русалку для показа, как редкого зверя, каковым она и является. Как тигра с вырванными зубами или слона, одурманенного успокоительным зельем. Любой сможет прийти поглазеть на нее – увидеть, какой силой она обладает и одновременно насколько она беспомощна, посаженная в ужасный чан и помещенная в подземелье своими хозяевами: мной и вами.

Мистер Хэнкок страдальчески кривит лицо.

– Вы ее боитесь, – говорит Анжелика.

– Она опасна.

– Да, не стану возражать. Но я найду способ сломить ее волю. – Анжелика склоняется над листом бумаги, потом снова взглядывает на мужа, сияя от удовольствия. – И только вообразите, сэр, какое впечатление это произведет на людей! На всех, кто от меня отвернулся! И я непременно приглашу наших соседей, Кроуфордов! – Она трепещет от восторга, когда представляет себе испуг миссис Фрост, смятение миссис Чаппел, растерянность Беллы Фортескью. Они будут обескуражены, подавлены, удручены. – О, я им покажу! – Она лихорадочно записывает все имена, какие только может вспомнить: сначала светских особ из Лондона и Гринвича; потом, конечно же, известных дам полусвета; потом дептфордских кораблестроителей, потом ничтожных Кроуфордов и Флауэрдеев из Блэкхита. – Они увидят, чего я стою! Вот. Списки. Приглашения. Пошлите за гравером, самым лучшим… за рисовальщиком… за каким-нибудь мастером, который сможет изготовить для меня эскиз очень, очень красивой пригласительной карточки.

– Но обязательно ли нам выставлять русалку? Не лучше ли прятать ее от всех? Ведь она причиняет страшный вред.

– Всего на один вечер, сэр. Я не собираюсь открывать зверинец. Просто хочу, чтобы люди увидели, что́ у меня есть. – Анжелика умоляюще заглядывает мужу в лицо. – Всего один прием, а? Но самый роскошный. Вот мы с вами здесь, в нашем огромном доме, с нашим огромным состоянием… настало время мне показать себя в полном блеске. Кроме того, эта тварь принадлежит мне, а поскольку она без всякого зазрения совести оказывала пагубное влияние на нас, не вижу причины, почему бы мне не поступить с ней так, как моей душе угодно.

Однако мистер Хэнкок по-прежнему колеблется.

– Вы действительно считаете?.. – начинает он, но без особой уверенности и на самом деле отчасти для того, чтобы побудить жену к резкому ответу, который незамедлительно следует:

– У вас нет права голоса в данном вопросе. Это моя русалка, вы мой муж, и вам остается единственно поддержать меня. О, они просто глазам своим не поверят! – (Мистера Хэнкока пронизывает дрожь радостного волнения, ибо он видит перед собой прежнюю Анжелику.) – Действовать нужно быстро, очень быстро, пока все не разъехались из Лондона на лето. Я не намерена ждать следующего светского сезона. Итак, даете ли вы мне позволение истратить столько денег, сколько я сочту необходимым? Не беспокойтесь, вам не придется упрекать меня ни за одно из моих решений.

– Оставляю все на ваше усмотрение, – говорит мистер Хэнкок.

Анжелика улыбается так, как уже очень давно не улыбалась, и с азартом принимается за подготовительную работу.