«Всеприсутствие Сатаны в веке этом со всей очевидностью состоит в неимоверном числе ведьм, изобилующих во всякой местности. На сегодня только в одном из графств обнаружены их сотни, и, если молва не врет, в деревне о четырнадцати Домах на севере найдется сколь угодно этого проклятого выводка…»

— Коттон Мэзер

Совершенно ясным было то, что жители Рудсфорда [1] не прибыли на «Мейфлауэре» или на одном из его кораблей-побратимов, да и вряд ли вообще покидали английский порт. Не дошло до нас так же известных и достоверных сведений об их переселении в этот бесплодный район северного побережья. Они попросту явились на эту землю и, не имея прав, без позволения и каких бы то ни было уговоров, не замеченные никем, выстроили свои незамысловатые жилища.

Их никто не тревожил поскольку на эту землю еще не распространилась власть колонии Массачусетского залива; до штата Мэн деспотичная рука пуританина дотянулась лишь в 1663 году. Впервые это место упоминается в «Хрониках капитана Элиаса Годуорти, его путешествиях и исследованиях континента Северной Америки», отпечатанных Хаверстоком в Лондоне, в 1672 г. [2], где оно описывается как «рыбацкий поселок с четырнадцатью домами, населенный жителями вида прискорбного и безбожного в сообразии с их чахлыми жилищами». [3]

Славный капитан, проходя на шлюпе вдоль побережья, произвел лишь беглый осмотр поселения, он держал путь к берегам Новой Шотландии, и, очевидно, никто не принял во внимание его свидетельств до тех пор, пока имя Рудсфорда не всплыло в колониальной летописи ужасного судного дня 1692 года.

Затем начались расследования. Так что, на какое-то время как сами жители Рудсфорда, так и их обычаи оставались для внешнего мира в значительной мере неизвестны. Даже для Портсмута они были всего лишь смутной легендой, в то время как в Йорке одних только упоминаний о них все избегали.

Остается неясным то, как Гидеону Годфри из Бостона удалось узнать эту историю. Возможно, что до него дошли кое-какие сомнительные намеки и слухи, тайным шепотком гуляющие меж дикарей или торговцев время от времени в их поездках по побережью с грузом пушнины или, возможно, вскрылось нечто при более тщательном исследовании штата Мэн, при его слиянии с колонией Массачусетского залива в 1690 году. Каким бы ни был источник, Гидеону, должно быть, стало что-то известно или, по крайней мере, он о чем-то догадывался, так как лишь обстоятельства самого неотложного свойства могли заставить этого божьего человека совершить то, что было совершено им позднее.

К началу осени 1693 года он перебрался в грязную деревеньку, где жили и работали иноземцы [4], в бесплодную пустыню в семидесяти милях вверх по побережью (по прямой) и на целых десять миль дальше по извилистому, разбитому проезжему пути. Оставив жену, двоих детей и справное место проповедника на бостонской кафедре, он нежданно-негаданно сорвался в Рудсфорд. Гидеон был столпом Церкви со своими пламенными проповедями и фанатичной преданностью делу, с той самой несгибаемой пуританской истовостью в суровых условиях новой земли. Все это, однако, как будто вступало в спор с аскетичным лицом и худощавой фигурой, придавая его внешности черты долговязого служки. Лишь в непоколебимо горящих глазах был намек на тот запал, что и делал Годфри истинным воплощением Святой Церкви Массачусетского залива [5], когда он ускакал в пустошь, чтобы схлестнуться там с язычниками.

Его уход вызвал к жизни множество кривотолков. Хотя, тем самым он заслужил одобрение начальства, большинство сочло это предприятие опрометчивым. Благоразумные вынесли свой вердикт — Гидеон свалял дурака. И в умах у старост гуляло больше опасений, чем было одобрения. Тем не менее, под плач друзей и родных Гидеон Годфри в конце сентября 1693 покинул Бостон верхом на лошади. Перед отъездом он наметил маршрут к паскуантогским сахемам, потому как им было кое-что известно о той местности, по которой пролегало его путешествие. Он держал путь в Ньюбери, собираясь переночевать там, а после с наступлением следующего дня отбыть в Портсмут перед тем, как отправиться на Запад. Затем, дав себе краткую передышку в маленькой деревушке Йорк, Гидеон намеревался следовать прямо по нехоженым лесным тропам, которых так страшились поселенцы и дикари.

Когда Годфри в двух словах так описал свой маршрут, индейцы лишь покачали головами. «Неведомый ужас, — шептались они, — крадучись пробирается сквозь древние леса и взирает с мрачных холмов». Туземцы предупредили проповедника о том, как опасно одному с наступлением ночи ехать верхом или совершать рискованные вылазки в укромные лесные уголки. Ему посоветовали держаться берега и оставаться в огненном круге, если по пути между поселениями его застигнет ночь. Гидеону не терпелось побольше узнать о цели своего похода, но когда он спросил напрямик, паскуантоги качая головами делали вид, будто ничего толком не знают о Рудсфорде и притворялись, что не понимают о чем идет речь. Старейшина Оакимис умолял Годфри отказаться от путешествия, но в конце концов, ему предоставили двух пеших проводников.

Так они и тронулись в путь; в первые два дня намеченное расписание было строго соблюдено, путешественники с легкостью добрались до Ньюбери, затем до Портсмута, а потом и до Йорка. Следующим днем на рассвете путники окунулись в неизведанный мир. Западные холмы окутывала голубоватая дымка, а море застилал серый туман. Осенняя прохлада витала в воздухе, и вскоре почва у них под ногами покрылась красноватокоричневой листвой [6]. Когда Киттери и Йорк остались позади, и экспедиция углубилась в дебри, проводники вновь хором повторили предостережения Оакимиса, глядя на черную лесистую дорогу перед ними. Вскоре море скрылось из виду, но гулкий шум валов еще надолго застыл у них в ушах. Теперь путники пробирались под сенью лесных сумерек. Синие тени нависали поперек извилистой тропки или прятались за стволы вековых деревьев. Откуда-то издали доносились странные шорохи на запутанных тропинках, Гидеону вспомнились пересказы сахемов о лесных существах — обитателях индейских легенд.

Один раз от журчащего издали ручья послышались отголоски зловещего хохота, проводники при этом попятились, а лошадь Гидеона жалобно заржала, но сам Годфри не повел и ухом.

Лес, сквозь который лежал их путь все густел, запутанные тропы, иной раз мешали сориентироваться. Время текло, как песок сквозь пальцы, пока в конце концов, не стало казаться, что от тщательно составленного Гидеоном расписания дневных путешествий и вовсе не было проку [7].

Перейдя вброд быстро несущийся речной поток вскоре после полудня, они углубились в заповедную лесную даль, где от укутанной мраком тропинки остался один лишь смутный силуэт.

Здесь, в сумрачной тишине, знакомые голоса зверей и птиц зазвучали неестественно глухо. Как будто они и в самом деле куда-то запропастились, вдобавок не заметно было привычного гнуса. Даже растительность странным образом изменилась; они не видели ни листьев, ни травы, ни обычного кустарника — только большие черные тени старых и увядших деревьев.

Один из дикарей прошептал, что эти леса известны по паскуантогским преданиям; он говорил о расщелинах и трещинах в земле у самых топких болот и о странных голосах откликавшихся на зов шаманов. Племенные легенды хранили намеки на разных существ, полузверей-полулюдей, тайные сборища в пещерах когда из недр земли неслось ритуальное бормотание. Белый лед — под ним он, видимо, подразумевал ледники — многому положил конец, но лесная твердыня [8] все еще таила в себе скрытное присутствие. Оттого-то, животные с птицами и бежали в куда более безопасные племенные охотничьи угодья на севере.

— Время повернуть обратно, — посоветовал проводник. — Скоро ночь, а там нам будет легко заблудиться. Сами мы не робкого десятка, да и сдается мне, в вашей черной книге найдется могущественное подспорье. Но какой толк от магии Белого Бога против демонов, грохочущих под землей?

Другой проводник тут же охотно согласился и посоветовал, в крайнем случае, срезать путь по побережью, если им не светит добраться до Киттери или Йорка к наступлению темноты. Гидеон слушал молча, поджав губы, а тем временем его левая рука пыталась нащупать Библию в седельной сумке. Затем, он прижал книгу к груди и выпрямился в седле.

— Внемлите мне, — начал он. — Как я разумею, ваша языческая мудрость весьма правдива, поскольку жить нам выпало в краю окаянном и неведомом. Разве не утверждали Инкриз и Коттон Мэзер, а за ними другие благочестивые и выдающиеся богословы, что Америка это — рай для Дьявола?

Разве не нами разоблачено колдовство в самых центрах цивилизации, отправлены на виселицу [9] колдуны в Бостоне и Салеме? И не являются ли эти самые ведьмы и колдуны, что еще совсем недавно будоражили всю Европу, сатанинскими прихвостнями?

Имея некоторый опыт в подобных делах, я был свидетелем суда над печально известной Мэри Райт и беседовал с благочестивым и прославленным следователем по колдовским делам Джереми Эдмундсом; тот, кто поведал нам в своих проповедях о географии Ада, обнаружив, что его окружность составляет ровно четыре тысячи триста двадцать семь миль. Именно он и убедил меня стать на этот путь.

Пока Гидеон говорил все это, он понял, что попусту не в силах растолковать проповедь Эдмундса этим бесхитростным дикарям. Этот великий человек и вправду много говорил об угрозе колдовства, о гнусной чуме черной магии, опустошающей как саму Европу так и ее колонии. Он рассказал Гидеону о вреде, причиняемом этими тварями, — о штормах, вызываемых ими на море, слабоумии детей, порче скота. Он поведал о ведьмах и их фамильярах — нетопырях, крысах, черных дроздах, кошках и животных, неизвестных ни одному бестиарию — созданиях зла в облике животного, дарованные ведьмам в качестве советников и защитников самим Дьяволом. Эдмундс упоминал о различных проверках, обличающих ведьм, таких как: испытание водой, поиск ведьминых меток и других научных средствах определения вины.

— С тех самых пор, как мне стало ведомо о власти Сатаны на этой земле, я неустанно искал в чем состоит источник угрозы для нашего народа, — продолжал Годфри. Индейцы, переминаясь с ноги на ногу, слушали его вполне невозмутимо, но косые взгляды, которыми они одаривали окружающие лесные чащи тени, выдавали их беспокойство.

Гидеон попытался растолковать им свою миссию — о том, как он проповедовал против Врага и вел обширную переписку с другими следователями по колдовским делам в Англии, в то же самое время проводя встречи с пасторами в Салеме, Плимуте, Ньюпорте и других городах внутри страны. Тщательнейшим образом изучив все библейские ссылки и иные малоизвестные источники, раздобыл потрепанные, ветхие копии странных и ужасных книг. Годфри украдкой читал богохульные тексты загадочного «Некрономикона» и в странной череде стихов «Демонического присутствия» Хебера силился уловить его иносказания и тонкие намеки на притчу о «Дереве и плодах». Как и подобает истовому ученому, он пытался заполучить на руки и разузнать все, что только есть по этому вопросу.

Постепенно, интерес Гидеона переключился непосредственно на изучение того, что его окружало. Он отслеживал слухи, искал корни преданий, рассказанных одинокими фермерами с далеких холмов. Поводом к раздумьям служили индейские мифы, невероятные легенды о существах, что таились в западных землях и бежали с приходом белых. Паскуантоги придерживались древних верований о созданиях, сошедших на землю с небес или по призыву выползших из пещер.

В большинство этих легенд верилось с трудом уж больно они казались фантастичными, но другие зловещим образом перекликались с традиционными христианскими верованиями. Там обитали рогатые существа — крылатые твари с копытами — чьи раздвоенные следы находили в болотах; гигантские олени, вещали человечьими голосами; черные создания, плясали в лесных долинах под барабанный бой из недр земли — всего этого дикари страшились наравне с христианами. Эти рассказы лишь подогревали пыл Гидеона, и куда как важнее были сообщения о конкретных случаях, полученные им от ходоков и охотников, забредавших в отдаленные и полузабытые поселения.

Здесь, в Новой Англии, неведомо как исчезали целые деревни не по причине голода или из-за набега индейцев, а будто попросту испарялись сами собой. Сегодня они есть, а завтра от них нет и следа, кроме разве что пыльных пустых домов. Иные общины совершали черные мессы в полуночный час под луной, а из соседних деревень, как становилось известно, перед этим таинственным образом пропадали дети. Иногда священник приезжал в соседний городок с вестью о том, что прихожане отвергли его в пользу новых тайных способов богослужения. Пищу для ума давали так же и разговоры о церемониях, где белые наравне с дикарями поклонялись общему алтарю; об изолированных городках, внезапно ставших удивительно процветающими в бесплодной, дикой местности.

Ужас наводили смутные рассказы о странных происшествиях на отдаленных кладбищах; разоренные могилы, гробы, словно бы взорванные изнутри, неглубокие захоронения неизвестно для чего, и могилы, чересчур глубокие, уводящие в подземные туннели.

Эти и другие схожие истории, вместе с письменными свидетельствами, отобранными им в ходе расследования, неуклонно нарастали как снежный ком в течение года или около того. Но призывы к властям о начале крестового похода в глубь страны, увы, так и не увенчались успехом. Суды были перегружены местными колдовскими процессами. Как бы Годфри не хотел искоренить зло в его логове, все проповеди и воззвания остались втуне. Постепенно, ему стало ясно, что в битве с Дьяволом на помощь извне рассчитывать не приходится.

— У меня есть всего один союзник, — заключил он, обращаясь к паскуантогским проводникам. — Господь Вседержитель со мной в этой миссии.

В то время, пока суды возятся с парой стариков и старух, практикующих колдовство в Салеме или Бостоне, самый страшный источник зла все еще смердит здесь, в глуши, прячась в лесах и замышляя что-то на этих безмолвных и таинственных холмах. Висельный холм [10] уже не вмещает всех приспешников Сатаны. Я уже давно обо всем догадывался.

Подобно тому, как благочестивые имеют свои молельные дома, где они могут собираться и открыто проповедовать Евангелие, так и сатанинское отродье должно быть отстроило свое собственное богомерзкое святилище. Остается только найти его и наведаться туда, чтобы уничтожить. И тогда силы зла будут рассеяны, а дьявольская лапа отринута от земли.

Недавно до меня дошла весть об одинокой деревне, там, где черный северный лес надвигается на пустынный берег, — о Рудсфорде. И тут меня осенило: конечно, должно быть, это и есть то самое искомое средоточие греха!

Я тотчас тронулся в путь, чтобы уничтожить его, и никуда уже не сверну. Ибо Господь со мною и с вами, и ничто нам не угрожает. Нет, друзья мои, мы отправимся дальше и сделаем то, что должно быть сделано. И пока наша задача не будет исполнена, я слышать больше ничего не хочу о том чтобы вернуться.

С этими словами Гидеон благоговейно воздел Библию и взвев левой рукой курок пистолета, для пущей убедительности направил его на проводников. Когда таким образом те удостоверились в серьезности его намерений, то больше не стали протестовать. Затем Годфри приказал им идти прямо по тропе в сгущающуюся ночь. Гидеон, несмотря на браваду, почувствовал, как внутри все буквально сжалось от страха, ведь он прекрасно знал, какая опасность ему грозит. Собственно, этот ночной лес пугал его почти так же сильно, как и проводников, и в душе он никак не мог найти себе места, одновременно с этим чувствуя, как лихорадит круп у его лошади. Но при нем все еще была Библия и благодатные молитвы, а потому чтобы хоть как-то разрядить обстановку он зажег новый фонарь и протянул одному из паскуантогов, шедших впереди.

Неожиданно они наткнулись на прогалину посреди леса. Здесь, под беспокойным небом, тускло освещенным хмурой луной, Гидеон Годфри и двое его спутников стали готовить ночлег. О том, чтобы добраться до Рудсфорда этим вечером не могло быть и речи, и дикари, казалось, испытали странное облегчение, когда Гидеон приказал остановиться и привязал коня. Паскуантоги молча собрали сухие дрова для костра и развели его на индейский манер у основания каменной пирамиды в центре поляны. Затем последовала короткая трапеза из солонины с кукурузным хлебом [11], бывших содержимым одной из вместительных седельных сумок проповедника. Лошадь, накормили и напоили из найденного проводником в сумерках ручья, а затем вновь привязали к деревцу на краю прогалины. Они почти ни о чем не говорили, любое оброненное слово, казалось, тонуло в огромном, безмолвном омуте наползающей ночи. Паскуантоги, улегшись на свои одеяла, принялись тревожно молиться Владыке Маниту. Гидеон, не глядя на них, одиноко сидел при свете фонаря с пистолетом на коленях и Библией в руках, тихим убежденным голосом читая предание об Иегу, охотнике на ведьм. Некоторое время спустя он закрыл книгу и положил ее под голову вместо подушки. После чего загасил фонарь, и кругом воцарилась тьма. Вместе с ней на проповедника сразу навалилась тревога и он еще долго боролся с нею, лежа под зловещим покрывалом из черноты. Гидеон стойко молился, призывая сон. Так прошла долгая ночь, и вот наконец неспешный свет зари стал разгораться в кронах гигантских деревьев.

Гидеон, едва очнувшись от тяжелой дремоты, вновь оглядел поляну. В сумраке прошлой ночи он не обратил внимания на неестественные и странные ее очертания. Теперь впервые стало видно, как гладок дерн, окружающий большую триаду белых камней в центре. Годфри разглядывал своеобразную геометрическую форму самих валунов, тщательно обтесанные и заостренные их углы имели некую симметрию в отношении местоположения главных звезд в летние ночи. У основания камней виднелось изображение нескольких гротескных резных фигур, явно высеченных руками человека. Грубые узоры походили на знаки и символы, виденные Гидеоном в некоторых заплесневелых древних книгах.

Мог ли он, сам того не желая, провести ночь в одном из таких мест, о которых среди индейцев шла такая ужасная молва? Если так, то тогда, возможно, лишь только молитвы и уберегли его. Так размышлял Гидеон, обшаривая глазами поляну. После, вздрогнув, он резко выпрямился, внезапно осознав, что кроме него здесь больше никого нет. Лошадь, а вместе с ней двое проводников, исчезли.