– Ступайте, – холодно и безучастно сказал Первопреподобный.

Охранники погнали мальчишек обратно к площади. Второй из Преподобных, низенький остроносый человечек с далеко выступавшей вперед верхней челюстью – на взгляд Ника, сильно смахивающий на крота или крысу – трусил рядом, сложив ладони перед грудью, будто для молитвы, и глядя на ребят большими, полными жалости глазами.

На площади шумела толпа. Ник попытался сглотнуть, но тут же скривился от резкой боли в пересохшем горле и пожалел, что отказался от воды. А все разговоры о пытках – ведь это, конечно, блеф? Уловка? Тогда почему он так напуган? Может, еще не поздно передумать? Упасть на колени и умолять дать ему кружку воды? Несмотря на искреннее презрение к Дэнни, он и сам едва устоял. Если бы ему позволили подумать еще минуту, он доверился бы Капитану, или любому другому из этих людей. Потому что ситуация была не просто безнадежна – она была полностью, абсолютно нелепа. Если бы не ее трагизм, это было бы просто смешно. Обе стороны так ослеплены страхом и ненавистью друг к другу, что даже не видят, что сражаются за одно и то же – за то, чтоб эти люди могли покинуть остров. Безумие!

Подумать было страшно, сколько народу погибло с обеих сторон только потому, что никому не пришло в голову самое простое – поговорить. «А если бы и поговорили, помогло бы?» Нику в это не верилось. Владычица ни за что не развеяла бы Туман, потому что никогда не поверила бы, что люди уйдут – вдруг вместо этого за первыми явятся и другие? Обе стороны были обречены с того момента, как на Авалон ступила нога человека – в этом-то и заключалась простая и трагичная суть всего этого кошмара.

С площади донесся крик, а следом – торжествующие вопли.

«О нет. Что там еще?»

Стражники вытолкнули ребят на площадь. Ник оказался среди хмурых женщин и мужчин, собравшихся у входа в церковь, но на него никто даже не взглянул. Общее внимание было приковано к большому кресту на дощатом помосте.

– О боже, – ахнул Ник.

На кресте висел Питер.

Его распяли, крепко притянув руки, ноги и шею веревками к перекладинам. Он был раздет до пояса, и Ник увидел на его плечах и груди несколько багровых рубцов и свежую рану поперек лба. Кровь, стекая по его щеке, капала на грудь. Рядом стоял лысый гигант с короткой плеткой в руке. Глаза Питера были крепко зажмурены, лицо искажено болью, губы сжаты.

Оставив Ника, Лероя и Красную Кость под стражей, Преподобный вышел вперед. Все взгляды устремились на него. Толпа негромко зароптала. Он поднялся на помост и вскинул вверх посох. Толпа стихла. Все замерли в предвкушении, будто перед главным зрелищем на карнавале.

– Целую вечность и даже дольше терпели мы с вами невзгоды от этого отродья Люцифера! – начал Преподобный, широким жестом указав на Питера. – Теперь он в наших руках. Это ли не свидетельство тому, что Господь не оставил нас? Тому, что наши жертвы не пропали втуне? Тому, что мы – избранные воины божьи?! Люцифер послал к нам собственного сына, дабы искушать нас, дабы испытать нашу веру, и сегодня мы отправим его назад. Назад в зловонные адские бездны, из коих он явился!

Преподобный громко ударил посохом о помост. Толпа взорвалась радостными криками. Кто-то воскликнул:

– Хвала Господу!

– Аминь! – дружно отозвались вокруг.

Преподобный бросил взгляд на лысого великана.

– Вол, мы готовы?

Великан Вол натянул на руку толстую кожаную перчатку, шагнул к стоявшему неподалеку черному котлу, вытащил из рдеющих углей докрасна раскаленное клеймо и поднял его так, чтобы все смогли восхититься видом пламенеющего креста. Толпа одобрительно зароптала. Первопреподобный кивнул и сошел с помоста. Вол двинулся к Питеру.

Преподобный с крысиным лицом склонился к ребятам.

– Смотрите внимательно, дети. Пусть демоны, вселившиеся в вас, видят все. Пусть видят, что их ждет, – тогда, быть может, они оставят вас, и ваши души будут спасены.

Желудок Ника болезненно сжался в преддверии того, что вот-вот произойдет, точно умоляя отвернуться. Но отвернуться Ник не смог. Гигант вдавил клеймо в грудь Питера, и Ник увидел, как Питер сверкнул золотыми глазами и стиснул зубы, изо всех сил стараясь не закричать. Плоть его затрещала, зашипела под раскаленным железом.

Крысомордый Преподобный осклабился, и на лице его отразилось вовсе не благочестие, а неприкрытая садистская похоть.

Питер забился в путах, часто-часто задышал от нестерпимой боли, но каким-то невероятным, невозможным чудом сумел сдержать крик. Наконец Вол отнял клеймо от его груди, и глаза Питера закатились под лоб.

Только теперь, почувствовав вонь горелого мяса, вспомнив Марко и кухню, Ник понял: все это – взаправду. Понял: еще до конца этого дня и Марко, и все остальное покажется ему детскими шалостями в сравнении с этим кошмаром.

– Нет, – простонал Ник, дрожа всем телом. – Нет…

Но его тихий стон затерялся среди шума всеобщего ликования.

Капитан смотрел на помост невидящим взглядом. Он пришел на клеймение, потому что так полагалось, но его уже тошнило от всего этого фарса. Противно было видеть, как люди день ото дня все сильнее утрачивают человеческий облик, до смерти надоело смотреть на пытки во имя господа. Что на них всех нашло? Когда-то Первопреподобный был вдохновенным, одухотворенным вождем, нравственным компасом для своей паствы. Таких праведников, как он, Капитан в жизни не видел. «Дорого же обошелся нам этот остров, – подумал он. – Он незаметно, исподволь, украл наши души».

Еще один взрыв ликования – и Капитану сделалось совсем невмоготу. Демоны или нет, какая разница? Страдания, одни страдания повсюду, куда ни глянь! Довольно. Он появился на церемонии, и хватит с него.

Капитан повернулся и двинулся прочь.

– Капитан, – раздался резкий голос за спиной.

Капитан узнал этот голос, даже не оборачиваясь. Сзади, скрестив руки на груди и испытующе глядя на него, стоял Первопреподобный. За его спиной замерли трое мальчишек в окружении охранников. При виде клеймения демона в мальчишечьем облике с них разом слетела вся необузданность и дикость – остались лишь широко раскрытые глаза да ужас и замешательство на детских лицах. Несмотря на все усилия, Капитан невольно представил на их месте собственных сыновей, и от этого на глаза едва не навернулись слезы. «Будь у меня время, – подумал он, – я привлек бы на нашу сторону и этих. И пытки тут вовсе ни к чему».

– Вы находите сии деяния отвратительными? – спросил Преподобный.

Подчеркнутая язвительность вопроса не ускользнула от ушей Капитана. «Всегда начеку, – подумал он, – бдит, высматривает заблудших овец». Инстинкт самосохранения в нем был отточен до невероятной остроты не только столкновениями в лесу. Куда лучше он развился здесь, в деревне, среди этих божьих людей, свихнувшихся на поисках демонов и совсем забывших о главной цели – убраться с этого острова. «Те, кто боится демонов, видят демонов повсюду», – подумал Капитан.

– Нет, ваше преосвященство, – сказал он вслух, заставив себя снова взглянуть на Питера. – Если речь о клеймении этого демона на кресте, то – нет, дело не в нем.

Зрячий глаз Преподобного впился в Капитана так, что Капитан не на шутку испугался, не читает ли Преподобный его мысли.

– Но, ваше преосвященство…

Капитан запнулся. Один неверный шаг – и его самого могут заклеймить, как еретика.

– Но вот о чем я думаю, ваше преосвященство: быть может, для остальных детей это – не лучший способ?

Преподобный сузил глаз и склонил голову набок.

– Не лучший способ?

Капитан понял, что промахнулся с выбором слов.

Преподобный шагнул к нему.

– Вы полагаете, что разбираетесь в сих материях лучше Совета?

«Лучше людей, бичующих себя плетьми? Людей, в любой момент готовых донести на собственного соседа, брата, сестру, жену? Да, безусловно». Но Капитану еще не надоело жить, и потому он, как и во множестве других случаев, предпочел не высказывать того, что думает, вслух.

– Что вы, ваше преосвященство, никто в мире не может разбираться в этих материях лучше Совета. Я всего лишь подумал о том, как эти мальчики могли бы послужить Совету наилучшим образом. Не могли бы вы ненадолго предоставить их мне?

Во взгляде Преподобного мелькнуло презрение. Капитан изо всех сил старался скрыть свои истинные чувства: одно лишь слово этого человека – и он повиснет на кресте рядом с Питером.

– Капитан, Господь в бесконечной милости своей уже вознаградил сегодня ваши труды, не оставив их бесплодными. Не просите же более того, что необходимо.

– Безусловно, ваше преосвященство, – с легким поклоном ответил Капитан, понимая, что уже зашел слишком далеко. – Сегодня Господь был более чем щедр ко мне.

Преподобный оглянулся на охранников.

– Отведите их к пруду и подготовьте.

На лицах мальчишек отразился ужас, и Капитан понял, что еще не раз увидит эти лица – в ночи, когда туман подступит к его порогу.

Ввалившись в хижину, Капитан задернул дверь плотным вышитым гобеленом в надежде заглушить как можно больше звуков, доносящихся с площади, привалился к косяку и глубоко вздохнул, пытаясь хоть немного прояснить мысли и облегчить душу.

Домицилия, одна из немногих людей, которым он мог доверять – к счастью, еще не все на этом острове посходили с ума, – вычесывала колтуны из волос мальчика. Поразительно! Как изменился мальчишка, стоило только умыть его да причесать! По глазам Домицилии было видно, что появление этого ребенка тронуло ее до глубины души, и Капитан чувствовал то же самое. Когда же рядом в последний раз был ребенок – или вообще хоть кто-нибудь, чье тело не изуродовано, а кожа не почернела?

Дэнни приканчивал миску картофеля с мясной подливой. Осушив кружку, он поставил ее на стол. Но вдруг из-за занавесей донесся приглушенный крик боли. Прекратив жевать, Дэнни отпихнул тарелку, словно не хотел, чтобы она напоминала ему о том, что он сделал, закрыл лицо ладонями и снова заплакал.

Капитан знаком велел Домицилии убрать тарелку, подошел к мальчику и опустил руку ему на плечо.

– Как я понимаю, тебя зовут Дэниэл, – заговорил он. – Доброе христианское имя.

Дэнни не поднял глаз.

Капитан придвинул кресло и сел рядом.

– Дэниэл, не стоит терзаться из-за этого. Тебе нужно как можно скорее понять… у тебя не было выбора. И никто на свете не поймет этого лучше, чем я. Ведь мы с тобой – я и ты – очень похожи. Оба мы – в плену обстоятельств, оба вынуждены делать то, чего не хотим. Чего при других обстоятельствах никогда бы не сделали.

Капитан понизил голос.

– Дэниэл, если мы хотим убраться отсюда, нам друг без друга не обойтись. Но я должен верить тебе, знать, что на тебя можно положиться.

Дэнни поднял голову и посмотрел на Капитана – растерянно, но не без любопытства.

– Я хотел бы поделиться с тобой кое-какой информацией, не предназначенной для ушей Преподобного. Могу ли я довериться тебе, Дэниэл?

На лице Дэнни мелькнула надежда, и он осторожно кивнул.

– Нас окружает безумие. Оно везде, как будто его порождает весь этот остров – вместе с Преподобным и Владычицей. Ты – мальчик смышленый; я знаю, ты сам прекрасно видишь это. Ты слышишь, что там творится. Чистое безумие, но ни ты, ни я не в силах ничего изменить. Его не остановить ни тебе, ни мне. Мы можем только одно – попытаться остаться в живых.

Капитан вздохнул.

– Остальные – в руках Преподобного, в лапах фанатиков. Им надеяться не на что. Хотел бы я, чтобы это было не так, но ты сам все видел. Я дал им шанс, и они сделали свой выбор. Тебе не в чем себя винить.

Я хочу одного: убраться с этого острова как можно скорее. Но мы оба знаем: путь закрыт, а ключ – в руках Владычицы. Если нам удастся положить конец ее волшбе, туман рассеется, и мы наконец-то сможем покинуть этот ад.

Помнишь, я говорил о своих сыновьях? Когда я отправился в это плавание, старший был примерно твоих лет. Глядя на тебя, я невольно вспоминаю о них. Вспоминаю – и не могу хотя бы не попытаться помочь тебе. Дэниэл, обещаю: если ты мне поможешь, мы уберемся с этого острова вместе.

Капитан крепко сжал плечо мальчика.

– Ты поможешь мне найти Владычицу?

Дэнни согласно закивал и вдруг, крепко прижавшись к Капитану, обнял его, уткнулся лицом в его грудь и зарыдал.

Капитана никто не обнимал уже много десятков лет, и теперь, когда этот малыш уцепился за него, совсем как собственные сыновья Капитана целую вечность назад, его охватила невыразимая тоска по дому.

«Этого мальчишку Преподобный не получит, – подумал Капитан. – Ни за что. Скорее я прикончу и его самого, и его братию – всех до единого».

Ника с Лероем и Красной Костью посадили в клетку на берегу маленького темного пруда. Впрочем, эта клетка из широких полос коры и стеблей бамбука, связанных веревками, напоминала скорее корзину. Она висела в нескольких футах над землей на длинной жерди с противовесом на другом конце. Воды дать им так и не удосужились – хорошо хоть руки развязали. Ник потер рубцы на запястьях и прижался лицом к решетке. Поверх голов толпы был виден крест с безжизненно обвисшим на перекладине Питером. Его жгли раскаленным клеймом, пока он не перестал шевелиться. Это означало, что он либо без сознания, либо мертв, и Ник даже не знал, какой из этих вариантов лучше.

Толпа переместилась к пруду. Со всех сторон на Ника смотрели мрачные, напряженные лица. Многим очень хотелось полюбоваться на новые муки, но остальным явно было не по себе. Ник сделал долгий, судорожный вдох. Теперь зрелищем предстояло стать ему самому. Все тело охватила дрожь – и вовсе не от холода.

Красная Кость еле слышно застонал. Ник склонился к нему.

– Держись, брат, держись.

Веки Красной Кости дрогнули, один глаз открылся, на губах мелькнула слабая улыбка – жалкий призрак былого пугающего оскала. Но и эта улыбка тут же исчезла, глаз закрылся, и Красная Кость больше не шевелился. Если бы не едва заметно поднимавшаяся грудь, Ник подумал бы, что он мертв.

– Что они хотят сделать? – тонким, дрожащим голосом спросил Лерой.

Нет, это был не вопрос – скорее, просто слова, невольно сорвавшиеся с языка перепуганного мальчишки. Хотелось бы Нику сделать вид, будто он не знает ответа, но ответ был предельно ясен. Преподобный сказал, что их будут «испытывать водой» – то есть топить. Представить себе дальнейшее было легче легкого. Оставалось одно – не думать о том, каково им придется в этой корзине, опущенной в темную воду грязного пруда. Может, тонуть – это не больно?

К корзине подошел Первопреподобный с растрепанной библией в одной руке и с посохом в другой.

– Господу помолимся, – провозгласил он, повернувшись к толпе. Толпа смолкла. – Благодарим тебя, Господи, за ниспосланную нам веру. Дай нам сил выполнить волю твою. Благослови детей сих и укрепи их для грядущих испытаний. Аминь.

– Аминь, – откликнулась толпа.

Преподобный опустил библию на клетку и прикрыл зрячий глаз. Толпа затаила дыхание.

– Демон! – громко, сурово воскликнул Преподобный. – Именем Господа всемогущего – изыди прочь! Оставь детей сих и воротись в бездны ада, откуда явился!

Медленно подняв голову, Преподобный открыл зрячий глаз и злобно уставился на ребят.

– Демон!!! – гневно завизжал он, брызжа слюной. – Оставь детей сих!!! Именем Отца Небесного повелеваю: изыди!

На взгляд Ника, если кто-то здесь и был одержим демоном, то именно Преподобный. Ударив посохом по стенке клетки, он устремил на Ника яростный фанатичный взгляд.

– Вижу тебя, демон! Вижу! Изыди сей же час, или познаешь боль утопления!

Преподобный склонился к клетке.

– Мальчики, – неожиданно мягко, беззлобно зашептал он, – если вы меня слышите, взывайте к Господу, молите его ниспослать вам сил. Пусть Господь услышит вас.

Преподобный испытующе взглянул Нику в глаза, и Ник увидел перед собой совершенно другого человека – человека, исполненного сострадания и жалости. Да что там – его глаза были полны слез! Просунув руку сквозь решетку, безумный священник схватил Ника за плечо.

– Прошу тебя, мальчик, прошу: услышь же меня.

Глядя на него, невозможно было усомниться: этот человек искренне верит, что помогает им, – но от этого ситуация почему-то только становилась еще ужаснее.

– Дети! – воскликнул Преподобный. – Ради всего святого, найдите в себе силы освободиться! Посрамите демонов! Возвысьте голоса ваши! Пусть Господь услышит вас!

Многие из толпы подхватили:

– Взывайте к Господу!

– Пусть он услышит вас!

Преподобный умолк и отступил, выжидающе глядя на ребят.

«Возвысить голос? – подумал Ник. – А что сказать-то надо?»

Чего же от него ждут? Ник поразмыслил, подыскивая подходящие слова, но сумел придумать только одно:

– Господи, помоги мне.

Преподобный медленно покачал головой и кивнул двоим у противовеса на другом конце жерди. Те развернули жердь, и клетка закачалась над прудом. Лерой сдавленно вскрикнул. Многие из толпы кинулись к берегу, спеша занять места в первых рядах. Глаза их горели, точно у зрителей перед боксерским матчем.

Ник опустил взгляд к темной воде.

– Дети! – воскликнул Преподобный. – Возвысьте же голоса свои, вознесите молитву Господу!

– О, Господи!!! – завизжал Лерой. – Иисусе, господи боже, ради Христа, помоги нам! Иисусе, Иисусе, Иисусе, помоги нам!

Ник подозревал, что тут требуется что-то другое, но подхватил:

– Иисусе, пожалуйста, помоги нам!

Вдруг рядом раздался странный смех. Все разом смолкли. Красная Кость хохотал – громко, резко, от всей души.

Зрячий глаз Преподобного сузился. Толпа подалась назад.

– Скажи своим ангелам: пусть идут на х..!!! – крикнул Красная Кость и снова засмеялся, на краткий миг сделавшись прежним, самим собой, диким мальчишкой с безумной ухмылкой на лице. – И вы все идите на х..!

Поперхнувшись безумным хохотом, Красная Кость закашлялся, обрызгав грудь кровью.

Преподобный помрачнел, поджал губы и махнул двоим у противовеса. Клетка начала опускаться.

Окинув взглядом лица людей, окруживших пруд, Ник увидел ненависть, страх, глаза, горящие от нетерпения в ожидании зрелища, – но это было не все. Многие были подавлены, их лица были исполнены боли, тоски – сострадания. Многие горячо молились, крепко прижав руки к груди. К ним, к этим-то людям и обратился Ник.

– Хватит! – умоляюще глядя на них, заговорил он. – Пожалуйста, остановите их!

Но никто из них не сдвинулся с места. Каждый спешил отвести глаза, кто – опуская взгляд под ноги, кто – поднимая к небу.

От теплой мутной воды воняло, как из засорившегося слива в ванне. Вода дошла до пояса, до груди, подступила к горлу… Красная Кость ушел под воду с головой и встрепенулся, ошалело сверкнув глазами. Увидев в его глазах растерянность и страх, Ник поспешно подхватил товарища, поднял его голову над водой, но было поздно – слишком поздно для всех троих. Ник глубоко вдохнул, набирая полную грудь воздуха.

– О, господи! – взвизгнул Лерой.

Клетка скрылась в воде.

«Спокойно», – подумал Ник, понимая, что из клетки не выбраться, но, если не двигаться и сохранять спокойствие, шанс выжить есть. Но в голову тут же пришла невеселая мысль: «Выжить… а зачем?» Не лучше ли утонуть и разом избавиться от других приготовленных им пыток? Что там говорил этот Преподобный: ломаем кости, клеймим раскаленным железом, сжигаем на костре?

Тело Красной Кости конвульсивно напряглось и безжизненно обмякло. Может, он, наконец, мертв? Ник от души надеялся, что это так – пусть весь этот кошмар кончится хотя бы для него.

Давление в легких нарастало. Сверху сквозь темную зеленоватую воду сочился неяркий, мутный свет. Воздух был так близок – но добраться до него было невозможно. Боль в груди усиливалась и вскоре сделалась нестерпимой, а ведь Ник слышал, что утонуть – это почти безболезненно. Если это правда, отчего же ему так больно? Отчего кажется, будто грудь вот-вот разорвется? Пульс грохотал в ушах. В глазах расцвели, ослепительно вспыхнули белые пятна, голова наполнилась ярким призрачным светом, остатки воздуха вырвались из легких, устремились наверх густым шлейфом пузырей. Ник попытался вдохнуть, но в рот хлынула вода, горло судорожно сжалось, он задохнулся, закашлялся, глотая вязкую солоноватую жижу. Пальцы стиснули бамбуковую решетку так, что скреплявшие ее веревки глубоко врезались в кожу. Вдруг голова с плеском поднялась над водой. Жадный вдох – и содержимое желудка хлынуло наружу из носа и изо рта. Ник скорчился от приступа мучительной, болезненной рвоты, силясь вдохнуть, но только задыхаясь и кашляя. Откуда-то издали донесся стон – захлебывающийся, жалобный, будто первый крик новорожденного, и Ник не сразу понял, что это кричит он сам. Наконец рвотные позывы унялись, и он задышал, жадно, полной грудью вдыхая невероятно сладкий, свежий воздух.

Протерев глаза, залитые грязной, маслянистой водой, и проморгавшись, Ник увидел Красную Кость. Тот лежал на дне клетки-корзины. Глаза его были открыты, на бледном лице застыла необычайная безмятежность. Дикий, сумасбродный мальчишка был мертв. Ник отвернулся и сплюнул, чтобы избавиться от горького вкуса желчи во рту. Сзади донесся кашель. Оглянувшись, Ник увидел Лероя. Тот поднимался на ноги, цепляясь за прутья клетки. Грудь его судорожно вздымалась и опадала в безуспешных попытках вдохнуть, и Ник обнаружил, что, несмотря на все пережитые мучения, еще способен жалеть, что Лерой не утонул.

– Господи, избавь их от демонов! – провозгласил Преподобный. – Говорите же, дети! Взывайте к имени Господа! Настал час отвергнуть вселившихся в вас демонов!

И так далее, и так далее… «Демоны, ангелы, господь бог, святые угодники – кому здесь какая, на хрен, разница?» – подумал Ник, пропуская его разглагольствования мимо ушей. Теперь он понимал, что, должно быть, с самого начала понял Красная Кость: всем им крышка, единственные демоны здесь – вот эти люди в длинных черных плащах, и, что ни скажи, что ни сделай, эти чокнутые садисты все равно запытают их до смерти.

В плечо вцепилась чья-то рука. Ник вздрогнул от неожиданности и оглянулся. Сзади, глядя на него широко раскрытыми, полными ужаса глазами, стоял Лерой.

– Н… Н… Н-ник, – заикаясь, забормотал он. – Ч… Чувак, мне надо… кое-что тебе сказать.

Ник стряхнул его руку с плеча и отвернулся.

– Эй, Ник… ну, пожалуйста, ну, чё ты, как этот, – умоляюще захныкал Лерой. – Прости. Прости. Я полный урод. Но мне нужно сказать… послушай меня, пожалуйста. Про моего папку. Что с ним случилось. Мне очень нужно рассказать, хоть кому-нибудь. Ник, пожалуйста, прошу тебя, ты должен выслушать!

«Хрен там», – подумал Ник. У него не было ни малейшего желания тратить последние минуты жизни, выслушивая Лероя, что бы он там ни собирался сказать. Не оборачиваясь, он покачал головой.

– Ник, – Лерой всхлипнул, – ну, не надо так. Окей, окей. Я все наврал. И в тот раз, и вчера. Вот. Теперь ты меня выслушаешь? Ну, пожалуйста!

Ник промолчал.

– Знаю: я всегда сам же все и портил. Совсем как дома. Как с папкой. Но… – Лерой ненадолго умолк. – Но вот это дело с Секеу… там все было по-другому. Жуть сплошная. Понимаешь? – Лерой понизил голос едва ли не до шепота. – Этот… эта тварь… он забрался прямо ко мне в голову. Так страшно было… думал, обделаюсь.

Лерой мог бы не продолжать. Ник прекрасно понял, о чем речь.

– И глаза у него… Как огнем жгли. Он меня и заставил. Заставил. Ты же понимаешь, Ник? Ты же был там, в лесу. Я знаю, ты его тоже видел. И глаза его видел… – лицо Лероя снова исказилось от ужаса. – И тоже чувствовал – его взгляд как насквозь прожигает…

Да, сомнений у Ника не оставалось: рогатое чудовище каким-то образом проникло в мысли Лероя – точно так же, как в его собственные.

– Слышь, – сказал Лерой, – мне нужно кое-что тебе рассказать. Нужно. Пожалуйста. Пожалуйста, просто послушай, – из глаз Лероя хлынули слезы. – Я же такое сделал… такое… Это насчет моего папки.

«Господи, – подумал Ник, – это еще не все?»

– Помнишь, как все рассказывали, почему смылись из дому? – продолжал Лерой. – Потому что родители или приемные семьи с ними обращались, как с дерьмом. Они и сбежали, потому что никто их не любил. Потому что никому до них дела не было. Я тогда просто всех поддержал – сказал, что и у меня то же самое. А со мной было не так. Меня родители любили – больше всего на свете. Изо всех сил старались от неприятностей уберечь. А я постоянно все портил – врал им, воровал из дому всякое, спорил, скандалил. И всякий раз, что бы ни случилось, мои предки старались что-то сделать, все исправить, дать мне еще шанс… – Лерой уже рыдал во весь голос. – А однажды я просто с ума сошел и… и знаешь, что сделал? – Лерой замялся, словно никак не мог выговорить то, что хотел сказать. – Я… Я его убил. Собственного папку. Собственного папку убил.

Ник в ужасе уставился на него. Это было уже слишком.

Лерой схватил Ника за руку. Ник попытался высвободиться, но на этот раз Лерой держал крепко.

– И хочешь знать, почему? Хочешь знать, из-за чего я убил родного отца?

Нику этого совсем не хотелось. Не хотелось слышать больше ни слова. Довольно было и того, что Преподобный продолжал разглагольствовать, нести какую-то напыщенную чушь о боге и дьяволе, а толпа таращилась на них с Лероем с такой яростью, будто это они собственными руками прибивали Иисуса к кресту. Ник уже был сыт этим кошмаром по горло. Хотелось только одного – чтобы все это кончилось как можно скорее.

– Из-за пива. Я зарезал родного папку из-за пива. Из-за какого-то дурацкого пива! Хотел вынести упаковку из дому, а он не позволил. А я и пива-то не люблю. Просто хотел перед чуваками с нашей улицы выпендриться. Можешь ты в такое поверить? Началась драка, и я его заколол – прямо кухонным ножиком в грудь. Я не хотел! Богом клянусь, не хотел. Даже не помню, как это вышло. Смотрю: он на полу, кровь везде. И что? Думаешь, он меня обругал напоследок? Думаешь, убить меня хотел? Нет, он просто вот так медленно покачал головой, и взгляд у него был такой расстроенный – ты никогда в жизни таких не видел. И это он не за себя расстраивался, Ник! Не за себя, за меня! Умирал, а все думал только обо мне! Господи… – Лерой застонал так, будто это ему в грудь вонзили нож. – Никак не могу забыть его глаз…

Отпустив руку Ника, Лерой свернулся клубком, уткнулся лицом в колени, прижатые к груди, и неудержимо зарыдал.

Ник отвел взгляд, стараясь отстраниться от происходящего, уйти в себя, но в памяти тут же всплыл образ матери, ее улыбка, ее голос.

Корзина снова начала погружаться в воду. Вцепившись в бамбуковые прутья, Ник крепко зажмурился, стиснул зубы и прижался к решетке лбом.

– Мама, – прошептал он, прежде чем скрыться под водой, – прости. Прости, что я бросил тебя. Пожалуйста, прости меня, мама. Пожалуйста, прости.

Темные воды вновь сомкнулись над его головой.

Ник вынырнул из темноты. На пробуждение это было не похоже, скорее – на возвращение из небытия. Услышав приглушенные голоса, он заморгал и увидел расплывчатые темные фигуры, склонившиеся над ним. «Где я?» – подумал он. Он промок насквозь и замерз. Болела грудь. Живот раздулся и отяжелел. Горло горело огнем. Ник скрючился в неудержимом приступе рвоты, и кто-то поспешил перевернуть его набок. Отдышавшись, он поджал колени к груди, и его вырвало снова – в желудке словно скопились целые ведра противной солоноватой воды. Казалось, кишки вот-вот полезут наружу, а Ник блевал и блевал, пока изо рта не потекли тонкие тягучие струйки желчи.

– Воскресни, дитя мое, – послышалось над головой.

Услышав этот голос, Ник вспомнил обо всем и протяжно застонал. Значит, он не умер. А ведь пытался. На этот раз он с великой радостью встретил сомкнувшиеся над ним черные воды. Но коль уж он еще здесь, выходит, все было напрасно…

Ник протер глаза и обнаружил, что лежит на берегу пруда, а рядом сидит Лерой. Глаза Лероя покраснели, лицо сделалось бледным, точно у мертвеца. Впереди на земле лежало тело Красной Кости с руками, скрещенными на груди. Две женщины заворачивали его в грязную ветхую мешковину.

– Смотри сюда, – велел Первопреподобный.

Пристально, будто пытаясь заглянуть в самую душу, посмотрев Нику в глаза, он повернулся к толпе и поманил к себе иссохшую, казавшуюся невесомой женщину:

– Ева!

С опаской, будто к паре ядовитых змей, женщина приблизилась к Нику с Лероем. Ник тут же узнал ее – это была та самая женщина, что плюнула в Питера. На ней было такое же длинное скромное платье с каймой, как и на остальных женщинах, только спутанные нечесаные волосы не были убраны под капор и свисали на глаза длинными сальными прядями. Она склонилась над Ником, и он смог разглядеть дюжины крестиков, висевших на ее шее. Крестики были связаны из костей, очень похожих на человеческие, только совсем крохотных, и Ник понял, что это кости малого народца – пикси, лесных фей и прочих волшебных созданий.

– Ева, – спросил Преподобный, – свободны ли они? Отступились ли демоны от этих детей?

Раскрытая ладонь Евы повисла в воздухе прямо перед Ником и Лероем. Прижав другую ладонь к щеке, она закатила глаза под лоб и глухо застонала. Ее пальцы начали дрожать, язык вывалился изо рта, на губах выступила пена.

Толпа замерла, следя за каждым ее движением.

Внезапно Ева схватилась за горло, выпучила глаза, точно ее душат, попятилась назад и осела на землю.

Ник смотрел на нее, не веря собственным глазам.

Две женщины из толпы бросились к Еве и помогли ей сесть.

– Эти демоны жгутся! – прохрипела Ева, устремив на Ника с Лероем длинный узловатый палец. – Жгут мне горло, как огнем!

Словно по команде, державшие ее женщины тоже схватились за глотки и со стоном рухнули на колени. Толпа тревожно загудела, остальные женщины опасливо оглянулись друг на друга, и вдруг одна из них тоже упала на колени, схватившись за горло, а за ней и вторая, и третья. Вскоре все женщины вокруг стонали, схватившись за горло, точно от нестерпимой боли.

– Это же ерунда!!! – закричал Ник. – Вы же тут все свихнулись!

– К столбу их, – приказал Преподобный.

«К столбу? – подумал Ник. – Это еще что за новости?»

Ответ на вопрос не заставил себя ждать. Трое мужчин оттащили его в поле на дальнем берегу пруда. Здесь из земли торчало несколько обугленных столбов с обгорелыми поленьями и грудами золы у подножий. Нику скрутили руки за спиной, захлестнули толстыми веревками шею, грудь и щиколотки, а затем проделали все то же самое с Лероем. Но Лерой, похоже, даже не заметил этого, а если и заметил, ему было уже все равно. Он стоял неподвижно, устремив пустой, невидящий взгляд куда-то вдаль.

Толпа, переместившаяся на поле следом за пленниками, расступилась, давая дорогу двоим, несущим котел – тот самый, что стоял на помосте рядом с распятым Питером. Из котла, из тлеющих углей торчали раскаленные клейма.

У Ника задрожали ноги. «Я этого не вынесу, – подумал он. – Бежать отсюда. Бежать, бежать поскорее!» Он отчаянно рванулся, забился в путах, не чувствуя, как врезаются в кожу жесткие веревки, не замечая ни жалобных стонов, рвущихся с губ, ни струйки слюны, текущей по подбородку.

Первопреподобный мертвой хваткой сжал подбородок Ника, удерживая голову мальчика на месте, пристально взглянул в его глаза и зашипел:

– Вижу тебя, демон. Вижу. Вижу твой страх. Оставь же этого мальчика немедля! Оставь его – и избежишь мук от печати Господней!

– Ты же чокнутый! – заорал в ответ Ник. – На всю голову шизанутый! Не видишь – нет здесь никаких демонов, кроме тебя самого!

Здоровая половина лица Преподобного скривилась в улыбке. Очевидно, он принял слова Ника за доказательство своей правоты. Но Ник, не в силах удержаться, кричал:

– Все вы здесь помешались!!! Кретины хреновы!!!

Преподобный отвернулся от Ника и театральным жестом воздел руки к небу.

– Видите демона?! – прокричал он. – Ему не спрятаться! Не скрыться от нас и от ока Господня!

– Видим! – откликнулась толпа.

Преподобный кивнул лысому гиганту, стоявшему у котла с клеймом наготове:

– Наложи же на этих детей печать Господа нашего. Наложи, да так, чтобы демонам негде было укрыться!

– Подождите!!! – раздалось из толпы.

Преподобный развернулся на голос резко, как ужаленный. Из толпы выступил Капитан. Гигант с клеймом в руке нерешительно замер, глядя на Преподобного. Преподобный знаком велел ему подождать и вновь повернулся к Капитану. Ник ясно видел, что Преподобный с трудом сдерживает гнев.

– Капитан?

Преподобный зашевелил губами, но ничего не сказал – казалось, он никак не может подыскать нужных слов.

– Приношу глубочайшие извинения, ваше преосвященство, но у меня для вас спешные новости. Надеюсь, они вас обрадуют.

Преподобный крепко сжал челюсти.

– Говорите, – процедил он сквозь стиснутые зубы.

– Мальчик согласен отвести нас в логово колдуньи.

«Нет», – подумал Ник.

Капитан отступил в сторону. За его спиной стоял Дэнни, но Ник едва смог узнать его. Он был острижен, умыт и одет, как… Ник задумался, но в голове вертелось только одно: «как отцы-пилигримы». Взгляд Дэнни был устремлен под ноги.

– Это правда, дитя мое? – спросил Преподобный.

Дэнни кивнул, но так и не поднял глаз.

Придвинувшись к Преподобному вплотную, Капитан негромко заговорил:

– Их не так много, как мы опасались, ваше преосвященство. Они разрознены и, более того, дерутся между собой. Если собрать всех, способных держать оружие, и нанести один решительный удар… мы сможем взять ее.

– Можно ли ему верить? – спросил Преподобный.

– Да, я в этом убежден.

– Вы многим рискуете, полагаясь на слова этого мальчика.

– Как вам прекрасно известно, наши припасы на исходе. Немногие посевы, уцелевшие после набегов этих бесенят, засохли на корню. Нам угрожает голод. Настало время решительных действий, пока на это еще есть силы.

– Понимаю.

Преподобный задумался.

– Выступать нужно немедля, прямо сейчас, пока они не успели перегруппироваться. Ваше преосвященство, мы можем захватить ее уже сегодня. Сегодня!

Преподобный медленно кивнул.

– Да. Думаю, именно это и угодно Господу. Да. Значит, немедля.

– Хорошо, – сказал Капитан, разворачиваясь, чтобы уйти.

– Капитан, – окликнул его Преподобный.

Капитан оглянулся.

– Да?

– Я иду с вами.

От неожиданности Капитан не сумел скрыть удивления – а может, и недовольства. И это, судя по всему, заметил не только Ник, но и Преподобный.

– Вас что-то смущает?

– Ничуть, – покачал головой Капитан. – Все в порядке.

Но Ник ясно видел, что он сильно кривит душой.

Между тем Преподобный повернулся к охранникам и указал на Ника с Лероем:

– В темницу их. Закончим после моего возвращения.