Штурм дворца Хафизуллы Амина
В 1991 году ко мне в редакцию журнала «Новое время» пришел полковник Александр Викторович Морозов. В 1975–1979 годах он служил заместителем резидента внешней разведки в Кабуле. Полковник Морозов хотел рассказать, как развивались события в Афганистане, которые привели к вводу советских войск и длительной войне. Его рассказы воплотились в серию статей, которые журнал напечатал под общим названием «Кабульский резидент».
Народно-демократическая партия Афганистана, которая совершит военный переворот и придет к власти, была расколота на две фракции — «Хальк» («Народ») и «Парчам» («Знамя»). Обе фракции ненавидели друг друга. Эта вражда в значительной степени была порождена личным соперничеством между двумя вождями — Нур Мохаммедом Тараки («Хальк») и Бабраком Кармалем («Парчам»).
Офицеры-халькисты давно были готовы взять власть в стране и свергнуть Мохаммеда Дауда, который был главой государства и премьер-министром. Но военный переворот спровоцировал сам Дауд.
В ночь с 25 на 26 апреля 1978 года были арестованы Тараки, Кармаль и другие члены ЦК НДПА. Еще одного члена ЦК из фракции «Хальк» Хафизуллу Амина забрали не ночью, а под утро. И он успел передать своим соратникам в армии сигнал к выступлению. Один из участников заговора сообщил обо всем советским разведчикам. Если бы советская разведка предупредила президента Дауда, судьба Афганистана пошла бы иным путем. Остались бы живы и сотни тысяч афганцев, и пятнадцать тысяч советских солдат. При Дауде Афганистан был прекрасным соседом нашей стране…
Офицеры-халькисты взяли штурмом президентский дворец и перестреляли Дауда и его окружение. Нападавшие получили приказ не брать президента в плен. Халькисты боялись, что если президент уцелеет, он рано или поздно попытается вернуть себе власть.
Поначалу «Хальк» и «Парчам» по-братски поделили власть. Нур Мохаммед Тараки стал председателем Революционного совета и премьер-министром. Бабрак Кармаль — заместителем председателя Ревсовета и премьер-министра. Хафизулла Амин — заместителем премьер-министра и министром иностранных дел. Но между победителями сразу же началась грызня…
Позднее, работая на телевидении, я познакомился еще с одним человеком, который наблюдал начало афганской трагедии с близкого расстояния.
Я снимал фильм об уже покойном Александре Николаевиче Шелепине, который был членом политбюро, секретарем ЦК и председателем КГБ. А Валерий Иннокентьевич Харазов учился с Шелепиным в одной школе в Воронеже. Они дружили с пятого класса и прошли вместе через всю жизнь. Харазов тоже был партийным работником, он стал вторым секретарем ЦК Компартии Литвы, кандидатом в члены ЦК КПСС. Но его карьера была сломана из-за того, что он не захотел порвать с попавшим в опалу Шелепиным.
Такая верность дружбе произвела на меня сильное впечатление. И я с большим доверием отношусь к рассказам Валерия Харазова, который сразу после апрельской революции приехал в Афганистан во главе первой группы партийных советников. Харазов познакомил меня еще и с генералом Василием Петровичем Заплатиным, который был советником начальника Главного политического управления афганской армии.
Генерал Василий Заплатин приехал в Афганистан в конце мая 1978 года. Валерий Харазов — в первых числах июня, то есть они оба появились там буквально через месяц после апрельской революции 1978 года.
Новые афганские лидеры собирались строить в стране социализм по советскому образцу. Но наши советники, первыми прибывшие в Кабул, увидели такую сложную и запутанную картину афганской жизни, о которой советские руководители в Москве имели весьма приблизительное представление.
Тараки желал быть единоличным хозяином страны, а Бабрак Кармаль не соглашался на роль второго человека. Тем более что вторым фактически становился Хафизулла Амин, которого продвигал Тараки.
— Все министры-халькисты были веселы, довольны, постоянно улыбались, — вспоминает Валерий Харазов. — Они взяли власть, они руководили страной. А парчамистов они обливали грязью.
Фантастическая амбициозность Тараки и Бабрака Кармаля не позволяла им наладить элементарное сотрудничество. Валерий Харазов рассказывал, как буквально через два дня после приезда советских гостей принял сам Тараки:
— Настроение у него было приподнятое. Он рассказывал о ситуации в стране, и чувствовалось, что он находится в состоянии эйфории после революции, которую так легко удалось осуществить. Он говорил, что революция в Афганистане может быть примером для всех стран Востока.
А потом Тараки сказал советским гостям:
— Вам хочет сделать заявление Бабрак Кармаль.
Вошел мрачный человек, поздоровался, сел рядом с Харазовым и, не сводя ненавидящего взора с Тараки, стал говорить о том, что в партии сложилось ненормальное положение. Он просит сообщить об этом в Москву. В руководстве Афганистана нет коллегиальности, все вопросы решают два человека — Тараки и Амин. А он, Кармаль, фактически отстранен от руководства партией и страной.
Лицо у него было злобное, глаза красные, вспоминает Харазов.
— Я нахожусь в золотой клетке, — продолжал Кармаль. — Я — второй человек в партии и государстве, но я ни в чем не принимаю участия. Мне надо или притвориться больным, или уехать куда-то послом…
Тараки поступил по советским канонам: отправил Кармаля и его друзей послами в разные страны. Накануне отъезда в Прагу Кармаль вместе с двумя друзьями-парчамистами приехали на виллу корреспондента ТАСС. На этой вилле он многие годы встречался с сотрудниками резидентуры, которые с ним работали. Всю ночь Кармаль и его друзья жаловались советским разведчикам на превратности судьбы…
Одновременно с Кармалем в разные страны уехали послами еще пять видных деятелей фракции «Парчам», в том числе Наджибулла, будущий президент, который тогда отправился в Тегеран. В ночь перед отъездом Бабрак Кармаль собрал у себя лидеров фракции и сказал им:
— Я еще вернусь. И под красным флагом.
Фактически на этом ночном совещании речь шла о подготовке «Парчам» к захвату власти. Халькисты узнали о том, что произошло. Многих парчамистов сняли с высоких должностей, арестовали. Из армии выгнали чуть ли не всех командиров-парчамистов.
В мае 1979 года, вспоминал полковник Морозов, резидентура получила информацию о том, что Амин отправляет в Прагу группу боевиков с заданием убить Кармаля. Контрразведка Чехословакии обнаружила и обезвредила группу афганских боевиков, которые все-таки добрались до Праги…
Между советскими работниками в Афганистане не было единства. Партийные и военные советники считали, что надо работать с фракцией «Хальк», которая фактически стоит у власти. Представители КГБ сделали ставку на фракцию «Парчам», которая охотно шла на контакт и казалась легкоуправляемой.
— Как правило, у нас было единое мнение с советским послом и главным военным советником, — вспоминал Харазов. — Мы все согласовывали между собой.
Но представители комитета придерживались иной точки зрения.
В практической работе Тараки был беспомощным. Амин, напротив, оказался прекрасным организатором. Амин, физически крепкий, решительный, упрямый и жестокий, обладал огромной работоспособностью и сильной волей.
Тараки называл Амина «любимым и выдающимся товарищем» и с удовольствием передавал ему все дела. Та-раки не любил и не хотел работать. Его славили как живое божество, и ему это нравилось. Тараки царствовал, Амин правил. И постепенно оттеснял Тараки. Многим советским представителям в Кабуле казалось естественным, что власть в стране переходит в руки Амина, ведь Тараки неспособен руководить государством.
— А у вас было ощущение, что Амин плохо относится к Советскому Союзу, что он симпатизирует Соединенным Штатам? — спрашивал я Харазова. — Ведь потом это утверждение станет главным объяснением, почему убили Амина и заменили его Кармалем.
— Амин постоянно говорил о своих дружеских чувствах к Советскому Союзу, — вспоминает Харазов. — Слухи о том, что Амин — агент ЦРУ, ходили и при нас. Основывались они на том, что он недолго учился в США и был там руководителем землячества афганцев. Но ни тогда, ни сейчас не найдено никаких подтверждений того, что он был агентом ЦРУ.
— К Советскому Союзу Амин относился с уважением и любовью, — рассказывал генерал Заплатин. — У него были два святых праздника в году, когда он позволял себе спиртное, и это были не афганские, а советские праздники — 7 Ноября и 9 Мая.
Когда Амина убили, а с ним погибли двое его сыновей, вдова с дочками и младшим сыном поехала в Советский Союз, хотя ей предложили любую страну на выбор. Но она сказала: мой муж был другом Советского Союза, и я поеду только в Советский Союз…
«В нашей печати, — вспоминал Карэн Арменович Хачатуров, заместитель председателя Агентства печати «Новости», занимавшегося внешнеполитической пропагандой, — постоянно упоминалось об Амине как агенте ЦРУ, и в Кабуле мы поинтересовались у советского посла степенью достоверности информации.
— Амин такой же агент ЦРУ, как Берия — агент Интеллидженс сервис, — буркнул посол».
Между афганскими лидерами был не политический конфликт, а личный, это была война амбиций. Ей воспользовались наши советники, принадлежавшие к разным ведомствам. Ведомства тоже конкурировали между собой.
— Отношение к русским было тогда прекрасным, — вспоминал Валерий Харазов. — «Шурави» считались друзьями. Незнакомые люди прямо на улице приглашали нас в гости. Но все это было до ввода наших войск. После ввода войск у афганцев коренным образом изменилось отношение к русскому человеку.
Хотя недовольство новым режимом проявилось довольно быстро. В ответ начались массовые аресты реальных и потенциальных противников новой власти. Хватали многих — часто без каких-либо оснований. Арестовывали обычно вечером, допрашивали ночью, а наутро уже расстреливали. Руководил кампанией репрессий Хафизулла Амин.
Советники несколько раз разговаривали с Амином на эту тему. Ему говорили, что такая поспешность в решении судьбы людей может привести к катастрофе. Рассказывали о трагическом опыте сталинских репрессий. Он отвечал:
— У вас тоже были большевики и меньшевики. Но пока были меньшевики, порядка в стране не было. А вот когда вы от меньшевиков избавились, все у вас стало нормально. У нас примерно такое же положение…
По словам полковника Морозова, Амин цитаты для своих выступлений находил в сталинском «Кратком курсе истории ВКП(б)», который всегда был у него под рукой. Использование советского опыта накладывалось на афганские традиции — устранять предшественников и соперников.
Один из руководителей международного отдела ЦК КПСС говорил удивленному Харазову:
— Ну что ты хочешь? Это же Восток! Там такие традиции. Когда приходит новое руководство, оно прежде всего лишает жизни своих предшественников.
Тараки первоначально был настроен оптимистически. Революция далась очень легко. Тараки был уверен, что и дальше все будет хорошо, никаких осложнений не возникнет. Тем более что Афганистану помогает Советский Союз. Но все пошло иначе.
Страна сопротивлялась социалистическим преобразованиям. Афганцы не спешили становиться марксистами. Очень быстро сопротивление стало вооруженным. В марте 1979 года вспыхнул антиправительственный мятеж в крупном городе Герате. К мятежникам присоединились части гарнизона, был убит один из наших военных советников.
Именно после восстания в Герате испуганный Тараки упросил Москву принять его. Он прилетел и долго уговаривал советское руководство ввести войска. Тогда ему отказали. Видя, что происходит, Амин стал действовать активнее. Он считал, что Тараки не в состоянии удержать власть.
Осенью 1979 года Тараки летал на Кубу. На обратном пути остановился в Москве. С ним беседовал Леонид Ильич Брежнев, плохо отозвался об Амине, говорил, что от этого человека надо избавиться. Тараки согласился. Но как это сделать?
Председатель КГБ Юрий Андропов успокоил Тараки: когда вы прилетите в Кабул, Амина уже не будет… Но не получилось!
Амина в общей сложности пытались убить пять раз. Успешной оказалась только последняя попытка. Два раза его хотели застрелить, еще два раза — отравить.
Генерал Александр Антонович Ляховский, служивший в оперативной группе Министерства обороны в Афганистане, рассказывал мне, как два советских снайпера из спецотряда КГБ «Зенит», созданного для проведения спецопераций в стратегическом тылу противника, подстерегали президента Амина на дороге, по которой он ездил на работу. Но акция не удалась, потому что кортеж проносился с огромной скоростью.
С отравлением тоже ничего не получилось. Стакан кока-колы с отравой вместо него выпил племянник — Ассадула Амин, шеф контрразведки, и тут же в тяжелейшем состоянии был отправлен в Москву. Здесь его вылечили, а потом вернули в Афганистан, у власти уже был Бабрак Кармаль, и его казнили…
Когда в Кабуле Тараки вышел из самолета и увидел Амина, которого уже не должно было быть в живых, он был потрясен. Но два врага обнялись как ни в чем не бывало.
14 сентября 1979 года советский посол приехал к Та-раки и пригласил туда Амина. Тот ехать не хотел, но советскому послу отказать не мог. Во дворце Тараки в Амина стреляли, но он остался жив и убежал. Это уже было объявлением войны.
Тараки приказал армии уничтожить Амина. Но войска кабульского гарнизона в целом остались на стороне Амина. В Москве действовали нерешительно. Хотели отправить отряд спецназа охранять Тараки, но в последний момент приказ отменили. Отряд «Зенит» ждал приказа взять штурмом резиденцию Амина. Но приказа не последовало…
На следующий день Тараки был изолирован. 16 сентября в здании Министерства обороны прошло заседание Революционного совета, а затем пленум ЦК партии. Тараки потерял должности председателя Революционного совета и генерального секретаря. Оба поста достались Амину. Первым делом он взялся уничтожать своих противников — расстрелял несколько тысяч человек. Тараки задушили.
Президент Хафизулла Амин попросил о встрече с Брежневым. Но когда Тараки задушили, судьба Амина была решена. Брежнев счел это личным оскорблением: он гарантировал безопасность Тараки, а его убили.
— Что скажут в других странах? — переживал Леонид Ильич. — Разве можно верить Брежневу, если его заверения в поддержке и защите остаются пустыми словами?
Леонид Ильич санкционировал спецоперацию в Кабуле. В качестве прикрытия сразу же придумали версию, будто Амин — агент ЦРУ. Началась переброска наших спецподразделений в Афганистан.
«Власть в стране решено было передать в руки Баб-рака Кармаля, — пишет в своих воспоминаниях начальник внешней разведки Владимир Александрович Крючков. — Его следовало доставить в Кабул из Чехословакии».
На заседании политбюро 6 декабря 1979 года было принято решение согласиться с предложением Андропова и начальника Генерального штаба маршала Огаркова отправить «для охраны резиденции Амина» специальный отряд Главного разведывательного управления Генштаба «общей численностью около 500 человек в униформе, не раскрывающей его принадлежность к Вооруженным силам». Этот батальон и взял потом штурмом дворец Амина.
Решение о вводе войск, принятое 12 декабря 1979 года, было оформлено совершенно секретным постановлением политбюро № П 176/125. Вот как выглядит этот документ, подписанный Брежневым:
«К положению в «А»:
1. Одобрить соображения и мероприятия, изложенные тт. Андроповым Ю.В., Устиновым Д.Ф., Громыко А.А.
Разрешить им в ходе осуществления этих мероприятий вносить коррективы непринципиального характера. Вопросы, требующие решения ЦК, своевременно вносить в Политбюро.
Осуществление всех этих мероприятий возложить на тт. Андропова Ю.В., Устинова Д.Ф., Громыко А.А.
2. Поручить тт. Андропову Ю.В., Устинову Д.Ф., Громыко А.А. информировать Политбюро ЦК о ходе исполнения намеченных мероприятий».
Подготовкой операции в Кабуле руководили генерал Вадим Алексеевич Кирпиченко, заместитель начальника внешней разведки, и старший представитель КГБ в Афганистане генерал Борис Семенович Иванов. 19 декабря 1979 года им в помощь отправили нового начальника нелегальной разведки Юрия Ивановича Дроздова, недавнего резидента в Нью-Йорке. Именно ему подчинялись офицеры-оперативники, служившие в 8-м отделе управления «С» — «террор и диверсии в тылу противника и за границей».
Генералы-разведчики доложили в Москву, что уничтожить Амина и заменить его Кармалем невозможно без поддержки армии. Поэтому в Кабул 25 декабря была переброшена 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия.
Утром 26 декабря начальник Генерального штаба афганской армии генерал Мохаммед Якуб (он тоже будет убит) доложил президенту Амину, что в страну почему-то прибывают советские войска.
— Ну что тут особенного? — ответил Амин. — Чем больше прибудет, тем лучше.
Бабрака Кармаля доставили на авиабазу Баграм. Ее контролировали советские войска и спецслужбы, поэтому президент Амин и не предполагал, что его соперник тайно прибыл в Афганистан.
Предполагалось, что Амин сам заявит о том, что по его приглашению советские войска входят в Афганистан, а уже потом его уберут. С пропагандистской точки зрения так было бы правильнее. Уже объявили, что Амин выступит по телевидению.
Но поторопились. 27 декабря Амин устроил у себя торжественный обед в честь секретаря ЦК НДПА Панджшери, вернувшегося из Москвы. Спецсредство, примешанное к пище шеф-поваром — нелегалом КГБ, работавшим в президентском дворце, свалило всех гостей Амина. Выступить по телевидению президент Афганистана уже не смог.
Прежде чем Амин потерял сознание, он попросил советского посла прислать врачей — своим не доверял. А посол и не подозревал, что КГБ проводит за его спиной спецоперацию в Кабуле! Советские врачи — терапевт полковник Виктор Петрович Кузнеченков и хирург полковник Анатолий Владимирович Алексеев — спасли президента Афганистана только для того, чтобы его через несколько часов расстреляли спецназовцы. Они же в горячке боя убили и одного из советских врачей — Виктора Кузнеченкова.
Кто штурмовал дворец?
Так называемый «мусульманский батальон» — 154-й отдельный отряд спецназа ГРУ, который сформировали на базе 15-й отдельной бригады специального назначения Туркестанского военного округа. Брали в него таджиков, узбеков и туркменов.
Группа офицеров КГБ, которая училась на курсах усовершенствования оперативного состава. Сотрудники военной контрразведки, группы «А» и отряда специального назначения КГБ «Зенит», предназначенного для проведения спецопераций в стратегическом тылу противника. И еще рота из 345-го отдельного гвардейского парашютно-десантного полка.
Будущий генерал-лейтенант внешней разведки Александр Титович Голубев рассказывал корреспонденту газеты «Красная звезда»:
— Питались кашей и сухарями давно прошедшего года выпуска. В это время в Афганистане днем жарко, а вечером очень холодно. Мы спали, одевшись, укрывались всем тем, что у нас было, — и шинелями, и бушлатами. Буржуйки палаток не согревали. Уж не говорю, что были проблемы с водой, даже чтобы умыться…
Почему не позаботились об экипировке своих людей, не снабдили их теплыми вещами, не организовали питание, объяснить невозможно.
Перед штурмом выдали по сто грамм и бутерброды с колбасой. Водку выпили, а есть не стали — на случай ранения в живот. Все были в афганской форме, офицеров предупредили: в случае неудачи не признаваться, что они из советского спецподразделения.
В 19:15 на боевых машинах пехоты двинулись к дворцу. На требование афганцев остановиться не реагировали, и охрана дворца открыла огонь. Одну из БМП подбили. Высадка с машин была самой опасной. Хотя «мусульманский батальон» вел по окнам дворца уничтожающий огонь из самоходных зенитных установок «Шилка». На них установлены счетверённые автоматические пушки. Темп стрельбы — 3400 снарядов в минуту.
«За час до штурма дворца, — вспоминал включенный в отряд «Зенит» сотрудник Ярославского областного управления госбезопасности Ф.Ф. Ильинский, — кто-то принес бронежилеты (хватило не всем), трассирующие боевые пули. Дали каждому по узкому бинту, из которого следовало сделать нарукавную повязку на левой руке, чтобы этим отличаться от солдат-афганцев из охраны. Средневековый способ определения «свой-чужой» себя не оправдал: бинты свернулись в веревочки и были незаметны. В дальнейшем это стало одной из причин случайных жертв с нашей стороны.
Во дворец мы пробились, когда охрану частично перебили. Оставшаяся аминовская личная стража, состоявшая из афганцев-выпускников Рязанского училища ВДВ, отчаянно сопротивлялась…
Раненых отправили в госпиталь, некоторым понадобилось переливание крови, но ее в запасе не оказалось. А мне подумалось: «Неужели нельзя было создать резерв на период пребывания госпиталя в Кабуле?» Любой из нас регулярно сдавал бы кровь на всякий случай, для себя и для других».
Спецгруппами КГБ, штурмовавшими дворец Амина Тадж-Бек, непосредственно командовал полковник Григорий Иванович Бояринов. В Москве он руководил курсами усовершенствования оперативного состава. Сам преподавал тактику разведывательно-диверсионных групп. При штурме полковник погиб. Бояринову посмертно присвоили звание Героя Советского Союза.
Атакующие действовали, как в кинофильмах: бросок гранаты, автоматная очередь — и, переступая через трупы, вперед. Как вспоминал один из участников штурма, все ковры в коридорах дворца пропитались кровью, когда на них наступали, они хлюпали: «Не знаю, чем была обусловлена такая жестокость, но был приказ не щадить никого».
При этом было убито большое количество афганцев, которые, умирая, не могли поверить, что в них стреляют лучшие друзья. До последней секунды не верил в это и президент Амин. Во дворец доставили бывшего министра госбезопасности Асадуллу Сарвари. Он опознал тело. Рассказывают, что Амину отрезали голову и в полиэтиленовом пакете доставили в Москву — отчитаться о проделанной работе. Обезглавленное тело завернули в ковер и закопали рядом с дворцом.
Полковник Олег Ульянович Швец из Главного разведуправления Генштаба рассказал газете «Военно-промышленный курьер», как вытащил из дворца тела убитых сыновей Амина, приказал солдатам завернуть каждое тело в ковер и похоронить. Останки самого Амина закопал заместитель командира «мусульманского батальона» капитан Мурад Таймасович Сахатов. Он предложил Швецу показать место, где зарыли убитого президента, но тот отказался:
— Всякое в жизни бывает, а когда не знаешь, спишь спокойнее.
Кабульское телевидение прекратило вещание, и только когда все совершилось, неизвестная радиостанция выдала в эфир обращение Бабрака Кармаля, который объявил, что Амин свергнут и по приговору народного суда казнен.
Полковник Александр Кузнецов работал в Афганистане военным переводчиком:
— Я находился в ту ночь на узле связи. Когда представитель КГБ генерал Иванов получил сообщение о том, что Амина больше нет, он меня расцеловал: все, мы победили!
30 декабря 1979 года генералы Кирпиченко и Дроздов через Самарканд вылетели в Москву. 31 декабря 1979 года они доложили Андропову об успешно проведенной операции. Андропов обещал всех наградить и приказал всем участникам акции все забыть, а документы, связанные с убийством Амина, уничтожить.
Награды потом вручал сам председатель Комитета госбезопасности.
— Всем налили шампанского, — вспоминал генерал Голубев, — выпили, но Юрий Владимирович сказал так: «Эти ордена боевые, они завоеваны кровью, их шампанским не обмоешь. Езжайте домой и выпейте водки!.. Но забудьте, где вы были и что делали».
Тайные операции чрезвычайно соблазнительны простотой, дешевизной и секретностью. Потом, правда, все оказывается иначе, но ведь это потом…
Появление советских солдат в мусульманской стране пробудило радикальный политический ислам. Стало желанным поводом начать джихад, священную войну против неверных. Высшие религиозные инстанции суннитского мира объявили, что защита Афганистана от внешнего врага — священный долг каждого мусульманина.
По несчастливому для брежневского руководства стечению обстоятельств через месяц после ввода советских войск в Белом доме обосновался Рональд Рейган. Он рад был помочь советскому руководству поглубже увязнуть в афганской войне.
Президент Пакистана генерал Мохаммад Зия-уль-Хак обучал афганцев воевать. Китай давал оружие моджахедам, чтобы ослабить Советский Союз. Саудовская Аравия финансировала войну. Все видные семьи королевства работали в комитетах по сбору средств для джихада. Семья бен Ладенов делегировала Усаму. После возвращения из Афганистана Усама бен Ладен создал террористическую группу «Аль-Каида».
Никогда не забуду, как ехал из Кабула домой через Саланг, трехкилометровый тоннель в горном хребте Гиндукуш. Через Саланг проходил главный путь снабжения расквартированной в Афганистане советской 40-й армии.
Езда по горному серпантину приятно горячит кровь. Если смотреть на верхушки гор, уже покрывшихся снегом, можно решить, будто попал в курортное местечко. Но стоило глянуть вниз, и дыхание перехватывало. Не из-за страха высоты. Там, под откосом, — нескончаемое кладбище подбитых и сожженных советских машин.
Каждый километр был полит кровью наших ребят. На узкой горной дороге, где ни свернуть, ни увеличить скорость, советская бронетехника, грузовики и бензовозы становились легкой добычей. Сначала, стреляя с соседних гор, афганцы подбивали первую машину, и колонна останавливалась, потом последнюю, чтобы никому не дать уйти. И дальше уничтожали одну за другой. В горящем бензине сгорали молодые жизни…
Безоблачное небо над Кабулом было исчеркано запятыми: взлетая и садясь, самолеты «Аэрофлота» и афганской «Арианы» отстреливали тепловые снаряды, чтобы обмануть «Стингеры». В городе были слышны выстрелы. Из Кабула я улетел на вертолете. Его тоже обстреляли.
С президентом Наджибуллой, недавним начальником афганской госбезопасности, я разговаривал в здании ЦК партии «Отечество», где все казалось знакомым: те же крашенные масляной краской коридоры, как в любом нашем обкоме, те же желтушные телефонные аппараты правительственной связи, только вместо выпуклого советского герба на диске — цветной афганский.
Я спросил президента: не считает ли он, что апрельская революция была ошибкой?
— Идеи и цели революции, — ответил Наджибулла, — были правильны. Но попытки построить коммунистическое общество быстрее, чем в Советском Союзе, — ошибка…
Без советской помощи он продержался недолго. Когда талибы вошли в Кабул, они жестоко расправились с бывшим президентом. Наджибуллу мучили, отрезали ему половые органы. Вывесили на площади уже мертвое тело. После апрельской революции из всех лидеров Афганистана своей смертью умер только один Бабрак Кармаль. Остальных убили.
Апрельская революция, ввод советских войск, междоусобная война, оружие, которое щедро раздавали афганцам, — все это разрушило государство. Афганистан превратился в территорию, которую раздирают на части группы неграмотных молодых людей, вооруженных «калашниковыми». Они говорят, что исполняют веления Корана. Но они не читали эту святую книгу, потому что они неграмотны. Афганистан превратился в чудовище, которое пожирает тех, кто думал, что сумеет с ним совладать.
