– Ни за что! – резко восклицает миссис Липпард, с недавних пор вынужденная истирать колеса своего экипажа в каждодневных поездках к брату. Стремительно переступив через порог, она даже не скинула капюшон и остается неподвижно стоять в прихожей, каковое промежуточное место кажется мистеру Хэнкоку не самым подходящим для семейного скандала. – Она здесь жить не будет.

Мистер Хэнкок пребывает в радужном настроении, омрачить которое непросто.

– Доброго дня, сестрица. Как поживаешь?

– Тьфу! И ни грана раскаяния! Я никогда прежде не считала вас распутником, сэр, но теперь вы не только связались со шлюхой, а еще и поселили ее под своей крышей и спускаете на нее деньги Хэнкоков. – Эстер оглядывается вокруг в поисках каких-нибудь свидетельств гнусного бесчинства, здесь творящегося: брошенной подвязки, возможно, или чаши с пуншем, полной до краев. – Чем пахнет? Свежей краской?

– Мы затеяли небольшой ремонт.

– О, значит, она здесь уже вполне освоилась! Уже наводит свои порядки в чужом доме! – Эстер пылает таким гневом, что того и гляди возгорится настоящим огнем.

– Это мой дом, – мягко указывает мистер Хэнкок.

– Нашего отца! Нашего деда! Надо потерять всякое соображение, чтобы пригреть такую змею в семейном гнезде! Вижу, судьба Сьюки тебя нимало не волнует – а ведь ты бедняжку погубишь!

– Да никто никого не погубит.

– Ты погубишь всех нас, – убежденно произносит миссис Липпард.

– Сестра, вы от меня никак не зависите.

– Мне стыдно глаза показать в обществе. Просто стыдно! Ты скатываешься все ниже и ниже – думаешь, клиенты мистера Липпарда ничего не замечают? «Вчера он заделался балаганщиком, за деньги показывающим какого-то уродца, а сегодня завел любовницу. Что у вас за семейство такое, миссис Липпард?» Вот какие вопросы они мне задают. Более того, порядочная барышня, за которой наш Уильям ухаживал последние полгода – входя, между прочим, в большие издержки, – вдруг стала очень холодна к нему, и нельзя не заподозрить, что причиной тому твое нынешнее поведение. А ведь ты прекрасно знаешь, каких трудов Уильяму стоит добиться благосклонного внимания любой девушки! Не говоря уже о такой, которой положено две сотни ежегодного содержания. Если теперь она его отвергнет, виноват в этом будешь ты.

– Значит, так тому и быть, – говорит мистер Хэнкок.

– Что-о?

– Коли такое случится – ничем не могу помочь.

– О, ты ничуть не сожалеешь! Да что же за бес в тебя вселился?!

Анжелика находится в спальне на верхнем этаже – сама закалывает булавками корсаж своего простого домашнего платья цвета ржавчины, ибо Бригитта убежала вниз, отворить дверь на стук. Она провела в доме всего десять дней, но уже позаботилась о том, чтобы в спальне перекрасили темные стеновые панели и заменили оконные портьеры и полог древней кровати новыми, из блестящего репса – красивыми, разумеется, но не экстравагантными. Под сенью растущих в доках кораблей она словно бы понемногу выздоравливает от тяжкого недуга: ложится спать рано и спит всласть, питается простой, незатейливой пищей, как больной или малое дитя. Платье у нее скромное и опрятное, выражение лица естественное: она живет очень спокойной и безупречной жизнью в этом доме, прочном и крепком, как корабль. Здесь нет никакой роскоши, к которой она привыкла, но ничего из того, что здесь есть, у нее никто никогда не отнимет: порой она ходит из комнаты в комнату, трогая обшитые панелью стены, громоздкие предметы обстановки, свилеватые оконные стекла. Легко прикасается к ним самыми кончиками пальцев – и думает: «Это мое. И это мое, и это». Она в любую минуту, когда пожелает, может спуститься из своей гостиной комнаты (перекрашенной в оливково-зеленый цвет по ее распоряжению) в рабочий кабинет мистера Хэнкока и увидеть его сейф, его счетные книги, его склоненную над столом спину, обтянутую желтовато-коричневым камзолом – и хотя мистер Хэнкок не вызывает у нее тех чувств, какие вызывали иные другие мужчины, ей вполне достаточно того, что он рад ее присутствию здесь, что он выбрал и принял в свой дом именно ее. Нервическое возбуждение, постоянно владевшее ею в Лондоне, уже почти полностью прошло: она не испытывает ни малейшего желания написать своим друзьям и ничуть не печалится, что от них тоже ни весточки.

Из прихожей доносится раздраженный женский голос, и Анжелика без тени сомнения знает, кому он принадлежит. Она еще ни разу не встречалась с миссис Липпард, но со слов мистера Хэнкока и по поведению Сьюки Липпард составила ясное представление о характере этой женщины.

– Сьюки! – резко кричит миссис Липпард. – Сюзанна!

Анжелика слышит шорох в гостиной этажом ниже.

«Я тоже спущусь, пожалуй, – думает она. – И постараюсь понравиться этой даме».

Она взбивает волосы, повязывает фартучек и решительно направляется вниз.

Сьюки, с книгой в руке, как раз выходит на лестничную площадку.

– Там твоя мать, да? – спрашивает Анжелика.

– Надо же! Как вы догадались? Вы сойдете вниз, чтобы познакомиться?

Анжелика все еще относится к Сьюки настороженно, главным образом потому, что Сьюки все еще относится настороженно к ней. В присутствии девочки она все время чувствует себя так, будто ее изучают через лупу. Но к каким бы умозаключениям Сьюки ни приходила, пытливо наблюдая, как новая обитательница дома намазывает масло на булочку, читает книгу, стряхивает пыль с капюшона или закрывает ставни, своего мнения о ней она не высказывает. Безусловно, она успела понять про нее гораздо больше, чем хотелось бы Анжелике, и это изрядно смущает.

– А что ты ей обо мне говорила? – отваживается спросить она.

Сьюки спускается по ступенькам впереди нее, и Анжелика не видит выражения ее лица.

– Я? Да вообще ничего.

– Сьюки. – Миссис Липпард стоит у подножья лестницы. – Ты таки соблаговолила снизойти к нам.

– Я сидела в гостиной, – говорит девочка. – Там камин горит. Почему бы тебе не подняться туда?

– Ах, да как я могу? Как посмею? Разве это теперь не ее дом? – язвительно вопрошает миссис Липпард, когда из-за поворота лестницы показывается Анжелика. Затем она обращается к мистеру Хэнкоку: – Так это и есть твоя содержанка? Столько лет отказывался привести в дом законную супругу – мол, от нее будут одни расходы да головная боль, – а теперь на тебе, поселил здесь любовницу!

– Она не любовница, – отвечает мистер Хэнкок. – А моя жена.

Анжелика никогда прежде не видела, чтобы кровь отливала от лица столь мгновенно. Миссис Липпард, еще секунду назад вся красная, вдруг зеленеет.

– Ты шутишь, верно, – шепчет она.

Спускаясь по последним ступенькам, Анжелика простирает вперед руки и сердечно восклицает:

– Приветствую вас, милая сестра! Я счастлива называть вас своей родственницей! Я премного о вас наслышана и теперь вижу: да, вы именно такая, как мне вас описывали!

Эстер, конечно же, ошарашена, но все же не настолько, чтобы не промямлить в ответ:

– Вы… э-э… не очень-то похожи на свой портрет. Впрочем, сейчас вы одеты…

Анжелика хорошо знает женщин и их умение подчинять окружающих своей воле. Она знает также, что женщина, мнящая себя властительницей своей судьбы, никогда не прибегнет к откровенной грубости, – и потому испытывает глубокое удовлетворение. Она сжимает руку миссис Липпард и улыбается самой сладкой из своих улыбок. Сьюки, остолбеневшая от изумления, нервически хихикает.

– Не понимаю причины твоего веселья, – говорит ее мать. – Он тебя лишает твоей наследной доли. Твой дед годы напролет сколачивал состояние – и нам не достанется ничего, когда она приберет все к рукам.

– Я на днях положил немалые деньги на свой личный счет, – вмешивается мистер Хэнкок.

– Сколько бы ты ни заработал, она потратит вдвое больше, – отрезает миссис Липпард, после чего приступает к допросу: – Когда женился? Как такое случилось?

– Три дня назад. Тихо, с утра пораньше…

– Ах, это уже слишком. Законный брак?

– Да.

– Сомневаюсь. Никакого публичного объявления о вступлении в брак не было. Мне бы сразу доложили.

– О, – вмешивается Анжелика, – мы женились по лицензии. Так гораздо быстрее. Вдобавок предавать огласке сугубо частное дело попросту пошло.

– А вы и гордитесь, верно, что ваше сугубо частное дело таково, что о нем неприлично объявлять в церкви? – Эстер снова переводит внимание на брата. – Значит, она тебя заарканила! Ну надо же! Заплатить честные деньги, чтобы ускорить бракосочетание! Полагаю, ты даже ни разу не задался вопросом, сколько еще мужей может оказаться у этой шлюхи.

– Ужели вы намерены терпеть такое? – сурово осведомляется Анжелика у мужа. – Вы позволите ей оскорблять мою честь?

Все женщины пристально смотрят на мистера Хэнкока. На лице Сьюки написан восторг, каковое чувство отражается и на лице Бригитты, наполовину выглядывающем из-за кухонной двери; Эстер и Анжелика являют собой парное воплощение женской ярости. Гнева старшей сестры мистер Хэнкок боялся с самого детства, но вот гнева своей новоиспеченной супруги пока еще на себе не испытывал. Глаза у нее воинственно сверкают, волосы словно бы слегка вздыбились, и даже юбки как будто растопорщились.

Заметив его нерешительность, Эстер продолжает гнуть свою линию, разгорячаясь все сильнее:

– Где ее приданое, а? Какая из нее подруга жизни и помощница, если она не принесла в твой дом ничего, помимо своих долгов? Ты будешь растить ублюдков, которых она тебе родит, на свои только средства? Да как ты…

Ну все, с него хватит.

– Нет, я такого терпеть не намерен, – твердо произносит он. – Миссис Липпард, вы унижаете достоинство моей жены. Это совершенно недопустимо.

– О! Нет, мне это нравится! Я унижаю ее достоинство? – Эстер демонстративно пошатывается, изображая потрясение.

Анжелика хлопает в ладоши и стискивает руки под подбородком.

– И свое тоже роняете, – говорит мистер Хэнкок, подстрекаемый довольным видом своей жены, – когда столь грубо отзываетесь о даме, радушно принявшей вас в своем доме.

На виске миссис Липпард бешено бьется жилка.

– Прекрасно. Если вы отказываетесь выставить вон эту женщину, у меня не остается иного выбора, как забрать отсюда свою дочь.

Все разом ахают.

– Ну полно тебе, Эстер, в этом нет необходимости.

– Пойдем, Сьюки, – велит миссис Липпард, будто бы ничего не слыша, и хватает дочь за руку. – Я забираю тебя домой.

Тихо взвизгнув, Сьюки вырывается и бросается вверх по лестнице. Миссис Липпард поворачивается к мистеру Хэнкоку.

– Она здесь ни минутой дольше не останется. Я не допущу, чтобы моя дочь находилась в столь пагубном окружении.

– Она не хочет уезжать, – говорит Анжелика, но миссис Липпард уже устремляется вслед за дочерью.

Следует частый стук и шарканье шагов; в просветах между балясинами мелькают развевающиеся юбки обеих.

– О боже… – Анжелика шарит по себе в поисках веера, а не найдя такового, обмахивает лицо ладонями. – Честно говоря, я ожидала более спокойной жизни. – Сверху слышится яростная перепалка матери и дочери. – Ну и? – Мистер Хэнкок стоит столбом. – Вы собираетесь как-то это уладить?

– Не мое дело вмешиваться.

– Не ваше дело? Вы мужчина или нет? Одно ваше слово положит конец этому.

Мистер Хэнкок беспомощно смотрит на нее.

– Пускай будет как ей угодно.

– А что насчет вас?

– Ох, не надо! – Он ежится от неловкости. – Конечно же, я не откажусь от Сьюки так запросто, но в подобные минуты взывать к здравому смыслу моей сестры бесполезно. Гораздо лучше сейчас уступить ей, чтобы уже завтра получить девочку обратно.

– Я не считаю такое решение разумным.

По лестнице спускается миссис Липпард вместе с плачущей Сьюки.

– Скажите же что-нибудь, – шипит Анжелика, но ее муж дергает галстук и не произносит ни слова.

– Уразумей одно, Сьюки! – кричит миссис Липпард. – Он отдал предпочтение шлюхе перед своими кровными родственниками. В это трудно поверить, но именно так обстоит дело.

Юная Сьюки выглядит смятой, как батистовый чепец, владелица которого провела целый день на Варфоломеевой ярмарке. Она прикладывает ладони к щекам и скулит:

– Я хочу остаться, дядя! Скажите ей, чтобы она меня не забирала!

Бригитта, не удержавшись, выбегает из кухни и протискивается мимо хозяина к подруге. Девочки обнимаются и хором рыдают, в то время как Эстер Липпард неумолимо тянет дочь за локоть.

– Дядя, дядя, не отдавайте меня! – стенает Сьюки, но на помощь приходит не он, а Анжелика.

– Прекратите! – говорит она властным тоном. – Прекратите сейчас же и выслушайте меня!

Миссис Липпард, задохнувшись от негодования, поворачивается к ней. После напряженной паузы, во время которой слышны лишь судорожные всхлипы Сьюки, Анжелика осведомляется:

– Чего вы хотите?

– Уберечь нравственность своей дочери – чего же еще?

– Ее нравственности здесь ничто не угрожает.

– Я вам не верю. Вдобавок что станут говорить люди?

– Согласна, общественное мнение – вещь чрезвычайно важная. Значит, надо сделать так, чтобы оно сложилось в пользу Сьюки. – Анжелика бросает короткий взгляд на мужа. – Общество склонно закрывать глаза на любого рода недостатки и странности там, где речь идет о деньгах.

– Что вы предлагаете? – резко вопрошает мистер Хэнкок.

– Да, мне тоже интересно знать, – подхватывает миссис Липпард.

– Какая сумма сейчас у вас отложена для нее на будущее? Нет-нет, можете не отвечать. Кроме Сьюки, у вас еще – сколько? – шесть дочерей? Думаю, они уже получили львиную долю того, что в состоянии выделить даже самые любящие родители.

– Ну да, ей достанется меньше, чем досталось старшим сестрам, – признает Эстер Липпард.

Анжелика качает головой:

– А их мужья, вероятно, постепенно истощают ваш капитал, снова и снова обращаясь к вам за денежной помощью…

– Как мы можем отказать, когда у них на попечении наши дочери и внуки? – горестно вздыхает Эстер. – Да уж, молодые люди в наши дни из рук вон плохо распоряжаются финансами.

– И что же в конце концов останется для вашей Сьюки? Будущее самой младшей дочери всегда очень ненадежно, очень уязвимо для прихотей судьбы. Страшно представить, как вы мучаетесь от вины и тревоги.

– Но мой брат всегда обещал ее обеспечить.

– И он свое обещание сдержит. – Анжелика улыбается с безмятежной веселостью. – Я позабочусь об этом, даю вам слово. На самом деле я готова поручиться…

– Миссис Хэнкок! – предостерегающе произносит мистер Хэнкок, изрядно обеспокоенный великодушным настроением своей супруги: мало ли что она может посулить от его имени.

– В общем, я уверена, что мы сумеем прийти к самому выгодному для вас соглашению. Не подняться ли нам наверх, миссис Липпард, дабы обстоятельно все обсудить? Вы столько времени провели на ногах – вам надобно присесть и хоть немного подкрепиться. Бригитта… – Она вскидывает бровь, переводя взгляд на девочку, чье лицо по-прежнему уткнуто в плечо Сьюки. – Будь так добра, подай печенье в гостиную. И чайник с кипятком. Прошу вас следовать за мной, сестра.

И вот, в оливково-зеленой гостиной, за новехоньким чайным столиком с новехонькими чашечками, две сестры по свойству, являющие собой полную противоположность друг другу во всех отношениях, подробнейшим образом обсуждают приданое Сьюки и ее благополучное будущее, а мистер Хэнкок сидит рядом, со своими счетными книгами и трубкой, кивая на поступающие предложения или с нахмуренным лбом записывая очередные цифры. Миссис Липпард жалуется на свои беды, и миссис Хэнкок ее утешает.

– Ах, понимаю, понимаю… да, ужасное положение дел… и как только вы терпели столь долгое время… но нынешнее поколение, да, оно совсем другое… на вашем месте я бы уже давно потеряла всякое терпение, миссис Липпард, честное слово.

В конечном счете достигается договоренность, согласно которой теперь Сьюки Липпард будет гораздо обеспеченнее, чем когда-либо можно было надеяться.

– Что же касается ее образования… – начинает Анжелика.

– О, оно завершено, – перебивает миссис Липард. – Школа ей ничего больше дать не может.

– Я так ничему и не научилась, – ворчит Сьюки.

– Ты прочитала все книги из школьной библиотеки.

– Кабы я знала, что их там так мало, я бы читала медленнее.

– Ну, книжное знание особой пользы не приносит, – говорит Анжелика, – а сделать умный вид, когда требуется, проще простого. Я бы лучше наняла учителя танцев. В осанке, в поступи, в каждом движении вашей дочери, миссис Липпард, я вижу природную грацию, которую можно довести до совершенства буквально несколькими профессиональными подсказками. Еще нужен учитель пения. Ну и давайте не будем забывать о фортепьяно, ибо именно здесь многие девушки обнаруживают прискорбный недостаток своего воспитания. А для музыкальных уроков непременно нужен француз. Предоставьте это мне, предоставьте это мне. У меня весьма широкие знакомства. – С сияющими глазами она откидывается на спинку кресла. – Ну как, сестра, теперь у вас немного отлегло от сердца?

Эстер Липпард уже начала склоняться к мысли, что и впрямь гораздо выгоднее оставить Сьюки в братнином доме. Безусловно, девочке еще много чему нужно научиться, а у нее самой нет ни времени, ни возможности ею заниматься. Миссис Липпард невыносимо думать, что кто-то из ее детей упустит возможность хорошо устроиться в жизни. И вообще, что она будет делать, когда Сьюки станет мешаться у нее под ногами там, в Саутворке. Причем она пока даже не подсчитала, в какие расходы обойдется еще один рот за столом вдобавок ко всем зятьям, снохам, подмастерьям и слугам, которых приходится кормить.

– Но ее нравственное воспитание. Ее духовное благополучие, – решается миссис Липпард. – Ее душа…

– По счастью, наш дом располагается прямо между двумя церквями. Не говоря уже о нашей квакерской общине. И я нигде прежде не видела такого нашествия нонконформистских проповедников, какое обнаружила здесь. Для питания и укрепления души у Сьюки здесь будет большой выбор.

– Но сами вы…

Даже сейчас Анжелика не теряет самообладания. Она склоняет голову набок и улыбается.

– Я понимаю ваше беспокойство, миссис Липпард. Но посмотрите на меня. – Она указывает на свое простое платье и ненапудренные волосы, обращая внимание новой родственницы на опрятность и скромность всего своего облика. – Верьте своим глазам, мадам: вы же видите, что теперь я не особенно отличаюсь от вас. Даже последняя блудница может искупить свои грехи покаянием, подобно Магдалине. И мой пример станет для Сьюки душеполезным уроком.

Миссис Липпард послушно оглядывает Анжелику, исполненная подозрений. Но с другой стороны, она с не меньшим подозрением относится ко многим знакомым женщинам. К тому же, забрав Сьюки из этого дома, она значительно сузит свои разведывательные возможности.

Да, безусловно, всегда лучше быть вооруженной знанием. Сьюки здесь, похоже, в полной безопасности. Она не голодает, не перетруждается; у нее есть своя собственная комната и возможность получить всестороннее воспитание. А если миссис Липпард вдруг увидит или услышит что-нибудь непотребное в доме знаменитой шлюхи… ну, ничего страшного. Дети невосприимчивы к скверне. Если все хорошенько взвесить, нельзя не признать, что лишить Сьюки обучения полезным навыкам будет в высшей степени жестоко.

Миссис Липпард решает, что в силу своей нравственной чистоты дочь сумеет устоять перед любыми искушениями. Можно даже считать это испытанием: если она все же развратится душой, значит в ней есть природный нравственный изъян, исцелить от которого никому не дано.

– Хорошо, она у вас останется, – наконец говорит миссис Липпард. – Но если я узнаю хоть что-нибудь, что мне не понравится…

– Такого не случится, – заверяет Анжелика. – Мы высокоморальная семья. Вы не пожалеете, мадам, мы сделаем из вашей дочери настоящее чудо.

Мистер Хэнкок изрядно удивлен дальнейшим поведением племянницы по отношению к нему. Он еще никогда прежде не бывал в такой немилости у Сьюки, и его обескураживает пристальный гневный взгляд, который девочка устремляет на него, прежде чем отойти к своему приоконному диванчику и на весь вечер погрузиться в холодное молчание. «Сердится, что я не заступился за нее», – удрученно думает мистер Хэнкок. Пытаясь вызвать Сьюки на разговор, он шутливо подталкивает ее в бок: «Ну, в конечном счете все сложилось к лучшему, верно?» – но девочка не удостаивает его ответом.

– Жаль, что она приняла это так близко к сердцу, – говорит он Анжелике, когда они уединяются в своей спальне. – Она ведет себя так, будто я от нее отказался.

– Вы и вправду выступили самым жалким образом, – отвечает жена, убирая туго заплетенные косы под ночной чепец. – Мне было за вас стыдно. – Она кладет ладони на бедра, но поза у нее не суровая, а сочное тело, облитое складками полупрозрачной сорочки, так и манит. – Больше так продолжаться не может. Вы же говорили мне, еще до нашего бракосочетания, что твердо положили защищать мисс Сьюки и оберегать от любых бед.

– Да, так и есть.

– Сегодня вы ее не защитили.

Мистер Хэнкок вздыхает:

– У моей сестры чрезвычайно тяжелый нрав. Если я в чем-то ей уступаю, это вовсе не значит, что я полностью перед ней капитулирую.

– Ай-ай-ай! Ды вы только послушайте себя! – Анжелика укладывается в постель с ним рядом, и он тотчас поворачивается к ней и смотрит с обожанием.

– Поистине, миссис Хэнкок, вы умеете добиться того, чего мне, мужчине, не добиться никакими стараниями.

– Вот-вот! И задайтесь вопросом, есть ли вообще что-нибудь такое, чего я не могу сделать, тогда как вы можете.

– Мне никогда не сравняться с вами по части такта и чуткости. Я уже много лет не видел миссис Липпард такой спокойной и довольной. Я счастлив, что вы есть у меня.

«На самом деле, – думает он, – с каждым днем становится все яснее, что мне давно следовало жениться». Да-да, совместными усилиями они достигнут даже не вдвое, а во многократ большего, чем смогли бы по одиночке.

– О, я хорошо знаю женщин подобного рода, – говорит Анжелика. – Угодить им легко – все они в конечном счете хотят одного и того же. – Она кусает ноготь и зарывается поглубже под одеяло. – Но ваша сестра права в одном, сэр: вы действительно предпочли меня вашей Сьюки, о чем я глубоко сожалею.

– Вы моя жена, а она мне даже не дочь. Если родная мать хотела забрать ее отсюда – что я мог поделать?

– Полагаю, бедняжку уже не раз переселяли с места на место сообразно удобству семейства. А ведь у нее должен быть свой постоянный дом.

– Мягкосердечная! Ну разумно ли, чтобы она бездельничала в одном доме, когда в другом для нее есть работа? Покуда Сьюки не обзаведется собственной семьей, она должна приносить пользу этой.

– Кто у нас мягкосердечный, так это вы. – Анжелика придвигается поближе, устраиваясь у него в объятиях. – Вряд ли вы сможете обходиться без своей любимой племянницы. – Она нипочем не признается, что и сама очень нуждается в Сьюки, поскольку ни черта не смыслит в ведении домашнего хозяйства, а девочка знает многое.

– А что насчет вашего обещания заняться ее образованием и воспитанием? – усмехается мистер Хэнкок.

– Выгодное вложение средств. Чем искуснее она будет в своих умениях, тем удачнее выйдет замуж. Все расходы с лихвой окупятся однажды. – Анжелика протяжно зевает, уже не в силах оторвать голову от подушки. – Я найду учителей для нее.

Мистер Хэнкок колеблется. Кошка бесшумно выскальзывает из-под кровати, вспрыгивает на нее и мягко ступает по одеялу в изножье.

– Надеюсь, не тех же самых, которые… гм… обучают подопечных миссис Чаппел? – тревожно спрашивает он.

Кошка кружится и кружится на месте, утаптывая стеганое покрывало. В Анжелике поднимается протест совершенно в духе Беллы Фортескью: «Да какая разница, если цель-то одна?» Но она просто мотает головой и говорит:

– Вам нечего опасаться, сэр. – Потом поворачивает лицо к мужу и смотрит прямо в глаза. – Вы сегодня совершили замечательный поступок. Вы защитили своих домочадцев. Да-да, в конечном счете – защитили. И разве это не благоприятное начало нашей совместной жизни?

Сейчас она вполне искренна: для нее в новинку, что мужчина, взявший ее на полное содержание, готов во всем с ней соглашаться. Она бы, наверное, просто не пережила, попадись ей еще один вероломец вроде Рокингема. Анжелика нашаривает руку мистера Хэнкока, лежащую поверх одеяла, и ласково поглаживает. Они улыбаются друг другу, само воплощение счастливого брака по расчету.

– Давайте не будем понапрасну жечь свечу, – говорит Анжелика.