Кровавая война в Боснии

Каково жить в стране, которую пытаются уничтожить? Каково чувствовать себя гражданином страны, которая, возможно, будет существовать очень недолго?

Республику Босния и Герцеговина, образовавшуюся на развалинах бывшей Югославии, считают ее соседи искусственным образованием, не имеющим право на существование.

Сербы полагают, что Босния была создана Австро-Венгерской империей только для того, чтобы угнетать сербов. Они здорово обижены на своего бывшего вождя Йосипа Броз Тито, который после войны мог просто присоединить эту республику к Сербии, но не сделал этого.

Хорваты же полагают, что Босния должна быть частью Хорватии. Во время Второй мировой войны Босния как раз и была включена решением Гитлера в состав усташеского государства Анте Павелича…

Босния и Герцеговина была одной из шести республик, составлявших единую Югославию. Ее населяют сербы, хорваты и босняки, исповедующие ислам. Йосип Броз Тито признал боснийских мусульман самостоятельной нацией, хотя сербы уверены, что босняки — это те же сербы, которым во время владычества Оттоманской империи пришлось принять ислам. Хорваты точно также убеждены, что босняки — это на самом деле хорваты-мусульмане.

А сами боснийские мусульмане гордо говорят: «не называйте нас мусульманами, мы — боснийцы, босняки». Из всех народов, населяющих республику, только мусульмане хотят сохранить единое государство Боснию и Герцеговину.

«Босняки — люди, не потерявшие славянскую кровь, но приобретшие мусульманство», — так писал о них когда-то российский посол при Оттоманской империи. И это так: все участвующие в этой войне — славяне, только религии у них разные. Сербы — православные, хорваты — католики, босняки — мусульмане.

Международные посредники вновь и вновь усаживали боснийских сербов, хорватов и мусульман за стол переговоров. И поскольку никто не хочет ссориться с ними, то участники переговоров время от времени подписывали то или иное соглашение. Но они никак окончательно не могли договориться.

В середине девяностых на территории республики фактически существовали два правительства. Одно — законное правительство международно-признанной республики Босния и Герцеговина. Президентом республики был Алия Изетбегович, а премьер-министром — Харис Силайджич.

Второе — правительство никем не признанной Сербской республики. Президентом стал Радован Караджич.

Правительство Боснии и Герцеговины было сформировано мусульманской общиной республики. Сербы отказались участвовать в этих выборах и провели свои. Фактически обе общины жили раздельно. Сербов такая ситуация устраивала. Они не хотели жить вместе с босняками. Они намеревались воссоединиться с Сербией.

Это долгая история.

В момент распада единой Югославии босняки тоже захотели обрести самостоятельность. Республику Босния и Герцеговина возглавил Алия Изетбегович, один из главных действующих лиц югославской трагедии. Президент Изетбегович был старше и Туджмана, и Милошевича. Юрист по образованию, он, тем не менее, был дважды судим.

Изетбегович в юности увлекся исламом и вступил в организацию «Молодые мусульмане». Она стремилась к созданию всемирного исламского государства. Во время Второй мировой войны на территории оккупированной Боснии нацисты вербовали мусульманскую молодежь в добровольческие формирования войск СС. Занимался этим иерусалимский муфтий Хадж Амин аль-Хусейни, дядя лидера палестинцев Ясира Арафата, перебежавший к нацистам. Великий муфтий приехал из Берлина в Сараево и лично благословил мусульманские батальоны, сформированные для отправки на восточный фронт, воевать с Красной армией.

В дивизию СС «Ханджар» (в переводе на русский — меч) завербовалось двадцать тысяч боснийских мусульман. Алия Изетбегович агитировал других вступать в войска СС, но сам поступил в сельскохозяйственное училище. Это его спасло. После прихода к власти югославских коммунистов боснийских исламистов, активно сотрудничавших с нацистами, расстреляли. Изетбеговича приговорили к трем годам тюрьмы. Вышел он из тюрьмы в 1949 году.

Во второй раз его судили за «национализм и пропаганду ислама» в 1983 году. Поводом, видимо, стало нелегальное распространение написанной им так называемой «Исламской декларации». Те годы стали временем возрождения ислама среди босняков. Но в социалистической Югославии распространение такого документа было тяжким преступлением. Приговор был очень суровым — четырнадцать лет тюремного заключения. Он просидел менее шести лет и вышел на свободу, когда в Югославии начались перемены и политзаключенных выпускали.

Шестидесятистраничная декларация, которая стоила Изетбеговичу свободы, была опубликована на сербохорватском языке только в 1988 году. За это сочинение его стали называть «мусульманским националистом». Но он, скорее, исламский фундаменталист, мечтавший о возвращении к чистому, неиспорченному исламу. Это можно понять, прочитав его книги — «Ислам между Востоком и Западом» (1976) и «Проблемы исламского возрождения» (1981). В Союзе коммунистов он никогда не состоял — в отличие от других лидеров государств, возникших на территории бывшей Югославии.

Для понимания личности Изетбеговича стоит иметь в виду, что в своих сочинениях он призывал к «распространению ислама на все стороны частной жизни людей, на семейную и общественную жизнь путем возрождения исламской религиозной мысли и создания единого исламского сообщества от Марокко до Индонезии». И при размышлениях о будущем Боснии не надо забывать того, что, по мнению Изетбеговича, «ислам вправе самостоятельно управлять своим миром и потому недвусмысленно исключает право и возможность укоренения чуждой идеологии на своей территории».

Естественно, размышления религиозного писателя не обязательно будут догмой для действующего политика. Президент Изетбегович и его премьер-министр Силайджич постоянно повторяли, что хотят создать в Боснии светское, многонациональное государство. Тем не менее, соседи Боснии — и не только сербы и хорваты! — опасаются, что в центре Европы действительно возникнет исламское государство.

В 1988 году Изетбеговича амнистировали. В 1989 году он предложил создать исламскую партию, которая стала называться «Партией демократических действий».

В 1990 году его партия получила большинство мест на выборах в скупщину Боснии и Герцеговины. В январе 1991 года Алия Изетбегович стал председателем президиума Республики Босния и Герцеговина.

Изетбегович решил создать независимое государство, в которое никто, кроме него, не верил. Его власть над республикой была весьма призрачной. Независимую Боснию и Герцеговины признали только в апреле 1992 года. А в мае президента Изетбеговича, главу независимого государства, задержали сербы — офицеры Югославской народной армии в аэропорту Сараево, отвезли в армейскую казарму и предъявили ему свои требования. Этого унижения Изетбегович не забыл. Было время, когда Изетбегович правил не страной, а всего лишь осажденным городом, отрезанным от страны. Его резиденция в Сараево была главной целью сербской артиллерии. Чтобы покинуть город, ему нужно было разрешение и помощь ООН.

Ощущая слабость своей власти, Изетбегович был в принципе готов пойти на конфедерацию с Сербией и Черногорией, когда распадалась единая Югославия. Но президент Слободан Милошевич занял, видимо, жесткую позицию: или входите в новую Югославию, или отдавайте сербские земли. Тогда и началась война в Боснии.

Лидеры Боснии, верно, опасались, что мир уже фактически согласился с идеей полураспада страны на две части, одна из которых — Сербская Республика — изначально получила бы право на особые отношения с Югославией, то есть с Сербией.

Мусульмане — босняки пытались сохранить единое государство, понимая, что шансов на это немного. Руководители боснийского правительство более всего желали получить международные гарантии сохранения территориальной целостности республики, чтобы мировое сообщество подтвердило: Босния — единое государство.

Тем более, что опасность для Боснии исходила не только от сербов, но и от хорватов. Хорваты — меньшинство в республике, и они долго не могли решить, чью сторону им выгоднее принять. Союз с мусульманами казался естественным. Но населяющие Западную Герцеговину хорваты, известные своим упрямством и честолюбием, объявили о создании непризнанной Хорватской республики — Херцег-Босны и попытались заодно подчинить себе и мусульманские анклавы.

Ассамблея боснийских хорватов приняла резолюцию, в соответствии с которой земли, отвоеванные хорватами, должны стать частью не единого государства Босния и Герцеговина, а хорватской республики Херцег-Босны. Они получали деньги и оружие от Туджмана и готовились присоединиться к Хорватии. Лидером хорватской общины был Мате Бобан, поэтому его республику называли «бобанистаном». А министр обороны Хорватии Гойко Шушак, тоже выходец из среды радикальных герцеговинских хорватов, убеждал своего президента Франьо Туджмана договариваться о разделе Боснии напрямую с президентом Сербии Слободаном Милошевичем.

Боевые действия вело так называемое Хорватское вече обороны. Начальником Генерального штаба был молодой хорватский генерал Тихомир Блажкич. Он принадлежал к числу бесконечно жестких и воинственных герцеговинских хорватов, которые контролировали не только свою маленькую мифическую республику, но и Министерство обороны большой Хорватии. Именно герцеговинские хорваты изначально отказались от поиска мирного решения всех проблем с соседями.

Хорватия — единственный союзник Боснии. Но босняки чувствовали себя неуютно с таким другом. Хорватия даже не старалась скрыть свои территориальные притязания.

Когда хорватские войска выбивали сербов из какого-то боснийского города, то они не пускали мусульман в город. Но бои с мусульманами закончились для малочисленных хорватов плачевно. Хорваты потерпели поражение, потеряв наиболее развитые территории на севере и в центральной части республики, где жили две трети всего хорватского населения Боснии и Герцеговины. Неудачливого молодого генерала Тихомира Блажкича принесли в жертву. Он, одним из первых, оказался на скамье подсудимых в Гааге.

Президент Хорватии Франьо Туджман и президент Сербии Слободан Милошевич считали Боснию искусственным государством, созданным Габсбургами только для того, чтобы поддерживать вражду между сербами и хорватами. Оба президента не просто надеялись увеличить свои республики за счет территории Боснии и Герцеговины. Они еще не хотели, чтобы рядом с ними появилось исламское государство. И хорватские, и сербские политики исходили из того, что Босния — это троянский конь мусульманского мира, что исламисты, используя Боснию как плацдарм, намерены завоевать Европу. Оба президента говорили об исламской угрозе в одних и тех же словах.

Президент Боснии и Герцеговины Алия Изетбегович как-то признался, что выбор между Милошевичем и Туджманом можно сравнить с выбором между лейкемией и опухолью мозга. Тем не менее, Туджман и Изетбегович делали вид, что они — союзники в борьбе против сербов. Босняки, боснийские мусульмане, торопились захватить как можно больше территории. Они надеялись этим показать, что они существуют как нация и что они имеют право на свое государство.

Единая Босния сохранилась лишь благодаря энергии ее президента Алии Изетбеговича. Он не хотел, чтобы управляемая им страна уменьшилась вдвое, и категорически возражал против раздела республики по этническому принципу.

А на основную часть Боснии претендовали сербы, во главе которых стоял Радован Караджич. Этого жестокого и амбициозного человека одни считают преступником, другие — героем. Караджич хотел, чтобы окружающие считали его выдающимся врачом, великим поэтом, потрясающим любовником и мудрым государственным деятелем.

Поэт и психиатр, лауреат Шолоховской премии (ее присудил Союз писателей России за «вклад в литературу и дружбу славянских народов»), Радован Караджич родился в маленькой Черногории. Юный Радован носил длинные волосы и сочинял стихи. Он поступил в медицинский институт в Сараево и женился на девушке из богатой семьи. Приятели решили, что он женился из-за квартиры и денег. В шестидесятые годы Караджич проводил время в богемной среде, где спорили о литературе и искусстве до ночи.

В молодые годы Радован Караджич гордился тем, что он родом из республики Черногория, и считал, что черногорцы — это сербы наивысшей пробы. Говорят, что пациенты ценили его как хорошего врача-психиатра. Друзья уверяют, что Караджич всегда был очень вежливым, спокойным, склонным к компромиссам и согласию.

В начале восьмидесятых Караджич стал врачом популярной футбольной команды в Сараево и должен был поднимать боевой дух спортсменов. Караджич жаловался, что у него ничего не получается, потому что Сараево — чужой для него город. Одному игроку он стал внушать, что как серб тот обязан играть за белградскую команду. В те времена эти разговоры казались странными.

Караджич и сам отправился в Белград, чтобы поработать с командой «Звезда», но тоже не добился успеха. Он вернулся в Сараево и стал работать в больнице. Вместе с Момчило Краишником, будущим главой парламента Сербской республики, они основали строительную фирму в Пале. Фирма лопнула. Караджич провел одиннадцать месяцев в тюрьме по обвинению в подделке документов. Караджич считал, что его посадили только по одной причине: он — серб.

Выйдя из тюрьмы, Караджич увлекся карточной игрой и ночи напролет просиживал в казино. Когда Югославия начала рассыпаться, азартный Караджич двинулся в политику. Он стал лидером «Сербской демократической партии» и возглавил сербов, которые не хотели жить в независимой Боснии.

— Объединение с Сербией — это наше право, подобно тому, как птица имеет право летать, а цветок — благоухать, — заявил Караджич в присущей ему цветистой форме.

На территории непризнанной Сербской республики жили примерно полтора миллиона человек. Столицей сделали Пале, пригород Сараево, отделенный от основной части города горой. В республике был парламент из восьмидесяти депутатов — это сербы, избранные депутатами парламента еще единой Боснии и Герцеговины в 1990 году. Они в свою очередь избрали Радована Караджича президентом. У него были два вице-президента, чьи обязанности были ограничены чисто представительскими функциями. В Пале разместилось восемнадцать министерств.

В Сербской республике имел хождение югославский динар. На практике это означало, что Белград финансировал непризнанную республику. Была своя ежедневная газета «Сербский голос», радио, телевидение, полиция, суд и прокуратура. Был введен внутренний паспорт гражданина Сербской республики. Для поездок за границу боснийские сербы пользовались паспортами Югославии.

Представитель непризнанной республики Тодор Дутина разместился в югославском посольстве в Москве. Тогда это было полупустое здание, где из-за санкций осталось всего несколько дипломатов. В посольстве на все лады кляли российскую дипломатию, Ватикан, американцев и со значением говорили о славянском единстве.

Считается, что Караджич в первые годы был абсолютной марионеткой в руках Слободана Милошевича и во всем слушался сербского президента. Это неверно. Популярный Караджич всегда воспринимался как опасный политический соперник, которого надо держать подальше от Белграда. Позже между ними вообще произошел разрыв. Милошевич вступил в переговоры с Западом, чтобы снять эмбарго на торгово-экономические отношения с Сербией. Но Караджич продолжал воевать и стал в глазах сербов настоящим героем.

В парламенте своей непризнанной Сербской республике в боснийском городе Пале Радован Караджич говорил:

— Шестьсот лет длятся страдания разделенного сербского народа — слышатся стенания частей, отделенных от целого, и тоскует целое по своим отделенным частям, как тоскуют сироты по матери и как тоскует мать по утерянным детям. Шестьсот лет сербы живут воспоминаниями о былой славе и утерянном величии. Бездушный, псевдохристианский Запад хотел, чтобы мы исчезли, отказались от самих себя. Мы оказались и под мощным напором агрессивного исламского Востока, непримиримого к православию. В свое время Запад передал Боснию и Герцеговину — исконно сербские земли — Австро-Венгрии. Сегодня Запад поступил с сербами точно так же. Но теперь это уже не те сербы, которых можно поработить. Это новые сербы, пережившие геноцид и утрату единства. Это сербы, которые больше не хотят быть аморфной боснийской массой. Это народ, который свои национальные и государственные интересы материализовал в территориальных устремлениях — сначала автономия, потом свое государство. Сербия — это мировое чудо. Сербия — это образец для всех стран и наций. Сербия — это творение Господа. Это скала, о которую разбиваются империи и мировые порядки. Сербия — это нечто великое. Ее величие измеряется ненавистью ее врагов…

Это выступление помогает понять менталитет сербских лидеров и душевное состояние, в котором находились многие сербы с того момента, как распалась единая Югославия. При таком мироощущении и при наличии достаточного количества оружия Караджич был готов заставить сербов сражаться до последнего солдата. А война на территории бывшей Югославии, особенно в Боснии, и без того приобрела особо жестокий и бесчеловечный характер.

Массовые убийства, уничтожение мирного населения и обстрелы городов стали методом ведения боевых действий. И даже изнасилования женщин превратились в инструмент войны. По некоторым данным, около двадцати тысяч женщин были изнасилованы в Боснии. Некоторые полевые командиры полагали, что лучше изнасиловать, чем убить, поскольку изнасилование наносит ущерб чести всей нации. Лидер боснийских сербов Радован Караджич пренебрежительно заметил:

— Это трагедия, но так поступают все солдаты, это происходит на всех войнах.

На Балканах мужчина не способен простить женщину, которая подверглась насилию. Одновременно он не может простить и себе, что не сумел ее защитить. Это незаживающая рана.

Боснийские сербы получали помощь из Белграда. Милошевич продолжал руководствоваться все тем же принципом: «где живут сербы, там сербская земля». Как все это происходило, со всей циничной откровенностью поведал один из самых близких к нему людей — Борислав Йович, заместитель Милошевича по партии. Борислав Йович рассказал, что они с Милошевичем в апреле 1991 года разработали провокационную тактику в отношении Хорватии:

— Мы разместим войска в сербских районах Хорватии, хорваты с этим не согласятся, начнутся столкновения, и мы заберем все эти территории.

В Боснии, по словам Борислава Йовича, была принята другая тактика:

— Мы знали, что когда Босния будет признана как самостоятельное государство, мы будем выглядеть как агрессоры, потому что там находилась наша армия и пришлось бы ее выводить… Тогда мы с Милошевичем переведем всех сербов из Югославской народной армии в армию Сербской республики и пообещаем оплачивать все их расходы.

Этот маневр не остался незамеченным. 15 мая 1992 года Совет Безопасности ООН потребовал:

«Подразделения Югославской народной армии и части хорватской армии, которые находятся в настоящее время в Боснии и Герцеговине, должны быть либо выведены, либо переданы правительству Боснии и Герцеговины».

Резолюция Совета Безопасности не была исполнена. Через две недели, 30 мая, были введены санкции против Союзной Республики Югославия (против Сербии).

Командующим армией боснийских сербов был назначен генерал Ратко Младич. В 1991 году он получил под командование 9-й корпус, который помог хорватским сербам создать собственную республику. Младич сделал верный политический выбор: он всего за два года из полковников был произведен в генерал-полковники. 10 мая 1992 года его назначили начальником штаба второго военного округа, который находился в Сараево. А буквально через день Младич возглавил армию боснийских сербов.

Если Хорватию, где во время Второй мировой войны убили его отца, он считал врагом, то право Боснии на существование он просто не признавал. Тем более, что на стороне босняков воевали хорваты.

— Сделали нацию из мусульман, которые до принятия ислама были или сербами, или хорватами, — возмущался Младич. — А у них не было ни своего языка, ни истории, ни страны. Ничего своего не было. Они были той частью народа, которая приняла ислам для того, чтобы потом зверски истреблять его…

Сербы, обладавшие абсолютным превосходством в тяжелом вооружении, окружали город за городом, методично разрушали их артиллерией, затем за дело брались местные полубандиты — полупатриоты, которые начинали с грабежей. По приказу генерала Младича устраивались показательные казни босняков. Поэтому мусульманское население бежало, бросив дома. Тех, кто рискнул остаться, выгоняли. Радован Караджич говорил так: сербы должны остаться одни, чтобы избавиться от кошмаров прошлого, когда их уничтожали. Это привело к самому большому после Второй мировой войны переселению народов. На сербской территории мусульман и хорватов не осталось. А Сараево покинули сербы, которые не захотели жить вместе с мусульманами и хорватами.

Видя, что в Боснии происходят массовые убийства и этнические чистки, Европа была вынуждена вмешаться.

Начали с экономических санкций против Сербии. Это привело к тому, что исчезли бензин, моющие средства, сахар и растительное масло.

Почему мировое общественное мнение было настроено именно против сербов? Потому что достаточно долго это была война сербов против остальной Боснии. Больше всего преступлений совершили местные сербы и солдаты бывшей Югославской армии, просто потому что в начале войны они наступали и очищали территорию от «чуждого элемента».

«Если тебе не хватает врага, твоя мать родит его» — эту сербскую поговорку раньше можно было услышать в горной деревушке Пале, которую Радован Караджич превратил в столицу непризнанной Сербской республики в Боснии. У поговорки есть два смысла: врагом может оказаться не только твой брат, но ты сам можешь быть врагом самому себе. Это помогает понять, что происходило в бывшей Югославии, где воевали все и где каждый враг самому себе.

Деревушка Пале находится в шестнадцати километрах от Сараево, раньше жители столицы Боснии приезжали сюда на выходные. Добраться до Пале можно переправившись через реку Дрину, которая отделяет Сербию от Боснии. Пале — это единственное место в Боснии, где нашей телевизионной группе запретили снимать.

На протяжении первых двух лет военное счастье было на стороне боснийских сербов. Располагая мощной армией, абсолютным превосходством в танках и артиллерии, они захватили почти семьдесят процентов территории республики Босния и Герцеговина и создали собственную, никем не признанную Сербскую республику.

Сербские войска не пропускали конвои с гуманитарной помощью в Сараево, лишенного тепла и света, обрекая городское население на полуголодное существование. Сербские войска методично расстреливали Сараево их тяжелых орудий и минометов, установленных на холмах, окружающих город.

Караджич хладнокровно объяснял иностранным корреспондентам:

— Мусульманские снайперы стреляют по сербам. Сербы вынуждены отвечать. Поскольку наши артиллеристы плохо подготовлены, они часто промахиваются и попадают по другому кварталу. Они нуждаются в практике.

Считается, что Караджич иногда разрешал своим гостям развлечься стрельбой из артиллерийских орудий по Сараево. Обстрелы боснийской столицы, так или иначе, унесли несколько тысяч жизней — причем гибли исключительно мирные жители, которые пытались добраться до булочной или до колодца.

Я побывал тогда в этом разрушенном городе. Все видел собственными глазами. Передвигаться приходилось в бронежилетах и касках. Военных объектов в городе не было. Сербские артиллеристы крушили жилые дома. Промахнуться в этом густонаселенном городе было невозможно. Артиллеристы стреляли, не глядя, — им было все равно, кого убивать.

Международное сообщество требовало прекратить обстрел города и отвести от Сараево артиллерию.

— Я никогда не отдавал своим войскам приказ отступать, — гордо отвечал генерал Ратко Младич. — Я бы не сделал этого даже, если бы мне надо пожертвовать миллионом жизней. Для меня не существует слова «назад».

Неизвестно, сколько еще продолжалось бы это медленное удушение города, если бы не бойня на сараевском рынке 5 февраля 1994 года. Выстрел из 120-миллиметрового миномета убил шестьдесят восемь человек.

Лучшие специалисты, отправленные ООН, не в состоянии были определить, с какой стороны был произведен выстрел. Наблюдатели возложили ответственность на сербов, потому что именно они постоянно обстреливали город. Этот выстрел привел НАТО к решению заставить воюющие стороны отвести от города на двадцать километров все тяжелое вооружение под угрозой бомбардировок с воздуха.

Российские дипломаты, министр иностранных дел Андрей Козырев и его заместитель Виталий Чуркин, занимавшийся югославскими делами, тогда спасли боснийских сербов от натовских бомбардировок. Но руководители боснийских сербов решили, что им удалось, наконец, столкнуть Россию и Запад и что Москва никогда не позволит НАТО бомбить их позиции и вообще защитит. Преисполненные этой уверенности сербы атаковали город Горажде, где укрылось мусульманское население.

Атаки сербов на мусульман восприняли как личную обиду Козырев и Чуркин, увенчанный лаврами миротворца. Они столько сделали для сербов, спасли их от натовской бомбардировки под Сараево, договорились с американцами о возможности снятия санкций, подготовили соглашение о прекращении боевых действий в Боснии, которого хотели сами сербы, и вдруг получили от них такую пощечину.

Российские дипломаты склонны были считать это провокацией, устроенной генералом Ратко Младичем. Виталий Чуркин был потрясен тем, что боснийские сербы несколько дней подряд врали ему в лицо. Козырев и Чуркин пытались отделить прагматичного националиста-державника Милошевича от экстремистов типа Младича и Караджича. И пытались противопоставить президента Сербии генералам, одержимым идеей уничтожить мусульман-босняков.

Генерал Младич считал, что воевать нужно до полной победы. Мусульмане и хорваты должны быть уничтожены. Дипломатам это казалось чудовищным. Но ведь и другие тогдашние сербские лидеры думали также, но только в отличие от генерала не высказывались столь откровенно.

— Сербам нет никакого смысла брать Горажде, — рассуждали российские дипломаты, — следовательно, это самодеятельность генерала Младича. На самом деле взятие Горажде имело огромный смысл для сербского командования: оно доказало и противникам, и самим себе, что может делать все, что захочет, и никакие ООН или НАТО сербскую армию не остановят.

Боснийские мусульмане составляли сорок четыре процента довоенного населения республики, но плохо вооруженная боснийская милиция не могла сопротивляться сербским войскам. В результате сербы и хорваты поделили Боснию, оставив боснякам не более десяти процентов территории. Международное сообщество предлагало враждующим сторонам один мирный план за другим. Но не удалось найти вариант, который устроил бы все стороны. Мусульмане и хорваты одержимо хотели получить назад отвоеванные сербами земли. Сербы не желали отдавать то, что они завоевали, хотя все варианты раздела Боснии были им выгодны, потому что оставляли в руках Караджича и Младича значительную часть территории республики. Они упустили момент, когда могли договориться на своих условиях.

Президент Хорватии Франьо Туджман увидел, что он может лишиться той территории, на которую он рассчитывал. Герцеговинские хорваты объединились с босняками. Примирению хорватов с мусульманами способствовали Соединенные Штаты. Изетбегович и Туджман подписали военное соглашение, что дало хорватской армии право пересекать границы Боснии и Герцеговины и участвовать в боевых действиях против сербов. Администрация Билла Клинтона предложила боснийским мусульманам военную помощь в размере трехсот шестидесяти миллионов долларов, если боевые формирования хорватов и мусульман будут объединены в одну армию. Боснякам обещали американские танки М-60, вертолеты, десятки тысяч винтовок М-16 и амуницию.

Объединенные силы хорватов и мусульман получили тяжелое оружие, окрепли и контратаковали сербов. Международным посредникам удалось добиться перемирия в Боснии. ООН и группа посредников заставили президента Сербии Слободана Милошевича прекратить помощь боснийским сербам. Но тогда активизировались хорваты и мусульмане. Они пытались наступать то на одном, то на другом участке фронта и кое-где потеснили сербские войска.

Тысячи квадратных километров северной части Боснии, которые находились в руках сербов с 1992 года, перешли в руки правительственных войск. Боснийские войска наступали под фанфары и победные марши, которые неслись из громкоговорителей.

— Я ощущаю радость и гордость и считаю, что справедливость восторжествовала, — говорил премьер-министр Боснии и Герцеговины Хайрис Силайджич. — Эти люди, которые уничтожили всю нашу культуру, больше сюда не вернутся. Они не достойны жить на нашей земле.

Почему мусульманским войскам удалось продвинуться вперед?

С военной точки зрения, ошибка сербов в Боснии состояла в том, что они захватили слишком большую территорию. Сербская армия превосходила противника в тяжелом вооружении, но несколько уступала в численности. Пока сербы диктовали темп войны, выбирая поле боя, они пожинали лавры. Как только они утратили инициативу, им стало трудно удерживать огромную территорию. Поверившая в себя хорватская армия, с одной стороны, и боснийская армия, с другой, стали теснить сербов. Армия генерала Младича терпела одно поражение за другим, военное счастье покинуло боснийских сербов.

Семьдесят пять процентов успеха надо отнести на счет хорватской армии, пятнадцать процентов — на счет боснийских хорватов, и только остальное может считаться вкладом мусульман.

У Хорватии были три года, чтобы сформировать настоящую армию, у босняков этого времени не было. Они все три года вели бои с сербами и были отрезаны от источников снабжения. Похоже, Хорватия позаботилась о том, чтобы мусульмане не получали оружия. Хорваты вообще старались держать под контролем мусульманскую армию.

Несмотря на санкции ООН, сербы и хорваты не знали недостатка в оружии, а вот для мусульман эмбарго на поставки оружия в Боснию стало реальностью. Боснийская армия начала формироваться из небольших вооруженных групп, личных армий. Тем не менее, разрозненные корпуса боснийской армии научились координировать свои боевые действия.

Осенью 1994 года, не обращая внимания на многочисленных миротворцев, сербы, хорваты и боснийские мусульмане с новой энергией бросились уничтожать друг друга. Отчаявшись остановить их, НАТО пустило в ход оружие. Бомбардировки и остановили войну между ними. Авиация блока подавила тяжелое вооружение сербской армии и уничтожила ее командно-штабную инфраструктуру. Армия Ратко Младича утратила свои преимущества перед хорватами и босняками.

События в Боснии показали, что Организация Объединенных Наций, даже разместив в Боснии около сорока тысяч солдат, как таковая не в состоянии установить мир, если только великие державы не готовы к проведению полномасштабной военной кампании.

Одновременно боснийские сербы и боснийские мусульмане в очередной раз убедились в том, что значительно проще и быстрее достичь целей с помощью армии, чем путем переговоров. Они убедились в том, что всегда считалось истиной на Балканах: мир уважает только силу, прав всегда сильный.

Есть еще одна причина неэффективности попыток ООН обеспечить мир в Боснии. В самый разгар войны я видел потрясшую меня картину. На территории бывшей Югославии разместился огромный аппарат ООН: это очень дорогостоящая операция, но потенциал временного многонационального коллектива все же невелик.

Представитель генерального секретаря ООН Ясуси Акаси, который руководил миротворческой операцией в Боснии, обосновался в соседней Хорватии, где никто не стреляет и нет никакой опасности. Тем не менее, он повсюду ездил в сопровождении кавалькады машин, с большой свитой и охраной.

Я встречался с Ясуси Акаси, когда он еще был заместителем генерального секретаря ООН и приезжал в Москву. Он — карьерный дипломат, чья жизнь проходит в закрытых для посторонних комнатах для переговоров и уютных залах для приемов и коктейлей. Само по себе пребывание на Балканах он воспринимал как командировку на войну. Наверное, ему было страшно.

Не зря Организацию Объединенных Наций обвиняют в том, что она транжирит деньги — не свои, а чужие. Всякое благое дело ооновская бюрократия превращает просто в кормушку. Например, в миротворческой операции ООН в Боснии участвовало сорок семь тысяч человек. В год на них уходило примерно миллиард долларов. На обслуживание ооновского аппарата денег не жалели.

Численность миссии ООН обычно определяется решением Совета Безопасности, что приравнивается к закону. По мнению некоторых экспертов, численность аппарата можно было бы сократить минимум вдвое и поберечь казну стран. Но аппарат продолжал нанимать, хотя уже имеющегося персонала больше, чем достаточно. Участникам миротворческой операции полагались неплохие зарплаты: низшая ставка — семь тысяч долларов в Хорватии и одиннадцать тысяч в Боснии. Для них открыли магазин, где торгуют товарами со скидкой, им бесплатно предоставляли машины, и даже за бензин платила ООН.

— Шестьдесят процентов содержимого гуманитарных конвоев, предназначенных для Боснии и Герцеговины, — рассказывал мне сотрудник аппарата ООН в Сараево, — уходили на нужды самого аппарата и «голубых касок». Большое число офицеров миротворческих сил посвящали свой день кофе и перекладыванию бумаг.

Сотрудники штаба миссии ООН в Загребе с удовольствием летали на ооновских самолетах в Сараево, где обедали за счет международного сообщества и получали еще тридцать долларов командировочных в день. Никто не желал отправляться в Македонию, где нет боевых действий и нет соответствующих надбавок…

Российское общественное мнение обычно принимает сторону сербов. Например, так было, когда войска НАТО обстреливали позиции сербов вокруг Сараево. И, действительно, бомбардировки и смерть людей вызывают сильное огорчение. Однако не стоит забывать, почему натовская авиация бомбила сербские позиции. Сараево, большой, густонаселенный город, со всех сторон окружен горами, на вершинах которых находится сербская артиллерия.

Я был в Сараево, где передвигаться можно только в бронетранспортерах, и могу подтвердить: обстрелы города не имели никакого военного смысла, от выстрелов сербской артиллерии гибли только мирные граждане. Эти обстрелы продолжались несколько лет и превратили город в новый Сталинград. Сараевский аэропорт был закрыт, конвои ООН с гуманитарной помощью не могли пробиться в город. Тогда представители ООН и прибегли к помощи НАТО.

В нашей стране мало интересовались тем, что на самом деле происходило в Боснии. Это подтверждает тот печальный факт, что, во-первых, многие российские политики были равнодушны к трагедии южных славян, а, во-вторых, цинично использовали кровавую тему как удобный способ привлечь к себе внимание.

В Сараево голландский генерал Эд ван Вааль (позднее он станет начальником Генштаба вооруженных сил Нидерландов) руководил военными операциями войск ООН. Он отвечал за доставку гуманитарной помощи, вывоз беженцев, обеспечение безопасности города, восстановление инфраструктуры.

— Чем дольше сохраняется перемирие, — говорил мне генерал, — тем больше шансов, что война не возобновится. Горько слышать от людей: «Уходите, вы ничего для нас не делаете, вы нас не можете защитить даже от снайперов». Но мы приехали не воевать! Мы не можем стрелять в тех, кто мешает нам доставлять конвои с гуманитарной помощью. Все, что мы можем, — это помешать сербам наносить сильные удары по городу. Здесь бесполезно устанавливать мир с помощью армии. Бессмысленно сочетать оказание гуманитарной помощи с бомбовыми ударами. Политическое решение должно учитывать реальность: попытка заставить людей жить вместе или раздельно окажется бесполезной. Здесь скопилось столько ненависти, что лучше дать людям жить порознь… А мировому сообществу придется держать здесь свои войска очень долго. Зато думаю, что если решить вопрос о Боснии, война на территории бывшей Югославии больше не возникнет.

— Что касается вопроса о беженцах, то они, конечно, имеют право вернуться в родные места, — говорили сотрудники ООН. — Но осуществимо ли это? Если они вернутся домой, все начнется сначала и война возобновится. Таким образом, надо согласиться с разделением страны и сказать беженцам, что домой им не вернуться.

Генерал ван Бааль просто объяснил ситуацию:

— Воюющие стороны могут подписать соглашение, но выполнять его будут, только если оно им выгодно. Когда прибыл русский батальон, нам стало легче иметь дело с сербами. Но если сербы или мусульмане не захотят выполнять соглашение, они его не выполнят вне зависимости оттого, кто — русские или американцы, заставили бы их его подписать.

По мнению военных, мусульмане переоценили свои силы и масштаб поддержки, которую им может оказать внешний мир. А сербы воевали с более слабыми противниками, потому были чересчур самонадеянны. Ни одного большого сражения они не выиграли. У них была простая тактика. Располагая абсолютным превосходством в артиллерии и танках, они окружали город и расстреливали его до тех пор, пока там некому было сопротивляться. Впервые эту тактику применила Югославская народная армия при взятии города Вуковара.

В Сараево штаб войск ООН находился в старом деревянном здании с закрытыми окнами. Офицеры, представлявшие разные армии, вели себя непринужденно.

Хорошо помню свои впечатления: ходят в шортах, грызут шоколадки, пьют кофе и смотрят видеомагнитофон.

Сараево окружен со всех сторон холмами, с которых еще недавно город обстреливали сербские артиллеристы и снайперы. Пригороды совершенно разрушены и пусты. Хороший стеклодув мог бы неплохо заработать в Сараево — стекол в домах почти не осталось. Окна затянуты целлофаном, но к следующей зиме их необходимо застеклить — климат в Боснии — суровый, лето — жестокая жара, зимой — обжигающий холод.

Множество выгоревших и разрушенных домов. Военных объектов в городе нет, и сербская артиллерия прямой наводкой крушила обычные дома, где живут в основном мусульмане. На многих домах надпись: «Добро пожаловать в ад».

Ближе к центру сначала появляются человеческие фигуры, мелькающие в проемах разрушенных домов, затем людей становится больше — видно, что в городе жизнь восстанавливается. Люди ремонтируют уцелевшие квартиры, сушат на балконах белье. Ходит битком-забитый трамвай — единственный вид транспорта помимо бронетранспортеров войск ООН. Открылись магазины, под ослепительным солнцем прогуливаются парочки, дети бесстрашно запрыгивают на борт бронетранспортеров, требуя подарков. В укромных уголках, под защитой каменных стен, владельцы кафе вытащили на улицы пару столиков. Но время от времени еще стреляют, поэтому ооновский персонал передвигается по городу в бронежилетах и касках.

Гражданской частью миссии ООН руководил наш соотечественник Виктор Андреев, подвижный, как ртуть. Он — кадровый российский дипломат, давно работающий в аппарате ООН. В его кабинете рядом с письменным столом, заваленным бумагами, кровать — не всякую ночь он может добраться до дома. Он сумел завоевать уважение всех конфликтующих сторон, что помогает ему улаживать каждодневные проблемы.

Он, первым из аппарата ООН, перебрался из бункера в обычный дом, когда обстрелов стало меньше. Вместе с жителями города страдал от отсутствия воды и света. Вместе со всеми, пригнувшись, перебегал через дороги, простреливавшиеся снайперами. В его дом попали две ракеты.

— Переговоры об урегулировании ситуации в Боснии заканчиваются провалом, — объяснил Виктор Андреев, — потому что сербы, захватившие семьдесят два процента территории республики, разумеется, хотят заморозить эту ситуацию, чтобы сохранить за собой эти земли. А боснийцы-мусульмане не хотят, чтобы повторилась история с Сербской Краиной в Хорватии.

Сербы одержали военную победу, но их положение было не так уж хорошо. Им не хватало сил, чтобы держать всю линию фронта. Мусульманская армия, которая окрепла и тоже обзавелась оружием, стала активнее проводить боевые действия. Сербы не смогли атаковать в наиболее важных зонах — зонах безопасности, определенных решением Совета Безопасности ООН. А мусульмане смогли снять пятнадцать бригад из этих зон и перебросить на другие участки фронта. Мировое общественное мнение — после того, что сербы сделали в Сараево, — на стороне мусульман. Мусульмане надеялись все-таки отбить часть территории, которой они лишились. У них появилось и тяжелое оружие, и танки.

Смысл прекращения огня заключался в том, чтобы предоставить четыре месяца международным посредникам на выработку взаимоприемлемой формулы урегулирования, которая учитывала бы все интересы — вплоть до требования Сербии отменить санкции ООН. Торг шел из-за небольших участков земли, площадь которых не превышала полутора-двух процентов территории республики.

— Свой мандат мы выполняем успешно, — считает Виктор Андреев. — Сейчас нет критических точек, никто не голодает. Конечно, нами недовольны в том смысле, что не найдено политического решения. Но это не наша миссия, а задача Нью-Йорка и Женевы.

Он объяснил:

— Похоже, ни один политический руководитель не имеет полного контроля над своими полевыми командирами, но Караджич доказал нам, что когда он хочет, он прекрасно может управлять своими военными.

Ни одно решение не могло быть принято без Слободана Милошевича. Когда не удавалось ничего решить с Радованом Караджичем, специальный представитель генерального секретаря ООН Ясуси Акаси и Виктор Андреев летели в Белград. Милошевич произносил ритуальную формулу:

— У меня нет рычагов воздействия на Сербскую республику, но, может быть, мой авторитет окажется полезным.