Глава VII
Даже в потрепанном и сильно помятом домашнем платье я разглядел, что она очень хорошенькая блондинка. Мне было бы все равно, даже если бы она была готтентоткой.
— Ты Дэн Кенни? — прошептала она.
Я покачал головой, вверх-вниз, вверх-вниз. С открытым ртом это выглядело не очень хорошо, поэтому я остановился.
— Отойди от двери, — прошептала она. — Я хочу поговорить с тобой.
— С удовольствием, — ответил я. — Но почему бы не подождать, пока мы выйдем наружу?
— Мы не можем выйти на улицу, — сказала она мне. — У меня есть только ключ от этого этажа. Кроме того, я пока не уверена, что хочу выходить на улицу. Пока не узнаю.
— Знаешь что?
— Именно поэтому я и хочу поговорить с тобой. Чтобы узнать, сумасшедшая я или нет.
— Ты могла бы спросить об этом доктора Антона, — предложил я.
Блондинка начала дрожать. Она села на кровать, и ее плечи двигались вверх и вниз в истерическом ритме.
— Только не… его. Он — дьявол.
Я был рад это слышать. Это звучало так обнадеживающе. Но были и другие вещи, которые я должен был услышать.
— Как же ты выбралась? — пробормотал я.
— Ты имеешь в виду, сбежала?
Девушка подняла голову. У нее были карие глаза, курносый нос и даже несколько веснушек. Милый ребенок. На самом деле, один из самых милых, которых я когда-либо встречал в сумасшедшем доме.
— Я заметила, что под моим умывальником есть съемная секция трубы, — сказала она мне. — Тогда…
— …ты взяла трубку, подняла шум, пока не вошел служитель, и ударила его по голове. А потом ты украла его ключ.
Она почти улыбнулась.
— Откуда ты знаешь? — спросила она.
— Я собирался сделать это сам, — ответил я и улыбнулся. Может, она и была чокнутой, но я восхищался ее изобретательностью. Великие умы работают по одним и тем же методам, и все такое. Кстати о великих умах…
— Откуда ты знаешь мое имя? — спросил я.
— Я слышала, как доктор Антон разговаривал в коридоре, — ответила она. — Он сказал, что ты пришел сюда с рассказом о том, как услышал голос с Марса, и когда я это услышала, то поняла, что должна поговорить с тобой. Я должна предупредить тебя, потому что думаю, что они скоро попытаются убить тебя. Не позволяй ему загипнотизировать тебя, что бы ты ни делал, и если голос придет снова, не слушай его.
Она выпалила это примерно за десять секунд. Я взял ее за руку и крепко сжал.
— Полегче, — сказал я. — Расслабься!
Она моргнула, но ее дыхание постепенно успокоилось. Я прислушивался, пока дыхание не стало нормальным, затем мягко продолжил.
— Давай не будем торопиться, — начал я. — Почему ты думаешь, что доктор Антон попытается убить меня?
— Потому что ты слышал голос.
— Ты тоже это слышала? — спросил я.
— Да, слышала. Теперь я знаю. До тех пор, пока я не узнала о тебе, я думала, что все это было частью моих… симптомов. Я думала, что сошла с ума, а голоса не было, разве ты не видишь? Если мы оба слышали голос, один и тот же голос, говорящий одно и то же, тогда мы не можем быть сумасшедшими. И потом, все остальное тоже не было иллюзией. Это действительно случилось со мной, все это. А значит…
— Что с тобой случилось? — спросил я. — Теперь с самого начала.
Я слушал ее одним ухом, а другим прислушивался к звукам в коридоре снаружи. Все было тихо, и ее слова, произнесенные шепотом, прочертили узор в сумерках вокруг нас. Узор обретал форму, рос, и мне не понравились ни его форма, ни размеры. Но я слушал.
— Меня зовут Мюриэл Эстерли. Я бывший суперинтендант сиротского приюта Марты Петерсон. Это частный детский дом и школа.
Сиротский приют? Кто рассказал мне что-то о приюте? Я попытался подумать, но потом оставил свои попытки.
— У нас около сорока мальчиков. Приют маленький. На самом деле за это отвечает Доктор Пэрриш, я всего лишь ассистент. И конечно, я преподаю в школе. Вот тут-то и начались неприятности — в классе. Когда они начали писать что-то на доске.
— Кто?
— Некоторые из мальчиков. Должно быть, это кто-то из ребят. Хотя откуда у этих детей — им всего десять или одиннадцать лет, самым старшим из них — вообще взялись такие мысли…
— И что же они написали?
— Даже не знаю.
— Не знаешь?
— Я хочу сказать, что никогда не видела ничего подобного. Что-то вроде письма с картинками. Ты не поймешь, когда я тебе расскажу, но мне было страшно смотреть на это. Потому что это была не просто детская писанина. Это не были человечки с руками-палочками, которые дети обычно рисуют мелом. И это были не египетские или индийские иероглифы, или что-то в этом роде. Я знаю, потому что сравнивала.
Но я приходила утром в класс и находила эти каракули на доске. Целые ряды — линии и завитушки вперемежку с цифрами. Фигуры людей с лишними руками, а также солнце и луна в сочетании, и изображения животных и ножей, я не очень умело рассказываю об этом, но в этих рисунках было что-то неправильное. Они образовали определенный узор. Невозможно смотреть на них, не зная, что они были посланием.
— Посланием?
— Да. Зашифрованным сообщением, на целую доску. Написанным на языке, который не мог придумать ни один детский ум, но нацарапанное детским почерком. Как будто один мальчик говорил другим что-то, чего мы, взрослые, не должны были слышать.
— Неужели ты пыталась…
Мюриэл Эстерли предвосхитила мой вопрос, нетерпеливо дернув светлыми кудрями.
— Конечно. Я перепробовала все. Вызвала нескольких моих лучших ребят. Я отнеслась к этому как к игре. Но они были абсолютно непреклонны. Я не могла заставить ни одного из них признать, что они знали, кто это сделал. И они даже не признаются, что это было сделано! На самом деле, один из мальчиков сказал мне, что на доске вообще ничего нет! Это было только начало. Я, конечно, спросила доктора Пэрриша, пригласила его зайти ко мне на пятый день, чтобы самому посмотреть.
Он так и сделал! И когда мы вошли в класс в то утро, доска была пуста!
Они все стерли. Я попыталась показать доктору Пэрришу следы стирания — но, конечно, это ничего не доказывало. Он как-то странно посмотрел на меня и вышел. И мальчики засмеялись. Позже в тот день я сказала об этом мистеру Хартвику, и он тоже засмеялся.
Хартвик!
Она вернулась ко мне. В тот первый вечер — Господи, неужели это было всего сутки назад? — он пытался говорить со мной серьезно. Что он сказал, когда я прервал его и объявил о своем отъезде?
— Например, недавно я встретил женщину, которая управляет детским домом, и она сказала мне…
Значит, Хартвик тоже замешан в этом деле! Что бы ни собиралась открыть Мюриэл Эстерли, я знал, что она не сумасшедшая. Я внимательно слушал.
— Мистер Хартвик — друг доктора Пэрриша. Он редактор сети городских журналов. Ну, знаешь, про этих тошнотворных, жутких тварей с кровью и громом.
Я знал и поморщился от этого описания. Сидя здесь в сумасшедшем доме, она обличала меня в низкопробности журналов фэнтези! Маленькие шутки из жизни, номер 131313.
— Он часто навещает доктора Пэрриша и приносит стопки журналов для детей. Естественно, я не одобряю подобную литературу для молодежи, но доктор Пэрриш не возражает, поэтому регулярно раздает их. Дети его очень любят.
Я не думала, что они будут так любить его с этого момента. Человек, разгуливающий с перерезанным горлом, вряд ли выиграет много конкурсов популярности. Но я держал ушки на макушке, а рот на замке.
— Мистер Хартвик очень заинтересовался. Когда я рассказала ему о том, что написано на доске, он, похоже, не счел это странным. Это побудило меня рассказать ему о других вещах, которые я начала замечать. Игры, например. Во время перемен и игр во дворе после школы я случайно проходила мимо и видела, что некоторые мальчики играют в странные игры.
— Странные? Что ты имеешь в виду?
Ее руки беспомощно затрепетали. Они не трепыхались, как раненые птицы, а беспомощно трепетали, как тряпки.
— Я не смогу это внятно объяснить. За исключением того, что когда вы много общаетесь с детьми, что составляет часть вашей работы, вы подсознательно узнаете игры, в которые они играют. Прятки, красный свет, все остальное. Но теперь некоторые из них играли в новые игры. Они садились на четвереньки и бегали по двору, в то время как другие преследовали их и пинали ногами.
Какое-то время я подозревала, что сидящие на корточках подражают военнопленным, но вскоре обнаружила свою ошибку. Потому что дети странно разговаривали. Тарабарщина. Полная тарабарщина, но звучащая, как эти каракули на доске.
Это была плохо сформулированная фраза, но я уловил мысль. И услышанное мне не понравилось.
— И тут я вдруг поняла правду. Поняла, что бы они ни делали, это была не игра. Они не улыбались, не смеялись и не кричали. Они были серьезны и шептались. Они словно чему-то учились.
Вот тут-то Мюриэл и сломалась. Я утешал ее и встряхивал ее, прислушиваясь к звукам в коридоре, и все это одновременно.
— Я не могу сказать, — всхлипнула она. — Все становилось только хуже и хуже. Они больше не будут со мной разговаривать, никто из них не будет. А ночью они свистели, и свистки были сигналами. Доктор Пэрриш подумал, что со мной что-то не так. Конечно, они скрывали это от него. Но я сказала мистеру Хартвику, и он, кажется, понял. То есть до тех пор, пока я не перешла к части о голосах.
Это было то, чего я тоже ждал. Я внимательно слушал.
— Понимаешь, я должна была знать, что происходит. Так что накануне вечером я ждала, пока все они лягут спать, наверху, в большой спальне. Потом я взобралась на транец и подслушала. Я подумала, что, если бы кто-то создал тайное общество или какой-нибудь «клуб», они могли бы провести собрание после, когда свет выключался. Тогда они могли бы поговорить. Но все, что я услышала, это шепот, а потом рыдания. Рыдания внезапно перешли в визг. Я заглянула за фрамугу и увидела их. Вокруг одной кровати сидело пять или шесть человек, и они… они пытались убить Питера!
Это был сигнал к очередному срыву, но она сдержалась. Наблюдая, как она глотает слезы, я сказал себе: у этой девушки есть мужество. И ответил про себя, что оно ей, наверное, понадобится! Вслух я сказал:
— Питер — один из мальчиков?
— Да, мой любимчик. Ему всего восемь лет, и он самый симпатичный из всех. Но…
В ее глазах снова появилось выражение страха, голос задрожал, и она медленно продолжила:
— Они уложили его на кровать, а Томми, он самый старший, ему почти двенадцать, размахивал кувшином с водой у его головы, и я спрыгнула вниз и рывком распахнула дверь, и они убежали, а я подхватила Питера на руки…
Она не могла остановиться, пока я не схватил ее за плечи.
— Я знаю, — прошептал я. — Наверное, это было ужасно.
— Я отнесла все еще всхлипывающего Питера в свою комнату. И он рассказал мне о голосе. Доктора Пэрриша еще не было, иначе он бы тоже услышал.
Они пытались убить Питера, потому что он не подчинялся голосу, так он сказал. Какой голос? Голос, который приходил в комнату каждую ночь и шептал им, пока они спали. Это был голос из другого мира, и он обещал им многое. Пообещал им, что если они научатся некоторым вещам сейчас, то вырастут большими, сильными и могущественными. Голос сказал им, что он спустится и поиграет с ними. Но он не мог прийти, если только они не заснут и не впустят его.
Я спросила Питера, что он имеет в виду, когда говорит, что впускает его, и он ответил, что Томми и многие другие мальчики впускают его в себя, что, проснувшись среди ночи, они какое-то время вели себя странно, как будто голос был внутри них. Потом они спускались вниз и писали на доске, а потом будили остальных, рассказывали им о новых играх и учили их говорить забавно. После этого они уже ничего не помнили об этом — о том, что голос был частью их самих.
Мюриэл подняла голову.
— Ты знаешь, что он пытался мне сказать? — прошептала она.
— Да, — ответил я. — Одержимость демонами. Проникновение другого духа в тело маленького ребенка.
— Ты понимаешь, что я тогда чувствовала? — девушка тяжело дышала. — Слышать все это из уст восьмилетнего мальчика? Это было безумно, это было фантастично — но они пытались убить его, потому что он не хотел присоединиться. Не выучил ни языка, ни игр, ни сигналов. Он угрожал рассказать обо всем мне. И поэтому они собирались убить его. Ты понимаешь?
— Понимаю.
— Мистер Хартвик этого не сделал, только посмотрел на меня очень странно. Потом он что-то пробормотал и пошел поговорить с доктором Пэрришем. Я хотела сам увидеть доктора Пэрриша, прежде чем начнутся занятия. Я хотела рассказать ему о Питере, который проспал остаток ночи в моей постели. Не знаю, чего я от него ожидала — но я знала, что мы должны что-то сделать. Поэтому я последовала за мистером Хартвиком и ворвалась к нему во время встречи в кабинете с доктором Пэрришем. И я сказала доктору Пэрришу именно то, что говорю тебе сейчас.
Они все смотрели друг на друга, а потом мистер Хартвик предложил пойти и найти Питера. Так мы и сделали. Но Питера в моей комнате не было. Он был в классе, с другими мальчиками. И когда мы вошли, все было в порядке. Ты меня слышишь? Питер улыбался и был счастлив, и когда я попросила его рассказать нам о прошлой ночи, он рассмеялся, а когда я повторила свою историю перед ним, он сказал, что я лгу, а Томми и другие мальчики тоже сказали, что я лгу. Они сказали, что не было никаких игр, никаких свистков или сигналов, никаких рисунков на доске или чего-то еще.
Итак, Мистер Хартвик сказал, что мне лучше пойти с ним и познакомиться с доктором Антоном.
Я нахмурился, глядя в темноту. Остальное я знал. Она приехала сюда, и они убедили ее, что она сумасшедшая, и заперли. И вот мы здесь. Две птицы в позолоченной клетке.
— Сначала доктор Антон был очень добрым и вежливым. Он разрешил мне спуститься вниз, чтобы поесть с служителями — их тут трое, ты же знаешь. Но после того, как я услышала голос, все изменилось.
— Ты действительно слышала голос?
— Да. Он явился ночью в мою комнату. Он шептал мне много чего о Марсе.
То, с чего я начал. Марс.
— Давай я тебе расскажу, о чем он шептал, — предложил я.
И я сказал ей, что нашептал голос, что ее подозрения в приюте были правильными. Что-то разговаривало с детьми, что-то даже временно завладело их телами. Существа с Марса планировали завоевать Землю. И частью этого плана было обучение детей. Берите их, пока они молоды. Получаются сироты, без семейных уз. Обучите их для нового мира, научите их языку, секретам, элементарным принципам новой науки, новой магии. Последнее было всего лишь догадкой. Но она кивнула.
— И это дало тебе шанс поучаствовать, не так ли? — спросил я. — Ты отказалась, сказала доктору Антону, и он запер тебя.
— Не только, — хрипло прошептала Мюриэл и подалась вперед. — Сначала он загипнотизировал меня. В то время я поверила ему, когда он сказал, что пробует психиатрическую технику. Теперь, конечно, я знаю, что он был в союзе с голосами. Потому что он загипнотизировал меня и заставил что-то сделать.
— Что именно?
Мюриел отвернулась.
— Этого я сказать не могу. Но после того, как это было сделано, он запер меня. Я думала, что сошла с ума, пока не услышала, как он говорил о тебе сегодня вечером в холле. А теперь…
— Что такое?
Снаружи послышались шаги. Они не остановились перед моей дверью, а двинулись дальше по коридору.
— Я должна идти, — выдохнула девушка. — Положу ключ обратно в его карман.
— Оставь эту дверь незапертой, — приказал я. — Я приду за тобой через некоторое время.
Она кивнула, пробежала через комнату и исчезла в темноте. Через секунду я снова услышал щелчок замка. Она меня заперла.
— Мюриэль! — прошептал я. — Возвращайся.
В коридоре было совершенно тихо. Девушка исчезла. Где-то в глубине коридора завыл голос. К хору наверху присоединилась смеющаяся гиена. В мгновение ока это место затряслось под улюлюкающим натиском безумного смеха. Я вернулся к железной кровати, бросился на провисший матрас и погрузился в сон, пока мои безумные спутники бормотали свою серенаду.
