Дептфорд, расположенный у подножия холма и у самой воды, защищен от студеных ветров с суши и насквозь пронизан прохладной сыростью. В доме Хэнкоков холод сгущается по углам, просачивается сквозь половицы и скапливается в пустых комнатах, подобно паутине. Миссис Хэнкок, перешедшая в кухню, чтобы не замерзнуть, поплотнее закутывается в шаль и подтаскивает стул к камину. Она вытягивает ноги к огню – скромная камлотовая юбка собирается складками вокруг голеней, и подштопанные чулки, почти чистые, чуть морщат на кончиках ступней, когда она удовлетворенно шевелит пальцами. Миссис Хэнкок вяжет кружевную манжету, сосредоточенно поджав губы, и когда она низко склоняет голову над своей работой, становится видно, как у нее под затылком, между простым батистовым воротничком и простым батистовым чепцом, слабо колышется на сквозняке выбившаяся прядь золотистых волос. Только по ним, пожалуй, и можно опознать в ней ярчайший бриллиант Дин-стрит – ну, если не считать поразительно скверного качества самого вязания.

Сейчас, сидя у камина, Анжелика думает: «Элиза обрадуется переменам, со мной произошедшим». Благоразумная миссис Фрост, безусловно, одобрит и скромное платье, и тихое усердие своей подруги. «Я полностью всем довольна, – скажет ей Анжелика. – Я наконец-то стала самой собой». Ведь и впрямь, хотя она еще никогда прежде не сомневалась в своих способностях столь сильно, у нее совершенно отчетливое ощущение, что ее жизнь, доселе беспорядочная и непредсказуемая, вошла-таки в предначертанное русло. Любой сторонний наблюдатель, глядя на нее теперь, с уверенностью заключил бы, что она дочь приходского священника, а если не священника, то состоятельного фермера, ну или, по крайней мере, самая любимая и благополучная дочь какого-нибудь портного в процветающем городке – ибо хотя Анжелика решительно не желает вспоминать о своем происхождении, память о нем живет в каждой фибре ее существа. Но вот она сидит здесь, образцовая женушка из среднего сословья, каковой ей от рождения и суждено было стать: занятая делом даже в час досуга, серьезная, спокойная, чистенькая и опрятная.

– Переодеваться мне нет необходимости, – говорит Анжелика девочкам, хлопочущим в кухне. – Обойдемся без церемоний.

Она живо воображает, как водит миссис Фрост по дому: вот кухня, вот общая гостиная, вот рабочий кабинет, а вот спальня, моя собственная, убранная по моему вкусу. Как мило все будет, как лицо миссис Фрост станет морщиться в улыбках. Я всегда знала, что ты хорошо устроишься, голубушка. Я всегда знала, что у тебя все сложится наилучшим образом.

– Хорошо ли вымыта лестница? – обращается Анжелика к Бригитте. – Ты подкинула угля в камин в гостиной? Я хочу, чтобы он горел вовсю для нашей гостьи.

– А мне что делать? – раздраженно осведомляется Сьюки. – Я такая же хозяйка дома, как и вы. И если к нам на чаепитие является приличная дама, мне тоже следует присутствовать.

Анжелика колеблется. Она не знает, чего ожидать от встречи с миссис Фрост, и не хочет, чтобы все происходило под зорким взором смышленой Сьюки.

– Тебе будет скучно.

– Ха! Скучно! Я прекрасно понимаю, почему…

– Да ничего ты не понимаешь. Я уже женщина в возрасте, никому особо не интересная. Вот встретилась бы ты со мной лет пять назад…

– А что мне написать матери? Если я в ближайшее время не пришлю ей подробный отчет касательно вас, она непременно заявится сюда собственной персоной.

– И что же такого ты успела узнать обо мне?

– Ну вот раз, например, вы не доели свой кусок утки, как следовало бы, и с руки скормили остаток кошке. Небережливо, я считаю, попросту расточительно. А еще, когда вы разбирались в бельевом комоде, вы не поменяли подкладочную бумагу в ящиках, а оставили старую и…

– Да, этого вполне достаточно для одного письма. Только ты уж не выкладывай все лучшие сплетни сразу, пускай твоя мать с нетерпением ждет следующего выпуска твоего новостного листка.

– Но можно мне все-таки посидеть с вами?

– Нет.

Лицо Сьюки темнеет. Вообще-то, она девочка покладистая, но, с тех пор как мать едва не забрала ее отсюда, она обнаруживает болезненную впечатлительность и в каждом подобном отказе, продиктованном обстоятельствами, подозревает сознательное желание отделаться от нее.

– Как-нибудь в другой раз, – успокоительно говорит Анжелика, но Сьюки уже бросается прочь из кухни.

На пороге она оборачивается и набирает воздуху в грудь, но в последний миг решимость изменяет ей, и она закрывает рот, так ничего и не сказав.

– Сьюки, – твердо произносит Анжелика, – тебе здесь все рады.

– Только не он.

– Нет, и мистер Хэнкок в первую очередь.

– Теперь у него есть вы.

Анжелика испытывает что-то похожее на укол совести.

– Твой дядя очень огорчился бы, услышав от тебя такое. – Она протягивает руку. – Поди сюда, сядь рядом. Давай поговорим по душам.

Но Сьюки трясет головой и захлопывает за собой дверь. Когда частые шаги девочки начинают удаляться вверх по лестнице, Анжелика опускает свое вязание на колени, поворачивает лицо к огню и вяло роняет руку, чтобы кошка потыкалась в нее мордой. Она чувствует такую усталость, что едва в силах пошевелиться. Она еще не знает, что вследствие безыскусных, но нежных стараний своего новоиспеченного мужа находится в интересном положении. Завязавшаяся в ней жизнь пока еще не более заметна и значительна, чем первый крохотный росток мха, укоренившийся в каменной стене, и хотя Анжелика ощущает страшную сонливость и непонятную тяжесть во всем теле, ей до сих пор не приходит на ум задаться вопросом, с чего бы вдруг такое.

О прибытии миссис Фрост возвещают сначала звуки: громкий и настойчивый стук в дверь, легкий топот Бригитты вниз по ступенькам, а потом – запах. В кухню вплывает густое облако приторного аромата – будто в прихожей разбили бутыль с жасминовыми духами или свалили грудой все увядшие цветы из Ранила-Гарденс.

Возможно, там и не Элиза вовсе. Она никогда не душилась. Во всяком случае, так сильно.

– Я к вашей госпоже, – доносится резкий, тонкий голос миссис Фрост.

– Я здесь! – кричит Анжелика и на миг задерживается, чтобы пощипать щеки, глядясь в зеркальный бок чайника. – Я здесь!

Выйдя в прихожую, она обнаруживает, что миссис Фрост, явившаяся к ней с визитом, мало похожа на прежнюю миссис Фрост. Элиза густо накрашена, нарумянена и напудрена: черное, алое, белое. Хрустящие шелковые юбки так и сверкают, многослойные кружевные оборки дрожат и пенятся, а высоко взбитые волосы источают буйный лавандовый аромат, который клубится и катится во все стороны штормовыми волнами. Бригитта громко чихает.

– Элиза, – говорит Анжелика, стараясь держаться поодаль. – Ты все такая же худющая.

Миссис Фрост, со всеми своими запахами и красками, словно бы заполняет собой всю прихожую.

– Ах! – восклицает она. – Да неужто же это моя маленькая Анжелика? Тебя просто не узнать, дорогая!

«Не смотри на меня так!» – хочется прикрикнуть Анжелике. Но она настолько поражена холодным, оценивающим взглядом миссис Фрост и собственной своей внезапной вспышкой гнева, что не произносит ни слова.

Миссис Фрост обводит глазами прихожую.

– Почему здесь так темно? Почему все стены такого ужасного бурого цвета?

– Так практичнее.

– Но я же тебя знаю, Анжелика. – Миссис Фрост принимает шутливо-доброжелательный тон. – Ты любишь яркие краски. Тебе невмоготу жить среди стен, не оклеенных красивыми обоями.

– И чтобы каждый божий день все здесь мыть и чистить? Нет уж, благодарю покорно.

Миссис Фрост смотрит на нее с таким ошарашенным видом, будто она ляпнула непристойность, и это приводит Анжелику в сильное замешательство: она-то хотела похвастаться своей хозяйственностью, вызвав у старой подруги удивление и одобрение. Она вздергивает подбородок, точно дерзкая школьница. Ну да, я сама подметаю полы в своем доме – и что?

– Бригитта, – говорит она, – мы пойдем в мою гостиную. Вскипяти нам воды для чая. Прошу сюда, миссис Фрост.

По пути к лестнице они проходят мимо закрытой двери рабочего кабинета мистера Хэнкока. Теперь Анжелика не намерена показывать кабинет подруге – ведь чего там показывать-то, собственно? Комичный древний сейф с черными заклепками? Беспорядочные груды бумаг и сломанных сургучных печатей на столе? Неубранные пивные бутылки, не дай бог? Курительные трубки с вонючими остатками табака?

Поднимаясь по ступенькам, она обеими руками подбирает юбку повыше, чтобы шагать быстрее. На шерстяной ткани, скомканной в потных кулаках, наверняка останутся морщины – но Анжелика сейчас спасается бегством от душного облака ароматов, наплывающего сзади.

На лестничной площадке женщины сталкиваются со Сьюки, которая направляется наверх со своим блокнотом в руке.

– А это кто тут у нас? – спрашивает миссис Фрост. – Про юную мисс Хэнкок ты не мне рассказывала, милочка.

Сьюки морщит нос.

– У моего мужа нет детей. Это его племянница, мисс Липпард.

– Ах, но я явственно вижу внешнее сходство! – Миссис Фрост порывисто хватает девочку за руку. – Я положительно очарована! Сколько вам лет, голубушка?

– Четырнадцать.

– Четырнадцать! – восторженно повторяет миссис Фрост. – Какой чудесный возраст!

Анжелика никогда прежде не видела, чтобы Элиза так угодничала перед кем-либо, но тем не менее в этой фальшивой экзальтации чудится что-то знакомое.

– Возраст как возраст, ничего особенного, – подозрительно отвечает Сьюки.

Анжелика пытается взглядом сказать ей: «Она совсем не такая, какой мне помнилась», – но в атмосфере неловкости, возникшей между ними, весь смысл немого послания теряется. Тогда она прибегает к словам:

– Мы собираемся выпить чаю. Ты присоединишься к нам?

– Ах! – страстно восклицает миссис Фрост. – Это было бы замечательно! Мне очень хотелось бы поближе с вами познакомиться.

Сьюки смотрит на нее, как на бешеную собаку.

– Благодарю вас, но нет, – отвечает она. – У меня нет времени на чаепития.

– Ну хоть несколько минут ты же можешь выкроить, – просительным тоном говорит Анжелика. – Как хозяйка этого дома, ты имеешь полное право посидеть за чайным столом.

– Надеюсь, вы меня извините, если я откажусь от вашего любезного приглашения, – отвечает Сьюки и кидается вверх по лестнице.

С безопасной позиции на следующей площадке она ошеломленно таращится на миссис Фрост и одними губами произносит «какой ужас», обращаясь к Анжелике, которая отвечает ей сердитым взглядом и предлагает гостье проследовать в гостиную.

По крайней мере, эту комнату показать не стыдно, ибо отделывалась и обставлялась она под строгим надзором Анжелики: все убранство здесь выдержано в элегантных тонах, модных в этом сезоне, и узорчатое ковровое покрытие на полу определенно хоть немного да превосходит качеством любое из тех, что были у них с Элизой в прежних жилищах. Ничто вокруг не раздражает взор, и, вероятно, именно поэтому миссис Фрост приходит в раздражение. Она с показной осторожностью присаживается на краешек стула и нарочито долго расправляет свои многочисленные юбки.

– Тебе-то хорошо, – вздыхает она, – в таком простеньком платьице. Эти стулья не предназначены для дам в пышных нарядах.

– Да, – с милой улыбкой соглашается Анжелика, – не предназначены. Ты выглядишь великолепно, Элиза. Похоже, судьба к тебе благосклонна.

Она внимательно разглядывает лицо подруги, раскрашенное чудовищно ярко – угольные брови, коралловые щеки, алые губы – и напудренное столь густо, что на нем не осталось ни единого пятнышка голой кожи, даже самого крохотного. «А ведь когда-то я делила постель с этой женщиной», – думает Анжелика. Она вспоминает мягкую бледную кожу у нее над локтями, уже теряющую упругость; тонкие морщинки в углах рта; единственный жесткий волосок, который растет у нее под подбородком и который Анжелике всегда приходилось выдергивать за нее.

– Лондон оказался милостив ко мне, – говорит миссис Фрост. – Я привезла тебе подарочек, напоминающий о нем. Вот, держи.

Кулек перевязан красной ленточкой и пахнет цветами апельсина. Анжелика утыкается в него носом, закрывает глаза, и уголки ее губ вздрагивают. «Цукаты», – шепчет она. Золотая оберточная бумага хрустит под нетерпеливыми пальцами; сочные прозрачные цукаты источают нежный цитрусово-карамельный аромат.

– Ах, тут еще и миндальное печенье! – радостно взвизгивает Анжелика, вытаскивая золотистую палочку, запеченную до восхитительной твердости и даже чуть подпаленную с одной стороны.

Она на секунду прижимает ее к губам, прежде чем сунуть самый кончик между крепких боковых зубов. Печеньице громко хрустит, и она дает ему немного размокнуть на языке. Крошки корицы и мускатного ореха отлипают от кусочков колотого миндаля.

– Я обычно ела такое в постели. – Анжелика, разрумянившаяся от удовольствия, морщит свой хорошенький носик и приподнимает плечи, как будто некий незримый любовник целует ее в шею.

– Когда ты в последний раз угощалась подобными лакомствами?

«Она хочет, чтобы я сказала, мол, после замужества – еще ни разу. И что это тоже меня печалит, в дополнение ко всему прочему».

– Ты забываешь, сколь тщательно изучил мистер Хэнкок мои вкусы. – Анжелика пытается изобразить на лице свою прежнюю томную улыбку. – И забываешь, что я умею просить так, что отказать мне невозможно.

– Ты замужем за ним. Теперь у него нет необходимости во всем тебе угождать.

– Мистеру Хэнкоку нравится угождать мне.

Она отгрызает еще кусочек печенья. Корица и миндаль на зубах; запах розовой воды и крахмала, повеявший от миссис Фрост. Анжелика-призрак, прежняя Анжелика, стоит рядом с ней нынешней. Если немного передвинуться вбок, она вернется в то свое тело и снова посмотрит на все теми своими глазами.

В комнату входит Бригитта с чайником кипятка.

– Нет ли у тебя сладкого вина? – Миссис Фрост взяла печеньице, но не кусает. – Мои новые зубы обошлись мне слишком дорого, чтобы так рисковать.

Анжелике совсем не хочется тянуть мадеру с подругой.

– В доме только пиво, – говорит она.

– Да быть не может!

– Для нас чай – достаточно крепкий напиток.

Когда Бригитта удаляется, Анжелика достает связку ключей. Одним из них она отпирает застекленный шкафчик, где хранятся чайные чашки и чайница, а другим – саму чайницу. Миссис Фрост наблюдает за ней с изумлением.

– Надо же, какой хозяюшкой ты заделалась.

– Таков мой выбор.

Анжелика знает, что чайные чашки у нее (из костяного фарфора, расписанные розовыми розами и загадочными китайскими иероглифами) ничуть не хуже, чем в самых знатных домах Лондона: ведь именно мистер Хэнкок поставляет в них отборный заморский товар. За качество самого чая тоже стыдиться не приходится. – Чай нам доставляют прямо из порта. Мистер Хэнкок водит близкое знакомство с одним важным чиновником из Компании. Ну, как тебе?

Они в молчании прихлебывают чай. Когда миссис Фрост глотает, на шее у нее посверкивает брошка, почти скрытая в складках шейного платка. Бриллианты явно настоящие, не стекляшки.

– Как так вышло, что ты теперь проживаешь в районе Сент-Джеймс? – спрашивает Анжелика.

Миссис Фрост светлеет лицом:

– У меня там дом.

– Дом? То есть ты там служишь в каком-то доме?

– Нет. Мой дом. Я его арендую.

– Целый дом?

Миссис Фрост кивает, едва заметно, и брошка опять сверкает на свету. Под таким углом украшение становится видно целиком: это драгоценная заколка в виде стрелы Купидона.

«Это что, шутка? Розыгрыш какой-то?» – думает Анжелика, но вслух не говорит, поскольку у нее ужасное ощущение, что миссис Фрост ждет от нее именно этого вопроса. Вместо него она задает другой:

– Но зачем тебе целый дом?

– Чтобы держать в нем своих девушек. – Миссис Фрост делает небольшую паузу, потом продолжает: – Вот не далее как сегодня утром я встретила одну с дилижанса.

– Девушку?

– Пятнадцать лет. Прекрасный цвет лица. Жаль, она совершенно безграмотна и неотесанна, но зато у нее чудесный голос и природная грация – редкое качество. Она в два счета всему научится, едва лишь перестанет плакать.

– Ох, Элиза, от тебя я такого совсем не ожидала.

– Удивительно, что ты ничего не знаешь. Конечно, заведение мое только-только открылось, но оно уже стало довольно популярным.

– Я не читаю непристойных журналов. Мне это ни к чему.

– Значит, тебе неизвестно, что моя Лолли пользуется огромным спросом после того, как я продала ее в первый раз за пятьдесят гиней. Пятьдесят гиней, миссис Хэнкок!

– Ты очень быстро преуспела, я смотрю.

– Ну, у меня все-таки немалый опыт.

Это действительно так. Ведь Элиза на протяжении многих лет неотлучно находилась при ней, и ее прямой обязанностью было знать все и всех в обществе.

Анжелика трясет головой:

– Но этот дом, превосходный дом, который ты снимаешь… Мы же с тобой остались без гроша. Просто нищими. Где ты достала денег?

На лице миссис Фрост не отражается ни тени смущения.

– У меня накопился небольшой капитал.

«А у меня никакого капитала не было, – горько думает Анжелика. – У меня не было вообще ничего».

Однако говорит она – еле ворочая непослушным языком – совсем другое:

– Ты всегда умно распоряжалась деньгами. Гораздо умнее, чем я.

– У тебя были свои таланты.

– Ты так умело вела мои счетные книги, – медленно, с яростью произносит Анжелика, сужая глаза, но миссис Фрост просто улыбается и отпивает глоточек из чашки.

Нет, она не признается. Держится так, будто совесть у нее совершенно чиста. Будто она не присвоила драгоценность, принадлежавшую Анжелике.

С минуту женщины молчат.

– Полагаю, ты приехала с намерением сообщить мне некоторые вещи, для меня небезынтересные, – наконец говорит Анжелика. – У тебя есть что-нибудь, что мне следует знать?

«Ты с самого начала замышляла обокрасть меня? – хочется ей спросить. – Или просто воспользовалась подвернувшейся возможностью?»

– Нет, – отвечает миссис Фрост. – Думаю, ты все прекрасно понимаешь. Ах да… ты, наверное, не слышала про нашу старую подругу, миссис Чаппел.

– А что с ней? – У Анжелики холодеет сердце. – Здорова ли она?

– Вполне. Но у нее крупные неприятности. С законом. – Последние слова она произносит с нескрываемым удовольствием, но Анжелика небрежно отмахивается:

– Обычные обвинения? Право слово, Фрост, пора бы уж и знать правила этой игры. Она заплатит штраф, и дело с концом.

Миссис Фрост мерзко прищуривается:

– Не разделяю твоей уверенности. Нынче она не в таком почете, как раньше.

– Чепуха. – Анжелика хмурит брови. – У миссис Чаппел всегда будут надежные покровители. Она самая влиятельная настоятельница в городе.

Часы внизу бьют шесть. Хлопает передняя дверь, и мистер Хэнкок с топотом несется через прихожую, зычно возвещая о своем прибытии:

– Эгей! Ваш муж вернулся!

Взбегая по лестнице, он кричит:

– Анжелика! Анжелика! Миссис Хэнкок, вы где?

– Здесь, – пытается ответить Анжелика, но голос у нее пресекается. Она чувствует себя совершенно разбитой.

Мистер Хэнкок распахивает дверь и врывается в гостиную, охваченный возбуждением, которое почти осязаемыми волнами плещется вокруг него, вместе с лошадиным запахом пота. Одна штанина бриджей разодрана внизу, и на жирном колене чернеет запекшаяся кровь. Он треплет Анжелику по плечу и чмокает оборку ее чепца. Щека у него измазана чем-то вроде копоти.

– Хорошие новости! – выпаливает он. – Хорошие новости, голубка моя!

– Здесь миссис Фрост, – указывает Анжелика.

– Доброго вам вечера, миссис Фрост, доброго вечера.

– Да он нетрезв, – злорадно усмехается миссис Фрост, но Анжелика не обращает внимания; она суетится вокруг своего мужа, своего глупого, честного мужа: отряхивает с него пыль, помогает снять редингот.

– Вы в какой переделке побывали, а? Что с вами стряслось?

– Т-ш-ш! Ничего страшного. Я просто оступился.

– А ваши костяшки! – Анжелика понижает голос до испуганно-укоризненного шепота. – Вы подрались?

– Ничего подобного, господь с вами!

– Мне, пожалуй, пора, – говорит миссис Фрост. Вид у нее чрезвычайно довольный.

Мистер Хэнкок спохватывается.

– Ох, я совсем забыл о приличиях! – удрученно восклицает он. – Бесцеремонно прервал вашу беседу, милые дамы, когда мне следовало бы проявить сдержанность.

– Не беспокойтесь. – Миссис Фрост встает с места. – Я уже ухожу.

– Разве вы не останетесь отобедать с нами? – спрашивает мистер Хэнкок.

– Благодарю, но у меня назначена встреча. Я приезжала просто проведать вашу супругу.

– Я провожу вас.

– Да, мистер Хэнкок, пожалуйста, проводите нашу гостью, – говорит Анжелика. – До свидания, Элиза.

Мистер Хэнкок с грохотом спускается по лестнице, забрав с собой душное облако запахов, источаемых миссис Фрост. Анжелика стоит на пороге гостиной, дрожа от слабости, прижав ладонь к груди. Когда передняя дверь со стуком закрывается, муж кричит из прихожей:

– Анжелика! Милая моя женушка! Сойдите ко мне, я расскажу вам про ваш новый дом!

– О чем вы, мистер Хэнкок? – Она торопливо двигается вниз по темной лестнице. – Здесь надо бы зажечь несколько свечей.

– Я купил вам дом, мой ангел. Я тщательно все там осмотрел, и он в полном порядке. А какой роскошный! Надеюсь, вы простите меня за вторжение. Мне не терпелось сообщить вам новость, но теперь я понимаю, что поступил неблаговоспитанно. Дом расположен в живописной местности рядом с Гринвичем, миссис Хэнкок. И он совершенно в вашем вкусе. A la mode, моя дорогая, a la mode!

– Вы в самом деле купили дом?

От мистера Хэнкока пахнет пивом, на башмаках у него налипли опилки.

– В самом деле, – подтверждает он.

– Почему же вы не объявили об этом, пока здесь была эта ужасная женщина? Очень хотелось бы посмотреть на ее физиономию. Ха! Это дало бы ей пищу для размышлений. Так он точно теперь принадлежит нам? И он действительно роскошный?

– Да, да! Вы будете поражены! – Мистер Хэнкок снимает шляпу с париком вместе и с наслаждением потирает ладонями щетинистый череп. – Фух-х! Так-то лучше… – Он засовывает большие пальцы за тугой пояс бриджей и продолжает: – А еще лучше будет, если я пропущу глоточек-другой. – Он громко стучит тростью по полу, чтоб было слышно во всем доме. – Бригитта! Где Бригитта?

– Прекратите шуметь. Подите сядьте у камина, я принесу чего-нибудь.

И бывшая Анжелика Нил, в своем скромном карако и чепце, охотно спешит в буфетную, за кружкой пива и куском холодной говядины для мужа. Она запирает ставни, зажигает свечи и приносит на темный дубовый стол в столовой две оловянные тарелки и краюху хлеба. Мистер Хэнкок подбрасывает угля в огонь и разворачивает на столе план дома – один угол листа придавливает подсвечником, а другой горчичницей. Они с женой сидят локоть об локоть, поедая говядину и прихлебывая пиво.

– Вот здесь гостиная, – поясняет мистер Хэнкок, водя по бумаге сальными пальцами. – Здесь музыкальная комната и лестница. Вот эти комнаты, мне думается, подойдут для вашего личного пользования; но вы сможете выбрать и другие, когда сами все увидите. Они очень изысканные, моя дорогая, без излишней вычурности в убранстве, не беспокойтесь.

– Ну, я ничего не имею против некоторой вычурности. Если все сделано со вкусом.

Неровный свет свечи и шорох дождя за окнами навевают сонливость. Анжелика прижимается к плечу мужа, одной своей толстой рукой обнимающего ее за талию. Теперь она немного разобралась в своих чувствах, а поскольку поделиться больше не с кем, она поворачивает лицо к мужу и шепчет:

– Я не желаю больше ее видеть.

– Мм?

– Миссис Фрост. По-моему, она дурной человек.

– Она же была вашей близкой подругой. – Мистер Хэнкок недоуменно хлопает белесыми ресницами, но спорить не пытается. Он хочет выслушать жену.

Анжелика снова роняет голову ему на плечо.

– Она на протяжении десяти лет постоянно твердила мне, что я должна измениться. Она презирала меня за безнравственный образ жизни, а теперь, когда я стала порядочной женщиной, она надо мной насмехается.

– Миссис Фрост насмехалась над вами здесь? В доме, где вы хозяйка?

– Ей очень хочется видеть во мне неудачницу. Очень хочется, чтобы я стыдилась своего положения. И… сказать вам еще одну вещь?

– Да, продолжайте. – Мистер Хэнкок осторожно запускает пальцы ей под чепец и поглаживает волосы над ухом.

– Когда я все потеряла… И вышла за вас замуж… Так вот, похоже, на самом деле тогда я потеряла далеко не все.

– Как вас понимать?

– Разве вы не заметили перемены, произошедшей с миссис Фрост? Она теперь богата.

– Ну, вероятно, получила помощь откуда-то.

– Да, из моего собственного кошелька! Она вела все мои счета. Она управляла хозяйством. У нее ни пенни за душой не было – она оказалась бы на улице, если бы не я. Но когда я осталась совсем без средств, у нее вдруг откуда-то взялись накопления на черный день!

– Это же не значит, что она присвоила ваши деньги.

– Сегодня на ней была брошь. Моя бриллиантовая брошь. У этой женщины достало наглости явиться в мой дом, нацепив на себя мое собственное украшение! Она никогда не желала мне добра, а сейчас и подавно не желает.

– Да полно вам, милая.

– Она лицемерка, – твердо заключает Анжелика. – И довольно о ней. – Она складывает руки на столе и опускает на них подбородок. – Расскажите мне еще что-нибудь о нашем новом доме.

– Там есть Каприз, – говорит мистер Хэнкок. – Летний домик.

– Ах, замечательно! Будет где посидеть в жару с вазочкой мороженого.

– А под летним домиком находится нечто в высшей степени необычное.

– Что же?

– Ракушечный грот.

Анжелика в восторге стискивает руки и округляет глаза.

– Какая прелесть!

– Я знал, что вам понравится. В нем даже крохотное озерцо имеется – очевидно, питаемое подземным родником. По словам агента, у грота никакого практического назначения, но мне-то лучше знать. Там будет жить наша русалка.

– Наша русалка, пока еще не явленная нам во плоти. Наша маленькая фантазия.

– Это знак!

– Меня вполне устроит и пустой грот. Я буду его нимфой. Ах, знала бы миссис Фрост! У нее-то нет своего грота. А что еще там есть?

– Фруктовый сад. Вы будете лакомиться сливами все лето. А еще конюшня с фаэтоном, в котором я буду вас катать. И много спален.

– Но я не собираюсь приглашать гостей, – говорит Анжелика. – Вообще никого. Мне никто не нужен, кроме вас.

– Совсем никто?

– Да.

Сердце у нее стучит учащенно. Ну кто к ней может наведаться? Миссис Чаппел? Белла Фортескью? Чтобы насмехаться над ней?

– И дети не нужны?

Последние слова мистер Хэнкок произносит излишне резко. И смотрит на жену пристальнее, чем самому хотелось бы.

Анжелика не знает, какую эмоцию изобразить на лице. В таком положении она оказалась впервые. Она не знает, как вообще относиться к подобным вещам.

– Ну… когда-нибудь, возможно, – бормочет она и сразу понимает, что угадала с ответом, ибо мистер Хэнкок крепко сжимает ее пальцы.

Внутри у Анжелики словно разрастается какой-то горячий шар.

– А что насчет расходов? – спрашивает она.

Ей нравится, когда муж говорит, а она слушает. Анжелика наклоняется вперед и кладет щеку на сложенные на столе руки. Сиплый голос мистера Хэнкока немелодичен, но слова ласкают слух и умиротворяют душу.

– Все вопросы решены… все формальности улажены… стоимость выплачена полностью… больше нам беспокоиться не о чем… все в полном порядке, уверяю вас…

Пока он говорит, Анжелика поднимает руку и ласково потирает костяшками его щетинистый подбородок. Потом сладко зевает, улыбается и думает: «Разве так уж невероятно, что в конце концов я полюблю своего мужа?»